2020-09-27
238
Этот рассказ Джойс считал лучшим из всех в «Дублинцах» (ср., например, отзыв о нем в цитате, приводимой в комментарии к «Двум кавалерам»). Идею новеллы, как он бегло пишет в письме, ему навеял – как? чем? ср. ниже комм. к «Мертвым» – Анатоль Франс, однако всю «базу данных» доставил опять-таки брат Станни. В «Стороже брату моему» он пишет: «В письме, которое я послал Джиму в Париж [в конце 1902 г. – С. Х. ], я описал залу заседаний и людей, что приходили туда, в точности как мы их видим сейчас в „Дне плюща“». Затем, когда Джойс вернулся домой на Рождество, брат дополнил ему свое описание изустно. В тот период Станни служил секретарем своего (и Джима) отца, который работал агентом по избирательной кампании для одного из кандидатов на муниципальных выборах. По словам Станни, им были описаны и старик-сторож с его семейными огорченьями, и сомнительный священник, и энтузиаст, декламирующий стих, и другие работники по выборам. Что до мистера Хенчи, то он несет черты отца братьев, Джона Джойса. Пылкий парнеллит с «говорящей фамилией» Хайнс (она происходит от ирландского корня, означающего «плющ») переходит затем в «Улисса» (эп. 12, 15), равно как и Бэнтам Лайонс, Крофтон и «делатель мэров» Феннинг. Стих-панегирик в честь Парнелла сочинил сам Джойс, хотя, по предположению Р. Эллманна, образцом для него послужило стихотворение «Герои Эрина», которое написал и исполнял как песню его отец.
Рассказ появился на свет восьмым; сохранившаяся рукопись несет в конце дату 29 августа 1905 г. Издатели предъявляли к тексту претензии как морального, так и политического свойства – последнее особенно в связи с речами героев о нравах правящего монарха Эдуарда VII. В качестве последнего средства в споре Джойс в 1911 г. послал гранки рассказа лично его величеству, уже следующему монарху, Геopгу V, подчеркнув спорные места и прося короля решить, оскорбительны ли они для памяти его отца. Ответ личного секретаря Георга V гласил, что выражение мнений его величества по подобным вопросам не допускается дворцовым протоколом. В итоге Джойс согласился на некоторые изменения; он также проделал значительную чисто литературную правку.
(105) День плюща – 6 октября, день кончины Ч. Ст. Парнелла (1846–1891), крупнейшего лидера движения за самоуправление Ирландии (гомруль). В этот день его многочисленные почитатели носили в петлице листок плюща как памятный знак. Конец пути Парнелла был драматическим: его любовная связь повлекла громкий скандал, осуждение Церкви, а затем – раскол среди его сторонников и утрату лидерства; после этого вскоре он заболел и скоропостижно умер во цвете лет. Джойс был почитателем Парнелла с самого детства, и на одном из этапов издательской истории «Дублинцев» пытался устроить, чтобы книга вышла в свет в День плюща. Чтобы приурочить действие рассказа к этому дню, он даже отступил от своего принципа строгой верности жизни: на его вопрос к Станни, могут ли быть муниципальные выборы в октябре, тот отвечал, что это едва ли возможно, разве что в случае внезапной смерти советника.
(112) Фении, от «Фианны», дружины воинов Финна Маккула в ирландской мифологии, – ирландские сторонники прямой вооруженной борьбы с англичанами. Их первые организации возникают в США в 1850-е гг. и в 60-е гг. уже активно действуют в Ирландии, большею частью как боевики в горах.
(112) Замок, или «Дублинский замок», – резиденция высшей администрации и руководства полицией Дублина.
(112)… один такой коротенький… – Комментаторам не удалось отождествить коротенького.
(112) Майор Сэрр – Генри Чарльз Сэрр (1764–1841), ирландский пособник англичан, известный своей жестокостью при подавлении восстания 1798 г.
(115) Дворец (Mansion House) – так именуются резиденции и лорд-мэра Дублина, и лорд-мэра Лондона.
(119) Ведь еще Парнелл… – В 1885 г., когда Эдуард VII, еще в свою бытность принцем Уэльским, приезжал в Ирландию, Парнелл выступал против оказания ему официальных почестей.
(119) Старушка ни разу не ездила… – В действительности королева Виктория посещала Ирландию четырежды (в 1849, 1853, 1861 и 1900 гг.), чего заведомо не может не знать дублинский бизнесмен и политик мистер Хенчи. По этому поводу один из комментаторов «Дублинцев» говорит: «Джойс очень любит заставлять своих героев произносить невозможные вещи».
(121) Невенчанный король – в Ирландии так называли Парнелла часто и привычно.
Мать
В основе сюжетного конфликта – случай с самим автором. В большом концерте в зале Эншент 27 августа 1904 г., где он выступал как певец (главное событие его певческой карьеры), пианистка-аккомпаниатор неожиданно удалилась, а заменившая ее была столь неумелой, что Джойсу пришлось самому аккомпанировать себе. Изображенный в рассказе дублинский кружок нашел затем оригинальное отражение в «Улиссе», в финальном монологе Молли: «Кэтлин Карни и ее свора доносчиц… стайка пердучих пигалиц мельтешат кругом да трещат о политике, в которой они понимают, как моя задница… ирландские красотки домашней выделки».
Рассказ был написан десятым в цикле и отослан по завершении брату в конце сентября 1905 г. Сравнительно с другими рассказами дальнейшие редакционные изменения в нем были минимальны.
(123) Холохан… Прыгунчик. – Упоминается не раз в «Улиссе» (эп. 5 и др.).
(123)… приступал к алтарю в первую пятницу каждого месяца… – практика, восходящая, как и культ Сердца Иисусова, к Маргарите Марии Алакокской.
(124) Академия – Королевская Музыкальная академия в Дублине.
(124) Скерри, Хоут, Грейстоунз – популярные дачные места в ближних окрестностях Дублина.
(124)… имя ее дочери… – В пору Ирландского (или Кельтского) Возрождения имя Кэтлин приобрело символическое звучание – за счет того, главным образом, что Йейтс в своих драмах «Графиня Кэтлин» (1892) и «Кэтлин-ни-Хулихан» (1902) усиленно выдвигал мифологический мотив олицетворения Ирландии в фигуре бедной старушки Кэтлин-ни-Хулихан.
(125) Несколько молодых людей с ярко-голубыми значками… – члены Гэльской спортивной ассоциации (основана в 1884 г.), одной из первых организаций, возникших в русле Ирландского возрождения.
(127) Но это… не меняет наш контракт… – В описываемой среде было обычно принято (хотя и не записано формально), что в случае финансовой неудачи предприятия гонорары распределяются в конце исходя из фактической суммы сборов. Миссис Карни не желает признавать этого неписаного правила, в чем и состоит суть дальнейшего конфликта.
(129) «Маритана» (1845) – опера ирландского композитора У. В. Уоллеса (1814–1865), популярная в Ирландии еще и в начале XX в., упоминаемая в «Улиссе».
(129)… в театре Куинз. – Театр Королевы (Queen’s Theatre), один из трех самых крупных театров Дублина начала XX в.
(131) О’Мэдден Берк – персонаж, имеющий своим прототипом дублинского журналиста О’Лири Кертиса и действующий также в «Улиссе» (эп. 7).
(133)… миссис Пэт Кэмпбелл, наст. имя Беатрис Стелла Таннер (1865–1940) – знаменитая английская актриса, приятельница Дж. Б. Шоу.
(133) «Килларни» – сентиментальная баллада на музыку М. Болфа, весьма популярная в ХIХ в., но не в ХХ в.
Милость Божия
Рассказ имеет свою особую концепцию, которую брат Станни излагает так: «„Милость Божия“ – это первая вещь, которую он [Дж. Джойс] сочинил, следуя некоему точному плану. Схема не нова, и нужно не слишком много проницательности, чтобы ее различить: Ад, Чистилище и Рай. Падение мистера Кернана вниз по ступенькам к сортиру представляет собою его спуск в Ад, лечение его на постельном режиме – Чистилище, и, наконец, церковь, где он со своими друзьями слушает проповедь, – это Рай. В „Милости Божией“ эта схема носит иронический характер, с примесью сдержанного гнева, но по ней брат сочинял и свои поздние произведения». Хотя и ироническая, эта концепция согласуется с тем, что рассказ предполагался последним в сборнике и потому, по зарождавшемуся уже пристрастию Джойса к парадигме круга или кольца, должен был возвращать к началу, к «Сестрам», где темой также служили отношения церковного и мирского.
Реальный план рассказа богат: как его основные персонажи (Кернан, Пауэр, Каннингем, Маккой), так и ряд более мелких имеют дублинских прототипов. Прототип главного героя – Нед Торнтон, сосед семейства Джойсов в период их жизни на Северной Ричмонд-стрит с 1894 г. (хотя с лестницы в пивной загремел не он, а лично Джон Джойс, отец автора). Но еще более насыщен интертекстуальный план: почти все данные в рассказе характеристики и обстоятельства названной четверки персонажей затем фигурируют в «Улиссе», где не только упоминаются, но и разнообразно обыгрываются – так, запойная супруга мистера Каннингема исполняет опереточный номер с зонтиком (эп. 15). Кернану же персонально посвящена одна из 19 синхронных сцен в эп. 10.
Работа над рассказом прошла два этапа. Закончив текст к концу ноября 1905 г. и отослав его Гранту Ричардсу 3 декабря в качестве последнего в сборнике из двенадцати рассказов, Джойс затем вернулся к нему в период пребывания в Риме. Он изучал материалы Первого Ватиканского собора 1870 г., принявшего догмат о папской непогрешимости, и сделал новую редакцию и новую рукопись рассказа, которая дошла до нас.
(142) Х рам Марии Звезды Морей обильно упоминается в эп. 13 «Улисса».
(142) Томас-стрит – на юго-востоке Дублина, тогда как дом Кернанов – в северном пригороде, соседствующем с городским кладбищем.
(144) Банши – в кельтской мифологии фея смерти, дух, появляющийся и стенающий за окнами дома, где кому-то предстоит умереть.
(144)… побывал… рекламным агентом для «Айриш таймс» и для «Фрименс джорнел»… – Первая из этих газет была проанглийской и против гомруля, вторая же – умеренно националистической, так что послужной список Маккоя говорит о его политической беспринципности.
(145) …на известную привилегию путешествующих. – Покупать или заказывать в трактирах спиртное в неположенные часы, в частности, по воскресеньям.
(145) Мистер Харфорд. – Ряд его черт – жестокое ростовщичество и лихоимство, прозвище жида, слабоумный сын – сближают его с фигурой ростовщика Рувима Дж. Додда в «Улиссе».
(148) Макаули – хозяин довольно респектабельного паба невдалеке от иезуитской церкви Св. Франциска Ксаверия.
(151) Отец Борделл – в оригинале отец Пердон, фамилия которого ассоциируется с Пердон-стрит, улицей дублинских борделей. Его прототипом послужил отец Бернард Вохен, знаменитый в Ирландии своими проповедями в эксцентрическом и бурном стиле и упоминаемый не раз в «Улиссе».
(151) Отец Том Берк (1830–1883) – знаменитый проповедник, резко критиковавший английское правление в Ирландии.
(152) Узник Ватикана – так называли пап Пия IX (1846–1878) и Льва XIII (1878–1903) в связи с ликвидацией Папского государства в 1870 г.
(152) Оранжист – обычное именование сторонников англичан в Ирландии; в узком смысле – член протестантского ордена оранжистов, учрежденного в 1795 г. в честь короля Вильгельма III Оран(ж)ского.
(152) Фогарти – упоминается бегло в «Улиссе» (эп. 6).
(153)… объединение латинской и греческой церквей. – Лев XIII действительно имел такие стремления и, в частности, выпустил обращение (не возымевшее отклика) к православным и протестантам с призывом воссоединиться с Римской церковью.
(153) У него был девиз… – Никакого девиза папы не имеют, но в довольно известном средневековом апокрифе «Пророчество о папах» будущие папы определялись краткими формулами: Пий IX – «Крест от креста» (Crux de cruce), Лев XIII – «Свет в небесах» (Lumen in caelo).
(153)… служба Tenebrae. – Была любима Джойсом, она описывается и обсуждается в «Герое Стивене».
(154)… одно из стихотворений папы Льва было про изобретение фотографии … – латинское восьмистишие, вошедшее в книгу его стихов, имевшуюся у Джойса в библиотеке.
(155) «Великие умы недалеко от безумия» – вольная передача широко популярного афоризма Джона Драйдена (1631–1700).
(156)… немецкий кардинал… второй – это был Джон Макхейл. – Главным противником догмата о папской непогрешимости был И. фон Деллингер (1799–1890), не кардинал, но профессор теологии в Мюнхене; он не был участником Ватиканского собора, покинул Римскую церковь и основал движение старокатоликов. Джон Макхейл, архиепископ Туамский (1791–1881), поборник ирландской культуры, традиций, языка, был противником догмата, но при голосовании отсутствовал, а поздней принял догмат. Два голоса против догмата принадлежали итальянскому и североамериканскому епископам, но оба они затем согласились изменить свою позицию.
(157) …на открытии памятника сэру Джону Грею. – Состоялось 24 июня 1879 г.; Джон Макхейл присутствовал на событии, хотя Джон Грей (1816–1875) был протестантским политиком.
(157) Эдмонд Двайер Грей (1845–1888) – сын Джона Грея.
(158)… свечки я исключаю! – Этот мотив восходит уже к Джону Джойсу. Станни Джойс в своем дневнике (который читался братом) и позднее в «Стороже брату моему» описывает эпизод из жизни отца, прямо соотносящийся с рассказом. Он пишет, что около 1902 г. (время действия рассказа) приятели Джойса-старшего Мэтью Кейн (прототип Мартина Каннингема), Бойд и Ченс (прототип Маккоя) уговорили его вместе с ними совершить говение в иезуитской церкви на Гардинер-стрит. Два вечера Джон Джойс ходил на проповедь и возвращался весьма сильно пьяным, второй раз его доставил домой Ченс. Когда же встал вопрос о том, чтобы наутро идти к причастию, он заявил, в точности как мистер Кернан в рассказе, что согласен проделать «всю эту штуку», но – «только никаких свечек!».
(160) «Ибо сыны века…» – В изложении проповеди отца Борделла немало элементов иронии и язвительной насмешки в адрес иезуитского приспособленчества к мирским интересам. Финал же рассказа вносит излюбленную Джойсом кольцевую структуру: он дает понять, что название рассказа, «Grace», должно скорее быть понято не в церковном, а в самом мирском смысле: английское grace значит также «отсрочка платы по векселю».
Мертвые
К последнему и главному рассказу цикла также относится криптическое указание автора, что идею рассказа подсказал Анатоль Франс. Мне кажется очень вероятной разгадка этого указания, предложенная Р. Эллманном. В новелле Франса «Прокуратор Иудеи» Понтий Пилат на склоне лет предается в беседе с другом воспоминаниям о днях своей службы в Иудее. У каждого читателя возникает ожидание, когда же в этих воспоминаниях появится человек, сделавший имя прокуратора бессмертным в истории. Но он не появляется; и в конце новеллы на вопрос друга, не помнит ли он некоего Иисуса из Назарета, прокуратор отвечает: не припоминаю такого. Новеллу, ее читательское восприятие, формирует отсутствующий Иисус: прием весьма в духе Джойса! и, если еще учесть названия рассказов, вполне можно согласиться с Эллманном, что в значительной мере «День плюща» формирует отсутствующий, скончавшийся Парнелл, а «Мертвых» – мертвый Майкл Фьюри.
Ключевой сюжетный элемент и ключевой мотив ревности к мертвому, тесных отношений, продолжающих связывать воедино живых и мертвых, пришли из биографии автора. Как поведала ему жена, Нора Барнакл, в ее ранние годы, когда она жила на западе страны, в Голуэе, за нею ухаживал юноша Майкл Бодкин, который вскоре, однако, заболел туберкулезом и был прикован к постели. Узнав, что Нора собирается уезжать в Дублин, он в проливной дождь тайком выбрался из больницы и достиг ее дома, он хотел с нею попрощаться и спеть для нее в саду под деревом. Через небольшое время, будучи уже в Дублине, Нора узнала о его смерти (как выяснили не столь давно, Майкл Бодкин умер 11 февраля 1900 г., будучи двадцати лет; Норе было тогда шестнадцать). При своем посещении Голуэя в 1912 г. Джойс совершил поездку к его могиле.
Центральный образ Габриэла Конроя автобиографичен далеко не в одном этом эпизоде. В большой мере Джойс наделил героя своими эмоциями, особенно в его отношении к жене (напротив, в отношении к себе самому они расходятся – будущий классик был уверен в себе и не мучим комплексом неполноценности). У Габриэла те же занятия, что у его автора: он пишет рецензии, преподает язык; у него та же прическа, отчасти та же наружность. Цитата из его письма Грете в конце рассказа – из письма Джойса к Норе. И так далее. Однако отдельные черты взяты у друга Джойса, Константина Каррена, а некоторые – и у отца автора: так, Джон Джойс в больших застольях родственников непревзойденно разрезал гуся и говорил речи; Станни указывает, что речь Габриэла весьма в стиле речей их отца. В целом же, как заключает Эллманн, «Габриэл создан главным образом из Каррена, отца Джойса и самого Джойса». Имя его отсылает к названию романа Ф. Брет-Гарта «Габриэл Конрой» (1876) и, возможно, также предполагает библейские коннотации. Образ жены героя несет явственные черты Норы – важнее, чем происхождение с Запада, их сближает глубокая цельность и естественность. Из жизни автора и «три грации» Дублина, хозяйки дома на Ашер-Айленд, равно как и сам дом. В этом доме, куда семья Джойсов не раз являлась на праздничные застолья, жили двоюродные бабки Джойса, миссис Лайонс и миссис Калланан (превращенные в двух мисс Моркан), а также дочка последней, Мэри-Элин (ставшая Мэри-Джейн). Из круга личных и семейных знакомых – прототипы нескольких малых персонажей.
С другой стороны, рассказ имел и «идейное задание»: на подступах к «Мертвым» Джойс писал Станни, что он покамест не отдал должное одному важному качеству Дублина, теплому гостеприимству его обитателей, меж тем как это – «добродетель, которая, насколько я знаю, не существует больше нигде в Европе» (письмо от 25 сентября 1906 г.). Нельзя не признать, что это задание рассказ выполняет усиленно и прямолинейно.
Рассказ, обдумывавшийся задолго, писался в Триесте весной и летом 1907 г. и был закончен к началу сентября. Насколько можно судить по дошедшим материалам, редакционные изменения в нем были не особенно значительными.
(162)… у Адама и Евы… – церковь Непорочного Зачатия, приходской храм для Ашер-Айленд (вопреки названию, набережной, а не острова).
(165) …из «Мелодий». – Часто упоминаемый у Джойса поэтический цикл «Ирландские мелодии» Т. Мура оставался весьма популярным в начале XX в.
(166) Монкстаун – один из южных пригородов Дублина.
(167) Менестрели Кристи – разъездная опереточная труппа Джорджа Кристи из Нью-Йорка; ее певцы и актеры часто выступали в негритянском гриме.
(167) Грешем – один из самых фешенебельных отелей в центре Дублина.
(170) Бартелл Д’Арси – упоминается в «Улиссе», где даже входит в список (мнимых) любовников Молли Блум. Его прототипом послужил знаменитый дублинский тенор Бартон Макгаккин, в «Улиссе» также упоминаемый (эп. 11).
(172) …двух принцев, задушенных в Тауэре. – Сюжет из «Ричарда III» Шекспира, убийство в 1483 г. двух юных сыновей Эдуарда IV по приказанию его брата Ричарда III.
(173) Мисс Айворз – ее прототипом служит Кэтлин Шихи, из дублинского семейства, с которым Джойс был близко знаком.
(174) «Дейли экспресс» – консервативная газета, враждебная ирландскому национализму; рецензии для нее писал и сам Джойс.
(175) Аранские острова – небольшие острова на Западе Ирландии. Их население сохраняло язык и обычаи кельтской старины, и деятели Ирландского Возрождения придавали им символическое значение оплота и очага возрождаемой национальной культуры.
(175) Коннахт – одна из западных областей Ирландии.
(179) «Свадебный наряд» – песня Дж. Линли на мотив арии из «Пуритан» В. Беллини (1834).
(180)… папы… выгоняет из хоров женщин… – В 1903 г. Пий X принял решение об удалении женщин из церковных хоров, с передачей партий сопрано и контральто мальчикам, в соответствии с прежним порядком.
(184)… во второй части пантомимы в «Гэйети» поет… – «Гэйети» – дублинский театр-варьете; пантомимой тогда назывались представления типа водевиля, с песнями и танцами.
(185) «Миньона» (1866) – опера французского композитора А. Тома (1811–1896) на сюжет из «Вильгельма Мейстера» Гёте.
(185) Джорджина Берне… Титьенс… – За вычетом Джорджины Берне и Равелли, все названные имена принадлежат известным звездам европейской оперы середины и конца XIX в.
(185) «Пусть паду я как солдат» – ария из оперы «Маритана» (см. комм. к рассказу «Мать»).
(185) «Лукреция Борджиа» – опера Г. Доницетти (1833) по мотивам пьесы В. Гюго, «Динора» – под таким названием итальянскими труппами ставилась комическая опера Дж. Мейербера «Плоэрмельское прощение» (1859).
(186) Паркинсон – Уильям Паркинсон, английский тенор, выступавший в Дублине в 1870-х гг.
(186) Маунт-Меллерей – монастырь траппистов, одного из наиболее строгих аскетических орденов западного монашества, в графстве Уотерфорд на юге Ирландии.
(189) Менее обширное время – парафраз ставшей крылатым выражением строки А. Теннисона «Обширные времена великой Элизабет».
(189)… чьей славе мир не позволит… – одна из ранних заготовок автора к «Дублинцам», часть фразы из сочинения Дж. Мильтона «Основания церковного правления против священства» (1641).
(193) Крахмальная фабрика была у прадеда Джойса по материнской линии, мистера Флинна.
(194) Статуя короля Билли – памятник Вильгельму III Оранскому перед зданием колледжа Тринити. Окончательно закрепивший владычество англичан, этот монарх пользовался особой неприязнью ирландских католиков.
(196) Ах, дождик льет… – рефрен старинной ирландской баллады «Девушка из Огрима» (Огрим – местность в западном графстве Голуэй). Сюжет баллады – судьба девушки, соблазненной и брошенной с младенцем; когда она приходит к своему соблазнителю, тот не впускает ее в дом и устраивает ей допрос, заставляя оставаться под дождем с ребенком на руках. Как вспоминал Константин Каррен, Джойс часто пел эту очень длинную балладу, уверяя, что знает тридцать пять ее строф.
(199) Сэр, а огонь очень горячий? – В первом издании 1914 г., как и во многих последующих, эта реплика относилась не к Грете, а к Габриэлу. Лишь в критическом издании Р. Шоулза, установившем окончательный текст «Дублинцев» (1968), была учтена поправка, сделанная Джойсом в гранках.
(200) Габриэл указал на статую… – Статуя Дэниэла О’Коннелла, воздвигнутая в 1882 г.
(201)… касание ее тела, странного, музыкального, благоухающего… – набор эпитетов, который Джойс относил к Норе, к ее телу. Ср.: «А ты помнишь три слова, которые я использовал в „Мертвых“, говоря о твоем теле? Вот они: странное, музыкальное, благоухающее». (Из письма Джойса к Норе Барнакл от 22 августа 1912 г.)
(208) Снова пошел снег. – Знаменитый финальный пассаж новеллы связан с двумя источниками – с описаниями снегопада в Песни XII «Илиады» и в зачине вышеупомянутого романа Ф. Брет-Гарта «Габриэл Конрой». Более тесное соответствие – со вторым снегопадом. Отметим также, что финал создает кольцевую структуру всего цикла, осуществляя возврат к его началу – хотя и ненавязчивый, на лексическом уровне: лейтмотивный эпитет последней фразы, faintly, тихо, мы находим и в первых фразах «Сестер».
Улисс
Перед читателем – роман века. Редкий случай, когда дешевый оборотец не требует к себе иронии. «Улисс» – роман века, потому что он – роман-веха: с ним в литературе в полной мере обозначается крупный процесс, ведущий к радикальным переменам в самом феномене художественного текста, belles lettres; к переменам в каждом звене и в самой природе Большой Системы: Автор – Текст – Читатель. Подобные рубежные процессы успели уже немного раньше разыграться в искусствах пластических; и все вкупе они составили то, что мы именуем «сменой культурной парадигмы» – и рождением новой, той, которую мы сегодня злобно хулим, однако не можем пока избыть.
В соответствии со столь необычной ролью, «Улисс» – роман необычный и трудный для чтения. Это общеизвестно; однако не надо преувеличивать и пугаться. Не надо думать, что без массы дополнительных сведений и разъяснений книгу вообще бесполезно открывать. Это все же роман, и в нем говорится о чувствах и отношениях людей, в нем есть действие, события – пускай не мировые, но важные для героев, глубоко задевающие их, а следом за ними – читателя. Но есть действительно и другое. В отличие от старых романов, автор «Улисса» желает не просто «поведать историю», хотя бы и поучительную. Он смотрит иначе на литературное дело. У него многое найдется поведать – о человеке, о жизни, об искусстве, – но он убежден: все по-настоящему важное литература доносит, не «рассказывая историю» и не «вкладывая идейное содержание», а уже самою своею формой, письмом, способом речи – тем, как все говорится. На это читатель Джойса и должен направить внимание. Русский читатель привык к серьезным книгам, но он привык, чтобы они учили и проповедовали. Здесь же надо не столько внимать идеям, которые автор преподает читателю, сколько всматриваться и вслушиваться в текст. Сэмюэл Беккет, друг и помощник Джойса, сам недюжинный писатель, уверял: текст Джойса надо не «читать», а «смотреть и слушать». Это значит, что читатель должен быть не пассивным, а активным, не учеником автора, а самостоятельным соучастником в событии текста. Ему полезней не мудрствовать, а вострить ухо и глаз, следя, что проделывает автор. Это не новая модель отношений: так обычно читали детектив. Но сегодня она становится все более необходимой: на противоположном от детектива полюсе Мартин Хайдеггер советует для понимания своих текстов «следить за ходом показыванья». И если она усвоена – контакт с «Улиссом» обеспечен, ибо автор проделывает вещи интересные. А комментарий, как и положено в романе, играет лишь подсобную роль, хотя и бо́льшую, чем обычно, поскольку все же роман интеллектуальный и автор любит загадки и усложнения.
«Улисс» писался художником семь лет: с марта 1914 по октябрь 1921 г. Но в некоем смысле он писался уже и много раньше. Творчеству Джойса присуща цепкая непрерывность: каждая его следующая большая вещь как бы вытекает из предыдущей, и с нею – из всего, что он писал прежде. До «Улисса» Джойс написал две книги прозы: сборник новелл «Дублинцы» (писались в 1904–1907 гг., опубл. в 1914 г.) и роман «Портрет художника в юности» (1907–1914, опубл. в 1914–1915 гг.); кроме того, большой роман «Герой Стивен» (писался в 1904–1907 гг.) остался незаконченным и был частично уничтожен автором, а частично использован в «Портрете». «Дублинцы» доставили «Улиссу» его население: большинство героев новелл стали эпизодическими персонажами романа. С «Дублинцев» же начинался и замысел: сначала рассказ об одном дне дублинского еврея мыслился как еще одна новелла для этого сборника. Связь с романами еще тесней. В них писатель нашел специфический жанр, который воплощал его идею «портрета художника», впервые набросанную им в кратком темном этюде, возникшем за один день, 7 января 1904 г. (см. мои комментарии к «Портрету художника», «Герою Стивену» и «Портрету художника в юности»). Жанр соединял автобиографию и роман: он был рассказом о самом себе, но о себе – как о (становящемся) художнике, с верностью лишь внутренней истории этого становления. В части же внешних обстоятельств допускались свобода и литературные привнесения, хотя канва событий и персонажи брались из своей жизни. Герой – художник получил имя Стивен Дедал (о смыслах его см. Тематический план эп. 1). Не отходя далеко от собственной биографии, Джойс рассказывает в «Портрете» о годах учения Стивена в иезуитских колледжах Клонгоуз Вуд и Бельведер и в Дублинском католическом университете, доводя действие до периода его окончания.
«Улисс», время действия которого – день 16 июня 1904 г., прямо продолжает «Портрет» во всем, что касается Стивена Дедала. Теперь описанное в «Портрете» – прошлое Стивена, и оно часто проходит в его сознании. Кроме того, в прошлом у Стивена предполагается и то, что произошло с самим автором за два года, отделяющие действие «Портрета» от начала «Улисса»: поездка во Францию с намерением учиться, возвращение в Дублин по причине болезни матери и смерть матери. (Не передал автор Стивену только свое знакомство с Норой, будущею женой, хотя именно оно определило дату романа: 16 июня 1904 г. – день первого свидания Джойса и Норы.) Хотя в целом дистанция между героем и автором стала больше, но все же и черты характера Стивена, и его обстоятельства в подавляющей мере автобиографичны (в частности, все «фобии» героя – боязнь грозы, молнии, собак, воды – личные черты Джойса). Но линия Стивена, и жанром, и содержанием своим продолжающая «Портрет», – только «младшая» линия романа. «Улисс» – роман об Отце и Сыне. Со Стивеном связывается тема сыновства, с Блумом – тема отцовства; и «старшая», отцовская линия занимает гораздо большее место. Она есть уже нечто новое в творчестве Джойса, и в основном это через нее входят в роман его литературные новшества и находки.
Главное из всех новшеств – связь романа с «Одиссеей» Гомера. Эту связь, ее генезис и характер мы подробно описываем в книге «„Улисс“ в русском зеркале», сопровождавшей предыдущие издания перевода (посл. изд. – М., Терра, 1997) и упоминаемой ниже как «Зеркало». Два момента сыграли решающую роль: привязанность Джойса к образу Одиссея, в латинской традиции – Улисса, как универсальному и наиболее полному воплощению человечности, живых сил человеческой натуры; и равное его восхищение самой поэмой Гомера как мастерским образцом нарратива. Отсюда, связь Роман – Поэма держится на двух столпах: совпадение типажа (человеческого содержания центрального образа) и заимствование жанра (рассказ о странствии), общей конструкции и архитектоники всей вещи. «Я взял из „Одиссеи“ общую схему, „план“, в архитектурном смысле, или, может быть, точней, способ, каким развертывается рассказ», – говорил Джойс.
Все прочие элементы связи менее существенны и менее незыблемы. Роман разбит на 18 эпизодов, каждый из которых ассоциируется с определенным эпизодом из «Одиссеи» и имеет название, отсылающее к этому эпизоду (в журнальной публикации Джойс включил эти названия в текст романа, но затем снял их). Ассоциация состоит в сюжетной, тематической или смысловой параллели, а также в том, что для большинства персонажей романа имеются прототипы в поэме Гомера: Блум – Одиссей (Улисс), Стивен – Телемак, Молли Блум – Пенелопа, Белла Коэн – Цирцея и т. д. С этой ассоциативной связью автор обращается свободно, она не сковывает его и не исключает многих других задач текста; читатель не должен верить часто встречаемым утверждениям, будто бы роман Джойса – некое переложение «Одиссеи» в современных обличьях.
Из других задач важнее всего формальные. Проблемы техники письма, работы с языком и литературной формой в «Улиссе» выходят на первое место. Это происходит не сразу, так что роман отчетливо разделяется на «ранние» и «поздние» эпизоды, отличающиеся по степени техничности и необычности стиля; при этом гомеровские связи все более оттесняются на второй план. Главный разделяющий признак таков: в каждом из поздних эпизодов, помимо прочих литературных приемов, имеется один ведущий прием: некоторая особая техника, в которой написан данный эпизод, причем для всех эпизодов такая техника различна. Все эти приемы описываются в Тематических планах соответствующих эпизодов.
Другое из главных отличий «Улисса» – небывало тесная и подробная связь романа с местом его действия, Дублином. Джойс работал со справочником «Весь Дублин на 1904 год» и перенес на свои страницы едва ли не все его содержание. Все, что происходит в романе, снабжается детальнейшим указанием места действия, не только улицы, но и всей, как выражался Джойс, «уличной фурнитуры» – всех расположенных тут домов с их жителями, лавок с их хозяевами, трактиров, общественных зданий… «Если город исчезнет с лица земли, его можно будет восстановить по моей книге», – сказал он однажды.
Далее идут более необычные особенности. Еще в период окончания романа Джойс составил две схемы, в которых указал все смысловые нагрузки, уровни каждого эпизода. Среди них был ряд неожиданных: автор утверждал, что с каждым эпизодом неким образом связан определенный орган человеческого тела, а также определенная наука или искусство, определенный символ и определенный цвет. Подобные соответствия странны для художественной литературы, они кажутся надуманными, противоречащими эстетике и нормальным задачам романа. Вдобавок в двух схемах нередко указываются разные органы, разные искусства и цвета для одного и того же эпизода. Поэтому многие критики и писатели считали схемы чудачеством и не включали их всерьез в свое понимание «Улисса»; Набоков, к примеру, заявлял, что схема (он знал только об одной) набросана автором шутки ради. Но это взгляд слишком крайний и не подтверждаемый фактами. Подробный анализ схем (см. «Зеркало») приводит нас к выводу, что в них содержатся указания на такие аспекты романа, которые сам автор явно считал присутствующими в нем и которые мы – после его указаний! – тоже можем там различить, но часто – на еле заметном уровне или при очень искусственном угле зрения. Поэтому содержание схем в Комментарий включено – однако в качестве «Дополнительных планов», которые едва ли существенны для широкого читателя и нормального эстетического восприятия.
Последние годы привлекли большое внимание еще к одной оригинальной особенности «Улисса»: ученые, как кажется, окончательно убедились в неустановимости его канонического текста. Корни проблемы восходят к издательской истории романа. Публикация его длилась 4 года и развертывалась в трех местах, между тем как автор находился в четвертом. Закончив очередной эпизод, автор через посредство Эзры Паунда слал его – из Локарно, Цюриха или Парижа – в Нью-Йорк, в редакцию журнала «Литл ривью» (где в 1918–1920 гг. были выпущены в свет эпизоды 1–14), и в Лондон, в редакцию журнала «Эгоист» (где, однако, удалось выпустить лишь 5 эпизодов в 1919 г.). Оба посылаемых экземпляра подвергались сверке и правке. С весны 1921 г. началась подготовка книжного издания в Дижоне, куда отсылался третий экземпляр, и перед отсылкой тоже правился – но уже не идентично двум первым. Стадия корректур несла дальнейшее размножение вариантов. Обычно на этой стадии Джойс заметно – а порой радикально – расширял текст (в целом роман вырос на треть); напротив, обычную правку он делал плохо из-за плохого зрения – а кроме того, видимо, иногда и нарочно не исправлял некоторых отклонений. Вдобавок корректур было несколько.
В итоге первое издание романа изобиловало ошибками – но при этом весь массив текстов был таков, что сами понятия «ошибки» и «окончательной авторской воли» были едва ли приложимы. Дальнейшие издания не изменили ситуации принципиально. Хотя автор участвовал в подготовке некоторых и немало бесспорных ошибок было устранено, но множились также и расхожденья – в частности, оттого, что исходной рукописи романа у Джойса уже давно не было (проданная и перепроданная, она с 1924 г. была собственностью американского коллекционера А. Розенбаха – и носит теперь название «Рукопись Розенбаха»). Но одно издание было все же авторитетней других: первое издание, выпущенное в Англии издательством Bodley Head в 1936–1937 гг. Тщательней выверенное, оно одновременно является последним прижизненным изданием, корректуры которого держал автор; и вплоть до 80-х годов оно служило стандартным текстом «Улисса». Вместе с тем наличие в нем массы несовершенств (опечаток, бессмыслиц, несоответствий) и необходимость дальнейшей текстологической работы были неоспоримы. Но следующий этап этой работы оказался неожиданно слишком радикальным и вызвал продолжительный и бурный конфликт.
Группа ученых под руководством мюнхенского профессора X. В. Габлера, трудившаяся несколько лет, предполагала достичь решения всех проблем текстологии «Улисса». Был развит новый подход, специально приспособленный для массива текстов «Улисса» с его множеством слоев, независимых и зависимых, налагающихся и переходящих друг в друга. В основе лежала новая же концепция «непрерывной рукописи», согласно которой искомый «истинный текст» должен быть не каким-то одним из слоев, выделенным и предпочтительным, а должен учесть их все и включить, вообще говоря, вклад каждого. Первым итогом был вышедший в 1984 г. «Синоптический текст» в трех томах: с помощью особой системы символов тут были одновременно представлены все слои, все стадии изменения текста. Однако это не был «текст для чтения»; чтобы таковой получить, надо было в каждом случае, в каждом месте текста оставить лишь один вариант из всех наличных. Этот окончательный плод трудов, так называемый «Исправленный текст», появился в 1986 г. – но уже с 1985 г. против новой работы стали высказывать возражения. Отбор вариантов был зачастую спорен, а порой и явно неудовлетворителен – в частности, главное из предложенных изменений текста, в эпизоде 9 (см. прим. к II, 449 и II, 882) противоречило и логике, и художественному чутью. В итоге развернувшейся острой дискуссии «Исправленный текст» был отброшен. Новые базовые издания «Улисса», выпущенные в последние годы, вновь полностью воспроизводят текст издания Bodley Head.
Такой итог нельзя признать ни успешным, ни окончательным. Отбросив весь труд немецкой группы, в тексте романа снова восстановили немалое число бесспорных погрешностей: знак прямой речи, где ее вовсе нет, заведомо случайные разнобои в написании одного и того же слова и т. п. Необходим следующий этап текстологической работы; а в его ожидании я старался следовать разумной политике, учитывая новейшие позиции текстологии, однако же не воспроизводя мелких погрешностей упомянутого рода. В качестве базового текста использовалось новое стандартное издание оригинала: J. Joyce. Ulysses. Annotated Student’s Edition. Penguin Books 1992. (Далее как ASE.)
Что же касается русского перевода «Улисса», то его история, начавшаяся еще в 1925 г. публикацией серии отрывков романа в альманахе «Современный Запад», также достаточно драматична. Я не повторяю ее сейчас, поскольку она уже неоднократно описывалась и за рубежом (работы Э. Толл (США), Н. Корнуэлла (Англия)), и в России, в том числе в двух книгах: N. Cornwall. James Joyce and the Russians. Basingstoke and London, Macmillan, 1992; и в упоминавшемся уже «Зеркале» (в изд. «ЗнаК»; в изд. «Терра» соответствующий раздел книги я заменил другим текстом). Поскольку труд проф. Корнуэлла издан также по-русски (Джеймс Джойс и Россия. СПб., 1998), стоит предупредить, что рассказ о судьбах данного перевода там не вполне доброкачествен: он начинен сплетнями и окрашен влиянием советского литературного официоза, игравшего в этих судьбах отнюдь не светлую роль. Отсылая за истиною к «Зеркалу», повторю лишь краткую суть: включившись по просьбе замечательного переводчика В. А. Хинкиса (1930–1981) в его работу над переводом «Улисса», я вынужден был впоследствии, после его кончины, начать и выполнить весь перевод заново. Первым аутентичным полным изданием перевода является издание 1993 г. (Москва, изд. Республика); в каждое из последующих книжных изданий, исключая дефектное пиратское издание (СПб., изд. Кристалл, 2001), мною вносились отдельные изменения и усовершенствования.
Специфические особенности романа неизбежно сказываются на задачах и характере Комментария. Крупнейшая из таких особенностей – уже упоминавшийся примат формы или, более точно, инверсия формы и содержания: задачи формы составляют истинное содержание романа, а содержательные (сюжетно-повествовательные) задачи остаются на втором плане как своего рода необходимая формальность; кратко, «здесь форма есть содержание и содержание – форма» (Беккет). «Улисс» – одиссея формы, и потому комментарий к нему должен, в первую очередь, комментировать форму, тогда как обычный, «реальный» комментарий оказывается лишь вторым, вспомогательным. Но «комментарий к форме» есть попросту текст по литературной теории и теории текста; и в первых изданиях его функцию совокупно несли «Зеркало» и вводные секции комментария к эпизодам. В дальнейших изданиях эти секции расширены, однако обращение к «Зеркалу» во многих случаях остается желательным.
Что же до реального комментария, то в нем мы старались учесть всю существующую традицию толкования и комментирования «Улисса»; в ее составе наиболее ценны оказались книга Д. Гиффорда «Аннотированный „Улисс“» (1988) и комментарий Жака Обера к французскому изданию сочинений Джойса в библиотеке «Pléiade». Подчеркнем, что комментарий не является «полным», разъясняющим каждую неизвестную или непонятную мелочь. Такая полнота не только недостижима, но и нежелательна: читатель должен соображать и сам, а какие-то сведения ему и должны оставаться неизвестны, мир романа должен быть для него насколько-то незнакомым, интригующим (еще одно сходство с детективом). Мой отбор следовал очевидному критерию: опускалась информация, безразличная для смысловых и художественных задач (детали дублинской жизни, однажды мелькнувшие имена…). Но далеко не все мелочи могли опускаться: именно мелкое, малозаметное, как правило, и несет у Джойса главную смысловую нагрузку! Надо было указывать и все множество ритмических обрывков (стихов, стишков, песен, арий…), повсюду вплетенных в текст «Улисса». Джойс был музыкален насквозь, и весь его текст стоит на звуке, на ритмах. Они указываются сжато, ибо тут важнее наличие обрывка, нежели данные о его авторах, зачастую полузабытых. То же надо сказать о Шекспире. В английском литературном языке Шекспир – особая и необходимая часть речи, если выразиться по Бродскому; и в речи «Улисса» эта часть особенно велика. Как правило, шекспировские цитаты переводились мной заново, ибо готовые переводы не сохраняли необходимых коннотаций. И наконец, еще одна важная особенность – необычайно высокая плотность скрытых отсылов, связей с другими джойсовскими текстами – письмами, статьями, прозой, включая так называемые «эпифании», краткие этюды, с которых в 1902–1904 гг. начиналась проза Джойса. Они выявлены и указаны по возможности полно – хотя с совершенной полнотой уникальный дискурс интертекстуальности романа заведомо не восстановим. Ибо «Улисс» – не только роман, но и часть некоторого единого Большого Текста.
I. Телемахида
Телемак
Первая часть «Улисса» (три эпизода), как и первые песни Гомеровой поэмы, – пролог с темой Сына, предшествующий рассказу о странствиях Отца.
Сюжетный план. Башня Мартелло, 8 часов утра. Роман открывается динамично: перед нами сразу возникают два центральных конфликта книги: личная оппозиция Стивен – Бык и идейное противостояние Англия – Ирландия; а также ряд других важных мотивов. Сюжетный аспект эпизода определяется первым из этих конфликтов: Бык Маллиган, фальшивый друг и завистник Стивена, окольными маневрами выживает его из места их обитания, башни Мартелло. У Стивена в личности Быка многое вызывает эмоциональное и нравственное отталкивание, но он не расположен к борьбе, а расположен к страдательной, жертвенной позиции.
Реальный план. Сюжет и герои эпизода весьма близко отвечают реальности. Стивен, как уже говорилось, – автор, Джеймс Джойс. Бык, он же Роланд Малахия Сент-Джон Маллиган, – это дублинец Оливер Сент-Джон Гогарти (1878–1957), Хейнс – англичанин Сэмюэл Чинвикс Тренч. Все трое действительно жили в башне Мартелло – одной из сторожевых башен, выстроенных в эпоху наполеоновских войн. Характеры, занятия, отношения лиц в целом сохранены, и даже кошмары Хейнса с воплями про черную пантеру – факт жизни. Однако отклонения от жизненной подосновы тоже немалы и интересны. Образ Маллигана в романе – откровенная и жестокая месть бывшему другу, притом едва ли заслуженная. Гогарти был циничен, бесцеремонен, любил грубые насмешки, возможно, что и завидовал дарованиям Джойса, однако предателем и интриганом он не был. Человек большой личной храбрости, небесталанный поэт, знаток античной литературы, он стал со временем заметным и уважаемым лицом в Ирландии (членом Сената в 1922–1934 гг.) и написал несколько книг, читаемых по сей день. Наклонность же видеть всюду предательство и измену – глубинная черта натуры самого автора. Следы ее многочисленны: тема предательства – сквозная нить, один из лейтмотивов романа. Конкретно же, в сентябре (а не июне) 1904 г. Джойс оказался без угла и без средств (кров родителей он оставил еще раньше), и вместе с Гогарти они наняли для жилья пустовавшую башню. Отношения их, хотя и дружеские, не были гладки; оба были молоды, заносчивы и строптивы. В ночь на 12 сентября Тренч во время своего кошмара выпалил из револьвера, после чего успокоился и заснул. Когда же кошмар вскоре повторился, палить из револьвера начал ради забавы Гогарти, избрав мишенью полку с кухонной утварью над койкой Джойса. Последний, найдя это личным выпадом, испуганный и оскорбленный, тотчас оделся и ушел. С тех пор он твердо считал Гогарти предателем и врагом. Решение о литературной расплате родилось тут же.
Отсюда ясен и Гомеров план эпизода. «Телемак» соотносится – широко и условно, без особенно точных соответствий – со вступительными песнями I, II. Стивена, подобно Телемаку, вытесняют из дома, и дальше роман покажет, что, по мысли Стивена, в шаткости его положения повинно отсутствие истинного отца, отцовской фигуры. Маллигану соответствует Антиной, самый агрессивный и дерзкий из женихов Пенелопы, главный обидчик Телемака. Сам Джойс указывает и еще соответствие: старушка молочница – Ментор, домоправитель Одиссея, в облике которого сама Афина ободряет Телемака и помогает его сборам в странствие (Песнь II).
Тематический план. Конечно, эпизод несет и определенные идейные нити. Их главный узел заключен уже в самой фигуре героя, начиная с его имени, тщательно выбиравшегося автором (оно же было и псевдонимом, которым Джойс подписал свои первые рассказы при их публикации в дублинской газете). Идея, скрытая в имени Стивен Дедал, – идея участи художника-творца, соединяющей славу и страдания. Дедал – древний мастер-искусник, создатель и непроходимого лабиринта, и возносящих, освобождающих крыльев, притом творящий в изгнании, на чужбине (все эти мотивы весьма значимы для Джойса). Стивен – от греческого «стефанос», венок, символ славы; к тому же это имя новозаветного первомученика Стефана. Далее, со Стивеном входят, как две постоянные темы его мыслей, темы родины и религии. Как всюду в его внутреннем мире, мы видим здесь напряженность, конфликт. С Хейнсом, английским любителем ирландского фольклора, вступает тема противостояния Ирландии захватчикам-англичанам. Стивен – патриот Ирландии, желающий ее независимости, однако он не может и не хочет пожертвовать ради нее своей свободой и своим призванием художника. Стивен порвал с Церковью, но продолжает многое в ней ценить – величие ее истории, красоту искусства, умную стройность теологии; ему претит шутовское и глумливое богохульство Быка.
Наконец, Стивен, как и в «Портрете», юн, и крупными темами его сознания еще остаются – тема матери и тема отца. Обе для начала даны лишь беглыми, не без загадочности, заявками, что характерно для стиля Джойса. Тема матери, ее любви, ее смерти будет ясней раскрываться в следующем, втором эпизоде. Тема отца – сложней; пройдя пунктиром чрез весь роман, она, как все его главные темы, так и не получит никакого окончательного решения. В эпизоде мелькают две ее грани: тема «поисков отца» и богословская проблема связи ипостасей Отца и Сына. Лишь постепенно будут проясняться их суть и смысл; тема была для Джойса предельно личной, и он искал какого-то своего решения, отвергая готовые ответы – т. е. в первую очередь ответы психоанализа, наговорившего о проблеме отца горы слов. От главной психоаналитической концепции, Эдипова комплекса, позиции Джойса действительно далеки, но избежать психоаналитических сближений полностью им все же не удается: тема поисков отца, нужды в отце явно соприкасается с одним из классических случаев, которые разобрал Фрейд: знаменитым психозом президента Шребера.
Ряд мотивов привносит и фигура Маллигана. Прежде всего, это уже упомянутая тема предательства: Бык – двуличный друг-враг, злоумышляющий узурпатор-захватчик (usurper, финальное и особо акцентированное слово эпизода). Но важна и другая нить его образа, что прямо открывает роман и станет сквозной (эп. 9, 14, 15). Бык – шут, паяц, носитель насмешливо-издевательской позы и балаганного фиглярства. Отношения Джойса с этой карнавальной стихией амбивалентны. Цинизм и глумливость ему претят, но дух комизма, иронии, развенчивание и отрицание, инверсия принятых норм и принципов – все это стойкие черты его собственного отношения к реальности. Отсюда, это и черты стиля «Улисса», причем их роль будет все нарастать по ходу романа (и вырастет до предела в «Поминках по Финнегану», заслуживших прозвание «космического карнавала»).
Дополнительные планы. Согласно схемам Джойса, орган тела не сопоставляется эпизодам «Телемахиды» («Телемак еще не чувствует тела», – пояснил Джойс). Наука, искусство – теология; цвет – белый, золотой; символ – наследник (впрочем, по другой схеме, символов три: Гамлет, Ирландия и сам Стивен). Цвет и искусство между собой согласованы: белый и золотой – положенные цвета облачений католического священника на литургии в день 16 июня.
Джойс приступил к написанию романа в Триесте в марте 1914 г. (о предыстории замысла см. «Зеркало», эп. 4). В «Телемаке» и других ранних эпизодах он также заметно использовал материалы, заготовленные для «Героя Стивена» и «Портрета», но по разным причинам не вошедшие в них. В первую очередь это касается образа Маллигана-Гогарти: он начал создаваться вскоре же после разрыва, но так и не был введен в оба ранних романа, за вычетом краткого упоминания в конце «Портрета» с именем Догерти (там же некие намеки на Гогарти несет и фигура Гоггинса). С этим именем Гогарти бегло фигурирует в «Пульской записной книжке» (1904–1905); в «Триестской записной книжке» (видимо, после 1911), упорядоченной по темам и персонажам «Портрета», есть раздел «Гогарти (Оливер Сент-Джон)», имеющий несколько страниц заготовок; наконец, отдельный фрагмент прозы, примыкающий к «Герою Стивену», содержит характеристику отношений Стивена и Догерти и порядочный монолог последнего. Почти все содержимое перечисленного вошло в «Улисса», составив основу образа Быка: здесь все его словечки, реакции, черты внешности… К записным книжкам восходит большей частью и образ матери, а также ряд черт и деталей образа отца. Монолог же можно считать первым зародышем будущего «Телемака»: здесь уже сквозят его сюжетные и идейные линии, и появляется башня: «Дедал, мы должны с тобой удалиться в башню… Дедал и Догерти отбыли из Ирландии в Омфал». Написав «Телемака» в первой половине 1914 г., Джойс дал тексту окончательную редакцию осенью 1917 г. Эпизод был опубликован в «Литл ривью» в марте 1918 г. и в книжном варианте получил лишь незначительные изменения.
Цифры, стоящие перед очередным примечанием, – номер страницы, к которой относится примечание.[476] В ссылках на настоящее издание даны номера частей романа и номера страниц.
(211) Сановитый. – Есть гипотеза, что первые буквы трех частей романа, S – М – Р, имеют особый смысл, связанный с тем, что они образуют обозначение силлогизма в логике (субъект – средний термин – предикат). В конце «Итаки» в ряде изданий и рукописей романа (включая «Исправленный текст») стоит вместо обычной точки черный кружок – традиционный символ конца силлогизма или доказательства теоремы, заменяющий формулу «что и требовалось доказать»; так что роман представал как правильный и до конца доказанный силлогизм («Пенелопу» автор рассматривал как отдельное заключение, род эпилога). Кроме того, S – М – Р – инициалы главных героев соответствующих частей: Стивен – Молли – Польди. Но эта схоластика комментаторов несколько подрывается тем, что во французском переводе, в котором активно участвовал сам Джойс, сакраментальная троица букв отнюдь не сохранена (и есть М – М – А); к тому же главный герой второй части, конечно, скорее Блум, чем жена его.
(211) Поднял чашку… и возгласил. – Бык Маллиган, паясничая, разыгрывает пародию на католическую мессу и ее центральный момент – таинство пресуществления причастного хлеба и вина в тело и кровь Христовы. Связь с мессой выражена в большом числе деталей, из которых укажем главные. Латинские слова Быка – начальный возглас священника, совершающего мессу. Бритвенная чашка имитирует священный сосуд, где происходит пресуществление. Бык произносит, шутовски переиначивая, читаемую при этом молитву; его свист обозначает звонок колокольчика, знаменующий свершение таинства. Он также добавляет элемент карнавальной учености – «научные замечания» о заминке с образованием белых кровяных шариков и о выключении тока, что подается, надо предполагать, Богом для совершения таинства. Наконец, «Христина», т. е. женский род от слова «Христос», заставляет предполагать, что, по Маллигану, в пресуществлении возникает «Христос женского рода». Можно по-разному толковать это богохульство; комментаторы видят тут намек на службу дьяволу – черную мессу, в ритуале которой алтарем служит тело нагой женщины. Выражение явно употреблялось Гогарти; уже в монологе, написанном в период «Героя Стивена», Догерти говорит: «А в воскресенье я потребляю частицу. Христину, semel in die (один раз в день. – С. X.). Смех, да и только! Но это я ради тетки».
(211) Орудийная площадка. – Башня была построена как военное сооружение.
(212) Комментаторы давно решили, что средневековый прелат – Александр Борджиа (1431–1503, Папа Александр VI в 1492–1503), прославленный, помимо покровительства искусствам, невероятными пороками и преступлениями. В этом можно и сомневаться, ибо образ прелата дан очень обобщенно, а Борджиа – классическая фигура Ренессанса, а не Средних веков.
(213) Ты спасал тонущих. – Гогарти делал это по меньшей мере трижды, в 1898, 1899 и 1901 гг.
(213) Седая нежная мать. – «Я вернусь к великой и нежной матери всех, / К матери и возлюбленной нашей – к морю». Элджернон Ч. Суинберн, «Триумф времени». Любовь к Суинберну, зачинателю английского символизма и декаданса, культ греческой античности, болтовня об «эллинизации» современной жизни – все эти черты подают Быка типичным эстетствующим интеллигентом своего времени. Позицию же Стивена Джойс рисует особой: еще не устоявшейся, но явно не приемлющей общих взглядов и вкусов.
(213) Винноцветное море – Гомеров эпитет, находимый и в Песни I.
(214) «Море! Море!» – хрестоматийный возглас греческих воинов, совершавших «исход» из Персии и достигших Черного моря, как о том рассказал Ксенофонт в «Анабазисе» (IV, 7, 24).
(214) Ты убил свою мать … бросил Стивен. – В письме Норе 29 августа 1904 г. Джойс писал: «Мою мать убили мало-помалу дурное обращение моего отца, годы постоянных тягот и откровенный цинизм моего поведения».
(214) В первоначальном смысле гиперборейцы – народ, обитавший, по греческим мифам, «за пределами Борея» (северного ветра) и, стало быть, в краю вечной весны и благоденствия. Однако Ницше в «Антихристианине» (1895), истолковав «гиперборейский» как «ультранордический», назвал гиперборейцем своего «сверхчеловека», поставившего себя выше традиционной христианской морали. Разумеется, у Маллигана – второй смысл.
(214) Мать… умоляет стать на колени. – Как ниже увидим, Стивен отказался стать на колени и молиться со всей семьей в последние часы жизни матери. Так было и в жизни, но Мэй Мерри, мать Джойса, была перед смертью без сознания и ни о чем не просила, молиться же отказался и младший брат художника Станислав.
(214) Что-то в тебе зловещее… – В письме Норе 10 сентября 1904 г. Джойс писал: «Во мне есть что-то дьявольское, из-за чего я обожаю разрушать мнения других обо мне, доказывать им, что на самом деле я эгоист, гордец и хитрец, равнодушный к людям». Суждения Быка о Стивене, будучи односторонними и грубо-пренебрежительными, вместе с тем обычно имеют элемент истинности и корни в реальной истории отношений Джойса и Гогарти.
(215) Отказ от серых брюк, подчеркивая строгое соблюдение Стивеном траура по матери, служит одним из знаков параллели Стивена с Гамлетом, у которого Шекспир столь же подчеркивает соблюдение траура по отцу.
(215) С… бегающими глазами. – В письме брату 12 августа 1906 г. Джойс пишет о Гогарти: «Представляю, как его бегающие глаза рыскали направо и налево…»
(215) Так взор его и прочих видит меня – парафраза строки из популярного стихотворения Р. Бернса «Насекомому, которое поэт увидел на шляпе нарядной дамы во время церковной службы» (1786).
(216) Урсула – имя святой мученицы времен раннего христианства, предводительницы «похода 11 тысяч дев», проповедовавших безбрачие и девство.
(216) «Ярость Калибана…» – парафраза афоризма Оскара Уайльда (1854–1900) из его предисловия к роману «Портрет Дориана Грея» (1891).
(216) Мотив треснувшего зеркала возникает в известном парадоксальном рассуждении Уайльда о том, что «Жизнь подражает Искусству» (эссе «Разрушение лжи», 1889).
(216) Понятие и лозунг эллинизации были выдвинуты в сочинении «Культура и анархия» (1869) Мэтью Арнольда (1822–1888), писателя, поэта и эссеиста, весьма авторитетного в викторианской Англии. По мысли Арнольда, английское общество было слишком «иудаизировано», т. е. привержено практицизму, власти традиций и дисциплины, и нуждалось в «эллинизации» – внесении начал гибкости, терпимости, бескорыстного познания. Позднее другие авторы, и прежде всего Суинберн, добавили в понятие эллинизации мотивы расковывания чувств, единения с природой и наслаждения искусством.
(216) Рука Крэнли. Его рука. – В студенческие годы ближайшим другом Джойса был Джон Берн, а после размолвки с ним его преемником стал Гогарти. Отношения с обоими отразились подробно в прозе Джойса; Берн выведен в «Герое Стивене» и «Портрете» под именем Крэнли, и здесь Джойс отсылает к сцене в конце «Портрета», где Крэнли, как сейчас Маллиган, прижимает к себе руку Стивена.
(216) Первая загадка «Улисса»: сцена с Клайвом Кемпторпом – в Оксфорде, вспоминает же ее – причем с яркостью сцены, виденной лично, а не знакомой по рассказу, – Стивен, который в Оксфорде не был. Сеймур – приятель Быка (больше о нем – в конце эпизода), Клайв, Эйдс – лица неведомые. Бледнолицые – ирландское прозвище англичан. Фраза с «вестью» – из популярной американской песни о смерти ковбоя. Магдалина – колледж Св. Магдалины в Оксфорде.
(217) В уме Стивена проходят лозунги современных идейных движений. «Мы сами» – гэльское «Шинн фейн», лозунг, ставший названием ирландского патриотического движения, вначале литературного и культурного, затем политического. «Новое язычество» провозглашалось более молодыми и радикальными приверженцами идеалов античности, в частности Уильямом Шарпом (1855–1905). Омфалом в «Одиссее» именуется «пуп моря», остров нимфы «Калипсо»; греки также называли «пупом земли» Дельфийский храм и оракул. В «Улиссе» Маллиган называет омфалом башню Мартелло. В жизни так называл ее Гогарти, утверждая то ли в шутку, то ли всерьез, что башня станет новым оракулом, храмом неоязычества.
(217) Запоминаю только идеи и ощущения. – Маллиган оправдывает свою забывчивость философски: идущая от Локка английская философско-психологическая традиция считает, что память человека содержит лишь идеи и ощущения, но не полные образы прошедшего.
(218) Мамаша подохла. – Видимо, эта или близкая фраза – а также и произведенное ею впечатление – имели место в реальности. 10 января 1907 г. Джойс пишет брату: «Такая новость: у О. Г. „мамаша подохла“», кавычками указывая, что выражение принадлежит не ему (а, по всей видимости, О. Г.).
(218) Сэр Питер Тизл – персонаж пьесы Р. Б. Шеридана «Школа злословия» (1777); Мэй Мерри называла так своего врача.
(218) Иезуитская закваска и ниже Лойола (св. Игнатий Лойола, 1491–1556, основатель ордена иезуитов) – тема иезуитского, упрямо-догматического типа сознания Стивена, который он сохранил, несмотря на разрыв с Церковью. Это часто говорили о самом Джойсе, и в общем он это признавал верным.
(219) «Не прячь глаза…» – строки из стихотворения В. Б. Йейтса (1865–1939) «Кто вслед за Фергусом» (перевод Г. Кружкова). Следующий абзац построен на скрытых цитатах из этого стиха, который Джойс необычайно любил и почитал едва ли не лучшим во всей мировой поэзии.
(219) «Горькие воды» – выражение из Книги Чисел 5, 18.
(220) Ее секреты… могильного тлена. – Весь этот пассаж почти буквально – из «Триестской записной книжки».
(220) Память природы – понятие из учения английского теософа А. П. Синнета (1840–1921), одна из версий общетеософской концепции Универсальной Памяти, где хранятся все события и идеи от сотворения мира.
(220) Воплем «Упырь! Трупоед!», прозвучавшим в мозгу Стивена, открывается тема его богохульства и богоборчества – открытого и бунтарского, в отличие от шутовских глумлений Быка. Мотив Бога – Трупоеда встретим и ниже в эп. 14 и 15.
(222) О пылкой религиозности Стивена-мальчика рассказывает «Портрет»; прислужник слуги – выражение из Книги Бытия 9, 25.
(223) Матушка Гроган и ниже Мэри Энн – персонажи шуточных ирландских песен.
(223) Реплика Быка о фольклоре – карнавализация увлечений кельтской древностью в кругах Ирландского литературного Возрождения, лидером которых был Йейтс. Рыбообразные божества комментаторы сближают с форморайнами (фоморами, «нижними демонами»), полумифическим морским племенем гигантов – насельников древней Ирландии; помимо этой связи они фигурируют также в «Тайной доктрине» Блаватской. Дандрам увязывается с ними, ибо это – место Тропы гигантов, знаменитого комплекса мегалитов на побережье к северу от Дублина. Но Дандрам связан и со следующей фразой: в деревушке с этим же названием сестры Йейтса устроили издательство «Dun Emer Press» и центр возрождения ирландских ремесел; издательство должно было печатать на сделанной вручную бумаге книги Йейтса и других патриотов. Сестры-колдуньи одновременно отсылают и к ведьмам в «Макбете» (акт 1, сц. 3). И последний намек: стилизуясь под старый ирландский счет лет от катастрофического «великого урагана» в 1839 г., в «Dun Emer Press» выпустили книгу с такой датировкой: «В год великого урагана, 1903» (в феврале 1903 г. также был разрушительный ураган).
(223) «Мабиногион» (по-валлийски «Наставление юным бардам») – сборник валлийских сказаний, смешанного кельтского и французского происхождения, изданный в 1838 г. Упанишады – священные тексты индуизма с космогонической и философской тематикой; их упоминание – намек на увлечение индийской мистикой в кругах Ирландского Возрождения.
(224) Очередное богохульство Быка – несколько невпопад, поскольку сборщиком крайней плоти Бог является не для ирландцев, а для обрезаемых иудеев.
(225) Бедная старушка, шелковая коровка – иносказательные названия Ирландии, возникшие в пору жестокого национального угнетения (в XVIII в.), когда запрещалось считать Ирландию нацией. Приход молочницы символически рисуется Стивену как явление Родины, и весь пассаж перекликается с мотивами ирландской темы у Йейтса – прежде всего в его патриотической драме «Кэтлин-ни-Холиэн» (1902).
(225) Помажет… ее тело, кроме… чресл. – При совершении таинства соборования над больными и умирающими чресла не помазаются елеем.
(225) Вы не с запада. – К началу нашего века гэльский оставался разговорным языком только на западе Ирландии.
(226) «Радость моя… стопам» – четверостишие из стихотворения «Жертва», вошедшего в первый сборник Суинберна «Песни перед восходом» (1871).
(227) «Ирландия ожидает…» – с заменой Англии на Ирландию, историческая фраза адмирала Нельсона в день битвы при Трафальгаре (1805).
(227) Жагала сраму – в оригинале Agenbite of inwit, модернизированное написание среднеангл. названия Ayenbite of inwyt, непонятного современному
