Видение выздоровления 9 страница

Я росла, чувствуя себя единственной причиной, по кото­рой родители живут вместе. Вкупе со страхом, что я недо­статочно хороша, это было тяжелым моральным грузом для маленькой девочки. Все изменилось, когда я в шестнадцать лет впервые выпила. С этим первым обжигающим глотком бурбона прямо из бутылки, которую мы добыли в результате налета на шкафчик со спиртным во время вечеринки с ночев­кой, испарились всякий страх, стеснение и нехорошее само­чувствие. Я напилась, отключилась, потом меня рвало, наутро жутко тошнило, но я все равно знала, что снова это сделаю. Тогда я в первый раз почувствовала себя частью группы себе подобных, не ощущая необходимости быть идеальной, чтобы заслужить одобрение.

Мне удавалось оплачивать учебу в колледже благодаря сти­пендиям, участиям в программах типа «работай и учись» и кредитам на образование. Из-за занятий и работы я была слишком занята, чтобы много пить; кроме того, я была помол­влена с парнем, который не был алкоголиком. Однако на пос­леднем году обучения я порвала с ним отношения, когда открыла для себя наркотики, секс и рок-н-ролл – спутников своего лучшего друга, алкоголя. И погрузилась в исследова­ние всего того, что жизнь предлагала молодежи в конце шес­тидесятых – начале семидесятых. После пешего похода по Европе я решила поселиться в большом городе.

Сделав это, я благополучно обзавелась полноценным алко­голизмом. Большой город – прекрасное место для того, чтобы быть алкоголиком. Никто не обращает на тебя внимания. Три мартини за ланчем, выпивка после работы и стаканчик перед сном в баре на углу – это был вполне нормальный день. И разве не у всех бывают провалы в памяти? Я любила пошу­тить о том, какая это отличная штука, ведь экономишь столько времени на проезд. Вот ты здесь, а через минуту – уже там! Оглядываясь на прошлое, я вижу, что шутки и смех по поводу моментов, связанных с алкоголем, способствовали укрепле­нию моего непробиваемого отрицания. Еще один трюк – под­бор собутыльников, которые пили немного больше меня. Бла­годаря этому я всегда могла указать на их проблему.

Из-за одного из таких приятелей я впервые и попала за решетку. Если бы только сидящий за рулем остановил машину по сигналу полиции, все было бы нормально. Если бы только, когда мне практически удалось нас отмазать, он сидел молча, ничего бы не случилось. Нет же, он начал что-то лепетать о том, как лежал в реабилитационной клинике. Мне приписали легкое правонарушение, но я много лет совершенно не при­нимала в расчет этот арест, ведь виноват во всем был он. Я просто игнорировала тот факт, что сама пила весь день.

Однажды утром, когда я была на работе, мне позвонили из больницы и попросили срочно приехать. Там был мой отец, умирающий от алкоголизма. Ему было шестьдесят. Я и раньше навещала его в больницах, но на этот раз все было по-другому. С жутко раздутым животом, в отеках из-за того, что его переставшие работать почки и печень не могли больше перерабатывать жидкость, он мучился три недели. Алкоголь­ная смерть очень болезненна и медленна. Увидев, как умирал отец, я утвердилась во мнении, что никогда не стану алко­голиком. Я слишком много знала об этой болезни и о самой себе, чтобы пасть ее жертвой. Я отвезла его тело домой, но на похороны не осталась. Я даже не смогла помочь бабушке похоронить ее единственного сына, потому что в то время глубоко погрязла в любовной связи, замешанной на сексе и алкоголе.

Эта связь самым жалким и необъяснимым образом вела меня к моральному разложению, и меня впервые арестовали за вождение в пьяном виде. Я была в ужасе, ведь я могла бы кого-нибудь задавить. Ведя машину, я была совершенно не в себе и очнулась, только когда отдавала патрульному свои водительские права. Я клялась себе, что такого больше никогда не случится. Но через три месяца ситуация повто­рилась. Тогда я не знала, что, когда в мой организм попадает алкоголь, я не могу контролировать количество выпиваемого и выбирать компанию – все благие намерения тонули в отри­цании.

Помню, я шутила на тему того, что большинству людей за всю свою жизнь так и не приходится увидеть тюрьму изнутри, а вот «такой женщине, как я» удалось трижды там оказаться. Но при этом, думала я, я по-настоящему никогда не «попадала в беду», так как ни разу не провела за решеткой и одной ночи. Потом я встретила Мистера Нарушителя, своего будущего мужа, и все поменялось. Наша брачная ночь состоялась в тюрьме. Тем не менее, как и во всех других случаях, моей вины в этом не было. Вот они мы, все еще в свадебных наря­дах. Если бы он только держал свой рот закрытым после при­бытия полиции, все было бы в порядке. Я почти убедила их, что он напал на камердинера, потому что пропали подарен­ные нам на свадьбу деньги. На самом же деле он подумал, что камердинер украл марихуану, которую мы собирались поку­рить. В действительности же я просто забыла, куда ее засу­нула, потому что была очень пьяна.

Пока камердинера допрашивали на парковке ресторана, мой муж стал вести себя так агрессивно, что полицейский посадил его на заднее сиденье патрульной машины. Когда же он попытался выбить заднее стекло, офицер решил отомс­тить ему. Я стала умолять полицейского пожалеть нас, но при­был второй, и жениха с невестой забрали в тюрьму. К моему ужасу, когда у нас стали изымать личные вещи, среди них обнаружились «украденные» сигареты с марихуаной. Тогда меня арестовали за три тяжелых правонарушения, включая нахождение в общественном месте в пьяном виде и недо­стойное поведение, а также за два легких. Но во всем был виноват мой муж. Я здесь была практически ни при чем, ведь это у него были проблемы с пьянством.

Я прожила в этом алкогольном браке почти семь лет, про­должая держать в центре внимания его проблему. Ближе к концу я объявила, что в нашем доме больше не будет ника­кой выпивки, в своем заблуждении пытаясь подать ему хоро­ший пример (кроме того, он попивал слишком много моей водки). Но, как бы то ни было, почему я должна отказывать себе в коктейле, возвращаясь домой после напряженного дня в офисе, просто из-за того, что у него есть такая проблема? И я стала прятать водку в спальне, все еще не видя в этом ничего дурного. Моей проблемой был он.

Вскоре после развода я приняла предложение о переводе в другой город с повышением (да, мой карьерный рост про­должался). Теперь я была уверена, что мои проблемы закон­чились – не считая того, что я взяла себя с собой. Как только я оказалась одна в незнакомом месте, мое злоупотребление алкоголем стало стремительно усугубляться. Больше мне не нужно было никому подавать хороший пример. И я впер­вые начала осознавать, что, возможно, мое пьянство немного выходит из-под контроля. Но я считала, что любой запил бы в такой стрессовой ситуации: недавний развод, новое место жительства, новая работа, никаких знакомых – и непризнан­ная прогрессирующая болезнь, которая меня уничтожала.

Наконец, я обзавелась несколькими приятелями, которые пили так же, как и я. Мы делали вид, что ездим на рыбалки и пикники, хотя на самом деле все это было лишь оправданием для недельных запоев. Однажды, направляясь домой после того, как весь день пила под предлогом игры в софтбол, я пог­нула бампер на машине одной пожилой женщины. Разуме­ется, в этом не было моей вины; она же остановилась прямо передо мной. То, что авария произошла вечером, а я пила с десяти утра, здесь было ни при чем. Мой алкоголизм довел меня до таких глубин отрицания и высот самоуверенности, что я дождалась полиции, чтобы им тоже стало известно, что виновата она. Конечно же, им не потребовалось много времени, чтобы во всем разобраться. Снова меня вытащили из машины, надели наручники и доставили в тюрьму. Но я ни в чем не была виновата. Я говорила себе, что эту старую кошелку вообще нельзя выпускать на дорогу. Моей пробле­мой была она.

Судья приговорил меня к шести месяцам посещения соб­раний Анонимных Алкоголиков. Как я была разъярена! Это был мой пятый арест, но я считала себя любительницей повеселиться, а не алкоголиком. Эй, разве вы не знаете, в чем разница? Итак, я начала ходить на эти тупые собрания и называть себя алкоголиком, чтобы получить отметку в выданной судом карточке, хотя никак не могла им быть. Мой доход измерялся шестизначной цифрой, у меня был собс­твенный дом, телефон в машине. Бога ради, я же бросала в спиртное кубики льда! А ведь каждый знает, что алкоголик, по крайней мере, такой, которому необходимо ходить на соб­рания АА – это безработный бродяга в грязном плаще, пью­щий из коричневых бумажных пакетов. Поэтому каждый раз, когда вы читали ту часть главы 5 из Большой Книги, где говорится: «Если вы решили, что хотите получить то, что есть у нас, и готовы для этого на все», я затыкала уши. У вас была болезнь «алкоголизм», а я меньше всего на свете хотела быть алкоголиком.

Однако вы говорили на своих собраниях также и о моих чувствах, и я, в конце концов, не смогла больше не слушать. Я слышала, как женщины: красивые, успешные, выздорав­ливающие, рассказывали о том, что они творили, когда пили, и думала: «И я так делала», или «А я поступала еще хуже!» Потом я начала видеть чудеса, которые происходят только в АА. Людей, которые почти приползали сюда, больные и раз­битые, но после нескольких недель посещения собраний и сохранения трезвости день за днем поправляли свое здоро­вье, находили какую-нибудь работу и друзей, которым дейс­твительно небезразлична их судьба, а затем открывали учас­тие Бога в своей жизни. Но что мне показалось наиболее неотразимым в АА и вызвало желание испытать их хвале­ную трезвость, так это смех, искренний, радостный, который я слышала только у трезвых алкоголиков.

Несмотря на это, мысль о расставании со спиртным ужа­сала меня. Я ненавидела ту женщину, какой стала – каж­додневно одержимую алкоголем, ленящуюся одеваться по выходным, вечно опасающуюся, что у нее кончится выпивка. К полудню я уже начинала подумывать о том, чтобы про­пустить стаканчик, и покидала офис все раньше и раньше.

Или же, пообещав себе в этот вечер не пить, я все равно ока­зывалась перед холодильником со стаканом в руках и кля­лась: завтра. Вот завтра я не буду пить. Я презирала все это, но оно, по крайней мере, было привычным. Я не имела ни малейшего понятия, на что похожа трезвость, и не могла себе представить жизни без алкоголя. Я достигла той жуткой кри­тической точки, когда больше не можешь пить, но не можешь и не пить. На протяжении почти двадцати трех лет я практи­чески каждый день делала что-нибудь, чтобы в той или иной степени изменить реальность. Нужно было попробовать и эту программу отрезвления.

Меня по сей день изумляют люди, начинающие трез­вый образ жизни перед праздниками. Я же была способна даже просто попробовать это сделать только после Вели­кой пьянки, последней грандиозной вечеринки, на кото­рой я клялась себе, что не напьюсь. Залив в себя порцию алкоголя, я теряла способность решать, сколько выпью, и в тот год воскресная Великая пьянка ничем не отличалась от предыдущих. Кончилось тем, что вместо своей кровати я заснула на чьем-то диване и весь следующий рабочий день чувствовала себя отвратительно. На той неделе мне нужно было сходить на хоккейный матч. Этот поход был связан с моей работой, поэтому я действительно постаралась проследить за тем, сколько выпью, и проглотила всего лишь две большие кружки пива, чего мне было недостаточно даже для легкого опьянения. И тот день оказался началом моего духовного про­буждения. Когда я, расстроенная, сидела у катка и размышляла о том, что эти две кружки не принесли мне никакого облегче­ния, кто-то в моей голове – я знаю, что это была не я – сказал: «Так зачем беспокоиться?» В тот момент я поняла значение слов из Большой Книги о горячем стремлении каждого про­блемного пьяницы – когда-нибудь и как-нибудь обрести спо­собность контролировать процесс пития и наслаждаться им. Во время Великой пьянки я им наслаждалась, но не могла его контролировать, а на хоккейном матче я его контролировала, но не могла им наслаждаться. Больше не было смысла отри­цать, что я – алкоголик. Какое откровение!

В следующий вечер я пошла на собрание Анонимных Алкоголиков, зная, что хочу иметь то, что есть у вас. Как и в течение последних пяти месяцев, я сидела на холодном железном стуле и в сотый раз перечитывала Первый Шаг на плакате на стене. Но в этот раз я всем своим сердцем попро­сила Бога помочь мне, и случилась странная вещь. Я физи­чески ощутила, как через меня проходит волна чистой энер­гии, и почувствовала присутствие Бога в этой маленькой невзрачной комнатушке. Придя домой, я впервые за много лет не испытала потребности открыть буфет, где стоит гра­фин с водкой – ни в тот вечер, ни в любой из последующих. Бог вернул мне здравомыслие, и я сделала Второй Шаг в тот самый момент, когда сдалась и признала свое бессилие перед алкоголем и неуправляемость своей жизни.

Я посещала не менее одного собрания в день, очищала пепельницы, мыла чашки из-под кофе. Через месяц друг отвел меня на одно мероприятие АА. Меня охватил благоговейный трепет, когда более двух тысяч трезвых алкоголиков взялись за руки и вместе прочитали заключительную молитву, и я захотела оставаться трезвой даже больше, чем жить. Вернув­шись домой, я встала на колени и молила Бога помочь мне прожить в трезвости еще один день. Я попросила Его, если нужно, забрать взамен мой дом, работу, все, что угодно. В тот день я выучила два урока: познала истинное значение Треть­его Шага и осознала необходимость всегда соблюдать осто­рожность, молясь о чем-то.

Через пять месяцев после обретения мною трезвости я потеряла свою высокооплачиваемую работу. Мое темное прошлое дало о себе знать, и я целый год была без работы. То место я бы потеряла, независимо от того, пила бы я или нет; но, слава Богу, я была трезва, иначе, вероятно, покончила бы жизнь самоубийством. Когда я пила, моя самооценка измеря­лась престижностью моей работы, и только она делала меня заслуживающей любви. Теперь же я начинала любить себя, потому что Анонимные Алкоголики любили меня безуслов­ной любовью, пока я сама не обрела эту способность. За пять месяцев я поняла, что мир, вполне возможно, никогда не воз­двигнет мне памятник за то, что я живу в трезвости. Я осоз­нала, что понимать мою болезнь – это не его забота; мое дело – работать по программе и не пить, что бы ни случилось.

Когда моей трезвости исполнилось девять месяцев, я поте­ряла тот самый большой дом, который купила только для того, чтобы доказать всем, что я никак не могу быть алкого­ликом. Между пятью и девятью месяцами мой дом ограбили, мне сделали биопсию шейки матки, я испытала горькое разо­чарование в любви. Но чудо из чудес заключается в том, что я прошла через все это без алкоголя. Я, женщина, которой раньше необходимо было пить при любых неприятностях. Когда я пришла в Сообщество, я чувствовала себя такой осо­бенной и была столь высокомерна, что Бог, по-моему, решил быстрее продемонстрировать мне, что на свете нет ничего, что алкоголь может улучшить. Он показал мне, что Его любовь, а также сила Шагов и Сообщества способны удерживать меня от пьянства день за днем, а иногда и час за часом, неважно. Бутылка не вернет мне ни работу, ни дом, ни мужчину, так зачем беспокоиться?

В Сообществе Анонимных Алкоголиков я нашла все, что когда-либо искала. Раньше я благодарила Бога за то, что в моей жизни появились АА; сейчас я благодарю АА за то, что в моей жизни появился Бог. Я обрела свое племя, обще­ственную структуру, которая отвечает всем моим потребнос­тям в товариществе и общении. Я научилась жить. Когда я спросила у вас, как мне повысить свою самооценку, вы отве­тили: «Совершай достойные поступки!» И объяснили, что в Большой Книге нет главы под названием «К думанью» или «К чувствованию» – только «К действию». В АА мне откры­лись широкие возможности для действия. Здесь, оставаясь трезвой, я могла быть настолько занята и полезна другим, насколько хочу. Я не была просто членом различных обслу­живающих структур, а активно участвовала в их работе, потому что вы говорили мне, что, если я буду так делать, то мне никогда больше не понадобится пить. Вы утверждали, что, пока я ставлю АА на первое место в своей жизни, все то, что займет второе, будет первоклассным. И это снова и снова оказывалось правдой. Итак, я продолжала считать самым важным в своей жизни АА и Бога, и все, что я когда-либо теряла, возмещалось в многократном объеме. Потерпевшая крах карьера наладилась, и я достигла в ней еще больших успехов. Вместо того дома, который я потеряла, появился городской дом как раз подходящего мне размера. Вот она я, трезвая. Успешная. Умиротворенная. Это – лишь немно­гие из даров программы, которые я получила в награду за то, что сдалась, стараюсь следовать ее рекомендациям и каж­дый день встречаю жизнь лицом к лицу. Бывают хорошие дни, бывают плохие, ведь жизнь – это бешеная гонка, но я ни за что ее не пропущу. Я не задаюсь вопросом, как работает программа. Я просто верю в своего Бога, участвую в служе­нии АА, посещаю множество собраний, работаю вместе с другими и изо дня в день как можно более старательно при­меняю принципы Шагов. Я не знаю, что именно помогает мне сохранять трезвость, и даже не пытаюсь выяснить. Глав­ное, это работает уже достаточно много дней, так что, думаю, завтра я снова попробую этим воспользоваться.

 

(8)

ПОТОМУ ЧТО Я – АЛКОГОЛИК

Эта пьющая женщина, в конце концов, нашла ответ на свой навязчивый вопрос «Почему?»

По-моему, я всегда задавалась вопросом, кто я такая. Детство мое прошлов сельской местности, в уединении, и я сочиняла разные истории, выдумывая саму себя, а также воображаемых партнеров для игр. Позже, когда мы пере­ехали в большой город, и я оказалась среди других детей, я чувствовала себя одиночкой, отверженной. Несмотря на то, что по мере взросления я научилась соответствовать куль­турной норме, в глубине души я все равно ощущала себя не такой, как все.

Алкоголь помогал мне. По крайней мере, я так думала, пока не разглядела ту тягостную тень длиной в тридцать лет, кото­рую он бросил на мою жизнь. Я открыла для себя спиртное в колледже, и, хотя поначалу пила нечасто (не было возмож­ности), зато, как только начинала, продолжала, пока остава­лась хоть какая-нибудь выпивка. Это был рефлекс. Не помню, чтобы мне нравился вкус алкоголя, но нравилось, что он, каза­лось, возвращает меня к жизни и наделяет способностью раз­говаривать во время свидания или вечеринки. Он вытаскивал меня из дыры, которую я в себе ощущала, и делал ниже стену, которую я воздвигала между собой и любым человеком или ситуацией, заставляющими меня чувствовать себя неуютно.

На протяжении десяти лет, пока я училась в колледже и аспирантуре и меняла разные работы, я пила лишь время от времени, так что считать себя человеком, иногда выпиваю­щим в компании, было достаточно легко. Оглядываясь назад, я вижу, что алкоголь помогал мне создавать образ утончен­ной городской женщины, ослабляя ощущение того, что я – отсталая сельская девчонка. Я изучила высококачественные вина и тщательно их подбирала для гурманских блюд, кото­рые научилась готовить. Прочитала, какие спиртные напитки принято подавать по различным поводам. Приобрела при­вычку добавлять в мартини капельку сухого вермута. При этом росла моя устойчивость к алкоголю: сначала меня от него тошнило, или же я отключалась, но со временем я обрела способность поглощать все большее количество без видимых отрицательных последствий. Не считая похмелья наутро.

За благополучным фасадом моя реальная жизнь, каза­лось, находилась вне пределов досягаемости. Я хотела счи­тать себя взрослой, но внутри чувствовала себя маленькой и беспомощной, едва существующей. Я, бывало, смотрела на своих друзей – очаровательных, интересных, славных людей, – пытаясь по их отношению определить, какая я. Если они видят во мне что-то, что вызывает у них желание со мной общаться, значит, у меня есть что дать людям. Но их любовь ко мне не могла заменить любви к самой себе; она не запол­няла пустоту внутри меня.

Итак, я продолжала фантазировать, только теперь мои мечты подпитывал алкоголь. В них я совершала великие открытия, получала Нобелевскую премию в области меди­цины и литературы. Предметом мечтаний всегда было нечто отдаленное, находящееся в каком-то другом месте. Поэтому в поисках себя я не раз пробовала лечение расстоянием. Когда мне предложили работу в Париже, я ухватилась за эту возможность. Я собрала чемодан, оставила квартиру своему парню и отправилась туда с мыслью, что наконец-то найду свой настоящий дом и настоящую себя.

Там я начала пить ежедневно, аргументируя это тем, что во Франции прием пищи, само собой, должен сопровождаться вином. А после обеда с вином принято пить ликеры. Мои дневники и письма свидетельствуют о том, что ближе к концу вечера мой почерк становился хуже, потому что я писала и пила одновременно. Именно там начала проявляться моя зависимость от алкоголя. После работы, направляясь на заня­тия, я стала заходить в какое-нибудь бистро, чтобы выпить для храбрости рюмку коньяка. Моя потребность в этом акте пересиливала то смущение, которое испытывала женщина в 50-х, пьющая в одиночестве. Однажды во время отпуска я поехала навестить своих друзей, живущих в Шотландии. Это было неторопливое путешествие через сельскую местность Англии и Уэльса. Те бутылки коньяка и ликера «бенедик­тин», которые я везла им в подарок, я выпила в номерах раз­ных отелей за много миль до конца поездки. Это позволяло мне обходиться без пабов.

Европа не произвела в моей жизни такой перемены, кото­рая наладила бы ее, поэтому я снова отправилась на запад. В Кембридже я впервые дала себе обещание меньше пить – то самое новогоднее обещание, которое я повторяла более десяти лет, в то время как мое пьянство все усугублялось, а жизнь все ухудшалась. Алкоголь поработил меня. Я попала в его кабалу, хотя и продолжала уверять саму себя, что употреб­ление мной спиртного – удовольствие и осознанный выбор.

У меня начались провалы в памяти – пробелы в моей жизни, когда многие часы оказывались исчезнувшими, поте­рянными. В первый раз это случилось после одного званого обеда, который я устроила. На следующее утро я просну­лась, не помня, что проводила гостей и сама пошла спать. Я обошла свой дом в поисках зацепок. На столе стояли десер­тные блюда и кофейные чашки. Бутылки и стаканы были пусты. (У меня была привычка допивать все остатки). Пос­ледний момент, который я помнила, был где-то во время обеда. Закончили ли мы его? Но вот же тарелки. Я мучилась опасениями, что сделала что-нибудь ужасное, пока не позво­нили друзья, чтобы сказать, что они получили большое удо­вольствие от этого вечера.

Как-то мы плыли с Гваделупы на маленький островок, чтобы устроить там пикник. С корабля мы добирались до берега вплавь. После ланча и большого количества вина я вместе с одним французом, инструктором по лыжам, беседовала с группой мальчиков, направлявшихся со школы домой, пытаясь объяснить этим жителям тропиков, что такое снег. Я помню, как они хихикали. Следующее из сохранив­шихся у меня воспоминаний таково: я снова в лагере, на пути в столовую. Очевидно, что я попала туда после того, как вплавь вернулась на корабль, на нем доплыла до порта и, наконец, проехалась по острову на расшатанном автобусе. Однако я не запомнила ничего из того, чем занималась в эти несколько часов.

Провалы в памяти учащались, и мне становилось все страшнее. Из счетов за телефонные переговоры я узнавала о том, что поздно ночью звонила в разные отдаленные места. По номерам я могла определить, кому звонила, но что я при этом говорила? Иногда утром я просыпалась рядом с незна­комцем, который привез меня домой после вчерашней вече­ринки. Подобные случаи ложились на мою душу тяжким гру­зом, но я не могла устранить причину – перестать пить. Этот факт подтачивал те крохи самоуважения, которые у меня еще оставались. Я была неспособна контролировать свое пьянс­тво и свою жизнь.

Куда бы я ни собиралась – в театр, на вечеринку, на сви­дание, а позже и на работу, – мне необходимо было выпить. Я, бывало, выходила из квартиры, замыкала дверь, начинала спускаться по лестнице, но потом возвращалась обратно, чтобы проглотить еще стаканчик, который помогал мне доб­раться туда, куда я планировала пойти. Алкоголь был мне нужен для любого дела – чтобы писать, готовить, убирать квартиру, красить стены, принимать ванну.

Когда я рано отключалась и падала в кровать, то просыпа­лась в четыре или пять утра и делала себе кофе, чтобы начать день. Я обнаружила, что пиво лучше помогает от похме­лья, чем апельсиновый сок. Опасаясь, что мои коллеги или студенты почувствуют запах спиртного, я тщательно соб­людала дистанцию. Когда же я вставала поздно и неслась в лабораторию, подкрепившись только кофе, мои руки тряс­лись так сильно, что невозможно было взвешивать милли­граммы компонентов, необходимых для опытов. Когда во время ланча я оказывалась в компании другого алкоголика, мы могли в тот день так и не вернуться к работе.

Каким-то образом мне все еще удавалось сохранять работу и большинство своих умеренно пьющих друзей, которые настоятельно советовали мне быть аккуратнее с алкоголем. Такие слова только злили меня, но я и сама была обеспокоена. Я спрашивала терапевта, которого посещала, иногда держа в руке бутылку пива, стоит ли мне бросить пить? Он отвечал, что нужно выяснить, почему я это делаю. Я уже пыталась, но мне не удалось найти ответ, пока я не узнала его в АА: потому что я – алкоголик.

В попытках сократить употребление алкоголя я решала не держать его дома и допивала весь оставшийся, снова и снова обещая себе больше не покупать. Затем, возвращаясь домой после работы или вечеринки, я вынуждена была подсчиты­вать, хватит ли тех денег, что у меня с собой, на бутылку. Винные магазины были почти в каждом квартале, и я их чередовала, чтобы продавцы не заметили, сколько я пью. По воскресеньям, когда они были закрыты, мне приходилось обходиться пивом или крепким сидром из бакалеи.

А ужас все возрастал. Мой внутренний ужас. Со стороны казалось, что со мной все более или менее в порядке, но внутри я день за днем умирала, полная смутных страхов, которые охватывали меня до глубины души. Самым сильным из них был страх, что я – алкоголик. Я точно не знала, что это значит, кроме того, что, будь я им, в конце концов, могла бы оказаться в придорожной канаве, подобно тем пьяницам, которых мне доводилось видеть. И я дала себе очередное новогоднее обещание – полностью отказаться от спиртного, пока не возьму себя в руки, и тогда, говорила я себе, можно будет вернуться к вину и пиву.

С дрожащими руками, трясущаяся всем телом, с раскалы­вающейся головой, я кое-как прожила первый день, нахо­дясь в относительной безопасности своей квартиры, где не осталось алкоголя. Каким-то образом мне удалось протя­нуть еще пару дней, но воздержание делало меня несчаст­ной. Несмотря на то, что я смогла продержаться это время без спиртного, я ничуть не сомневаюсь, что, если бы не попала в АА, то нарушила бы это обещание, как и прежние, и снова бы начала пить.

Я перестала посещать того терапевта, который не смог ска­зать мне, почему я пью, и в канун Нового Года пошла на вече­ринку в дом своего нового доктора. Через несколько дней занятий в группе он сказал мне: «Ты пьешь даже больше, чем я думал. Ты – алкоголик. Думаю, тебе следует бросить пить, проконсультироваться у специалиста и обратиться в АА».

Я воздерживалась уже три дня и потому запротестовала: «Я – не алкоголик!» Это был мой самый последний акт отрицания.

«Скажи это наоборот», – посоветовал он. «Я – алкоголик». Я произнесла эти слова шепотом, но они прозвучали, как правда. С тех пор я тысячи раз это говорила и чувствовала благодарность. Именно то, что я больше всего боялась при­знать, впоследствии освободило меня.

Тогда терапевт сказал мне, чтобы я тут же позвонила одной женщине из нашей группы, которая была доктором в штате одной клиники, занимающейся лечением алкоголизма. Я заявила, что позвоню ей завтра, но он настоял, чтобы я сде­лала это сейчас же и вручил мне телефон.

Когда я спросила эту женщину, алкоголик ли я, она ответила, что, судя по ее наблюдениям, возможно, да, и посоветовала мне переговорить с ее боссом. Я в страхе назначила встречу и пришла на нее. Она перечислила мне симптомы алкоголизма, и оказалось, что у меня все они присутствуют. Затем она дала мне расписание собраний АА и порекомендовала одно из них.

Я отправилась на него. Это была маленькая женская группа. Я продолжала воздерживаться от алкоголя и была напугана. Кто-то меня поприветствовал, и я назвала свое имя. Кто-то принес мне чашку кофе. Все давали мне свои телефонные номера и упрашивали вместо стакана поднимать трубку и звонить им. Они были такие доброжелательные и дружелюб­ные. Сказали, чтобы я приходила еще.

И я приходила. Много недель я просидела в заднем ряду, храня молчание, пока другие делились своими опытом, силой и надеждой. Я слушала их истории и находила, что они во многом пересекаются с моей – пусть совпадали не все собы­тия, зато мы испытывали одинаковые угрызения совести и чувство безнадежности. Я узнала, что алкоголизм – не порок, а болезнь. Это уменьшило мое ощущение вины. Кроме того, я узнала, что мне не нужно бросать пить навсегда, а доста­точно день за днем, час за часом просто не выпивать первый стакан. Уж на это я была способна. В комнатах, где прохо­дили собрания, звучал смех, иногда бывали и слезы, но всегда присутствовала любовь, и, когда я смогла впустить ее в свою душу, она помогла мне исцелиться.

Я читала всевозможные книги о своей болезни. В них я нашла подробный анализ прожитой части своей жизни, а также предсказание, каким будет мой конец, если я про­должу пить. У меня был доступ к хорошей медицинской биб­лиотеке, но через какое-то время я осознала, что генетика и химия моей болезни для меня, алкоголика, бесполезны. Все, что мне нужно о ней знать, что может помочь мне оставаться трезвой и выздоравливать, я узнаю в АА.