Траверс Цурунгал — Айлама — Нуам-куам

(Первый траверс)

 

Маленькая палатка белым пятном резко выделялась среди камней, травы и (низкорослых, изломанных суровой непогодой, карликовых березок. Дальше серыми буграми заслонял долину язык ледника Дых-су. Мы (Евгений Иванов, Виктор Миклашевский и я) деятельно принялись за последнюю укладку необходимого снаряжения и питания. Нужно взять на десять дней все необходимое, но вес рюкзаков не должен быть слишком велик.

Рано утром 15 августа в одном из наших рюкзаков исчезла и палатка. Рюкзаки получились увесистыми, они прямо-таки «прижимали» нас к земле и не располагали к торопливому шагу.

Через час — отдых. Приятно расправить плечи, выпить студеной воды из ледникового потока и с удовлетворением отметить, что самая нудная моренная часть ледника осталась позади. Впереди белой полосой уходит чистый пористый на поверхности лед. Однако слева громадными каскадами Айламинското ледопада лед, разорванный громадными черными трещинами, сердито щетинится.

Больше часа ушло на попытку пробиться серединой ледника. Пришлось отступить к правому (орографически) берегу и там по кромке льда без труда подняться на 600 метров. Так мы обошли весь ледопад. С Айламинского ледника впервые увидели почти весь наш будущий путь в развернутом виде. Мрачные стены Цурунгала и Айламы были уже недалеко.

Косые тени легли от хребта на ледник. Нам оставалось преодолеть верхнюю часть крутого фирнового кулуара между вершиной Черная незнакомка и гребнем, ведущим к Цурунгалу. Но огромная трещина, разорвавшая поперек фирновую толщу, задержала нас надолго. Только после тщательных поисков, уже в сумерках, удалось перелезть через трещину рядом со скалами и выбраться, наконец, на гребень.

Вскоре среди диких нагромождений камней вырос силуэт нашего легкого жилища. Приятно забулькал суп в кухне «мета», суля неплохой ужин, а затем и заслуженный сон в теплых спальных мешках.

За весь следующий день прошли лишь острый и очень сыпучий скалистый гребень и вплотную подошли к северо-восточной стене Цурунгала.

Пока Миклашевский разбивал бивуак, мы сделали необходимую разведку дальнейшего пути и убедились, что обойти стену невозможно и придется брать ее в лоб. Кроме того, стало совершенно ясно, что порода здесь очень ломкая.

Несмотря на всю осторожность, нам с Женей пришлось пережить несколько неприятных минут. До верха первой стены оставалось уже немного. Женя висел в двух метрах надо мной. Я тщательно следил за ним и охранял, перекинув веревку за маленький скалистый выступ. Неожиданно большая плита, на которой стоял Женя, подалась. «Камень!» — крикнул он и повис на одних пальцах рук. Плита скользнула между его широко раскинутых ног и полетела на меня. Я отпрыгнул вправо, но в то же мгновение и плита изменила направление. Опять прыжок — теперь влево, плита с грохотом пролетела совсем рядом, и срывая камни, грохочущим камнепадом устремилась в бездну…

Туман окутал Цурунгал, ветер силился сорвать нашу палатку. Вскоре началась снежная буря с грозой. Мы вовремя отложили от себя все железное снаряжение. Разрядов молнии долго ждать не пришлось. В палатке все освещалось очень ярко и, казалось, что молнии забираются внутрь сквозь прорезиненные стенки. Одновременно с разрядом слышался трескучий удар грома, и после этого тьма становилась еще чернее.

Буря продолжалась в течение полутора суток.

Наконец открылись соседние вершины, убеленные свежим снегам. На стене Цурунгала клубился туман, но пережидать, когда он рассеется, было безнадежно, ибо эта вершина обладает свойством скрываться в тумане даже в ясные дни.

Женя Иванов лезет первым, мягко подтягиваясь с ус-туна на уступ, отыскивая и расчищая от снега непрочные зацепки. Пальцы быстро коченеют и отказываются работать. Стена отвесно забирает вверх.

— Охраняю, лезь! — кричит Женя, невидимый за уступом.

После небольшой площадки опять стена. Я рад пойти первым, так как сырой холодный ветер пронизывает до костей и хочется согреться. Чувствую, как охраняющий осторожно и внимательно выдает каждый вершок веревки. Лезу, оставив рюкзак. Выжимаюсь, стараясь по возможности мягче налегать на захваты. Вдруг камень под рукой подался и огромной глыбой пошел на меня. Всей силой прижимаю ого обратно к скале и вжимаюсь в небольшую нишу, чтобы хоть немного отдохнуть. Пальцы рук совсем закоченели. Затем осторожно обхожу предательский камень и вылезаю на очередной уступ.

В тумане показался гребень. Вершина Цурунгал! Фотографируем, делаю зарисовки. Под ударами свирепого ветра начали спуск к перемычке перед вершиной Айламы.

Заболел Миклашевский. Лишь большим напряжением воли ему удавалось двигаться по сыпучим скалам. Впереди над нами нависали грозные стены Айламы. Трудности ожидались немалые. Поэтому нельзя было рисковать здоровьем, а может и жизнью товарища. Он должен вернуться.

За три с половиной часа по скалистым стенам спустились мы до бергшрунда, быстро, чтобы избежать частых в этом месте камнепадов, обошли его и добрались до безопасного места. Жаль расставаться, но иначе нельзя. Долго провожали взглядом удаляющегося Миклашевского… К вечеру поднялись обратно на гребень.

Снежная крупа застучала о крышу палатки. Неужели опять непогода? Однако снег только чуть запорошил скалы, можно продолжать путь. После тщательного изучения южной стены, решили обойти ее слева. Отлогие сыпучие склоны вскоре перешли в крутые, его более прочные.

— Камни! — крикнул Женя.

 

Е. Абалаков делает зарисовки на одной из вершин хребта Заилийского Ала-тау. 1939 год.

Фото А. Летавета

 

Я едва успел пригнуться к скалам, как камни засвистели над головой. Женя оказался на открытом месте, и ему пришлось от них увертываться.

Подошли к отвесной стене, впереди пути нет. Влево — крутая плита, настолько обглаженная, что кажется непроходимой. С трудом удалось найти маленькую трещину и забить крюк для охранения. Женя с замечательным мастерством, в основном «на трении», переходит плиту.

Еще несколько трудных стен, и мы, миновав громадный жандарм, вышли, наконец, на вершинный гребень. Впереди виден зазубренный гребень. Из-за его скалистых башен изредка показывается в разорванных облаках снежный пик самой вершины. Идем то вверх, то вниз. Особенно беспокоят громадные разрывы между жандармами, уходящие темными отвесными кулуарами в туманную мглу.

Два часа оборудуем площадку для палатки на маленьком уступчике. Труды окупаются хорошим ночлегом. Отсюда видна вершина Айламы и перед ней последние, по нашим подсчетам, четыре жандарма (пять мы уже прошли).

Утром подошли к шестому жандарму, острому, как огромный штык. Нужно искать обход по стенам. В западной стене нашли небольшую расщелину и на одних руках перебрались по стене. Но лишь только вздохнули свободно, как выяснилось, что Женя забыл лейку — пришлось эту стену пройти еще два раза…

Последняя стена и… вершина Айламы! Обширные отлогие фирновые поля. Грандиозная панорама гигантов Кавказа: Шхары и чудесной стены Дых-тау — Мижирги. Спрятав вершину в облако, справа венчает стену угрюмый Коштан-тау.

В провал ледника Дых-су уже легла синяя тень, а мы все еще тщательно охраняясь на ледовых крючьях, спускаемся на кошках по ледяным кручам. Совсем рядом грандиозные фирновые сбросы. Глухой рокот и белые клубы лавинной пыли устремляются вниз…

На вершине обычно трудно достать воду, и жажда мучает альпинистов. Но в этот вечер нам удалось набрать воды, и мы вдоволь и с наслаждением напились чаю с лимоном.

По гребню к последней вершине — Нуам-куам — идти оказалось проще. Нужно было лишь безошибочно находить обходы острых жандармов, да иметь терпение то снимать, то вновь надевать кошки: скалы то и дело чередовались с ледяными гребнями.

Во второй половине дня вышли на последнюю в нашем маршруте вершину Нуам-куам.

Широкий волнообразно спускающийся фирновый гребень вершины пришлось проходить с осторожностью. Он весь оказался изрезан громадными скрытыми трещинами, что на вершинах бывает редко.

Подошли к намеченному заранее снежному гребню, ведущему к леднику Дых-су. Заходящее солнце позолотило вершины. Успеем ли опуститься на плато? Гребень острый и крутой. Снег настолько рыхлый, что проваливаемся по пояс.

Осторожно проминая сыпучий снег, чтобы не вызвать лавины, выбираем заранее возможное место для перехода бергшрунда. Темнеет. На животе сползаю по тонкому снежному мосту и затем охраняю Женю.

Последняя ночь на снегу. Луна освещает торжественно спокойные вершины…

Спуск на ледник нашли без труда, так как наметили его заранее. Прошли напоследок по крутым скалам и, быстро сглиссировав по снежному кулуару, вышли на ледник Дых-су. Теперь и поздравить друг друга можно! Грохот — и ближайший снежный сброс, разбившись на огромные куски, летит на нас… А может, рано радоваться?

Прыгая с ледяного бугра на бугор, быстро сбегаем по леднику. Вот справа остались ледопад, морена. Ледник кончился. Запах травы, деревьев. После мертвого царства вершин особенно приятно увидеть зелень, вдохнуть аромат цветов!

А через час — спасательная станция в Дых-су и крепкие объятия друзей. Круг завершен. До контрольного срока остались сутки.

На завтра дальний путь до Цея.

 

 

1941–1944

 

С первых дней Великой Отечественной войны Е. Абалаков ушел добровольцем на фронт. Рядовым солдатом защищал он подступы к столице нашей Родины, участвовал в разгроме немцев под Москвой. Летом 1942 года Абалаков прибыл на Кавказ, куда в то время усиленно рвались фашистские альпинистские соединения, готовясь форсировать удобные для проникновения в Закавказье перевалы.

Командование наших войск на Кавказе противопоставило немецким горным егерям ядро советских альпинистов. Лучшие наши альпинисты, участвуя в боях с фашистами, учили воинские части вести горную войну, помогали создавать особые горнострелковые отряды. Все свои знания гор, весь свой богатый опыт альпиниста отдавал этому делу и Е. Абалаков. В учении и походах, в беседах и выступлениях на страницах воинской печати он требовал от наших солдат и офицеров упорства и настойчивости в овладении наиболее передовой советской техникой альпинизма.

Примером вдумчивого подхода к преподаванию методов и приемов военного альпинизма может служить заметка Е. Абалакова «Горный путь бойца», опубликованная в одной из фронтовых газет 1943 года. В ней рассказывается о технике передвижения в годах.

 

Горный путь бойца