В прибрежной гостинице

 

 

Перевод Д. Шнеерсона

 

 

Стон стекла под ветром шквальным,

Словно арфы скорбной стон,

Вот в немыслимом крешендо

Взмыл и вновь сникает он.

 

 

Это мнимость. Нам же в Яви

Горше скорбь и величавей

Ариэль открыл. И вот

День тот в памяти встает.

 

 

Ладной оснасткой ветра зазывая,

Из Аликанта идет «Фокион»

В Балтимор. Синь океана живая

Синью небес неподвижной объята.

Вдруг, наш фор-марсовый сам изумлен:

«Бог мой, корабль! Нет, он был им когда-то!»

 

 

Без мачт и без руля,

Давно забывший чащи

Снастей, дрейфует он —

Так плыл бы крэкен спящий —

Не радуясь ветрам,

Не замечая штилей,

Без экипажа, сам,

Он поглощает мили.

Без имени — с фальшборта

Давно вся краска стерта,

Лишь в трюме верный груз

Лежит — сосновый брус.

 

 

Так и жив плавучий остов

Сплошь в коросте из наростов;

День за днем он дрейфовал,

Мхом зарос резной штурвал,

Дрейфовал, плетя из тины

Шлейф осклизлый, бурый, длинный,

Ночь за ночью плыл во мраке,

Плыл без факелов на баке,

Плыл без колокола он,

Скорбный предвещая звон.

 

 

К столкновениям готовый, —

Что ему страшиться течи,

Коли в трюме брус сосновый, —

Встреча с ним — со смертью встреча!

Гибельней подводных рифов,

Ведь на якорь не встает он,

Затаившийся в засаде

Вечной, все вперед плывет он.

 

 

О корабли, в подводные ущелья

Сошедшие, о вас молчит молва!

Выплакивает арфа Ариэля

То, что не в силах выразить слова!

 

 

ВДАЛИ ОТ БЕРЕГА

 

 

Перевод С. Сухарева и С. Шик

 

 

Волны плот пустой несут:

Будто флаг,

Бьется на ветру лоскут —

Бедствий знак.

 

 

«Где вы, где вы?» — птичий стон

Над водой;

И встает, как испокон,

Вал морской.

 

 

МАЛЬДИВСКАЯ АКУЛА

 

 

Перевод В. Топорова

 

 

Акула — пьяница морей —

Апатией больна,

А рыба-лоцман рядом с ней

Целеустремлена.

Ей не страшна акулья пасть

И голова Горгоны,

Она в сторонке шасть да шасть —

Но целеустремленно.

Она порою проскользнет

Меж самых челюстей,

Но створ чудовищных ворот

Не сходится на ней.

Что ест она? Не знаю сам.

У них с акулой дружба.

Добыча ей не по зубам,

Зато по нраву служба.

 

 

КАМЕШКИ НА БЕРЕГУ

 

 

Перевод О. Юрьева

 

 

I

 

Пусть в Палате Погод на года

Погодный закон разочли до сотых,

Но чайка с бакланом всегда

Знали, что дует ветер туда,

Куда вихрем несет их.

 

 

II

 

Веры — стары, но в смене мод

Ветшать назначено ученьям.

Но Орм от учений к морю ушел

И к Раковине — древнейшей, какую нашел —

Ухом приник со смиреньем.

Тут Голос — дальний, ровный гул —

Дрогнет ли он? сорвется ль с тона?

Его породила Пучина Морей —

И Истина, самотожественная непреклонно.

 

 

III

 

В расщелинах текучих скал

(Голубые Горы — к хребту хребет)

Слух оглушен — он эха искал,

Но эха в морях нет,

Там жизни голос гаснет без следа,

С ним — сердца чаянье и разума мечта.

 

 

IV

 

Воле волн, что флот несметный подгоняют к битве смертной,

Человек на милость отдан — мученик немилосердный.

 

 

V

 

Я — древнее безжалостное Море:

Я тем безжалостней, чем больше кроткой ласки

В моем, крушеньями не сытом, взоре.

 

 

VI

 

Тот вон вздыбленный гребень огромного вала

Не драконий ли рог, шлющий вызов горé?

Неудержно безумные воды ярятся —

Но голубка в гнезде и Христос на Горе!

 

 

VII

 

 

Я славлю, исцелен, безжалостное Море —

Четверку ангелов, властителей пучин;

Целебно даже их жестокое дыханье,

Где свежесть той росы, чье имя — розмарин.

 

Из сборника «ТИМОЛЕОН И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ» (1891)

 

РАЗОРЕННАЯ ВИЛЛА

 

 

Перевод М. Карп

 

 

От ваз остались черепки —

Распались танца звенья,

Где солнечный играл фонтан,

Развал и запустенье.

Меж лавров разрослась трава,

Паук опутал кроны,

И в печку брошен Аполлон

На известь для Маммоны.

 

 

НОЧЬ РОЖДЕНИЯ МАРКГРАФА

 

 

Перевод О. Юрьева

 

 

Снизу, от долин измерзших,

От седых лесов,

Сверху, от косматых взгорий,

Льется бубенцов

 

 

Звон веселый — в такт усталой

Поступи коняг,

Что везут крестьян понурых

Под овчинами в санях;

 

 

А как съехалися к месту,

Вылезли тотчас

И снежок сшибают с шапок,

На дворе топчась

 

 

Прямо пред маркграфским замком,

Где из года в год

Праздник — ночь его рожденья —

Средь зимы их ждет.

 

 

Зал — весь в ветках остролиста!

Весь в свечах — престол!

Званых — что по веткам ягод,

Звавший — не пришел!

 

 

Сладко ль подданным на пире

От таких примет:

Пуст престол, недвижна чаша —

Знать, владыки нет!

 

 

Хор поет… Гостей обходят,

Всем служа равно,

А у той, ничейной чаши,

Как заведено,

 

 

Древний, важный чин справляют;

Но к гостям сойти

Добрый граф не соизволил

Милосердьем во плоти.

 

 

Но никто и не помянет

Имени его;

Пыль на чаше, на престоле —

Что им до того?!

 

 

Отчего он не явился —

Не томит гостей:

Немы, как одры мужичьи

У златых яслей.

 

 

Ах, весь год труда искупит

Эта ночь, когда

Черный хлеб творится белым,

И вином — вода.

 

 

САД МЕТРОДОРА

 

 

Перевод С. Степанова

 

 

Мох на столпах аттических ворот —

Здесь дом в зеленых зарослях таится.

Но кто в безмолвии живет?

Счастлив или печален тот,

Кто пожелал от мира удалиться?

 

 

Здесь дышит все немою тишиной;

Никто здесь не гуляет по аллеям…

Кому же мил удел такой?

И благо или зло покой,

Который здесь со тщанием лелеем?

 

 

СПЯЩИЕ КРЕСТЬЯНЕ

 

 

Перевод Д. Закса

 

 

Мне вспомнились ночью фламандцы-пьянчуги,

Крестьяне у Тенирса на полотне.

(Мысли гнетут,

Спать не дают…)

В убогой лачуге расселись пьянчуги,

Зевают и носом клюют.

 

 

Хлебнув на досуге, уснули пьянчуги,

Им в душной каморке уютно вполне.

(Мыслей галоп —

Боль и озноб…)

В убогой лачуге пригрелись пьянчуги,

Сдвинув шляпы на лоб.

 

 

Бессонный, я вижу — блаженны пьянчуги,

Глаза их пустые прикрыты во сне.

(Мыслей тиски

Ломят виски…)

В убогой лачуге хмельные пьянчуги

Спят, и сны их легки.

 

 

ПОДВИЖНИК

 

 

Перевод М. Карп

 

 

Вот, Он убивает меня;

но я буду надеяться.

 

 

Сердца, что в бой зовут за собой,

Полны молодым задором,

Неужто дрогнут в споре с судьбой

И страх не сочтут позором?

Неужто, избравши свет,

Его осквернят сиянье,

Ничтожным на поруганье

Предав свой прежний обет?

 

 

Неужто Время, все сокруша,

Сломает нас? Неужели

Вдруг к торгашам метнется душа,

Об их возмечтав уделе?

Обрушится ль веры столп,

Забыв в испытаньях рока,

Что Правда так одинока

Средь вымыслов шумных толп?

 

 

Горит по воле Цезаря флот,

Пожар милей пораженья!

Так пусть все узы огонь пожрет,

Коль в узах лишь искушенье.

Не гнись под натиском бед,

Пусть мглу победит отвага,

Хоть свет предаст, а присяга

Все та же: да будет свет!

 

 

ИСКУССТВО

 

 

Перевод В. Топорова

 

 

Не зря считается игрой

Абстрактного мышленья строй.

Но форму дать и жизнь вложить

В то, что без нас не стало б жить,

Расплавить пламя, лед зажечь

И ветер мрамором облечь,

Унизиться — но презирать,

Прозреть — но точно рассчитать,

Любить — и ненавидеть, чувство

Иакова — вступая в бой

Хоть с богом, хоть с самим собой —

В себе лелеять, — вот искусство.

 

 

В МАНСАРДЕ

 

 

Перевод С. Сухарева и С. Шик

 

 

София — пышный исполин —

Взметнулась в вышину:

Искусство! Мне — твоих глубин

Жемчужину одну.

 

 

В КАНАЛЕ

 

 

Перевод М. Карп

 

 

Покой и зной, всевластье сна,

Стоит сиесты тишина,

Как в океане — штиль;

Вот так же воздух был сонлив,

Когда убила, заманив,

Сисару Иаиль.

 

 

Мой гондольер ленив и вял,

Но вдруг конец весла шального

В старинный стукнулся портал,

В ответ — щелчок засова!

Решетка звякает — бог мой!

Там, наверху, — призыв немой,

Как дивно этих глаз сиянье

Как страшно взгляда заклинанье!

 

 

Знал я опасности роковые —

Гнев человека, ярость стихии,

Был в чреве морском,

Меж белой акулой и черным китом;

Во вражеский тыл пробирался тайком,

И неотступно мне вослед,

В проказе с головы до пят,

Брели, обнявшись, Зависть и Навет.

Все так. Но этот взгляд…

«Эй, гондольер! Ты спишь? Проснись!»

И тотчас прочь мы унеслись.

А я все думал, вот так штука,

Здесь оскандалилась наука,

Сирены водятся на свете,

Сирены встречным ставят сети!

 

 

Позор бежать от девы злой?

Но есть тому примеры!

Улисс бежал — мудрец, герой

И сын самой Венеры!