Видение выздоровления 20 страница

Через неделю после того, как я лег в клинику, вышел выпуск новостей, из которого я узнал, что моя карьера окон­чена. Я отказывался смотреть телевизор, но другие пациенты держали меня в курсе. Несколько недель я был главной темой для новостных передач, а также объектом шуток комиков из вечерних шоу, которые высмеивали меня, мою профессию и мою авиакомпанию.

Вдобавок оказалось, что меня собираются посадить в феде­ральную тюрьму. В случае, если бы меня осудили, заключе­ния было бы не миновать. Я не сомневался, что так и будет. И, поскольку больше мне ничего не оставалось, я посвятил все свое время изучению путей к выздоровлению. Я горячо верил, что ключ к трезвости, а значит – и к выживанию, содер­жится во всем том, чему меня учат, и, находясь в больнице, не терял ни минуты. Я трудился так же упорно, как и тогда, когда зарабатывал свои погоны. Но на этот раз на кону была моя жизнь. Проходя через один судебный кризис за другим, я боролся, чтобы вновь обрести духовную целостность.

Выйдя из клиники, я намеревался посетить девяносто соб­раний АА за девяносто дней. Однако, опасаясь из-за судебных разбирательств не успеть, я сходил на девяносто собраний за шестьдесят семь дней. Процесс надо мной, напряженный, осве­щаемый прессой, длился три недели. После дня, проведенного в суде, вечерами я чаще всего искал убежища на собраниях АА и набирался там сил для следующего дня. Выздоровление и все то, что я узнал, позволило мне относиться ко всему проис­ходящему совсем не так, как те двое ребят, что вместе со мной проходили по делу. Многие говорили о моем спокойствии в этот кошмарный период. Это меня удивляло. Внутри я не чувс­твовал того, что, похоже, видели во мне другие.

Меня признали виновным и приговорили к шестнад­цати месяцам тюрьмы. Мои два сотоварища получили по году, но решили пока остаться на свободе в ожидании, пока рассмотрят их апелляцию. Я же выбрал отправиться в тюрьму и покончить с этим. Я уже научился принимать жизнь на ее условиях, а не ставить ей собственные. Еще со школы я пом­нил стихотворение, в котором говорится что-то вроде: «Трус умирает тысячу раз, а храбрец – только раз», и хотел сделать то, что должно быть сделано. Я испытывал ужас перед тюрь­мой, но сказал своим детям, что нельзя выйти через заднюю дверь, пока не войдешь через переднюю. Кроме того, я пом­нил, что мужество – это не отсутствие страха, а способность взглянуть ему в лицо.

В тот день, когда я оказался за решеткой, девять моих кол­лег-пилотов начали оплачивать коммунальные расходы моей семьи и продолжали это делать около четырех лет. После освобождения из тюрьмы я четыре раза пытался заставить их позволить нам самим платить за себя, но они все время отказывались. Так помощь пришла к нам оттуда, откуда мы ее совершенно не ожидали.

В федеральной тюрьме я провел 424 дня. Там я основал группу АА. Администрация была против, и каждую неделю, когда мы собирались, донимала нас. Эти еженедельные соб­рания были тихим оазисом в пустыне, мгновениями покоя посреди тюремного бедлама.

Когда я оттуда вышел, последовали три года испытатель­ного срока с тринадцатью условиями, включая ограничение дальних поездок. Я больше не был пилотом и потому пошел в тот самый лечебный центр, пациентом которого некогда был, и стал работать там с другими алкоголиками. Оплата была минимальной, но я обнаружил, что мне удается доносить до других смысл наших идей, и мне отчаянно хотелось вернуть хотя бы часть того добра, которое дали мне столь многие люди. Этим я занимался двадцать месяцев.

Долгое время я не рассматривал возможности снова летать, однако не мог в душе не мечтать об этом. В одной из моих книг о медитации говорится: «Прежде чем сможет сбыться какая-нибудь мечта, сначала она должна появиться». Мне сказали, что, если я хочу опять летать, мне придется начать с самого низа – с рядовой лицензии, несмотря на то, что раньше у меня была лицензия самого высокого уровня – на управление транспортными самолетами. И я снова стал учиться и сдал все необходимые длинные письменные экзамены. Я вынуж­ден был начать все сначала и заново выучить все то, что учил тридцатью годами раньше и уже давно позабыл. Против ожи­дания, мне удалось вернуть свой медицинский сертификат, доказав тот факт, что я трезв вот уже третий год.

Суд применил ко мне санкции, которые не позволяли мне снова летать из-за моего возраста. Мой адвокат стал моим другом и после того, как меня осудили, три года работал на меня, не взяв с меня ни цента. Он был еще одним челове­ком, который вошел в мою жизнь так, что я могу это при­писать только Божественному Провидению. Он подал хода­тайство о снятии санкций. Когда он позвонил мне и сообщил, что судья удовлетворил его просьбу, по моим щекам градом покатились слезы. С отменой этих ограничений невозможное стало немного менее невозможным. Оставалось еще проде­лать огромную работу; но теперь, по крайней мере, можно было попытаться.

Никто из моих друзей не думал, что снова получить все лицензии буквально с нуля – это реально. Однако я научился многое делать день за днем, шаг за шагом, и над получением лицензий трудился именно в этой манере. Если бы я охва­тывал взглядом всю панораму предъявляемых требований, то бросил бы эту затею, потому что они казались бы просто непосильными. Но, если действовать по принципу «каждый раз – только один день» и «каждый раз – только одно дело», они становились выполнимыми. И я их выполнил.

Я знал, что никто никогда не примет меня пилотом пасса­жирского самолета. Я ведь был бывшим капитаном, преступ­ником и пьяницей. Я сомневался даже в том, что хоть какая-нибудь компания позволит мне водить транспортные самолеты.

Чтобы обработать мои лицензии и прислать их мне, Федераль­ному управлению авиаперевозками потребовалось несколько месяцев. В тот самый день, когда я их получил, случилось еще одно чудо. Мне позвонил глава профсоюза пилотов и известил меня о том, что президент той компании, на которую я рабо­тал, лично принял решение восстановить меня в должности. Я не подавал на эти авиалинии жалобу, хотя по закону имел на это право, потому что знал, что моим действиям нет оправда­ния. Перед телекамерами и в лечебном центре я прямо заявлял о том, что беру на себя всю ответственность. Мое выздоровле­ние требовало строгой честности.

Мне едва верилось, что глава компании вообще мог заду­маться о том, чтобы снова взять меня на работу. Я поражался смелости этого человека и этой компании. А что, если я сорвусь? Что, если снова поведу самолет в нетрезвом виде? Для прессы это будет настоящий праздник. Потом много дней подряд, когда я утром просыпался, первой моей мыс­лью было, что это мне лишь приснилось и что это просто не может быть правдой.

Почти через четыре года после моего ареста и взрывооб-разного крушения моей жизни я заключил с компанией дого­вор о своем возвращении на работу. Восстановлен во всех правах и снова пилот! Посмотреть, как я подписываю доку­мент, собралась целая толпа.

В моей жизни случилось многое. Я потерял почти все, чего добился упорным трудом. Моя семья перенесла публичный позор и унижение. Я служил объектом насмешек, укоров и пре­зрения. Однако хорошего произошло гораздо больше; каждая потеря была возмещена обильными дарами. Обещания Боль­шой Книги сбылись для меня с таким размахом, какого я не мог себе и вообразить. Я обрел трезвость. Вернул свою семью, и у нас опять близкие и любящие отношения. Научился приме­нять Двенадцать Шагов и жить по этой чудесной программе, которую так давно создали двое пьяниц.

На это ушло несколько лет, но я научился быть благодар­ным за свой алкоголизм и программу выздоровления, к кото­рой он меня подтолкнул; за все то, что случилось со мной и для меня; за мою теперешнюю жизнь, которая далеко превос­ходит все то, что было у меня раньше. Если бы я не пережил все вчерашние дни, у меня бы не было этого сегодняшнего.

В договоре о моем возвращении на работу говорилось, что я уйду на пенсию вторым пилотом. Однако для меня чудеса программы не прекращаются, и в прошлом году мне сооб­щили, что президент компании опять дал мне разрешение стать капитаном.

Я ушел на пенсию в возрасте шестидесяти лет и в чине капитана «Боинга-747», а это означает, что мой последний год в авиалиниях закончился в кресле слева. Круг, столь свя­щенный для моего индейского народа, снова завершился.

Во всем этом моя заслуга невелика. Я играл свою роль, но всеми чудесными событиями, произошедшими со мной, я в гораздо большей степени обязан АА, милосердию любящего Бога и помощи стольких людей. Сегодня мой сын, чуть не отдавшийся во власть алкоголю и наркотикам, имеет стаж трезвости более трех с половиной лет. Он – еще одно настоя­щее чудо в моей жизни, за которое я глубоко благодарен.

Я долго прожил в отрыве от своего народа, испытывая за это стыд. Теперь я вернулся к нему. И опять танцую и учас­твую в традиционных мероприятиях. Я выступал на двух съездах коренных американцев, являющихся членами АА – в юности я такого и представить себе не мог. В несчастье мы познаем свое истинное «я». Но нам нет нужды в одиночку переживать несчастье, ведь на собрании АА мы можем найти другого алкоголика.

 

(12)

ЕЩЕ ОДИН ШАНС

Эта чернокожая женщина, бедная, полностью во власти алкоголя, чувствовала себя выключенной из нормальной жизни. Однако, попав в тюрьму, она увидела выход.

Я – афроамериканка-алкоголичка. Не знаю, когда я стала алкоголиком, но, полагаю, я им стала, потому что пила слиш­ком много и слишком часто.

Я всегда винила в своем пьянстве бедность или что угодно еще, но не истинную причину – тот факт, что мне нравился эффект от спиртного, потому что, выпив, я ощущала себя столь же значительной и богатой, как и другие. Я ни за что бы не признала, что пью слишком много и трачу на выпивку деньги, на которые должна была бы купить еды своим двоим сынишкам.

Со временем я стала пить все больше и больше. Я не могла удержаться ни на одной работе – пьяницы никому не нужны. Мне всегда удавалось подцепить дружка, владеющего какой-нибудь забегаловкой или торгующего виски, но такие связи долго не длились. Всех смущали мои появления в пьяном виде и отключки. Дошло до того, что я не могла выпить и не попасть за решетку. В один из таких заходов судья, должно быть, посчитал, что меня стоит попытаться спасти, потому что вместо того, чтобы отослать меня в камеру, он отправил меня на месяц в АА.

Итак, я пришла в АА. По крайней мере, туда пришло мое тело. Мне отвратительна была каждая минута, проведен­ная там. Я не могла дождаться конца собрания, чтобы пойти выпить. Перед собранием я это сделать побоялась. Я думала, что, если они почувствуют от меня запах виски, то посадят меня в тюрьму, а я не могла жить без своей бутылки. Я возне­навидела судью за то, что он послал меня в это место, ко всем этим пьяницам. Я-то не алкоголик!

Да, иногда я, возможно, пью слишком много – но ведь все мои знакомые тоже пьют. Правда, не припоминаю, чтобы кто-нибудь из них засыпал в кабаке и просыпался без обуви на ногах – и это в зимнее время – или свалившись со стула. Однако со мной это случалось. Я также не припомню, чтобы кого-нибудь из них выставляли зимой на улицу из-за неуп­латы за квартиру. Но мне важнее было иметь виски, чем жилье для своих сыновей.

Дело было плохо; я боялась оказаться на улице и потому начала получать пособие матерям. Это – одна из худших вещей, которая только может произойти с женщиной-алкого­ликом. Каждый месяц я, как любая хорошая мать, ждала при­хода почтальона. Но, как только он вручал мне чек, я надевала свое лучшее платье и отправлялась на поиски дружка-алкого­лика. Когда я начинала пить, мне становилось все равно, что за квартиру не плачено, что дома нет еды и что моим детям нужна обувь. Я пьянствовала, пока не закончатся все деньги. А потом возвращалась домой, полная раскаяния, и задавала себе вопрос, что я буду делать, пока не придет следующий чек.

Со временем, шатаясь по притонам, я начала забывать дорогу домой. Я просыпалась в каких-нибудь захудалых меб­лированных комнатах, где повсюду ползали тараканы. Затем виски мне стал не по карману, и я переключилась на вино. В конце концов, я так опустилась, что мне было стыдно пока­заться на глаза друзьям, поэтому я стала посещать самые гнусные забегаловки, которые только могла найти. Если это было днем, я обходила близлежащие улицы, чтобы убедиться, что никто меня не видел.

Я считала, что мне незачем жить, и много раз пыталась совершить самоубийство. Однако всегда приходила в себя в психиатрической клинике, и начинался очередной длительный курс лечения. Через какое-то время я уяснила, что клиника -подходящее место, чтобы спрятаться после того, как сдашь в ломбард краденое. Я думала, что, если копы и придут сюда, то врачи скажут им, что я – сумасшедшая и просто не знала, что делаю. Но потом один хороший доктор проинформировал меня о том, что со мной все в порядке – не считая злоупотреб­ления спиртным. Он пообещал, что, если я снова окажусь у них, меня отправят в государственную больницу. Я этого не хотела и потому перестала попадать в психушку.

Я докатилась до того, что могла проснуться с синяком под глазом, не имея понятия, откуда он взялся, или с полными карманами денег, не зная, где их достала. Позже выяснялось, что я украла в магазине одежду и продала ее. Однажды утром я проснулась с тысячей долларов в кармане. Я попыталась вспомнить, откуда она у меня, но тут вошли двое здоровен­ных «копов» и забрали меня. Все дело было в том, что я про­дала одной женщине шубу. Копы допросили ее, и она призна­лась, что купила ее у меня. Меня сразу выпустили на поруки, однако, на суде дали месяц тюремного заключения. По исте­чении этого срока я снова принялась за свое. Надолго меня не хватило. Говорят, что в этот период я убила человека, но я ровным счетом ничего не помню. Тогда я действовала в абсо­лютном беспамятстве. Поскольку я была пьяна, судья приго­ворил меня всего лишь к двенадцати годам тюрьмы.

Милостью Божьей я отсидела только три года. Именно за решеткой я на самом деле поняла, что такое АА. На свободе я отвергла Сообщество, но оно пришло ко мне в тюремных стенах. Сегодня я благодарю свою Высшую Силу за то, что она даровала мне еще один шанс на жизнь и на успех в АА, а также возможность попытаться помочь другим алкоголикам. Я год живу дома и уже четыре года не пью.

Придя в АА, я обзавелась большим количеством друзей, чем за всю свою жизнь – друзей, которым небезразлична я и мое благополучие и которых не смущает тот факт, что я -чернокожая и сидела в тюрьме. Их волнует одно – я человек и хочу жить в трезвости. Вернувшись домой, я смогла вновь заслужить уважение своих сыновей.

Единственное, что меня беспокоит – это то, что в моем городе в АА найдется всего лишь около пяти афроамериканцев. И те не принимают активного участия в деятельности Сообщества, что я хотела бы видеть с их стороны. Не знаю, что мешает им двигаться вперед – обстоятельства или при­вычка, – но точно знаю, что АА еще предстоит проделать большую работу, и ни один из нас не может ее выполнять, стоя на месте.

Я думаю, что некоторые афроамериканцы – не только в моем городе, но и в других районах страны – боятся ходить на собрания. Мне хотелось бы просто сказать: вам не нужно бояться, потому что никто вас там не укусит. В АА нет меж­расовых барьеров. Если вы познакомитесь с нами, то уви­дите, что мы действительно человечны, и мы встретим вас с распростертыми объятиями и открытыми сердцами.

Я пишу это во время съезда АА, на котором провела уик­энд исключительно в обществе белых. И они меня пока не съели! С тех пор, как я здесь, я не видела ни одного черного лица, кроме собственного. И, если бы я не смотрелась в зер­кало, я бы и не знала, что я все-таки черная, потому что эти люди относятся ко мне, как к одной из них, каковой я и явля­юсь. Мы страдаем одной и той же болезнью и, помогая друг другу, способны оставаться трезвыми.

(13)

ПОЗДНИЙ СТАРТ

«На пенсии я уже десять лет, а в АА пришла семь лет назад. И теперь могу искренне признаться, что я – благо­дарный алкоголик».

Я – семидесятипятилетняя алкоголичка. На протяжении пятидесяти пяти из этих семидесяти пяти лет я вела жизнь нормального представителя среднего класса. Алкоголь тогда значил для меня так же мало, как засахаренный батат: если он был – хорошо, если его не было – я по нему не скучала. В доме, в котором я росла, были двое любящих родителей, старший брат, нескончаемый поток домашних животных, лошадей и друзей, которых всегда радушно встречали. Дис­циплина у нас была строгой, но не более, чем в любой сред­ней семье первой четверти двадцатого века; я определенно не считаю, что меня хоть в чем-то обижали. Я училась в час­тной школе, а затем – в колледже на Среднем Западе. Потом вышла замуж, у меня появились дети, я работала, пережила смерть родителей и своего ребенка. Я также познала удоволь­ствие от настоящей дружбы и материального процветания. Я любила верховую езду, плавание, теннис и тихие вечера, которые проводила в обществе детей, книг и друзей.

Что же случилось со мной где-то в промежутке между пятидесяти пятью и шестидесяти тремя годами? Понятия не имею! Может, я пресытилась жизнью? Или же какой-то скрытый до поры ген внезапно начал бурно проявляться'' Причина мне неизвестна. Как бы то ни было, к шестидесяти пяти я превратилась в грязную пьяницу, готовую разрунпп ь все то, ради чего трудилась, и осквернить все некогда доро­гие своему сердцу отношения. И я точно знаю, что чудесное стечение посланных Богом обстоятельств и людей привело меня к единственно возможной модели поведения, благодаря которой я могу жить счастливо и сохранять здравомыслие, трезвость и способность к созиданию.

Впервые я выпила в двадцать лет; мне понравился вкус напитка, но не понравился эффект алкоголя. Больше я не пила, пока мне не пошел четвертый десяток. Тогда я стала думать, что, употребляя спиртное, выгляжу шикарной и утонченной. В этот ранний период мне хватало небольшого количества, и я часто растягивала один коктейль на весь вечер. Когда мне было тридцать пять, у моего двенадцатилетнего сына обнару­жили неизлечимый рак, а через несколько месяцев мой муж подал на развод. В течение последующих пяти лет, пока сын был жив, я пила редко и никогда – в одиночку. Страдания, страх, боль и усталость не подтолкнули меня к бутылке. Это сделало счастье, но гораздо, гораздо позже.

Мой интерес к алкоголю начал набирать обороты, когда мне было уже за сорок. Хоть я и продолжала работать, но пере­стала выходить в свет, посвятив себя заботе о сыне и его млад­шей сестре, каждый из которых нуждался в особой дозе ста­бильности, любви и защищенности. Вскоре после смерти сына я решила вернуться в мир взрослых. Мой дебют в обществе стимулировал употребление мной спиртного. У меня еще не было неудержимой тяги к нему, но выпивка все прочнее обос­новывалась в моей повседневной жизни. Я больше не устраи­вала приемов без коктейлей и редко посещала вечеринки, на которых не подавали спиртного. Мне всегда удавалось найти группу, отправляющуюся выпить после мероприятия – был ли это урок дрессуры собак или занятие по живописи. Через несколько лет я начала иногда выпивать по вечерам наедине с собой; тем не менее, все еще бывало много дней, когда я не пила совсем. Любое событие было поводом для обильных воз­лияний. По выходным я все чаще напивалась так, что наутро страдала похмельем. Как бы то ни было, именно на этот период пришелся пик моего карьерного роста.

В сорок девять лет я во второй раз вышла замуж. Мы встре­чались еще в средней школе и в колледже, но потом нас раз­лучила Вторая Мировая война. Мы оба заключили браки в разных местах, развелись, а через тридцать лет случайно встретились. Мы прожили вместе десять лет, наполненных смехом, общением и взаимным интересом, щедро взбрызну­тыми мартини и скотчем. К тому времени, когда мне испол­нилось шестьдесят, любой человек, хорошо знающий при­знаки алкоголизма, мог бы сказать, что я – на пороге крупных неприятностей. Радужные планы перерастали в обиды, вспы­хивали споры, подгорала еда. На наш некогда счастливый коттедж обрушились ураганы гнева. Мы пришли к выводу, что злоупотребляем спиртным, и перепробовали разные спо­собы контроля над процессом пития – технику переключения, ограничения по времени, уловку «только по выходным»... Ничто не помогало. Кроме того, мы наносили значительный ущерб своему бюджету. Мой муж потерял работу, а потом я в течение двух мучительных лет наблюдала, как он умирает от алкоголизма. Однако его смерть ничему меня не научила. Я заливала свое горе, и мое пьянство усугублялось.

После шестидесяти лет я стала напиваться каждый вечер и все чаще брала больничные и отпуска. Жизнь превратилась в сущий ад. Часто на работе меня так трусило, что я колебалась, прежде чем вынести какое-нибудь распоряжение, потому что тогда мне пришлось бы подписывать его. Я находила всевоз­можные предлоги, чтобы пригласить кого-нибудь на «бизнес-ланч» с целью пропустить стаканчик или два. По мере раз­вития алкоголизма я все чаще прогуливала, а эффективность моей работы снижалась. Я не оплачивала счета, закладывала серебро, скорбела и продолжала пить.

Наконец, одним холодным зимним днем я позвонила в АА, и в тот же день две женщины отвели меня на собрание. Мы двадцать пять минут ехали в машине, и я помню, как мне было приятно поговорить о своем страхе и трясучке и как они были добры, в то же время, не поощряя во мне жалость к себе. Помню, мне дали чашку кофе, которую я едва могла удержать, и я наслушалась нереальных обещаний, которые должны материализоваться, если я возьмусь за невыполни­мое. Я действительно хотела бросить пить. Эти женщины предложили на следующий день посетить женское собрание, и я это сделала. Разумеется, перед этим я выпила. А когда подошла моя очередь назвать себя, заявила, что разум гово­рит мне, что я – алкоголик, но остальная часть меня в это не верит. Следующим вечером шел снег, и я осталась дома и напилась. Так закончилась моя первая попытка в АА.

Через несколько месяцев я пригласила на обед свою дочь и зятя, чтобы отпраздновать день ее рождения. Они обнару­жили меня распростертой без сознания на полу гостиной. Да уж, мрачноватый подарок! Я легко согласилась пройти курс вытрезвления в местной больнице. Я знала, что у меня проб­лемы с алкоголем, и испытывала стыд и раскаяние из-за того, что причинила дочери такую боль. После семи дней в вытрез­вителе и восьми недель работы с хорошим психологом я при­шла в норму, была трезва и готова снова встретиться с миром лицом к лицу. Доктор настоятельно рекомендовал мне посе­щать собрания АА, но я не желала этого делать. Я ведь исце­лилась и больше не нуждалась в помощи.

Полтора года спустя я вышла на пенсию. Я наслаждалась своей новой свободой и разрешила себе выпивать, только обе­дая вне дома. Это так хорошо работало, что я установила себе новое правило: можно выпивать один коктейль перед обе­дом и стаканчик – после. Затем я ввела еще одно правило -позволила себе подавать гостям спиртное. Само собой, из-за этого я скатилась обратно в пропасть ужасающего пьянства. Мое состояние было еще хуже, чем раньше. Я сама создала себе ад в собственном доме. Я не мылась, не меняла одежду, стала бояться телефона, дверного звонка и темноты. Если на часах было шесть, я не знала, что сейчас – утро или вечер. Дни перетекали один в другой и сливались в сплошную аго­нию. Я доползала до постели, а проснувшись – пила и дро­жала от страха перед неизвестной трагедией, которая, как мне

казалось, вот-вот должна была произойти. Помню, как я выла, потому что не могла приготовить себе кофе, и сидела в углу, свернувшись калачиком и размышляя, как бы мне совершить самоубийство, не наведя беспорядка. Я могла бы попробовать это сделать, но боялась, что никто меня не найдет, пока я не начну разлагаться.

И снова меня спасла дочь. Я опять легла в больницу, на этот раз – на десять дней. Теперь там можно было посещать соб­рания АА. Меня действительно тронул тот факт, что их про­водил молодой человек с протезом ноги и на костылях, осо­бенно когда я узнала, что он – доброволец. Кроме того, пока я проходила лечение, меня дважды отпускали на собрания за пределами больницы.

Другие говорят, что с жаром ухватились за программу АА. В отличие от них, я шла на собрания неохотно и не сразу почувствовала себя там как дома. Однако у меня не было иного выбора. Я уже перепробовала все остальное, и всякий раз терпела поражение. Мне было шестьдесят девять лет. Я больше не могла впустую тратить ни здоровье, ни время. Полгода я не пила, посещала собрания и иногда почитывала Большую Книгу. Я приходила к самому началу, сидела тихо и уходила сразу после закрытия собрания. И ни в коей мере не была частью группы. Меня не впечатляли девизы, и я не очень-то верила в то, что слышала. И вот как-то раз мне пред­ложили высказаться, и я взорвалась. Я заявила, что никак не могу себя назвать «благодарным алкоголиком», что нена­вижу свое состояние, что не нахожу в этих собраниях ника­кого удовольствия для себя и что после них не чувствую себя набравшейся сил. В Сообществе я не нашла ни облегчения своей боли, ни возможности для роста.

Именно с этого высокомерного заявления и началось мое исцеление. После собрания ко мне подошла одна женщина и сказала, что я, видимо, готова уйти из Сообщества. Она предложила мне свою помощь в поисках спонсора и отвела

меня как раз к такому человеку, какой мне и был нужен. У этой леди был девятнадцатилетний стаж трезвости и, что еще более важно, богатый опыт помощи другим алкоголикам в работе над Двенадцатью Шагами. Но это ничуть не значит, что я сразу же радостно окунулась в программу. Напротив, я увиливала, сопротивлялась и отказывалась принимать каж­дый Шаг, когда наставал его черед. Мне было трудно вос­принимать каждое новое понятие, и я обижалась на своего спонсора, которая, как мне казалось, настойчиво стремилась принизить меня. Прошли годы, прежде чем я осознала, что обижалась не на нее, а на те изменения, о которых меня про­сила программа.

С терпением, продиктованным безусловной любовью, она сперва подвела меня к признанию моего бессилия перед алко­голизмом, а затем – того факта, что до меня другим людям уже удавалось побороть свою болезнь. Мне нужно было признать, что должен существовать некий источник помощи, который могущественнее любого из нас, и что вместе мы представ­ляем собой колодец, полный силы, из которого любой из нас может ее черпать. От этого нетрудно было перейти к осозна­нию существования некой Силы, более могущественной, чем мы. Благодаря этому я поняла, в каком направлении искать мою собственную, особую Высшую Силу. На этой духовной основе я и начала строить свою новую жизнь.

Самым трудным для меня оказался Третий Шаг. Однако, совершив его, я обнаружила, что смогу браться за остальные Шаги и разбираться в них, если не буду забывать расслаб­ляться, доверять программе и применять Шаг, вместо того, чтобы бороться с ним. Приняв свою Высшую Силу, я все же окончательно не перестала сопротивляться, а просто стала прислушиваться к инструкциям, ведущим к более рацио­нальному и приемлемому поведению. Для каждого Шага я вынуждена была заново проходить через процесс призна­ния того факта, что я не могу контролировать свое пьянство.

Мне нужно было понять, что Шаги Анонимных Алкоголиков уже помогли другим людям, а значит, могут помочь и мне. И осознать, что, если я действительно хочу обрести трезвость, мне лучше выполнять Шаги, нравятся они мне или нет. Каж­дый раз, когда я попадала в беду, в итоге выяснялось, что я противлюсь переменам.

Моей наставнице приходилось напоминать мне, что АА -не просто проект. Сообщество предлагает мне возможность улучшить качество своей жизни. Я открыла для себя, что впе­реди меня всегда ожидает более глубокий и обширный опыт. Помню, когда мой духовный рост только начинался, я побла­годарила своего спонсора за многие часы, которые она мне уделяла. Она тогда сказала: «А ты не думала, что настанет день, когда ты сама будешь это делать для кого-то другого?» Я ответила: «Нет, я больше никогда не возьму на себя ответс­твенность, ни перед кем и ни за кого». Этот отказ каким-либо образом отплатить Сообществу за добро отсрочил мое пред­ложение послужить ему в каком-либо качестве, и, следова­тельно, сделал процесс моего созревания более длительным. Прошло целых два года, прежде чем я изъявила готовность выполнять обязанности секретаря группы, и целых четыре – прежде чем я пожелала стать чьим-то спонсором. Сегодня я с истинной благодарностью участвую в жизни нескольких других женщин. Под их влиянием расширяется и углубля­ется мое собственное понимание. Когда я изучаю каждый Шаг вместе с новичком, к нам обоим приходят все новые откровения, и мы видим дополнительные грани нашего дра­гоценного камня – трезвости. Сейчас я горда быть частичкой этого Сообщества, которое показало мне выход из ада и путь наверх. Теперь я жажду делиться своим опытом, как другие делились им со мной.

Именно тогда, когда я нуждаюсь в перемене и росте, про­исходят маленькие чудеса, которые открывают для меня новые возможности. Мои новые друзья поведали мне, какие истины скрыты в тех самых высказываниях, которые некогда казались мне столь пустыми. Они преподали мне уроки терпимости и принятия, благодаря которым я научи­лась смотреть глубже внешней оболочки, чтобы обрести помощь и мудрость, так часто скрывающиеся под поверх­ностью вещей. Мои трезвость и развитие – в психическом, эмоциональном и духовном отношениях – целиком и пол­ностью зависят от моей готовности слушать, понимать и меняться.

На пятом году в АА, проводя свою ежегодную мораль­ную инвентаризацию, я осознала, что не преуспела в углуб­лении своей духовности. Я принимала то, чему меня учили, но не искала самосовершенствования, как другие. И я стала высматривать людей, которые всегда берут программу с собой в реальный мир, где они живут, работают и развлека­ются. Под их руководством, которое они осуществляют сво­ими рекомендациями и личным примером, я каждый день нахожу в себе энтузиазм, важный для моего личностного раз­вития и контакта с Высшей Силой.

Я приблизилась к Сообществу Анонимных Алкоголиков, полная страха и сомнений. Затем, понукаемая ужасом перед тем, что лежало позади, крошечными шажками вступила на этот новый путь. Когда я обрела под ногами твердую почву, то с каждым пробным движением стала понемногу продви­гаться к доверию. Уверенность моя росла, вера в Высшую Силу углублялась, и я узрела свет, о существовании кото­рого и не подозревала. Во мне словно что-то переключилось, и я раскрыла свою душу навстречу новому источнику силы, понимания, терпимости и любви. Та самая эгоистичная и замкнутая женщина, которая заявляла, что «больше никогда не возьмет на себя ответственность, ни перед кем и ни за кого», теперь находит настоящую теплоту уже в одном том, что доступна для других. Помочь другому алкоголику – это я считаю привилегией для себя.

На пенсии я уже десять лет, а в АА пришла семь лет назад. И теперь могу искренне признаться, что я – благодарный алкоголик. Если бы я не стала пьяницей, я бы превратилась в еще одного трезвого, но печального среднестатистического пожилого человека. В семьдесят пять я была бы одинокой и бесполезной престарелой леди, сидела бы дома, у телевизора, с вязанием в руках, и все сильнее впадала бы в депрессию старого возраста. А так Сообщество АА наполнило мои дни общением с друзьями, весельем, духовным ростом и ощуще­нием собственной значимости, которое подпитывается сози­дательной деятельностью. Моя вера в Высшую Силу и связь с ней сияют ярче, чем я могла бы вообразить. Те обещания, которые я считала невыполнимыми, сейчас – реальность моей жизни. Я свободна смеяться сколько захочу; доверять и быть достойной доверия; оказывать и получать помощь. Я свободна от стыда и сожалений; свободна учиться, разви­ваться и работать. Я слезла с поезда одиночества, страха и страданий, следующего через ад, и приняла в дар более безо­пасное и счастливое путешествие через жизнь.

 

(14)