2020-10-09
46Второй раз здесь я очнулся с «тяжёлой» головой и несколько раз покачал ей из стороны в сторону. Специально, чтобы было ещё больнее. Чтобы ещё раз (в который раз) убедиться, что ничего хорошего не происходит и не произойдёт само по себе. А также обрести гармонию – привести свои физические ощущения в согласие с ощущениями эмоциональными, потому как душевная боль переживается намного тяжелее, чем боль физическая.
Мне показалось, что за ночь мне приснилось столько всего болезненного, что ни в сказке сказать ни пером описать. Несколько часов назад я проснулся и будто глотнул свежего воздуха… был бодр, свеж и почти что доволен собой – мешала только слабость в организме после обморока. Ну и то, что я всё также оставался в этом проклятом «Совёнке». Как вы знаете, с утра я сумел даже рассказ Слави записать, а он довольно внушительный. А потом снова отрубился, будто опять получил веслом по голове. Хоть у меня на лбу, в отличие от Ольги, и нет шишки, и все наперебой, начиная с Виолетты, доказывают, что я просто ударился головой о воду при падении, я точно помню, как пытался выплыть и тонул. Как задыхался от недостатка воздуха. Удар, лишивший меня сознания, случился уже после этого.
|
|
|
Но вернёмся к нашим баранам, а точнее лагерю, пионерам и всему прочему. Печальной действительности, существование которой уверенно доказывала сомкнувшаяся над моей головой треугольная крыша вигвама, неудобная пионерская койка и сапоги под ней. Их наличие, как и тетрадку, свернутую рулоном в одном из них, я проверил первым делом. Ощущения не обманывали меня – всё было на свои местах. Интересно, а если бы я сошёл с ума и галлюцинировал на ходу – я бы понял это? Может ли "Совёнок" быть предметом моего больного воображения? Нет, вряд ли. Ведь здесь я постоянно слышал о вещах, о которых раньше и не догадывался. Взять хотя бы этого Генду... «Видного революционера товарища Генду» – одернул я сам себя. «Вдруг это важно... В смысле, важно, что он – товарищ, а не просто Генда. Кто знает, что важно или что не важно в этом театре абсурда имени Пикассо, Жоана Миро и товарища Генды...» От этих мыслей голова разболелась ещё сильнее. Вдруг, у меня вообще – сотрясение мозга. А эти местные болваны ничего не заметили. Нет шишки, и ладно. Будут клизмы ставить от любой болезни, как в Средние Века.
Но, голова, вроде, не кружится, не тошнит… Что там ещё бывает при сотрясениях? В глазах не двоится, круги перед глазами тоже пока не летают. И то хорошо. А–то пролёживать в постели вместо того, чтобы искать отсюда выход, в мои планы точно не входит. Пусть, я уже дважды пытался сбежать, и оба раза – неудачно. Я точно знаю, что выход отсюда есть. Да и три – счастливое число. Знаю, глупо верить в приметы, да и сам не верю по–настоящему. Но сейчас мне не помешает любой способ себя подбодрить. А то совсем на части разваливаюсь.
|
|
|
«Есть вход – значит, должен быть и выход».
Со мной так нередко бывает, если просыпаюсь, а затем ложусь спать снова. Поэтому я с детства ненавидел дневной сон, и никогда на самом деле так не спал. Проснулся, даже если ещё очень рано, – значит, надо вставать и бодрствовать, а не валяться в постели, пытаясь вернуть остатки сна. Заснуть–то удастся без проблем. А вот когда опять проснёшься уже часам к одиннадцати, становится хреново: голова раскалывается, тело ломит излишней негой, и ничего не хочется делать. А дел здесь немерено! Но все дела сводятся к Одному – сделать так, чтобы дел ЗДЕСЬ больше У МЕНЯ никогда не было!
– И больше ни у кого тоже, – я поднялся и, как сумасшедший, прошёлся из угла в угол, бормоча лишь одну фразу. – Чтобы больше ни у кого здесь ничего не было… И никого бы здесь больше не было… И этого лагеря. Его чтобы тоже не было. Ни тут, ни где бы то ни было ещё.
Произошедшее вчера представлялось мне теперь единым страшным видением: как будто мне налили целое ведро помоев и заставили мой мозг его залпом вылакать. Мне снова подумалось: правда ли, что я здесь? Может я всё–таки сплю? И вообще всё моё тут пребывание – тоже сон или глюки. Да, мир казался абсолютно настоящим. Да, я видел, слышал, обонял, ощущал и так далее. Но и в моём вчерашнем сне было то же самое.
«Сон отличается нестабильностью пространства».
Я ущипнул себя за ногу, чтобы проверить своё предположение, но ничего не изменилось – я продолжал стоять в домике Ольги. Кто вообще придумал, что во сне надо именно ущипнуть себя? Во сне невозможно чувствовать боль? Так вчера я её чувствовал, когда до оной самой боли в пальцах впивался в дурацкий пенёк, чтобы не свалиться с него. С другой стороны, когда пень опустился на землю, и я с него всё–таки упал, боли я как раз не почувствовал. Так работает метод, или всё–таки нет? Или это зависит от твоей в него веры?
Мои рассуждения прервал звук шагов совсем неподалёку. Кто–то намеревался меня навестить. На всякий случай я по–быстрому вновь улёгся на кровать. С одной стороны, не хотел никому выдавать, что я уже почти пришёл в форму – с другой, полежать и правда ещё хотелось.
Дверь скрипнула, и в домик зашла Мику. Она сложила руки на груди ладошка–к–ладошке и присела на табуретку возле самого входа. Над табуреткой висела чья–то курточка на большом раскидистом крюке. Видел ли я её раньше? Она ведь явно не моя… А такой крюк я бы точно приметил!
– Мику, ты не моя, – сказал я, потому что мои мысли окончательно перемешались, и я не до конца понимал, что несу. И говорил сейчас на самом деле о куртке, а вовсе не о Мику. – Моя пропала. Она исчезла, когда я положил её под кровать. Хорошо, что сапоги сохранились. Они у меня надёжные, армейские. Надёёёжные, надёёёжные, – я залез под кровать, достал сапоги и, протянув руку, гордо водрузил их на подоконник, любовно разглядывая при этом.
– Алекс, что же это с тобой делается–то… ужас–ужас, наверное, ты очень сильно ударился головой, – запричитала Мику в своей привычной тараторящей манере, через каждую фразу всплёскивая руками. – Зачем ты вообще приехал в наш лагерь? Ведь мама тебя отговаривала. Так и говорила: давай лучше в Сочи поедем или Лоо. Так нет – ты закатил скандал, и вот ты в лагере, как и хотел. Со сверстниками играть хотелось!
– Что? Я? Мама? Ничего не понимаю… Нет, мама тут точно ни при чём – я сам сюда приехал, на автобусе. Недобровольно – принудительно, – я встал с кровати и подошёл к окну. Зачем я поставил на подоконник сапоги? Зачем вообще решил показать их Мику? Что за бред я несу? Что со мной?
|
|
|
Я слегка помотал головой, пытаясь привести в порядок мысли, и чуть не ударился об оконную раму. Новое стекло уже успели вставить (интересно, когда это?), осколков по углам также не наблюдалось. Но вот этот прекрасный сам по себе факт вовсе не помог понять, что Мику имела ввиду. Вернее, я прекрасно понимал каждое сказанное ей слово по отдельности, и даже общий смысл их вместе. Только вот с привычной мне реальностью они совмещаться никак не желали. Слова девушки раз за разом отдавались в моих мозгах, будто их вбили туда каким–то адским молотом. Молотом полного непонимания и злой едкой иронии. Она что, поиздеваться надо мной пришла? Ну, нет! Издеваться – это моя прерогатива.
Пока я придумывал достойный ответ, Мику снова затараторила:
– Алекс… а ты вообще помнишь, как мы познакомились? – как гром среди ясного неба, вдруг спросила она у меня. Мы что, целые годы не встречавшиеся, бывшие любовники? Или впавшие в маразм старики? Зачем спрашивать такие очевидные вещи? Или она считает, что вчера мне начисто память отшибло?
– Конечно. Я пришёл с бегунком в музыкальный клуб, и там ты… – я обернулся к ней и ехидно ухмыльнулся, вспоминая, как застал её задом кверху. – Ты там ещё под роялем что–то искала. Неужели забыла?
– Да нет, нет… не забыла, не забыла, – девушка опустила глаза в пол и принялась нервно болтать ногами, а я вернулся в свою кровать и закрыл глаза.
Должно быть, девушка решила, что утомила тяжело больного меня. По крайней мере, больше она ничего не сказала. А вскоре я услышал щелчок закрывшейся двери. И только после этого снова встал и на этот раз оделся. После чего затолкал сапоги обратно под кровать. Теперь о моём «тайнике» знает Мику. Лучше бы найти новый. А то пропадут ещё, как остальная моя одежда. Удивительно вообще, что они до сих пор никуда не делись. Ведь Ольга не могла не заметить, как я их туда засунул. Сыграл свою роль советский фасон? У пионера вполне могут быть такие сапоги. Или в первый день память Ольге тёрли особо тщательно? Мне кажется, или с каждым новым днём всё больше информации сохраняется в памяти местных обитателей? Это на них так влияет присутствие рядом со мной? Или такая задумка у Архитектора? Разберёмся, где наше не пропадало!
|
|
|
Судя по косым лучам Солнца, бьющим в комнату через окно, было раннее утро. Несмотря на то, что я пролежал в кровати уже много часов. Но со Славей я, вроде, тоже утром разговаривал. Неужели время замедлилось? Или тогда ещё была ночь? Просто я только проснулся, вот и решил, что наступило утро.
По тишине, стоящей за окном, я догадался, что до завтрака ещё довольно долго, и можно поплескаться на умывальниках. Мне захотелось как следует облиться ледяной водой. И пусть я подхвачу простуду и ангину, зато приду в себя. А больным здесь быть даже лучше, чем здоровым – все о тебе заботятся да всячески тебя обхаживают.
«Получается, Славяна с Ольгой со мной всю ночь сидели… надо хоть спасибо сказать. И со своими приколами завязать! Хоть они и марионетки в руках загадочного Архитектора, люди–то они – неплохие. Впрочем, люди ли? Или продукт чьей–то фантазии? Или, чем чёрт не шутит – инопланетные роботы, выдающие (не всегда удачно) себя за людей? Ладно, пока не доказано обратного, буду считать их людьми. И лучше попытаться с ними подружиться. А заодно разведать их секреты. Славя и Алиса точно что–то знают об этом месте. Да и Ольга должна, ей по статусу положено. Но подружиться – одно, а слушаться – другое. Ни в коем случае я не собираюсь поддаваться и исполнять местные порядки, носить галстуки да на линейки ходить».
Я осмотрелся и задумался, куда же ушла Ольга, ведь в домике её не было, а гулять по ночам явно было не в характере строгой вожатой. «Наверное, отошла по своим делам ближе к утру», – решил я и потянулся. Скучнооо! Вот почему, когда не нужно, она всегда тут как тут. А стоило мне решить наладить с ней отношения или хоть поблагодарить, тут же как сквозь землю провалилась.
Дверь скрипнула, и показалась голова девочки из библиотеки. То есть Жени. Следом появилась Женя целиком и посмотрела на меня с едва скрываемой радостью, поспешно прикрывая за собой дверь. Видимо, утро в лагере всё же успело наступить, и в связи с этим народ решил организовать ко мне паломничество, словно к мавзолею Ким Ир Сена. Что ж, добро пожаловать. Сегодня я добрый, и так и быть, готов делиться своей бесконечной мудростью с каждым страждущим. Вот прямо сейчас и начну: «Воззри же, дщерь, на богатыря, что пал в неравной борьбе с ехидной болотной да половцем поганым. Вернее, с пионером, что не совладал с вёсельной лодкой. В своё оправдание могу сказать, что лодка была не простая... И не золотая... А, судя по тому, как она отоварила меня по голове – из чистого чугуна–с». Нет, пожалуй, не стоит говорить этого вслух. «Не поймут–с. Провинция–с».
– Ну как ты себя чувствуешь, пловец? – чуть дрогнувшим голосом озаботилась моим состоянием девочка и прошлась по мне внимательным взглядом. Последнее слово было сказано с ощутимой ноткой сарказма, но всё же было заметно, что Женя за меня переживала. И просто не хотела «терять лицо», опускаясь до того, чтобы признаться в искреннем сочувствии. Тем более, к такому бунтарю и вообще странному чуваку, как я.
– Да, вроде нормально, только голова болит, и немного подташнивает. Совсем–совсем чуть–чуть, не беспокойся! – я беспечно махнул рукой. – Думаю, что смогу даже встать и заняться делами. Своими научными. А самое главное, одиннадцать страниц заставил Славю написать (то есть продиктовать). Это ляжет в текст кандидатской диссертации! Так сказать – очевидное–невероятное в прямом эфире. Ловкость рук и никакого мошенничества! Нобелевскую премию в студию! Правда, я ещё не определился, по каким наукам. Здесь и социология, и физика, и психология… И немножко психиатрии...
– Вначале школу окончи, – Женя фыркнула и, встряхнув синими волосами с розовой заколкой, отвернулась, вскидывая носик кверху. – Надо думать о дне сегодняшнем, а то так и будешь в империях витать!
– Давно уже… давно окончил. Аа, ты всё равно не поймёшь.
– И не должна понимать. Ты головой ударился, а значит, помешался. Надеюсь, что временно. На завтрак–то придёшь?
– А линейка у вас сегодня отменилась что ли? Обычно сначала меня гонят туда, а уже потом…
– Да нет, не отменилась. Просто тебя по этому поводу просили не беспокоить, – ответила Женя.
– «Просили»... «Не беспокоить»... Ух ты, сколько форсу! Чувствую себя коронованной особой, путешествующей инкогнито. А где, кстати, мои золотые шпоры и верный паж?
– Да, хорошо ты головой приложился. Объясняю проще – на линейку сегодня можешь не приходить. Там и без тебя управятся.
– А обычно они без меня не управляются? – спросил я.
– Так! Прекрати свои вот эти вот шуточки! – Женя насупилась и отвернулась в сторону шкафа.
«Больно надо мне с тобой общаться», – подумал я, а ведь на линейку и так бы не пошёл. Местные явно не желали понимать, что я самостоятельная личность, и не нуждаюсь в указанных сверху планах на день. Делал, делаю и буду делать только то, что хочу и считаю нужным, раз уж и так оказался здесь вопреки своему желанию. И это немного раздражало! Точнее, раздражало очень и очень сильно!
Ответом я Женю так и не удостоил. Издеваться в мои сегодняшние планы больше не входило. Спрашивать, почему же меня не пригласили на линейку, тем более глупо. Это очевидно и так. Уточнять планы мероприятий на сегодняшний день? Зачем? Если я всё равно не собираюсь на них идти.
– Кушанья Вам велено принести в «нумера», кстати, – как ни в чём ни бывало продолжила Женя. – Будете наслаждаться обслуживанием высшего класса!
– Женя, благородный дон поражён в самую пятку. Теперь я точно уверен в своём благородном происхождении!
– Но, – ехидно заметила девушка, – если Ваше Высокоблагородие себя нормально чувствует, то пусть само сходит. Чай, ножки не отвалятся и ласты не склеятся.
Ну, такое откровенное хамство спустить я никак не мог. Поэтому ответил в своей привычной манере:
– Ну уж нет. Я люблю, когда ублажают моё эго и вообще… ублажают. Я считаю, что именно таким должен быть каждый уважающий себя человек. Особенно, если попадает в насильственные ситуации.
– В какие ещё такие ситуации? – Женя выгнула бровку дугой и подсела ко мне на постель. – Кого–то насиловать собрался что ли?
– А вот такие. Допустим, схватили тебя на улице и увезли в какие–то дебри, а потом ещё и пытаются заставить делать то, чего тебе не хочется. Как надо вести себя в таком случае? – на Евгении была надета лёгкая синяя курточка поверх традиционной пионерской формы, и она потеребила жёлтую пуговицу под самым воротничком, явно раздумывая.
– Нуу… бороться, наверное, – мне понравился её ответ. Даже очень. Он вполне согласовывался с моими собственными мыслями.
– А как бороться? – оживился я и схватил её за руку, въедливо смотря в синие глаза с золотистым солнечным отливом. – Может быть, открыто спорить?
– Нет, лучше скрытно. Для вида согласиться, а потом диверсию какую–нибудь, и сбежать, – рука Жени дрогнула, и я её разжал. Девушка снова встала, отворачиваясь.
– Что ж, ответ принимается. Теперь ты должна понять, почему я такой. Просто у каждого своя тактика, и я действую так, потому что меня вынуждают обстоятельства, – кажется, собеседница потеряла нить разговора. В её глазах отразилось недоумение.
– А как ты действуешь? – она отступила на шаг назад и столкнулась спиной со шкафом. Дверца недовольно скрипнула.
– Заставляю о себе заботиться. Ублажать меня, нести ответственность… – я зевнул и почесал лоб. – Приучаю к мыслям о том, что я – большая тяжесть здесь.
– Ты – прямо настоящий эгоист. А вот я хочу просто приносить пользу людям, чтобы потом кто–нибудь сказал: «Вот была такая хорошая девочка Женя, и никакого вреда от неё никому не сделалось…»
– Лучше бы вы сбежать отсюда попытались, миледи! А–то сидит и бумажки свои заполняет – смотреть противно.
– Откуда «отсюда»? У нас смена. Две недели. Осталось совсем немного. Через три дня разъедемся по домам, и не факт, что когда–нибудь встретимся снова.
Каким образом мы попадём домой через три дня, я уточнять не стал, и осторожно, чтобы сразу не упасть, потому что снова ощутил слабость, встал с кровати. Меня несколько раз шатнуло, но я удержал равновесие и продолжил стоять. Наконец, проклятая слабость прошла, и я почувствовал внезапное облегчение. Болезнь, проявления которой я постоянно ощущал всё утро, испарилась. Я чувствовал себя абсолютно здоровым и готовым на новые подвиги. От головной боли и тошноты не осталось и следа, будто разговоры с Женей были животворящей влагой, Живой Водой, как в старославянских лесах. Прошёл испытание на выносливость и получил награду? Получил «левел–ап», и всё мое здоровье автоматом вернулось на максимум? Спасибо, не надо мне ваших поощрений. Обойдусь уж как–нибудь. По–чучхейски, с опорой на собственные силы.
С нарочито беспечным видом я вышел за порог и остановился под разлапистым сиреневым кустом. Почему бы не подождать столь благотворно повлиявшую на мой организм даму? Женя вышла почти сразу же следом за мной.
– Только о еде не забудь, сходи на завтрак, – предупредила меня Евгения. – Или, говоря твоим языком: яства поданы. Раз уж ты встал, я передам, что нести тебе ничего не нужно.
– Конечно, схожу. Еда – самое важное, – согласился я. – Так и бабушка моя всегда говорила.
Но перед едой мне хотелось немного проветрить мозги. Лёгкая прогулка бы сейчас явно не повредила. Словно получив от меня телепатический сигнал, Женя предложила:
– Давай хоть немного прогуляемся перед завтраком, а то на тебе лица нет. Прослежу заодно, чтобы ты снова в обморок не грохнулся.
– Лицо у меня пока ещё есть, и падать я никуда не собираюсь, но прогуляться – идея хорошая, – согласно кивнул я. – Куда совершим променаж?
Предложение пришлось кстати, но, прежде чем уходить из домика, я проверил карманы брюк. Телефон был там – за прошедший день его никто не украл, и это радовало. Но не повредила ли тонкий аппарат вода? Смартфон я брал дорогой, но купаться с ним в мои планы не входило. Так что водонепроницаемость в списке его достоинств тоже не числилась. Без особой надежды я нажал на кнопку включения, и к моей неописуемой радости экранчик жизнерадостно загорелся. И даже не высветил никаких сообщений об ошибке. Похоже, телефон совершенно не пострадал. На радостях я несколько раз сфотографировал домик и себя на его фоне. С этих пор буду брать только самсунги! (на правах авторской рекламы)
– Ты чего возишься? – насупилась Женя, явно не понимая, чем таким важным я занят. Ну да, селфи в 1980–ом ещё не изобрели.
– Обыскивать меня не стали? А ведь могли бы… перед тем, как в кроватку уложить. Это упущение! – смеясь, я направил светящийся экран на девушку, пытаясь произвести на неё впечатление. Раньше я никогда не стремился понтоваться перед девчонками и прочими людьми, но здесь у меня проснулись какие–то прямо альфосамцовые наклонности.
– Это что у тебя такое?
– Телефон. Хочешь позвонить? А, у тебя всё равно не получится, потому что сети нет. И у меня, сказать по справедливости, тоже.
– Хорошая шутка. Но я не по технике. Ты свой прибамбас Элу покажи.
– Я парням свой прибамбас не показываю, – я рассмеялся, а Женя покраснела. Эту шутку она поняла. Что–то никогда не меняется, и это прекрасно! Стабильность – признак качества.
– Нуу… тогда давай просто погуляем. Хорошо?
– Лан…
Я решил проверить другой карман, и моей радости не было предела: там появилась знакомая сбербанковская карточка и ключи от квартиры. Кто их вернул «на Родину», оставалось загадкой. А может быть, они тут лежали всё время, и я просто не засовывал пальцы достаточно глубоко? Пионерские брюки, в отличие от джинсов, не особо облегают ноги, так что даже смартфон в кармане мне не мешал. Но всё же, маловероятно такой лопатник не почуять. Ну а ключи хоть раз бы точно зазвенели. Впрочем, узнать это уже трудно. Разве что эксперимент провести – сравнить пустые и полные карманы по ощущениям. Но разве это уж очень нужно?
В конце концов, зачем им вещи пришельца из двадцать первого века, которыми они всё равно не смогут воспользоваться, ведь даже не знают, что с ними делать? Хотя из какого века они сами, я точно не знал: судя по местному антуражу, здесь где–то середина или конец советского периода. Если верить смс–кам из автобуса, 1980–ый год. А может быть, они такие же жертвы из моего мира, как я? Непонятно, сколько на самом деле лет местным обитателям. Если я сам превратился в подростка, то может с ними произошло нечто подобное? Может, я сейчас разговариваю с бабушкой или даже… дедушкой? Меняют ли здесь пол? А может, наоборот, и они вообще из детсада. Из старшей группы. Потому что вести себя столь послушно – это полной «шляпой» надо быть! Не свойственно взрослым…
Вот по мне сразу видно, что я человек с высшим техническим образованием. Вообще, надо бы переманить на свою сторону Электроника и Шурика: всё–таки коллеги, как–никак. Займусь этим после завтрака.
Мы с Женей вышли на маленькую тропку и направились в сторону библиотеки. Я воспользовался тем, что инициативу выбора пути передали мне, и старался вести девочку такой дорогой, чтобы по возможности никому не попасться на глаза, ибо бурная радость всего «Совёнка» по случаю моего чудесного выздоровления не входила в мои планы. Но скрываться было легко, ведь в библиотеку почти никто не ходил. А мне всё–таки хотелось посмотреть на книги, имеющиеся здесь в наличии, чтобы примерно представить, какой у них сейчас год. А может, просто спросить прямым текстом?
– Жень, ты не знаешь, какой сейчас год? – мы как раз проходили под двумя клёнами, где слева расположилась небольшая оранжевая скамейка.
– Ты до сих пор не пришёл в себя? Неужели придётся опять звать Виолетту? Мы, кстати, почти возле медпункта, может, тебе заглянуть? – Евгения указала на обитель Виолы, и я ускорил шаг, чтобы не дать столь крамольной мысли развиться в маленькой головке моей спутницы. Конечно, я отбрешусь и не пойду, но скандала не хотелось.
– Ты вопросом на вопрос не отвечай. Это неприлично. Я правда забыл, какой сейчас год. У гениальных людей бывают провалы в памяти в простейших вещах.
Женя не успела ответить на мой дурацкий вопрос, как перед нами словно из–под земли возникла Виола. Также неожиданно исчезла Женя, метнувшись за ствол клёна, как будто чего–то испугалась. «Кадр сменился».
– Привет, пионер. Ну как, очнулся? А теперь срочно ко мне на приём! Будем лечиться… – последнюю фразу женщина произнесла как–то двусмысленно и повела бровями с явными намёками на большее. Я уже понял, что она не против отношений с юными парнями, и я запросто мог бы затащить её в постель, если бы проявил хотя бы минимальную активность. Но ничего такого не хотелось – Виолетта казалась чужой и враждебной сущностью, с которой не может быть никакой дружбы, не говоря уж о любви. К тому же все мои мысли были полностью отданы решению Загадки, а в таком состоянии не до секса.
Мне даже стало немного жутко, но я решил не начинать утро со споров, а покорно последовал за ней. Тем более, осмотр после столь тяжёлого потрясения мне бы не помешал. Уже по пути я заметил, что ни разу не спорил с Виолой, а всегда подчинялся её указаниям. Хотя та же Оля, когда пыталась мне приказывать, вызывала во мне бурную волну негодования. Виола как–то подавляет мою волю? Она, в отличие от Ольги, обладает в «Совёнке» настоящей властью? Подручная Архитектора? Его глаза и уши? На самого творца она явно не тянула. Да и не будет Сам Творец жить внутри творения.
В таком случае, стоит ли идти с ней в медпункт? Скорее всего, медицина здесь – чистая формальность, не представляющая никакого интереса… Но… в таком загадочном месте любой местный «ивент» мог пролить свет, добавить паззл к общей картине происходящего. Убить меня – не убили. Покалечить – тоже не покалечили. Даже моё вчерашнее утопление обошлось без последствий. Значит, я нужен «им» живым и целым. Разве что, несколько чокнутым. Но за свою психику я постоять сумею. А значит, вперёд за подсказками! Будем считать, что это – не медпункт, а Форт Боярд.
Мы зашли в медпункт, и некоторое время женщина меня осматривала: посмотрела горло, язык, шею, уши, послушала грудь, зачем–то постукала по голове стеклянной трубочкой и спросила, нет ли у меня жалоб. На что я вполне честно ответил.
– Поначалу голова болела, но сейчас вроде всё образовалось. Лучше обойтись без лечения.
– У тебя точно всё хорошо? Это здорово, потому что будет к тебе небольшое дело: мне надо отойти по одному вопросу, и ты бы мог полчасика посидеть здесь за меня. Покарауль, чтобы никто не залез и ничего не взял без разрешения. Мало ли, кто шастать будет, а опасных вещей здесь много, всё–таки медикаменты, – последняя фраза опять же показалась жуткой. Этой дружелюбной женщине удавалось иногда производить тягостное впечатление. – Если будут приходить пионеры, действуй по своему усмотрению. Я вижу, пионер ты вполне разумный. Понимаешь, что к чему.
– Ничего я не…
Интересно, этот вывод она сделала из моего вчерашнего плавания? Или просто знала правду? Кажется, все, кроме неё, разумным меня точно не считали. Но озвучивать вслух свои подозрения до конца я не стал. А вместо этого спросил:
– А почему просто не запереть на эти полчаса дверь?
Виола весело усмехнулась. Судя по всему, именно этого вопроса она и ждала, и заранее заготовила на него ответ.
– Разве ты не хочешь немного поиграть в доктора? – произнесла она крайне многозначительно.
– Нет, – честно ответил я. – Меня никогда не привлекала эта профессия.
– А придётся, – вновь рассмеялась Виола, но потом серьёзным тоном добавила. – Во–первых, не положено закрываться в рабочее время. А во–вторых, у нас тут ничего практически не случается. Справишься, пионер. Вот: зелёнка, пластырь и бинт. А больше тебе ничего и не понадобится. – Женщина указала рукой на одну из тумбочек. Там действительно стояла одинокая баночка зелёнки, рядом с которой лежал советский широкий моток пластыря, пачка бинтов, вата и ножницы. Она что, специально меня дожидалась? Даже разложила всё заранее. Или я преувеличиваю, и медичка просто вышла в тот момент, когда мы с Женей проходили мимо, чтобы поймать первого попавшегося «разумного пионера»? Может, она это проворачивает уже не первый раз, потому библиотекарша и кинулась в кусты.
Пока я обдумывал варианты, медсестра лукаво подмигнула и добавила:
– Но чтобы не разбазаривал зря казённое имущество! А то больные могут привирать. Договорились?
– Хорошо, буду беречь казённую зелёнку как зеницу ока, и не отпущу ни грамма лишней ваты! – отозвался я, со своей стороны твёрдо решив посмотреть, какие препараты здесь имеются. Может быть, я найду что–нибудь, что прольёт свет на Загадку?
– Ну тогда пока. Я побежала, – облегчённо сказала Виола, выдыхая, и лёгким шагом выпорхнула за дверь.
– Пока, – ответил я и сел за стол на полумягкое голубое кресло.
Беглый осмотр медпункта мне мало что дал. Но не похоже, чтобы перед уходом Виола что–то прятала. Помещение ломилось от разнообразных медикаментов. И зачем только тут столько всего, если ничего серьёзного не происходит? Теперь я окончательно пришёл к выводу, что Виола пригласила меня на «осмотр» только, чтобы получить на пару часов бесплатного сторожа. А раз так, можно переходить к более планомерному осмотру предоставленной территории. В доктора я играть не хотел, а вот в сыщика – с удовольствием.
Представив себя эдаким Шерлоком Холмсом с лупой в одной руке и трубкой в другой (правда, сигарет у меня с собой не было – да и водились ли они здесь?), я решил начать с того места, где и так уже находился. То есть, со стола Виолетты. Тааак, ну и что тут у нас?
На столе стояло и лежало много всякой чепухи: журнал моды, колбы для анализа крови, чашка из–под чая, лампа на длинной ножке, напоминающая плезиозавра… стакан для ручек и карандашей, подставка для исписанных маленьких рецептурных книжечек, мини–вентилятор… на подоконнике рядом со столом – несколько цветущих кактусов в длинных вытянутых горшках; чуть поодаль, слева – стенд с пёстрыми таблетками, бутылочками и карточками.
Когда я задрал голову вверх, то увидел в окне настоящее чудо техники: вместо форточки там был вделан в раму какой–то прибор с большой круглой дыркой, посреди которой расположился трёхлистный вентилятор. «Кондиционер прошлого века», – подумал я. – «Будет, как ветряная мельница, мух разгонять. Прямо в кофе, прямо в чай».
Но что вся эта ерундистика по сравнению с главным! А главным украшением стола был самый настоящий телефон! Не сотовый, а обычный, с крутящимся диском, чисто белый. Такой же, только красный, был у нас в деревне, пока наша семья не перешла на мобильную связь, потому что за домашнюю линию дороже платить.
– Неужели отсюда можно позвонить? – вслух спросил сам у себя я, снял трубку и приставил её к уху. Однако, кроме монотонного частого треска, я ничего не услышал. Привычное из раннего детства нажатие на рычажок ситуацию никак не исправляло – телефон был бесполезным куском плотной пластмассы, годной лишь только для того, чтобы переплавить её на вонючий пластичный материал. Чтобы потом абстрактный китаец в занюханном грязном подвале сделал из всего этого безликую и аляповатую детскую игрушку, которую потом втюхают втридорога какой–нибудь беспечной и незадачливой молодой мамаше.
Во я алгоритм выстроил! Хоть бизнес по переработке советских телефонов открывай! Сразу видно – экономическое сознание!
Отложив бесполезную трубку прочь, я посмотрел красочный журнал, который лежал прямо передо мной. Точнее, перед Виолой, а теперь передо мной. К медицине он никакого отношения не имел, ибо посвящался моде. На обложке красовалась девушка в синем платье в жёлтый цветочек образца 80–х годов без особенных излишеств. На голову «модели» была надета довольно нелепая, на мой взгляд, шляпка. Белая в розовую полосочку. «Такая должна Ольге Дмитриевне понравиться. Наверное, отсюда она своими головными уборами и затаривалась…» Самое интересное, что название у журнала отсутствовало, аналогично дело обстояло с датой и номером. Сверху над моделью присутствовали какие–то цветовые пятна, но размытые – ничего не прочтёшь. Складывалось ощущение, что их специально «размазали» фильтром в фотошопе, не особо заботясь о качестве результата. Или просто пролили какую–то медицинскую химию. В подтверждение этой теории бумага там была слегка скукоженной.
Я пролистал журнал, но мода меня никогда не интересовала, а информация о годе, единственная полезная для меня информация, там всё равно отсутствовала.
Самое интересное, что модели одежды здесь были представлены как советского, так и вполне современных мне западных образцов. Такое чувство, что журнал сшили из изданий различных десятилетий. Даже качество бумаги от одной страницы до другой слегка разнилось – они становились то старше и желтее, то, наоборот, белее и новее. Кстати, в зависимости от изображённой модели – чем более старый фасон платья я наблюдал, тем и страница казалась старше. «Интересный маркетинговый ход. Эдакие бумажный Франкенштейн».
Я уже хотел отложить находку прочь, но, дойдя до конца, натолкнулся на полный «треш»: последние три страницы пестрели какими–то нарядами примерно пятисотлетней давности, а вместо страниц, казалось, – старинный пергамент: тронешь пальцем, и всё развалится – «смешали грешное с праведным!» Одна из этих трёх девушек на этих старинных «страницах» показалась мне знакомой. Она напомнила мне сестру в ранней юности… а вот другая – Мику. Точно, Мику! Или нет… почему я не могу как следует рассмотреть их лица? Что рассеивает моё внимание? Словно на Солнце смотришь или на яркий свет, больничный свет… Пальцы почувствовали нестерпимый жар, и я с шуршанием отбросил журнал обратно на стол.
– Нет, я не сдамся! – я помотал руками в воздухе и снова взял непослушную книжицу. На мою радость, капризная бумага уже ничего не жгла, и я принялся листать с конца: ничего необычного. Нет никаких старинных платьев. Пергаментные страницы просто исчезли! Да и современные тоже. Все модели абсолютно советские, по канону, страницы совершенно одинаковые и однотонные, а спереди на обложке широкий и слегка размытый след от чашки. Именно под ним бумага скукожилась, и надписи расплылись… Всё–таки, галлюцинация? Или, аномальное явление? Пора бы привыкать к этому понятию и применять его как научный термин. Как там это называется в физике? У меня же был в Университете курс физики. Его ещё такой смешной преподаватель читал... Как же была его фамилия? Котов? Кроликов? Что–то, связанное с животными, я уверен. Или с растениями? Почему же так сложно вспоминать прошлое? Ладно, Бог с ним, с этим профессором. Правда, мужик был добрый. Зато я припомнил, что в физике аномальные явления называются флуктуацией.
– Мда, этот мир точно сошёл с ума… – подытожил я своё наблюдение, возвращая журнал на его законное место подле седалища хозяйки.
Через пару минут раздался стук, дверь после моего разрешения открылась, и на пороге появилась Лена, робко придерживаясь за круглую ручку двери. Девочка, очевидно увидев, что вместо привычной Виолы сижу я, тихонько пролепетала:
– Ну… я тогда пойду… зайду попозже… – её тон мне показался настолько жалобным, что я поспешил успокоить девушку и задержать.
– Да ты скажи, чего хотела! Вряд ли здесь есть какое–нибудь дело, посильное для твоей Виолы и непосильное для меня. Ты ведь не похожа на смертельно больную… А мне сказали исполнять обязанности медички. И стратегические запасы лекарств тоже оставлены на моё попечение … На что жалуешься в общем?
– Да так… эмм… голова чего–то разболелась, – Лена стеснительно опустила глаза в пол и поковырялась носочком туфельки по гладкому больничному полу. – Не найдётся чего–нибудь обезболивающего?
– Наверняка. Всё–таки медпункт. Здесь должны быть всякие таблетки. Вот, – я просто открыл тумбочку и жестом пригласил девушку самой отыскать желаемый препарат, – посмотри сама. Смотрите, барышня, выбирайте: полным полна моя коробочка, есть и зелёнка, и вата, и целая россыпь разноцветных пилюль. Только не бери пузырёк с надписью: «Крысиный яд». Не советую. Хотя, я всё же не медик, – буквально несколько секунд назад я утверждал противоположное, поэтому решил прекратить свои похвальбы, отступил в сторону и предоставил Лене полную свободу действий. Своего рода аптечное самообслуживание, первое в мире, мною изобретённое, но пока не запатентованное.
Пионерка встала на корточки, пока я смотрел на неё сзади, и спустя мгновение зажимала в ладонях несколько белых таблеток.
– Спасибо… – Лена встала, спрятала руки за спину и попятилась к двери, – ну, я пойду…
– Поменьше читай на отдыхе, а то от этих романов уверенность теряешь.
– Так я пойду? – переспросила она.
– Кто ж тебя держит? Иди, если хочешь. Вольному – воля. Да и вообще, желания на то и нужны, чтобы им время от времени потакать. А то привыкли тут, что за вас всё решают, – насмешливо обронил я вслед уходящей девочке.
– Даже тумбочку не закрыла. Разгильдяйка, – вслух заметил я сам себе после того, как она ушла, и ногой исправляя эту девичью оплошность.
Закрыв тумбочку, я присел в кресло. И не успел перевести дух после первого «клиента» и схватиться за маленькую книжечку, заткнутую с краю в подставку для писчих принадлежностей, как немедленно заявился второй посетитель. Им на удивление оказалась Ульянка. Что им тут, мёдом намазано? Осмотреться толком не дают. А Виола говорила, что почти ничего не случается. Вот и верь после этого людям! Или нелюдям. Хрен их знает…
– Привет. А где медсестра? – недоверчиво посмотрев на меня, поинтересовалась девочка, пока я со скрипом разворачивался в кресле.
– Перед тобой сидит. Я тут изобрела новый препарат для превращений и решила ненадолго побыть Арсеньевым. Он парень хороший и умный – быть им – одно удовольствие.
– Не дури, Арсеньев. А то реальной Виолетте расскажу, – она уморительно топнула ножкой и надула губки.
– Ишь ты, детёнка обидели – куколку не купили! Ладно, ладно… Ну давай рассказывай, с чем пришла.
– Тебе? – Ульяна удивленно вытаращила глаза.
– Мне, мне. Кому же ещё! Или ты видишь тут ещё кого–то? – я показательно обвел рукой медпункт. – Сегодня, и только для Вас, работает доктор Арсеньев, многопрофильный специалист с огромным стажем. Обещаю, иглоукалыванием и пиявками лечить не буду.
Девочка рассмеялась и решилась:
– Да вот живот что–то разболелся. Не найдётся чего–нибудь утоляющего?
– Конечно, найдётся! – саркастически произнёс я. – Целый короб желудей насобирал. Утолишься так, что мало не покажется.
– Да хватит шутить уже, – голос Ульяны стал жалостливее и отчаяннее. – Помоги, пока по–человечески просят… Живот у меня разболелся – говорю же. С кем не бывает?
– Конфетами или шоколадом объелась? – нет, всё–таки шутки в такой ситуации уместны не очень. Человек страдает, а я изгаляюсь. – Да хорошо, хорошо, сейчас дам. Мало ли ситуации бывают…
Никогда бы не подумал, что такая резвая и беспечная пионерка, как Ульянка, может внезапно заболеть, да ещё и признаться в этом!
– Ну так давай уже, а не томи! – шутить и язвить маленькая ракета явно не собиралась и была готова к более решительным, чем простые просьбы, действиям.
– Подожди… сейчас найду. Не психуй. Нервные клетки не восстанавливаются, – интересно, заботливо оставленная Виолой зелёнка мне вообще пригодится? Пока здесь проблемы сложнее…
Я ещё не смотрел, что находится в местной аптечке, и теперь у меня появился прекрасный шанс это сделать вместе с посетительницей. На стенде, оказывается, таблетки были не настоящие – просто образцы с пояснениями и цифрами–указателями, чтобы знать, что в какой упаковке находится. Но Лена вполне удовлетворилась содержанием тумбочки. Значит, нам именно туда. Рывком выдвинув ящик, я понял, что тумбочку обычно запирают на ключ, ибо замок там предусматривался. Логично. На образцы смотри, сколько влезет, описания читай, а вот настоящие лекарства только под присмотром врача. Ну или исполняющего его обязанности, то бишь в данный момент меня. Присев перед тумбочкой, я запустил руки вперёд и принялся рассматривать содержимое. Здесь были разноцветные витаминки в пакетиках и несколько видов таблеток.
В медицине я разбирался не намного больше, чем в моде, потому что в обыденной жизни предпочитал использовать простые народные методы: от горла и простуды пил чай с мёдом–вареньем, держал ноги в тёплых шерстяных носках и просто следил за своим здоровьем, стараясь как можно реже обращаться к официальным врачам. А если обращаться и приходилось, то покупал в аптеке по чётко выписанному в поликлинике рецепту, а себе голову не забивал – аптекарь во всём и сам разбирался. Уточнял только, как что принимать. Читать инструкции к лекарствам – только портить себе настроение. Развернёшь маленькую с виду бумажку, читаешь, а там сразу побочных эффектов на километр. Одно лечишь, другое калечишь. Возникает только один вопрос: а стоит ли вообще так лечиться? Или проще довериться матери–природе?
Помню, видел, как моя бабушка принимала лекарства. Целую горсть одним махом. Я тогда безумно удивился, зачем так много? Она охотно пояснила: парочка таблеток действительно нужна при её болячках, остальные же нейтрализуют негативные воздействия этих двух или друг друга. Думаю, теперь понятно, почему я отдаю предпочтение народной медицине. Но вернемся к содержимому ящика и изнывающей Ульяне, которая от нетерпения скоро подскакивать начнёт.
Из названий таблеток мне был знаком лишь активированный уголь, фестал, аспирин с анальгином, да несколько специализированных от аллергии на цветение (почему–то здесь они присутствовали, хотя были довольно редкими. Словно специально для меня). Их мне приходилось пить, когда наведывался в свою деревню, потому что через два дня нахождения там я начинал отчаянно чихать, чесался нос, и слезились глаза.
А вот здесь, в «Совёнке», что интересно, никакая аллергия меня не мучила – может, местные цветы не извергают пыльцу… Хоть это и глупое предположение, но сейчас оно показалось мне самым разумным. Вторым по разумности была моя навязчивая идея о нереальности всего происходящего. Но реально всё вокруг или нет, а помочь страдающей девочке–шалунье надо.
С содержимым ящика мне повезло: всё разложено в довольно строгом порядке. Фестал я торжественно и вручил Ульяне. За одно посоветовав пить побольше воды. При отравлениях, а от чего у неё ещё мог живот разболеться? – самое то.
Девочка сдержанным кивком (в несвойственной ей манере) поблагодарила меня за «помощь» и понуро вышла из кабинета.
А я продолжил осмотр ящика. Вскоре нашёл ношпу: тоже, кажется, обезболивающее. Больше знакомых названий мне не встретилось. Что интересно, большинство пачек вообще были просто бесцветными безо всяких названий или с названиями на латыни: Cursus Manor, Iktum Fertio и т.д. Филькина грамота! Ну латынь–то Виола на каком–то уровне, вероятно, знает. А вот как она разбирается с упаковками без названий? Да и вообще, я никогда подобных не видел. На лекарствах всегда должно быть указано название, дозировка и дата. Чтобы не принять ненароком не то, что нужно, не в том количестве, и не отравиться просроченной химией. Не может же Виола держать всю информацию о неподписанных упаковках в голове? И как она находит нужную? По порядку пачек в ящике? Или они просто все одинаковые? Интереса ради, я вытащил по таблетке из двух одинаковых на вид белых упаковок. Одна оказалась белой, вторая – жёлтой. Я аккуратно засунул пачки на место. Как бы Виола их там не различала, не хочу стать причиной её ошибки.
Задвинув ящик обратно, я лениво побродил по комнате и встал возле зарешёченного окна.
– Не стала она меня убивать и травить своими странными таблетками. Ну так всё впереди, – пробормотал я в шутку и погладил решётку, выполненную в форме большой распустившейся розы.
Я даже в обычной своей жизни любил следить за событиями из окна, когда волновался. Это был мой личный излюбленный способ расслабиться. К тому же созерцание спокойных видов природы или монотонное движение городской улицы помогало мне размышлять, анализировать и приходить к верным выводам. А в этом аномальном месте я явно нуждался в расслаблении, потому что нервы постоянно были на пределе. И в анализе с выводами я тоже нуждался. Ведь уже который день я тут кручусь, а ничего так толком и не понял про этот лагерь. Возможно, имеющейся у меня информации уже хватает, чтобы найти выход. Ту самую загадочную Дверь. Но в постоянно окружающей меня суете я просто не успеваю сопоставить все известные мне факты и хорошенько всё обдумать. Здесь надо быть немножко шахматистом…
Я принялся рассматривать вид из окна, позволяя своим мыслям свободно течь. Напротив окна росли высокие раскидистые кусты, за которыми – две чрезмерно толстые берёзы, которые выступали из общего лесного массива, словно дядя Стёпа среди первоклассников. По своей толщине они больше напоминали дубы. А может, это и вправду какой–нибудь вид дуба белоствольного?
Чу! Движение. Листья кустов напротив резко зашевелились.
«Кто бы это мог быть? Судя по шевелению, животное довольно большое… косуля какая–нибудь!» Хорошо бы, если косуля, а то будет мне косуля с клыками да когтями, что в момент рвут нежную человеческую плоть.
Внезапно кусты ещё сильнее встрепенулись, и на ствол одной из берёз запрыгнуло существо, поразившее меня до глубины души – напоминало оно огромного серого сухопутного осьминога с вытянутыми прямыми конечностями. Осьминог принялся лезть наверх, зацепившись свободным щупальцем за соседнее дерево. Потом его тело повисло в воздухе, а двумя «руками» существо ухватилось за «берёзы». Казалось, «руки» у него отрастают, пропадают, укорачиваются и удлиняются абсолютно неведомым способом по его желанию. Он медленно на них подтягивался и в конце концов оказался на вершине деревьев, но настолько аккуратно, что не смял ни одного листика. Какие–то особые, древесные осьминоги…
Раздался скрежет. Существо встало на четыре лапы, как будто огромная уродливая собака, отодвинулось назад, сохраняя при этом своё положение на ветвях, и в резком прыжке очутилось на земле прямо перед моим окном, вновь поднимаясь на две конечности и порыкивая.
Резким движением я захлопнул ставни и задёрнул жалюзи. А сам отбежал к двери, чтобы, если что, если вдруг эта хрень всё же полезет в окно, у меня была возможность быстро убраться прочь. Эх, оружие бы! Монтировочку какую–нибудь!
Моё дыхание стало тяжёлым, а сердце вовсю ёкало. На улице послышались вкрадчивые шаги. «Ну всё, кажется, вот и конец мне пришёл», – подумал я и уже принялся прощаться с жизнью, потому что дверь забаррикадировать не успею…
Дверь открылась. Я рванулся назад к окну.
– Эй, ты чего? Не оправился ещё? Или просто поболтать с Виолой заглянул? Не бойся – не выдам, – раздался знакомый мне голос Славяны. – Да и Виола – тётка нормальная. Скажу честно, пионеры (но не я!) иногда сюда приходят прятаться, когда нас (то есть их!) уж очень сильно достаёт Ольга Дмитриевна разными полезными поручениями.
Я благодарил судьбу, что у меня третий посетитель, хотя пару минут назад никого не желал больше обслуживать. Видите, как неожиданные происшествия превращают социофобов в дружные натуры?
– Ой, Славя! Дорогая ты моя! – я подбежал к девочке и крепко её обнял. Но пионерка не оценила мою любезность и отпихнула от себя, резко наливаясь краской.
– Какая я тебе дорогая? Ты чего вообще несёшь? Я тут по делу вообще–то… – она отошла на шаг к двери, и я испугался, что опять останусь здесь в одиночестве, покинутый всеми, кроме неопознанных лесных монстров, мимо которых пробираться вот уж никак не хочется! Какая–никакая компания мне сейчас явно не помешает.
Вид Славяны демонстрировал смущение и одновременно решимость. Сразу было видно, что пришла она не просто так и не спрятаться, а по делу. Ну, кто бы сомневался. Славя и «просто так» понятия абсолютно несовместимые.
– На что жалуемся? – уже привычно спросил я и уставился в голубые глаза красавицы, присаживаясь на «законное» кресло и пытаясь скрыть дрожь в руках и ногах.
– Ты сегодня за Виолу? – спросила она и, дождавшись утвердительного кивка, продолжила. – Давай, я лучше поищу сама? А ты, если хочешь, можешь отойти погулять, – по виду девушки было понятно, что она не желала осведомлять меня о своих потребностях.
Вот это, конечно, предложеньице! Ну уж нет, гулять я никуда не пойду! А то потом нагуляю себе перерезанную шею! Наверняка, его лапы–щупальца заостряются на концах или выпускают маленькие тоненькие искусственные стальные лезвица. Брр…
Но перед девушкой показывать свои страхи я не стал и заявил, что обещал дождаться Виолу. А слово своё привык держать. Но я совершенно не против, если она покопается в тумбочке в моём присутствии. Только рядом постою. Даже подсказать, если что, могу. Вообще сегодня я – сама любезность и предупредительность.
Что возразить на подобное правильное пионерское поведение, Славя придумать не сумела, и замялась:
– Ничего, ничего… Я просто так зашла, – ну да, ну да, так я и поверил. – У меня личный разговор с Виолеттой, вот!
– Все так говорят, милейшая. Абсолютно все…
Девушка покосилась на тумбочку, но ретировалась настолько быстро, что я ничего не успел ответить или просто попросить её остаться. Критические дни у неё что ли? Или вообще какое «не такое» заболевание? Или она плотно сидит на наркотиках, а Виола барыжит ей нужные таблетки из–под полы? Или медсестра Славю специально подсадила? А, может, Виола весь лагерь таким макаром под контролем держит? Надо внимательнее относится к тому, что я ем и пью. С другой стороны, большинство дури (кажется) не имеет цвета и запаха. Может, меня уже пичкают всякой дрянью? Вот осьминого–обезьяны и мерещатся... Уххх... Задачка... Со множеством переменных и с нулём констант.
В любом случае, надо было мне вести себя деликатнее, чтобы не напугать Славю. Постоять где–нибудь в сторонке, например, и понаблюдать оттуда. Зрение у меня хорошее… Да и содержимое ящика я неплохо успел изучить. Многие знания лишними не бывают.
От умственного перенапряжения я прикрыл глаза и откинулся на спинку стула.
По–хорошему, мне надо бы бежать, бежать, сломя голову, но я вдруг ощутил такую сильную усталость, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже страх – и тот почти перестал ощущаться, ведь я был внутри медпункта, а монстр снаружи. Вряд ли он сумеет прорваться сквозь ставни, решётку и жалюзи или повернуть ручку двери. Только заснуть с монстром под боком мне не хватало, а это может случиться, если я упаду на улице!
Прошло ещё несколько минут, в течение которых я сидел с закрытыми глазами и внушал себе, что ещё утро, и устать я ну никак не мог!
И тут раздался тихий скрип. А следом на улице послышались быстрые, но почему–то удаляющиеся шаги…
Я тут же распахнул глаза и принялся судорожно оглядываться. Неужели монстр уже тут, в медпункте? Липкой удушливой волной меня снова окатил страх. И подействовал он куда лучше самовнушения. Ощутив себя снова в силах, я бросился к двери. Сам не знаю, что в тот момент я хотел сделать. Убежать? Поймать неопознанный скрипящий объект? Или я просто временно утратил рассудок? На секунду мне даже показалось, что пасть насмерть от лап неизвестного монстра лучше, чем продолжать жить тут в неизвестности, в тягостном ощущении конца миров. Неизвестно, каковы планы местных обитателей на мою тушку и личность. Возможно, они даже хуже, чем смерть…
Однако мои опасения оказались напрасными: источником шумов оказалась всего лишь Алиса Двачевская, продирающаяся кустами параллельно задней стенке медпункта, поросшего ещё недоспелым виноградником, прочь от этого гостеприимного заведения. Вид у девушки был крайне недовольный. Тоже пришла за дозой? Нет, это бред.
Я решил действовать дипломатично. Сам не знаю почему, но мне безумно захотелось предупредить пионерку об опасности. А ещё лучше – спасти и защитить. Хоть я никогда и не был добряком или гуманистом. Да и в рыцари или спасатели даже за хорошую оплату записываться бы не стал. Но ведь и откровенной сволочью я тоже не был. И просто не мог допустить, чтобы Алиса пострадала, имея шанс спасти.
– Эй, вернись! Я всё прощу! Мне просто любопытно! – воскликнул я, и девочка остановилась. Она опасливо поглядела в мою сторону и быстро подошла, понурив голову.
«Уфф, сработало», – удовлетворенно кивнул я собственным мыслям и с трудом удержался, чтобы не схватить её за руку и не втащить внутрь. За дверь оно явно безопаснее будет. Но Алиса во многом похожа не меня, и насилия над собой терпеть не станет. Если я попытаюсь её втащить в медпункт, она из принципа вырвется и рванёт прямо в пасть неведомому монстру. Придётся действовать уговорами.
Но пока Алиса и не думала убегать – напротив, косилась в мою сторону крайне заинтересованным взглядом.
– Чего орёшь? Не ори… Тише! Ты там один что ли? – она кивнула на открытую дверь за моей спиной. – Ты ведь не будешь против, если я быстренько возьму кое–что из аптечки?
– Потом возьмёшь. Тебе бы спрятаться надо – здесь монстры ходят. Только что прыгал там один, – я показал на деревья, но Алиса лишь рассмеялась. Я явно разогнал её грусть.
– Ишь ты, вот это выдумал, лишь бы подружке не помогать. А по–собачьи он не лаял? А сорока ног у него не было случайно?
– Нее… только семь насчитал, больше не отросли. Я не дождался, – правдиво ответил я.
Девушка игриво хлопнула меня по груди, так что я отшатнулся. Ну и силища у неё. В качалку что ли ходит. Шутливый тон Алисы меня расстроил и обидел. Ничего себе: тут человека спасти пытаешься от смертельной опасности, а он ржёт и даже всерьёз тебя не принимает.
Я вздохнул.
– Не веришь – и не надо. Тогда, раз уж тебе нужна аптечка, то будем говорить сугубо на медицинские темы. И, если что, твоя смерть останется на твоей же совести, – подытожил я первую часть своего разговора, и пока Двачевская глупо хлопала глазами, спросил:
– И что же именно тебе понадобилось? Таблетки от неверия? Настойка от сомнений?
– Нет. Активированный уголь. Пару пачек. Чего–то в животе неспокойно, – по интонации Алисы было заметно, что она врёт. Врёт и не краснеет.
– Пошли в медпункт. А то мало ли что, – я недоверчиво осмотрелся по сторонам и решил рискнуть. Две пачки угля Двачевской, кроме меня, никто точно не даст. А значит, я могу особо с ней не церемониться. Резко схватив Алису за руку, я рывком затащил её в помещение, тщательно захлопнул за собой дверь и припер её стойкой для измерения роста.
От внезапной моей наглости девушка даже не попыталась вырываться. А лишь удивленно вытаращила глаза. Такое бывает, когда ты ошарашиваешь человека инициативой. Почаще так делай, и власть будет в твоих руках.
Через несколько секунд к девушке вернулся дар речи.
– Ты что, маньяк? – заорала она на меня. – Хочешь, чтобы я убежать от тебя не смогла?! А потом насиловать будешь?!
– Нет–нет, с чего бы… Я же говорил – там опасно. Ты можешь мне верить, можешь не верить, но факт остаётся фактом – надо соблюдать осторожность, – я поставил руки в боки, чтобы больше походить на привычное местным пионерам начальство – мою соседку по комнате.
В ответ Алиса громко рассмеялась, а ярость на её лице сменилась пониманием.
– А ты, смотрю, даром времени не теряешь! Сознавайся, чего ты тут наглотался, что монстры мерещатся? Может, поделишься?
– Да ничего я не глотал! – огрызнулся я в ответ. Мне не понравилось, что девушка повторяет мои мысли. И решил перевести тему в более актуальное для моей собеседницы русло. – Так сколько тебе там пачек нужно?
– Две пачки, – напомнила мне она и отошла к окну, подняла жалюзи и уселась на подоконник. – И не надо закрывать окно – здесь и так душно, – и ставни вслед за жалюзями распахнулись наружу под движением твёрдой руки рыжеволосой.
Я нервно вздохнул. «Благо, есть решётка – не прорвётся…»
– А не поплохеет тебе от двух пачек–то? Ты знаешь, что каждая таблетка рассчитана на определённый вес. Две пачки – это уже для слона или по меньшей мере бегемота. Так что давай выдам я тебе по медицинской справедливости – четыре таблетки.
– Не давай! Я сказала две пачки – значит две! Иначе вообще не надо!
Чужих таблеток мне жалко не было. Хочет две пачки, ладно. Я её честно предупредил о последствиях, как честный доктор.
Я встал на колени возле открытой тумбочки и вытащил оттуда две пачки, сколько и просили. Но оказалось, что они были последние. И я решил последовать пожеланию Виолы и не разбазаривать даром казённое добро.
– Посмотри! Тут всего две пачки – если я тебе отдам последнее, то весь отряд останется без важного лекарства, – я сделал паузу, немного отодвинувшись от ящика и давая Алисе возможность лично убедиться в моей правоте. Но, зная характер девушки, столь нужный ей зачем–то уголь я продолжал крепко сжимать в руке. А саму руку предусмотрительно убрал за спину. А то с неё станется попытаться выхватить у меня таблетки и дать дёру. Такую даже забаррикадированная дверь не удержит. Вышибет богатырским ударом и не заметит.
Подходить к ящику Алиса не стала – поверила. И за то спасибо! Но и откровенничать со мной девушка не спешила, и я решил её немного к этому подтолкнуть.
– Так, а теперь признайся, для чего тебе действительно нужен уголь. Ты явно недоговариваешь. И пока не скажешь правду, ни хрена я тебе не дам. По твоему свежему цветущему виду я прекрасно вижу, что ты не больна.
Алиса покраснела и отвернулась, бегая глазами по пейзажу за окном. Скорее всего, искала в своей увёртливой фантазии какую–нибудь отмазку, но потом уверенно и даже с вызовом заглянула в мои глаза и скороговоркой выпалила:
– Я хочу взорвать памятник Генде на площади! Уголь – необходимый компонент для простенькой самодельной бомбы.
– Что ж ты сразу не сказала? Это святое дело! – мои губы расплылись в улыбке. Наконец я убедился, что действительно не одинок в своей ненависти к «Совёнку».
– Но учти – проболтаешься Ольге Дмитриевне – урою! – нарочито суровым тоном пригрозила мне Алиса. Но её глаза сияли от счастья.
– Нет, мы скажем ей об этом позже. Когда уже всё взорвётся, – я злобно ухмыльнулся.
Заявление нисколько не возмутило меня. Мне было совершенно наплевать на то, кто такой Генда (товарищ... товарищ Генда), и насколько весомый вклад внёс этот человек (а человек ли?) в дело становления всемирной революции. В конце концов, мы взрывали не самого деятеля, а его памятник – а это далеко не так страшно. Сейчас я был рад любому местному, у которого хватит смелости хоть немного растормошить застой, царствующий в «Совёнке». Если это поможет мне вернуться домой, то я готов взорвать не только Генду, но и площадь, и даже весь лагерь, оставив в живых только людей.
Больше совершенно не сомневаясь, я снова полез в ящик, выгреб оттуда весь оставшийся активированный уголь и сложил половину в пакетик. На самом деле угля было пачек десять, но пока я показательно рылся в ящике, загораживая его от Алисы собственной спиной, остальные я сунул на самое дно под другие упаковки, прежде чем отодвинулся и позволил ей самой посмотреть.
– Ах ты гад! Обманул меня, а я тебе поверила! – казалось, она сейчас или набросится на меня с кулаками, или заплачет. Но я не стал доводить ситуацию до крайностей. Закончив складывать таблетки в пакетик, я, подмигнув, протянул его Алисе.
– Вот. Здесь пять пачек.
Выражение лица девочки выразило сначала непонимание, потом удивление и, наконец, бурную радость. Она явно была довольна, что обрела в моём лице террориста–единомышленника.
– Благодарю, – девушка в изящном поклончике выхватила у меня пакетик.
– Может, тебе нужна помощь? Дело–то нелёгкое, а я хотя бы могу покараулить, пока ты будешь всё проворачивать. Любопытно ведь! Как ты могла уже понять, я ещё тот экстремал и нарушитель порядков. Хочется чего–нибудь такого–эдакого, а не тупо на шезлонге лежать да книжечки читать.
– Ну пошли. Лишние руки никогда не помешают. И лишние мозги тоже.
– Но из одного активированного угля бомбу не сделать! У тебя должно быть что–нибудь ещё. Рецепт можно в библиотеке отыскать…
– И без библиотек разбираемся. Серу и селитру для пороха я достала у Шурика в их клубе. У них это есть. Парнишка даже лишних вопросов задавать не стал, а Электроника, с которым у меня… недопонимание, там на счастье не оказалось.
– Интересно, почему это он не обратил внимания?
– Да он, когда чем–то своим увлечён, вообще ни на что не смотрит и готов отдать всё, что попросят. Лишь бы не мешали.
– В следующий раз сразу душу проси, а эту его особенность я учту, – пошутил я, и мы направились в сторону пролеска поближе к памятнику, чтобы без лишних глаз приготовить порох и быстро всё донести до места действа. Благо, здесь были неплохие кусты. Под одним из них я регулярно справлял свои естественные потребности, поэтому подтолкнул девочку ко второму, а то она уж собиралась идти туда, куда не надо… «Кстати, а куда ходят в туалет они? И ходят ли вообще? Ничего похожего на уборную я здесь так и не приметил, кроме пристроечки рядом с библиотекой (впоследствии выяснилось, что это всё же не туалет)… Спросить что ли? Нет, лучше не буду! Может, после, когда все остальные вопросы исчерпаются…»
Алиса присела на землю, положила перед собой свой небольшой заплечный рюкзак, на который при встрече я даже не обратил внимания, и достала оттуда клеёнку; небольшую, но глубокую кастрюлю; несколько чашек; ступу и пару ложек. Следом были извлечены заранее заготовленные ингредиенты, и девушка разложила всё на клеёнке. Откуда у неё появилась сумка?
– Алис, у тебя разве всё время был рюкзак? – не сдержался и спросил я.
– Нет, конечно, мне его зелёные человечки только что бандеролью с Альфа Центавры прислали, – отшутилась девушка в ответ.
– Странно… мы же шли вместе. И у тебя его не было!
– Знаешь, милый, пойдёшь на дело – и не то отчебучишь.
«Конец связи». Развивать тему дальше смысла нет.
Как столько добра помещалось в довольно–таки небольшой сумке, так и осталось для меня ещё одной загадкой. Но с этим свойством женских аксессуаров я не раз сталкивался и дома. Так что больше вопросов задавать не стал.
– У меня тут уже всё приготовлено в нужных пропорциях. Я заранее взвесила: 65 и 17 – как положено. Ты пока выдави из упаковки таблетки и растолки уголь в ступке. Его мы будем отмерять «на глаз», потому что это не такой опасный ингредиент, и, в общем, ничего страшного от переизбытка не станется.
– Но ведь нужна точность!
– Уж прости, весы в рюкзак не поместились. Я и так еле дотащила это добро до нашей базы. Мог бы и помочь, кстати. Я ведь чуть ли не час тащила, ныкаясь по кустам! – «какой к хренам час? Она вообще от меня не отходила!» По сосредоточенному выражению лица девушки, колдующей над кастрюлей, я никак не мог понять, шутит она сейчас или говорит всерьез.
Хмыкнув что–то неопределённое в ответ, я взялся за ступу. Я готов был и на куда бОльшие подвиги, лишь бы не потерять единственного союзника.
Похоже, что–то подобное чувствовала и девушка. Она даже оторвала взгляд от ценных ингредиентов и ещё раз постаралась меня успокоить:
– Ничего страшного, будем мерить столовой ложкой. Поверь, не впервой! Глаз, как алмаз!
Я не стал уточнять, когда и при каких обстоятельствах юной террористке приходилось раньше готовить порох и тренировать на этом глаз, потому что хотел закончить всё как можно быстрее. Уж очень мне захотелось, чтобы Генда взлетел на воздух. По–моему, это будет прикольно. А уж как Ольга Дмитриевна «обрадуется»! Я дрожащими от нетерпения пальцами выдавливал таблетку за таблеткой, упаковку за упаковкой в глубокую чашку, и когда она наполнилась почти доверху, яростно принялся толочь содержимое, как будто перемалывал в пыль ненавистные порядки, царствующие в лагере.
С каждым движением я работал деревянной палкой–ступкой всё яростнее и яростнее. Я представлял себе, как уничтожаю лагерь «Совёнок» – это проклятое место. Наконец, содержимое полностью превратилось в мелкий угольный порошок, и я успокоился. В мыслях я уничтожил всё, оставив лишь чистое поле и обломки статуй.
Алиса забрала у меня чашу и довольно уверенно высыпала все компоненты в новёхонькую кастрюлю, в процессе перемешивая их ложкой. Затем извлекла из своей бездонной сумочки бумажный пакет с надписью «мы гордимся Советским Союзом!» («наверное, из столовой для сухих пайков» – решил я). Девочка осторожно наполнила его приготовленным порохом. Вышло почти доверху, и Алиса свернула в кулёк верхушку.
– Хорошо, что погода солнечная. Пошёл бы дождь, и ничего бы не получилось. Остаётся только добыть фитиль, – деловито закончила пионерка. – На эту роль подойдёт любая тоненькая верёвочка, смазанная чем–нибудь горючим. Сходи к нашим кибернетикам и попроси. Я, к сожалению, забыла. Всего–то не рассчитаешь!
– Не хочу я к ним! У меня под боком медпункт, где наверняка есть спирт, а на ногах кеды. Одним шнурком уж пожертвую, тем более они всё равно не мои, а казённые. Чего не сделаешь ради друга! Но своими ботинками я бы ни в какую не рискнул, – я говорил с изрядной долей сарказма, но поглощённая идеей Алиса ничего не заметила и с готовностью приняла моё предложение.
К общему счастью, Виола всё ещё отсутствовала, и препятствий на пути к заветному спирту не возникло. Нашёл я его на столе, спрятанным за вентилятор. «Наверное, чтобы пионеры не разводили водку». Пузырёк был тут же скоммунизжен и принесён моей напарнице.
– А ты шустрый, – девушка довольно выдохнула, опасливо оглянулась по сторонам и принялась пропитывать шнурок спиртом. Вскоре фитиль был готов и старательно закреплён внутри пакетика так, чтобы концом торчать наружу, а всю остальную дырку Алиса крепко заделала лейкопластырем.
– Ты же сама говорила, что когда захочешь сотворить что–нибудь такое–эдакое, то даже ветер тебя не обгонит.
