Языкознание в средние века

 

Языкознание в средневековой Европе

Средними веками называют период времени между падением Рима в 476 г. и открытием Америки Колумбом в 1492 г.

Хотя именно в средние века появляются многочисленные школы, создаются методики обучения родному языку и древним языкам; хотя греческие лингвистические традиции поддерживаются в Византии, а латинские – в Западной Европе, в целом языкознание развивалось чрезвычайно медленно. На развалинах некогда могущественной Римской империи складывались новые княжества и государства, подвергшиеся христианизации. Латинский язык, язык науки и католицизма, надолго остался образцом для ученых из стран Западной Европы. Здесь под грамматику латинского языка подгонялись грамматики живых языков. Снова возобновились споры о природе названия. Филологические споры были продолжением споров между материалистами и идеалистами.

Как уже отмечалось, говоря о лингвистической традиции в средневековой Европе, подавляющее большинство историков нашей науки склонно было видеть в ней своего рода «теоретический застой», если не регресс по сравнению с античной эпохой. В этой связи назывались следующие факторы:

1. Единственным языком, изучавшимся в этот период, был латинский. Хотя согласно распространенной в католическом мире «теории триязычия», развитой в VII в. епископом Исидором Севильским (560–636), статусом «священных» пользовались также греческий и древнееврейский языки (поскольку именно на них по приказу Понтия Пилата была сделана надпись на кресте Иисуса Христа), реальная жизнь внесла в нее существенные поправки: древнееврейский изначально был чужд подавляющему большинству христианского мира и его знание в средние века (как, впрочем, и позднее) было всегда уделом немногих, а число владеющих греческим также оставалось незначительным, чему способствовала отчужденность между католической и православной церквами, завершившаяся в 1054 г. открытым разрывом. Таким образом, «триязычие» свелось к фактическому одноязычию, что, естественно, сужало круг наблюдаемых языковых фактов, а слово «грамматика» стало пониматься как синоним именно латинской грамматики.

2. Латинский язык был мертвым языком (использовался главным образом для письменного общения), и изучать его было можно лишь на основе письменных источников. Соответственно предметом обучения становились в первую очередь не звуки (фонетические), а буквы – графические элементы, т. е. собственно фонетические исследования оказались в полном пренебрежении.

3. Само изучение латинского языка проводилось в основном в практических целях, вследствие чего грамматика не столько описывала существующие факты, сколько предписывала их «правильное» употребление. Важнейшим пособием для изучения латинского языка оставались все те же грамматики Доната и Присциана либо созданные на их основе компиляции; оригинальных в собственно лингвистическом отношении трудов практически не создавалось.

4. Отождествление понятий латинской грамматики и грамматики вообще привело к тому, что даже в тех случаях, когда начинали изучаться другие языки, на них механически переносились особенности латинской грамматики, а подобного рода «латиноцентризм» неизбежно приводил к игнорированию конкретной специфики разных языков, зачастую весьма не схожих с латинским.

5. Поскольку изучение латинского языка рассматривалось как логическая школа мышления, правильность грамматических явлений стала устанавливаться логическими критериями, а логическая терминология стала даже вытеснять собственно‑грамматическую, заимствованную от греко‑римской античной традиции.

Несмотря на, казалось бы, достаточную убедительность приведенных выше положений, в специальной литературе отмечалось, что они нуждаются в достаточно серьезной корректировке, поскольку не учитывают ряд важных моментов.

Во‑первых, в какой‑то степени так называемые новые (т. е. живые) европейские языки также попадали в поле внимания: составлялись алфавиты, делались глоссы, выполнялись переводы, сочинялись оригинальные произведения. Сколь ни неравноправен был их статус по сравнению с латынью, но подобная деятельность, несомненно, способствовала постепенному повышению их престижа, а тем самым – подготавливала почву для их превращения в объект научного изучения. В этой связи историки языкознания обращают особое внимание на исландские трактаты XII в., в которых рассматривается вопрос об использовании латинского письма применительно к исландскому языку и в связи с этим описывалась сама исландская фонетика. К концу Средневековья эта тенденция проявилась уже достаточно отчетливо, отразившись, в частности, в знаменитых словах Данте Алигьери о том, что народный язык «благороднее» латыни, поскольку первый – язык «природный», а второй – «искусственный».

Во‑вторых, было отмечено и то обстоятельство, что ходячее определение латыни как «мертвого» языка, верное в том смысле, что он не являлся родным для какого‑либо этнического коллектива, отнюдь не столь верно в других отношениях. «Латинский язык не был мертвым языком, и латинская литература не была мертвой литературой. По‑латыни не только писали, но и говорили; это был разговорный язык, объединявший немногочисленных образованных людей того времени: когда мальчик‑шваб и мальчик‑сакс встречались в монастырской школе, а юноша‑испанец и юноша‑поляк – в Парижском университете, то, чтобы понять друг друга, они должны были говорить по‑латыни. И писались на этом языке не только трактаты и жития, а и обличительные проповеди, и содержательные исторические сочинения, и вдохновенные стихи»[10]. Кстати, это сказалось и на своеобразной «диалектизации» средневековой латыни: появляются изменения в произношении, словоупотреблении, в меньшей степени – в грамматике. В литературе описаны даже случаи, когда ученые из разных стран, говоря на «своем» варианте латинского языка, уже с трудом понимали, а иногда и вообще не понимали друг друга. Отсюда возникла необходимость соответствующей коррекционной работы: в ту же грамматику Присциана стали вноситься поправки, отражающие указанный процесс.

В‑третьих, с развитием средневекового мировоззрения в первую очередь философского, грамматика привлекает внимание уже и в чисто теоретическом отношении: появляются труды, в которых делаются попытки осмыслить явления языка и интерпретировать их в более широком аспекте. В этом смысле средневековых мыслителей, занимавшихся названными проблемами, можно в какой‑то мере считать предтечами общего языкознания.

Наконец, в‑четвертых, в сочинениях авторов позднего Средневековья, когда в орбите внимания ряда средневековых мыслителей оказались и такие языки, как греческий, еврейский, арабский, стали звучать идеи о том, что помимо общей логической основы в языках имеются и довольно значительные различия, сказывающиеся, например, в трудностях при переводе (эту мысль наиболее отчетливо высказал Роджер Бэкон).

Возвращаясь к вопросу о внутренней периодизации средневековой лингвистической мысли, можно отметить, что чаще всего здесь выделяют два основных этапа.

Первый («ранний») охватывает промежуток времени приблизительно с VI до XII в. В качестве его отличительной особенности называют обычно процесс усвоения античного наследия и его адаптации к новым историческим условиям. Выдающуюся роль здесь сыграли такие позднеантичные авторы, как Марциан Капелла (V в.), Анций Манлий Северин Боэций (480–524), Маги Аврелий Кассиодор (490–575).

Первому из них принадлежит опиравшаяся на труды Варрона и других авторов своеобразная энциклопедия в девяти книгах «Брак Филологии и Меркурия». К нему восходит сложившаяся в средневековой Европе система «семи свободных искусств», состоявшая из так называемого тривия, включавшего словесные науки (грамматику, риторику и диалектику, т. е. умение вести споры) и квадривия (музыки, арифметики, геометрии, астрономии). Таким образом, именно грамматика, понимаемая, как отмечалось выше, как искусство читать и писать, должна была служить основой дальнейшего школьного образования: характерно, что ее изображали в виде женщины, державшей в правой руке нож для подчистки ошибок, а в левой – розги для наказания нерадивых.

Боэций известен как переводчик на латынь основных логических сочинений Аристотеля, заложивших основу логических учений в Европе и в значительной степени определивших разработку грамматических проблем.

Кассиодором была составлена, в частности, своеобразная энциклопедическая компиляция латинских трудов по «словесным искусствам», к которым он отнес грамматику, риторику с поэтикой и логику.

Как уже отмечалось, в эту эпоху канонизируются в качестве основных пособий по изучению грамматики труды Доната и Присциана. Упомянутый выше Исидор Севильский, опираясь на труды Боэция, Кассиодора и других античных авторов, составляет труд, именовавшийся «Начала, или этимологии», в котором утверждалось, что сущность вещи может быть выведена из самого ее названия, а не возникает произвольно, т. е. разделяется та точка зрения, которую высказывали в античности сторонники теории «фюсей». Соответственно этимология, по мысли Исидора, должна привести к восстановлению первичной, «истинной» формы слов. Разумеется, с точки зрения сравнительно‑исторического языкознания этимологии Исидора, как и его античных предшественников, не могут претендовать на научность, хотя некоторые из них довольно любопытны. Например, ссылаясь на библейское предание о сотворении человека, он пытается установить связь между латинскими словами «homo» («человек») и «humus» («земля»).

Наиболее важным моментом рассматриваемого периода принято считать относящееся к XI–XII вв. начало борьбы номинализма и реализма, в которой приняло участие несколько поколений средневековых ученых. Спор этот восходит еще к античной эпохе, и сущность его состоит в том, соответствуют или нет общим понятиям (универсалиям) какие‑либо действительные явления. Теоретическим источником его послужило сочинение позднеантичного автора Порфирия (ок. 233–204), указывавшего, что для правильного понимания категорий Аристотеля необходимо знать, что такое род и вид, что такое различающий признак, собственный признак и привходящий признак, причем сам Порфирий отказался от однозначного разрешения данной проблемы: «Я буду избегать говорить относительно родов и видов, – существуют ли они самостоятельно, или же находятся в одних и тех же мыслях, и если они существуют, то тела ли это или бестелесные вещи, и обладают ли они отдельным бытием, или же существуют в чувственных предметах и опираясь на них: ведь такая постановка вопроса заводит очень глубоко и требует другого, более обширного исследования».

Кроме сочинения самого Порфирия, использовались участниками спора также комментарии к нему и к Аристотелю, автором которых был Боэций. Начало дискуссии связывают с именем Росцелина из Компьена (1050–1120), который выступил с утверждением, что действительным объективным существованием обладают только единичные вещи, тогда как общие понятия, т. е. универсалии, – это только имена (по‑латыни nomina – отсюда и название всего направления). Из этого Росцелин делал вывод, что универсалии представляют собой просто «звуки голоса», лишь весьма косвенно связанные с самими вещами. Роды, виды и категории, согласно Росцелину, выражают не отношение вещей, а служат исключительно для классификации одних только слов. Лишь язык позволяет создать отвлеченные слова типа «белизна», которое, в сущности, ничего не выражает, поскольку в действительности могут существовать только белые предметы. Точно так же понятие «человек» имеется лишь в языке, тогда как в действительности могут существовать лишь отдельные люди (Сократ, Платон и др.).

Поскольку выводы Росцелина в определенной степени приводили к противоречию с некоторыми из церковных догматов (например, когда речь шла о сущности Троицы), они вызывали резкие возражения со стороны ортодоксальных католических философов. Особенно резко выступили против них Ансельм Кентерберийский (1033–1109) и Гильом из Шампо (ок. 1068–1121), представлявшие так называемое реалистическое направление. Согласно последнему, универсалии являются абсолютно реальными, и каждая из них целиком и полностью пребывает в любом предмете своего класса, тогда как индивидуальные различия между ними создаются внешними и случайными свойствами.

Один из слушателей Гильома, впоследствии ставший его непримиримым противником, Пьер Абеляр (1079–1142), отрицая реальность существования универсалий, вместе с тем отказался и от крайнего номинализма Росцелина, отмечая, что универсалия – не просто слово, имеющее физическое звучание, но она также обладает определенным значением и способна определять многие предметы, составляющие известный класс. Таким образом, согласно Абеляру, универсалии объективно существуют только в человеческом уме, возникая в результате чувственного опыта как результат абстрагирования. Эту доктрину умеренного номинализма позднее стали называть концептуализмом.

Борьба номинализма и реализма проходит сквозь всю дальнейшую историю средневековой философской мысли, причем, несмотря на враждебное отношение католической иерархии к номинализму и концептуализму (взгляды Росцелина, Абеляра и ряда других мыслителей даже поверглись осуждению), эта доктрина получила дальнейшее развитие. Для науки о языке рассматриваемый спор интересен в первую очередь благодаря тому, что в его ходе рассматривались основные проблемы, связанные с изучением семантической системы языка.

Второй период развития средневековой лингвистической традиции (поздний, или «предренессансный») охватывает XII–XIV вв. Эта эпоха характеризуется как расцвет и закат схоластической философии[11], возникшей в предыдущие века. В рассматриваемый отрезок времени (во многом благодаря контактам с арабским миром и через посредство арабских переводов) западноевропейские мыслители знакомятся с рядом произведений античных авторов, в первую очередь с ранее не известными «латиноязычному» Западу трудами Аристотеля и комментариями к ним. Наблюдается и возрастание интереса к проблемам языка. Правда, историки лингвистики отмечают, что собственно в плане грамматического описания языка было сделано не так много: по‑прежнему, основным авторитетом оставался труд Присциана, к которому составлялись многочисленные комментарии, и в этом плане можно отметить лишь один факт: категория имени, не расчленявшаяся в античной грамматике, была подразделена на существительное и прилагательное. Однако заметным явлением считается формирование в XIII–XIV вв. так называемой концепции философской грамматики. Первый опыт ее создания связывается с именем Петра Гелийского (середина XII в.), написавшего ее в виде комментариев к Присциану. Особую роль в развитии этого направления сыграл Петр Испанский (1210/20–1277), португалец по происхождению, ставший в 1276 г. римским папой под именем Иоанна XXI. В своем трактате «О свойствах терминов», составляющем заключительную часть принадлежавших ему «Кратких основ логики», он разрабатывает учение о суппозиции (допустимой подстановке терминов), касаясь вопроса о природе значения и отмечая важность изучения элементов языка в контексте тех комбинаций, в которых они выступают в речи. В значительной степени под его влиянием в XII–XIV вв. складывается так называемая «школа модистов» (название связанно с тем вниманием, которое ее представители уделяли вопросу о «модусах», т. е. способах значения.). К числу ее крупнейших представителей относятся Боэций Датчанин (XIII в.), Томас Эрфуртский (XIV в.) и др. Модисты изучали прежде всего общие свойства языка, его отношения к внешнему миру и мышлению. Вслед за Петром Гелийским они рассматривали грамматику не как чисто практическую дисциплину, которая учит «правильно говорить, читать и писать», а как науку (scientia). Отмечая, что языки обладают конкретной спецификой, модисты вместе с тем применяли к ней критерий «одна для всех языков», подчеркивая тем самым ее логический характер. «Тот, кто знает грамматику одного языка, – писал один из авторов рассматриваемой эпохи, – знает сущность грамматики вообще. Если же, однако, он не может говорить на другом языке или понимать того, кто говорит на нем, это происходит из‑за различий в словах и их формах, которые по отношению к самой грамматике случайны». Со школой модистов связано также изучение вопросов синтаксического значения частей речи, их выделения и др., а сама грамматика определяется как наука о речи, изучающая правильное сочетание слов в предложениях посредством модусов означивания. При рассмотрении значения предложения средневековыми авторами использовалось также понятие диктума – объективной части значения предложения, соотносимой с модусом как операцией, производимой мыслящим субъектом. Уже в первой половине XX в. названные термины вновь ввел в науку о языке один из виднейших представителей Женевской лингвистической школы, сыгравший выдающуюся роль в оформлении и публикации «Курса общей лингвистики» Ф. де Соссюра, – Шарль Балли.

 

 

ЯЗЫКОЗНАНИЕ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

 

Эта эпоха охватывает 15-18 вв., когда ярко проявляются три умственных и культурных течения – ренессанс, реформация и Просвещение. Ренессанс означал крушение феодальной церковной культуры и замену ее культурой светской, опирающейся на античность. Реформация разрушила папскую власть и создала простор для развития национальных сил европейских государств. Просвещение связало всю духовную жизнь Европы с философией рационализма и наукой.

В эпоху Возрождения прежде всего происходит значительное расширение сведений о языках мира, происходит очень важный для последующего развития языкознания процесс накопления языкового материала. Изучение памятников классической литературы на греческом и латинском языках, а также богословский интерес к древнееврейскому языку, на котором написан Ветхий завет, вызывают появление классической и семитской филологий, вслед за которыми возникают филологии различных народов Европы.

Реформация в европейских странах, как правил о, вызывала потребность перевода различных частей Библии, особенно Евангелия, на языки различных национальностей. Ветхий завет переводился с древнееврейского и частично арамейского, а Новый завет – с древнегреческого. При этом возникал немаловажный вопрос о диалектной основе новых литературных языков, особенностях их грамматического строя и словарного состава и многом другом.

Впервые начал работать в этой области великий итальянский поэт Данте, написавший (ок. 1305 г.) свой трактат «De vulgari eloquencia» («О народном красноречии»), в котором выступает в защиту народного языка и приводит поразительно точные наблюдения над итальянским языком.

Географические открытия вводили в научный оборот неизвестные до этого языки - африканские, азиатские, американские, австралийские. Путешественники и миссионеры, обследуя различные районы мира, составляют словари и глоссарии по различным языкам народов, живущих на исследуемых территориях, создают грамматики этих языков. Уже в 16 в. выходят грамматики и словари мексиканского и ацтекского языков, составленные католическими миссионерами. В том же столетии создаются турецкая, персидская, армянская грамматики, появляются сведения о японском и корейском языках. В 16 в. европейцы получают первые сведения о санскрите. В 17 в. получают сведения о языках североамериканских индейцев, о дравидских языках Индии, индонезийском, китайском и маньчжурском языках, становятся известны факты негритянских языков Центральной Африки. Собирательская и описательная работа по вновь открываемым языкам создала предпосылки для сопоставления и научной классификации фактов самых различных языков. Накопление языкового материала нашло наиболее яркое отражение в сравнительных словарях и каталогах языков. Они печатались в конце 18 и начале 19 в.в., в них давалась сжатая характеристика лексики известных языков.

Первый из них был составлен российским географом-естествоиспытателем, академиком Петербургской Академии наук Петром Симоновичем ПаллАсом (1741-1811). Его труд «Сравнительные словари всех языков и наречий» в четырех томах был опубликован в 1787-1789 гг. Автор дал перевод русских слов на 200 языков. Во втором издании этого словаря (1791) содержались сведения о 276 языках, включая африканские и американские. Спустя несколько лет в 1800-1804 гг. испанский монах Лоренцо Гервас в Мадриде издал аналогичный словарь под названием «Каталог языков известных народов, их исчисление, разделение и классификация по различиям их наречий и диалектов», который содержал сведения о 307 языках; среди них были малайско-полинезийские языки и индейские языки Америки.

Наиболее известным в этой области было издание немцев Иоганна Кристофа Аделунга (1732-1806) и Иоганна Северина Фатера (1771-1826) «Митридат, или Общее языкознание», вышедшее в 1806-1817 гг. в Берлине и содержащее, кроме общих замечаний и библиографических указаний о 500 языках, перевод молитвы «Отче наш» на эти языки.

 

Создание логической, или универсальной, грамматики

В средние века изучение латинского языка рассматривалось как логическая школа мышления. С появлением философского направления – рационализма (17 в.) усиливается стремление рассматривать грамматические категории любого языка как воплощение категорий логики. В области грамматики рационалистический подход привел к появлению общей (рациональной, философской) грамматики.

Первую «Общую и рациональную грамматику» (Grammaire générale et raisonnée) разработали ученые монахи из монастыря в парижском предместье Пор-Рояль – грамматист, филолог Клод Лансло и философ, логик Антуан Арно; она была издана в Париже в 1660 г.

В местечке Пор-Рояль находился женский католический монастырь, основанный в начале 13 в., с двумя школами, мужской и женской. Пор-Рояль в 17 в. был одним из крупнейших центров просвещения Франции. Он притягивал к себе талантливых ученых. В стенах монастыря создавались философские трактаты, труды по физике, математике и логике. В школах Пор-Рояля давали прекрасное образование. В них, помимо церковных, теологических, знаний можно было получить и светские знания: здесь преподавались философия, литература и иностранные языки.

всех языков принципы и причины встречаемых в них различий». Теоретической базой их рассуждений была декартовская (картезианская) философия. Авторы грамматики считали недостаточным чисто описательный подход к языку и стремились создать объяснительную грамматику.

Авторы полагали, что если логика у человечества одна, то и грамматика должна быть общей и универсальной. Философски необоснованными являются попытки создания грамматик отдельных языков.

Конечно, известная соотносительность логических и грамматических категорий не подлежит сомнению, но это не значит, что все категории логики должны прямолинейно находить отражение в языке (например, понятие должно соответствовать значению слова, суждение и умозаключение – различным типам предложения), что языковые явления не могут переступать пределы логики.

У языковых знаков авторы Грамматики выделяют внешнюю и внутреннюю стороны. Внешняя – это материальная сторона знака, а внутренняя – его значение. Под природной, материальной стороной знака Арно и Лансло понимали фонетико-морфологический и графический облик слова. (Ш, 37)

Именно в Грамматике Пор-Рояля впервые четко проводится дифференциация между фонетикой, морфологией и синтаксисом.

Первая часть Грамматики, состоящая из нескольких маленьких главок, дает представление о буквах и звуках, что следует признать чрезвычайно важным шагом в европейском языкознании. Звуки делятся на гласные и согласные. Слог рассматривается как «целостный звук», который обычно состоит из нескольких звуков, один из которых обязательно должен быть гласным или дифтонгом. В первой же части дается фонетико-графическое определение слова: словом называется то, что произносится и пишется раздельно; у слова есть ударение, естественное, или грамматическое, которое отличается от ударения логического.

Вторая часть Грамматики посвящена в основном вопросам морфологии. Здесь слово описывается как знак, служащий для выражения (названия) предмета мысли и хода мысли. Предметы мысли обозначаются именами, местоимениями, причастиями, наречиями, предлогами, артиклями. Ход мысли обозначают глаголы, междометия, союзы.

Авторы использовали материал трех классических языков – латинского, греческого и древнееврейского, и трех новых языков – родного французского, испанского и итальянского. Иногда упоминаются «северные» (германские) языки и «восточные» (не вполне ясно, какие). Естественно, чтобы выяснить общие свойства человеческих языков, указанных идиом мало; к тому же все они, кроме древнееврейского и неведомых «восточных», относятся к индоевропейской семье и довольно похожи между собой. Однако по сравнению с философскими грамматиками, в которых пытались любые свойства латыни представить как общие свойства языка, это был важный шаг вперед.

Основные задачи грамматики Пор-Рояль практически сводились к следующему: 1) исследовать природу слов, их строение и различные свойства, отношения между словами, их значения; 2) в результате исследования выявить общие, универсальные языковые принципы; 3) дать объяснение явлениям, лежащим в основании строения и функционирования языка; 4) выявить соотношения, связи между категориями и явлениями языка и категориями мышления.

Грамматика Пор-Рояль дает глубокий анализ структуры языка, закладывая основы новой лингвистической традиции. Она оказала значительное влияние как на развитие общей теории языка, так и на утверждение норм описательных грамматик. Вплоть до конца 18 века ее читают, комментируют, по ней учатся обращению с языком. (АОР, 207)

Можно расходиться в оценке того, насколько удалось авторам решение поставленных задач и насколько оно было им под силу, можно выражать скепсис относительно того, насколько безукоризненным был их научный аппарат и насколько полным был охват фактического материала, но не подлежит сомнению огромная историческая заслуга авторов этого труда, поднявших кардинальные научные проблемы огромной теоретической важности.

 

Таким образом, на начальном этапе развития мирового языкознания с 6 в. до н.э. по 18 в. были выдвинуты важнейшие гипотезы о происхождении языка, о сущности языка, о свойствах языкового знака, о связи языка и мышления. Именно на начальном этапе был создан костяк лингвистической терминологии, определены основные разделы языкознания. В это время был собран огромный фактический материал, вырабатывалась методика его описания и систематизации. В целом на начальном этапе была создана база для мощного качественного рывка в языкознании 19 в.

 

Зарождение исторической и сравнительной точки зрения на язык

Вплоть до 18 в. язык признавался неизменным в своей сущности. Основные проблемы языка рассматривались философами умозрительно, без привлечения накопленного фактического материала. Только основатель философии истории итальянец Джамбатиста Вико (1668-1744) в своей работе «Новая наука» (1725) ставит вопрос об объективной закономерности развития общества и языка.

Наиболее отчетливое представление идея языкового развития нашла в 18 в. в теориях о происхождении языка; ни до, ни после того эта проблема не обсуждалась столь активно. Жан-Жак Руссо (1712-1778) связывает возникновение языка с общественными потребностями (теория социального договора) и выдвигает положение о совместном развитии языка и мышления от первобытного природного крика (теория междометий) к грамматически упорядоченному языку. Шарль де Бросс (1709-1777) также прослеживает развитие языка от элементарных выкриков к лексическому богатству с изменением значений слов от конкретного и материального к отвлеченному и воображаемому. Джемс Монбоддо (1714-1799) видит в истории языка поступательное движение от животного крика к эстетическому проявлению. Иоганн Гердер (1744-1803) настойчиво подчеркивает связь возникновения и развития языка с возникновением и развитием мышления, имея при этом в виду индивидуальный творческий акт. Объясняя возникновение и развитие языка «внутренней жизнью» человека, Гердер считал, что в языке находит выражение дух народа (→ В.Гумбольдт). (К)

Наиболее разработанную теорию происхождения и развития языка для тех лет предложил Э.Кондильяк. Он считал, что язык на ранних этапах развивался от бессознательных криков к сознательному использованию; он считал первичным язык жестов, который поначалу лишь дополнялся звуковым. Французский философ развил и концепцию о едином пути развития языков, который языки проходят с разной скоростью, поэтому одни языки совершеннее других. (→ братья Шлегели, В.Гумбольдт)

Однако лингвистические теории до конца 18 в. находились в плену логики. Ставя и решая общетеоретические проблемы, европейские философы обычно опирались на данные одного-двух языков, преимущественно своего родного и латыни, игнорируя национальное своеобразие прочих. Большинство теорий носило характер великих догадок, которые бывали и верными, но конкретными языковыми данными не подтверждались. Нужен был новый подход к языковым фактам.(Ш,42)

Новый метод был разработан и получил название сравнительно-исторического. Основными принципами его применения были сравнение (родственных языков) и историзм.

Следствием приложения сравнительно-исторического метода к европейским языкам было рождение индоевропеистики – науки об индоевропейской языковой семье, а первые успехи индоевропейского языкознания привели к «самоопределению» общего языкознания.

Следует отметить, что еще в 18 в., наряду с теоретическими рассуждениями о необходимости сравнительного анализа языков, делались и практические опыты их сравнительного описания.

Первая попытка группировки европейских языков была предпринята голландским лингвистом Иосифом Юстусом Скалигером (1540-1609). Он возводит эти идиомы к 11 основным языкам, среди которых выделяются ветви латинская (романская), греческая, германская (тевтонская) и славянская. Правда, языковые отношения определялись только лексически, без привлечения грамматических показателей.

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) отмечал родство финского и венгерского языков, видел из связи с тюркскими и монгольскими языками.

Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) указывал на родство славянских языков, был убежден в родстве русского, курляндского (латышского), греческого, латинского и немецкого. Он высказывает мысль о возникновении родственных языков в результате распадения праязыка.

Громадное значение в подготовке сравнительно-исторического изучения языков имело знакомство европейских ученых с санскритом. Сходство некоторых слоев лексики и грамматического строя основных языков Европы с этим древним языком произвело ошеломляющее впечатление. Особенно велики заслуги Вильяма Джонса (1746-1794), английского востоковеда и юриста, служившего в Бенгалии судьей Одним из первых среди европейцев он познакомился с санскритом и сопоставил его с греческим, латинским и другими языками Европы. Сходство санскрита с этими языками было очевидным, а поскольку санскрит был древнее любого известного в то время индоевропейского языка, то В.Джонс считал его праязыком. Такая точка зрения держалась очень долго и была окончательно опровергнута лишь А.Шлейхером в начале второй половины 19 века.

Открытие санскрита стало тем недостающим звеном, после появления которого началось бурное развитие исследований в области сопоставления европейских языков с санскритом и между собой.

Но подлинный интерес к санскриту у западноевропейских ученых возник после того, как в 1808 г. Фридрих Шлегель  (1772-1829) издал свою знаменитую книгу «О языке и мудрости индийцев».