Предсмертная исповедь христианина

 

А.-К.

 

 

Подолгу бремя жизни нес

Я, долгу мрачному послушен.

Мне мир казался миром слез,

И к смерти был я равнодушен.

 

Несправедливостью судеб

Я огорчался в час раздумий,

Но зарабатывал мой хлеб

Без возмущений и безумий.

 

Не ненавидел никого

И не любил я через меру.

В конец, блаженный для всего,

Хранил заботливую веру.

 

Всегда скромны мои мечты,—

Мечтал о том лишь, что возможно…

И от соблазнов красоты

Я удалялся осторожно.

 

Я тихо жил — умру легко;

Был ни веселым, ни унылым;

Не заносился высоко

И брал лишь то, что мне по силам.

 

Я, раб Господень (имярек),

Кончиной близкою утешен.

Я очень скромный человек;

Господь простит мне, в чем и грешен.

 

 

1902

 

КАК ВСЕ

 

 

Не хочу, ничего не хочу,

Принимаю всё так, как есть.

Изменять ничего не хочу.

Я дышу, я живу, я молчу.

 

Принимаю и то, чему быть.

Принимаю болезнь и смерть.

Да исполнится все, чему быть!

Не хочу ни ломать, ни творить.

 

И к чему оно всё — Бог весть!

Но да будет всё так, как есть.

Нерушимы земля и твердь.

Неизменны и жизнь, и смерть.

 

 

1901

 

СМИРЕННОСТЬ

 

 

Учитель жизни всех нас любит

И дал нам силы — по судьбе.

Смиренномудрие нас губит

И страсть к себе.

 

Глаза и лица закрываем,

Бежим от узкого пути…

Зачем мы лжем? Мы знаем, знаем,

Куда идти!

 

 

1901

 

О ДРУГОМ

 

 

Господь. Отец.

Мое начало. Мой конец.

Тебя, в Ком Сын, Тебя, Кто в Сыне,

Во Имя Сына прошу я ныне

И зажигаю пред Тобой

Мою свечу.

Господь. Отец. Спаси, укрой -

Кого хочу.

 

Тобою дух мой воскресает.

Я не о всех прошу, о Боже,

Но лишь о том,

Кто предо мною погибает,

Чье мне спасение дороже,

О нем,— одном.

 

Прими, Господь, мое хотенье!

О, жги меня, как я — свечу,

Но ниспошли освобожденье,

Твою любовь, Твое спасенье -

Кому хочу.

 

 

1901

 

СТРАХ И СМЕРТЬ

 

 

Я в себе, от себя, не боюсь ничего,

Ни забвенья, ни страсти.

Не боюсь ни унынья, ни сна моего -

Ибо всё в моей власти.

 

Не боюсь ничего и в других, от других;

К ним нейду за наградой;

Ибо в людях люблю не себя… И от них

Ничего мне не надо.

 

И за правду мою не боюсь никогда,

Ибо верю в хотенье.

И греха не боюсь, ни обид, ни труда…

Для греха — есть прощенье.

 

Лишь одно, перед чем я навеки без сил,—

Страх последней разлуки.

Я услышу холодное веянье крыл…

Я не вынесу муки.

 

О Господь мой и Бог! Пожалей, успокой,

Мы так слабы и наги!

Дай мне сил перед Ней, чистоты пред Тобой

И пред жизнью — отваги…

 

 

1901

 

ШВЕЯ

 

 

Уж третий день ни с кем не говорю…

А мысли — жадные и злые.

Болит спина; куда ни посмотрю -

Повсюду пятна голубые.

 

Церковный колокол гудел; умолк;

Я всё наедине с собою.

Скрипит и гнется жарко-алый шелк

Под неумелою иглою.

 

На всех явлениях лежит печать.

Одно с другим как будто слито.

Приняв одно — стараюсь угадать

За ним другое,— то, что скрыто.

 

И этот шелк мне кажется — Огнем.

И вот уж не огнем — а Кровью.

А кровь — лишь знак того, что мы зовем

На бедном языке — Любовью.

 

Любовь — лишь звук… Но в этот поздний час

Того, что дальше,— не открою.

Нет, не огонь, не кровь… а лишь атлас

Скрипит под робкою иглою.

 

 

1901

 

ОГРАДА

 

 

В пути мои погасли очи.

Давно иду, давно молчу.

Вот, на заре последней ночи

Я в дверь последнюю стучу.

Но там, за стрельчатой оградой -

Молчанье, мрак и тишина.

Мне достучаться надо, надо,

Мне надо отдыха и сна…

Ужель за подвиг нет награды?

Я чашу пил мою до дна…

Но там, за стрелами ограды —

Молчанье, мрак и тишина.

 

Стучу, кричу: нас было трое,

И вот я ныне одинок.

Те двое — выбрали иное,

Я их молил, но что я мог?

О, если б и они желали,

Как я — любили… мы теперь

Все трое вместе бы стучали

Последней ночью в эту дверь.

Какою было бы отрадой

Их умолить… но все враги.

И вновь стучу. И за оградой

Вот чьи-то тихие шаги.

Но между ним и мной — ограда.

Я слышу только шелест крыл

И голос,— легкий, как прохлада.

Он говорит: «А ты — любил?

Вас было трое. Трех мы знаем,

Троим — вам быть здесь суждено.

Мы эти двери открываем

Лишь тем, кто вместе — и одно.

Ты шел за вечною усладой,

Пришел один, спасал себя…

Но будет вечно за оградой,

Кто к ней приходит — не любя».

 

И не открылись двери сада;

Ни оправданья, ни венца;

Темна высокая ограда…

Мне достучаться надо, надо,

Молюсь, стучу, зову Отца —

Но нет любви,— темна ограда,

Но нет любви,— и нет Конца.

 

 

1902

 

СОСНЫ

 

 

Желанья всё безмернее,

Всё мысли об одном.

Окно мое вечернее,

И сосны под окном.

 

Стволы у них багровые,

Колюч угрюмый сад.

Суровые, сосновые

Стволы скрипят, скрипят.

 

Безмернее хотения,

Мечтания острей -

Но это боль сомнения

У запертых дверей.

 

А сосны всё качаются

И всё шумят, шумят,

Как будто насмехаются,

Как будто говорят:

 

«Бескрылые, бессильные,

Унылые мечты.

Взгляни: мы тоже пыльные,

Сухие, как и ты.

 

Качаемся, беспечные,

Нет лета, нет зимы…

Мы мертвые, мы вечные,

Твоя душа — и мы.

 

Твоя душа, в мятежности,

Свершений не дала.

Твоя душа без нежности,

А сердце — как игла».

 

Не слушаю, не слушаю,

Проклятье, иглы, вам!

И злому равнодушию

Себя я не предам,

 

Любви хочу и веры я…

Но спит душа моя.

Смеются сосны серые,

Колючие — как я.

 

 

1902

 

СНЫ

 

 

Всё дождик да дождик… Всё так же качается

Под мокрым балконом верхушка сосны…

О, дни мои мертвые! Ночь надвигается -

И я оживаю. И жизнь моя — сны.

 

И вплоть до зари, пробуждения вестницы,—

Я в мире свершений. Я радостно сплю.

Вот узкие окна… И белые лестницы…

И все, кто мне дорог… И всё, что люблю.

 

Притихшие дети, веселые странники,

И те, кто боялся, что сил не дано…

Все ныне со мною, все ныне избранники,

Одною любовью мы слиты в одно.

 

Какие тяжелые волны курения,

Какие цветы небывалой весны,

Какие молитвы, какие служения…

…………………………

Какие живые, великие сны!

 

 

1901

 

ТЕТРАДЬ ЛЮБВИ

(НАДПИСЬ НА KOHBEPTE)

 

 

Сегодня заря встает из-за туч.

Пологом туч от меня она спрятана.

Не свет и не мгла… И темен сургуч,

Которым «Любовь» моя запечатана.

 

И хочется мне печати сломать…

Но воля моя смирением связана.

Пусть вечно закрытой лежит тетрадь,

Пусть будет Любовь моя — недосказана.

 

 

1901

 

ДВА СОНЕТА

 

Л.С. Баксту

 

СПАСЕНИЕ

 

 

Мы судим, говорим порою так прекрасно,

И мнится — силы нам великие даны.

Мы проповедуем, собой упоены,

И всех зовем к себе решительно и властно.

 

Увы нам: мы идем дорогою опасной.

Пред скорбию чужой молчать обречены,—

Мы так беспомощны, так жалки и смешны,

Когда помочь другим пытаемся напрасно.

 

Утешит в горести, поможет только тот,

Кто радостен и прост и верит неизменно,

Что жизнь — веселие, что всё — благословенно;

 

Кто любит без тоски и как дитя живет.

Пред силой истинной склоняюсь я смиренно;

Не мы спасаем мир: любовь его спасет.

 

 

НИТЬ

 

 

Через тропинку в лес, в уютности приветной,

Весельем солнечным и тенью облита,

Нить паутинная, упруга и чиста,

Повисла в небесах; и дрожью незаметной

 

Колеблет ветер нить, порвать пытаясь тщетно;

Она крепка, тонка, прозрачна и проста.

Разрезана небес живая пустота

Сверкающей чертой — струною многоцветной.

 

Одно неясное привыкли мы ценить.

В запутанных узлах, с какой-то страстью ложной,

Мы ищем тонкости, не веря, что возможно

 

Величье с простотой в душе соединить.

Но жалко, мертвенно и грубо всё, что сложно;

А тонкая душа — проста, как эта нить.

 

 

1901

 

 

ВМЕСТЕ

 

 

Я чту Высокого,

Его завет.

Для одинокого -

Победы нет.

Но путь единственный

Душе открыт,

И зов таинственный,

Как клич воинственный,

Звучит, звучит…

Господь прозрение

Нам ныне дал;

Для достижения -

Дорогу тесную,

Пусть дерзновенную,

Но неизменную,

Одну,— совместную -

Он указал.

 

 

1902

 

ЧТО ЕСТЬ ГРЕХ?

 

В. Ф. Нувелю

 

 

Грех — маломыслие и малодеянье,

Самонелюбие — самовлюбленность,

И равнодушное саморассеянье,

И успокоенная упоенность.

 

Грех — легкочувствие и легкодумие,

Полупроказливость — полуволненье.

Благоразумное полубезумие,

Полувнимание — полузабвенье.

 

Грех — жить без дерзости и без мечтания,

Не признаваемым — и не гонимым.

Не знать ни ужаса, ни упования

И быть приемлемым, но не любимым.

 

К стыду и гордости — равнопрезрение…

Всему покорственный привет без битвы…

Тяжеле всех грехов — Богоубьение,

Жизнь без проклятия — и без молитвы.

 

 

1902

 

СТАРИКОВЫ РЕЧИ

 

 

Иль дует от оконницы?

Я кутаюсь, я зябну у огня…

Ломоты да бессонницы

Измучили, ослабили меня.

 

Гляжу на уголь тлеющий,

На жалобный, на пепельный налет,

И в памяти слабеющей

Всё прошлое, вся жизнь моя встает.

 

Грехи да заблуждения…

Но буду ли их ныне вспоминать?

Великого учения

Премудрую постиг я благодать.

 

Погибель и несчастие -

Лишь в суетной покорности страстям.

Явил Господь бесстрастие,

Бесстрастие Он заповедал нам.

 

Любовь,— но не любовную,

Греховную, рожденную в огне,

А чистую, бескровную -

Духовную — Он посылает мне.

 

Изменникам — прощение,

Друзьям моим и недругам — привет…

О, вечное смирение!

О, сладостный, о, радостный завет!

 

Всё плоть моя послушнее…

Распаяно последнее звено.

Чем сердце равнодушнее -

Тем Господу угоднее оно.

 

Гляжу в очаг, на тление…

От тления лишь дух освобожден.

Какое умиление!

В нечестии весь мир,— а я спасен!

 

 

1902

 

ПОЦЕЛУЙ

 

 

Когда, Аньес, мою улыбку

К твоим устам я приближаю,

Не убегай пугливой рыбкой,

Что будет — я и сам не знаю.

 

Я знаю радость приближенья,

Веселье дум моих мятежных;

Но в цепь соединю ль мгновенья?

И губ твоих коснусь ли нежных?

 

Взгляни, не бойся; взор мой ясен,

А сердце трепетно и живо.

Миг обещанья так прекрасен!

Аньес… Не будь нетерпелива…

 

И удаление, и тесность

Равны — в обоих есть тревожность.

Аньес, люблю я неизвестность,

Не исполнение,— возможность.

 

Дрожат уста твои, не зная,

Какой огонь я берегу им…

Аньес… Аньес… и только края

Коснусь скользящим поцелуем…

 

 

1903

 

ПЬЯВКИ

 

 

Там, где заводь тихая, где молчит река,

Липнут пьявки черные к корню тростника.

 

В страшный час прозрения, на закате дней,

Вижу пьявок, липнущих и к душе моей.

 

Но душа усталая мертвенно тиха.

Пьявки, пьявки черные жадного греха!

 

 

1902

 

МУЧЕНИЦА

 

 

Кровью и огнем меня покрыли,

Будут жечь, и резать, и колоть,

Уголь алый к сердцу положили,

И горит моя живая плоть.

 

Если смерть — светло я умираю,

Если гибель — я светло сгорю.

И мучителей моих я — не прощаю,

Но за муку — их благодарю.

 

Ибо радость из-под муки рвется,

И надеждой кажется мне кровь.

Пусть она за эту радость льется,

За Того, к кому моя любовь.

 

 

1902

 

ЧАСЫ СТОЯТ

 

 

Часы остановились. Движенья больше нет.

Стоит, не разгораясь, за окнами рассвет.

 

На скатерти холодной неубранный прибор,

Как саван белый, складки свисают на ковер.

 

И в лампе не мерцает блестящая дуга…

Я слушаю молчанье, как слушают врага.

 

Ничто не изменилось, ничто не отошло;

Но вдруг отяжелело, само в себя вросло.

 

Ничто не изменилось, с тех пор как умер звук.

Но точно где-то властно сомкнули тайный круг.

 

И всё, чем мы за краткость, за легкость дорожим,—

Вдруг сделалось бессмертным, и вечным — и чужим.

 

Застыло, каменея, как тело мертвеца…

Стремленье — но без воли. Конец — но без конца.

 

И вечности безглазой беззвучен строй и лад.

Остановилось время. Часы, часы стоят!

 

 

1902

 

АЛМАЗ

 

Д. В. Философову

 

 

Вечер был ясный, предвесенний, холодный,

зеленая небесная высота — тиха.

И был тот вечер — Господу неугодный,

была годовщина нашего невольного греха.

 

В этот вечер, будто стеклянный — звонкий,

на воспоминание и боль мы осуждены.

И глянул из-за угла месяц тонкий

нам в глаза с нехорошей, с левой стороны.

 

В этот вечер, в этот вечер веселый,

смеялся месяц, узкий, как золотая нить.

Люди вынесли гроб, белый, тяжелый,

и на дроги с усилием старались положить.

 

Мы думали о том, что есть у нас брат — Иуда,

что предал он на грех, на кровь — не нас…

Но не страшен нам вечер; мы ждем чуда,

ибо сердце у нас острое, как алмаз.

 

 

29. 3. 1902

 

ЧИСЛА

 

 

Бездонного, предчувственного смысла

И благодатной мудрости полны,

Как имена вторые,— нам даны

Божественные числа.

 

И день, когда родимся, налагает

На нас печать заветного числа;

До смерти наши мысли и дела

Оно сопровождает.

 

И между числами — меж именами -

То близость, то сплетенье, то разлад.

Мир чисел, мы,— как бы единый сад,

С различными цветами.

 

Земная связь людей порою рвется,

Вот — кажется — и вовсе порвалась…

Но указанье правды — чисел связь

Навеки остается.

 

В одеждах одинаковых нас трое.

Как знак различия и общности, легло

На ткани алой — белое число,

Для каждого — родное.

 

Наш первый — 2. Второй, с ним, повторяясь,

Свое, для третьего, прибавил — 6.

И вот, в обоих первых — третий есть,

Из сложности рождаясь.

 

Пусть нет узла — его в себе мы носим.

Никто сплетенных чисел не рассек.

А числа, нас связавшие навек,—

2, 26 и 8.

 

 

1903

 

13

«Тринадцать, темное число…»

 

 

Тринадцать, темное число!

Предвестье зол, насмешка, мщенье,

Измена, хитрость и паденье,—

Ты в мир со Змеем приползло.

 

И, чтоб везде разрушить чет,—

Из всех союзов и слияний,

Сплетений, смесей, сочетаний -

Тринадцать Дьявол создает.

 

Он любит числами играть.

От века ненавидя вечность,—

Позорит 8 — бесконечность,—

Сливая с ним пустое 5.

 

Иль, чтоб тринадцать сотворить,—

Подвижен, радостен и зорок,—

Покорной парою пятерок

Он 3 дерзает осквернить.

 

Порой, не брезгуя ничем,

Число звериное хватает

И с ним, с шестью, соединяет

Он легкомысленное 7.

 

И, добиваясь своего,

К двум с десятью он не случайно

В святую ночь беседы тайной

Еще прибавил — одного.

 

Твое, тринадцать, острие

То откровенно, то обманно,

Но непрестанно, неустанно

Пронзает наше бытие.

 

И, волей Первого Творца,

Тринадцать, ты — необходимо.

Законом мира ты хранимо —

Для мира грозного Конца.

 

 

1903

 

МЕРЕЖИ

 

 

Мы долго думали, что сети

Сплетает Дьявол с простотой,

Чтоб нас поймать, как ловят дети

В силки беспечных птиц, весной.

 

Но нет. Опутывать сетями -

Ему не нужно никого.

Он тянет сети — между нами,

В весельи сердца своего.

 

Сквозь эту мглу, сквозь эту сетку,

Друг друга видим мы едва.

Чуть слышен голос через клетку,

Обезображены слова.

 

Шалун во образе змеином

Пути друг к другу нам пресек.

И в одиночестве зверином

Живет отныне человек.

 

 

1902

 

НАГИЕ МЫСЛИ

 

 

Темные мысли — серые птицы…

Мысль одинокая нас не живит:

Смех ли ребенка, луч ли денницы,

Струн ли дрожание — сердце молчит.

 

Не оясняют, но отдаляют

Мысли немые желанный ответ.

Ожесточают и угашают

Нашей природы божественный свет.

 

Тяжкие мысли — мысли сухие,

Мысли без воли — нецарственный путь.

Знаю свои и чужие грехи я,

Знаю, где можно от них отдохнуть.

 

Мы соберемся в скорби священной,

В дыме курений, при пламени свеч,

Чтобы смиренно и дерзновенно

В новую плоть наши мысли облечь.

 

Мы соберемся, чтобы хотеньем

В силу бессилие преобразить,

Веру — со знанием, мысль — с откровеньем,

Разум — с любовию соединить.

 

 

1902

 

О ВЕРЕ

 

А. К.

 

 

Великий грех желать возврата

Неясной веры детских дней.

Нам не страшна ее утрата,

Не жаль пройденных ступеней.

 

Мечтать ли нам о повтореньях?

Иной мы жаждем высоты.

Для нас — в слияньях и сплетеньях

Есть откровенья простоты.

 

Отдайся новым созерцаньям,

О том, что было,— не грусти,

И к вере истинной — со знаньем -

Ищи бесстрашного пути.

 

 

1902

 

БОЖЬЯ ТВАРЬ

 

 

За Дьявола Тебя молю,

Господь! И он — Твое созданье.

Я Дьявола за то люблю,

Что вижу в нем — мое страданье.

 

Борясь и мучаясь, он сеть

Свою заботливо сплетает…

И не могу я не жалеть

Того, кто, как и я,— страдает.

 

Когда восстанет наша плоть

В Твоем суде, для воздаянья,

О, отпусти ему, Господь,

Его безумство — за страданье.

 

 

1902

 

КОСТЕР

 

 

Живые взоры я встречаю…

Огня, огня! Костер готов.

Я к ближним руки простираю,

Я жду движенья, знака, слов…

 

С какою радостною мукой

В очах людей ловлю я свет!

Но говорю… и дышит скукой

Их утомительный ответ.

 

Я отступаю, безоружный,

И длю я праздный разговор,

И лью я воду на ненужный,

На мой безогненный костер.

 

О, как понять, что это значит?

Кого осудим — их? меня?

Душа обманутая плачет…

Костер готов — и нет огня.

 

 

1902

 

СТРАНЫ УНЫНИЯ

 

 

Минуты уныния…

Минуты забвения…

И мнится — в пустыне я…

Сгибаю колени я,

Молюсь — но не молится

Душа несогретая,

Стучу — не отворится,

Зову — без ответа я…

Душа словно тиною

Окутана вязкою

И страх, со змеиною

Колючею ласкою,

Мне в сердце впивается,

И проклят отныне я…

Но нет дерзновения.

Кольцо замыкается…

О, страны забвения!

О, страны уныния!

 

 

1902

 

ПРОТИВОРЕЧИЯ

 

 

Тихие окна, черные…

Дождик идет шепотом…

Мысли мои — непокорные.

Сердце полно — ропотом.

 

Падают капли жаркие

Робко, с мирным лепетом.

Мысли — такие яркие…

Сердце полно — трепетом.

 

Травы шепчутся сонные…

Нежной веет скукою…

Мысли мои — возмущенные,

Сердце горит — мукою…

 

И молчанье вечернее,

Сонное, отрадное,

Ранит еще безмернее

Сердце мое жадное…

 

 

1903

 

ЛУНА И ТУМАН

 

 

Озеро дышит теплым туманом.

Он мутен и нежен, как сладкий обман.

Борется небо с земным обманом:

Луна, весь до дна, прорезает туман.

 

Я, как и люди, дышу туманом.

Мне близок, мне сладок уютный обман.

Только душа не живет обманом:

Она, как луна, проницает туман.

 

 

1902

 

НИЧЕГО

 

 

Время срезает цветы и травы

У самого корня блестящей косой:

Лютик влюбленности, астру славы…

Но корни все целы — там, под землей.

 

Жизнь и мой разум, огненно-ясный!

Вы двое — ко мне беспощадней всего:

С корнем вы рвете то, что прекрасно,

В душе после вас — ничего, ничего!

 

 

1903

 

ОПУСТОШЕНИЕ

 

 

В моей душе, на миг опустошенной,

На миг встают безгласные виденья.

Качают головами сонно, сонно,

И пропадают робкие виденья.

 

Во тьме идет неслышно дождь упрямый,

Безмолвный мимо пролетает ветер.

Задев крылами, сотрясает рамы

И вдаль летит без звука черный ветер.

 

Что холодит меня во мне так странно?

Я, слушая, не слышу бьенья сердца.

Как будто льда обломок острогранный

В меня вложили тайно вместо сердца.

 

Я сплю, успенью моему покорный,

Но чаю воскресенья вечной правды.

Неси мою одежду, ветер черный,

Туда, наверх, к престолу нашей Правды!

 

 

1902

 

БОГИНЯ

 

 

Что мне делать с тайной лунной?

С тайной неба бледно-синей,

С этой музыкой бесструнной,

Со сверкающей пустыней?

Я гляжу в нее — мне мало,

Я люблю — мне не довольно…

Лунный луч язвит, как жало,—

Остро, холодно и больно.

Я в лучах блестяще-властных

Умираю от бессилья…

Ах, когда б из нитей ясных

Мог соткать я крылья, крылья!

О, Астарта! Я прославлю

Власть твою без лицемерья,

Дай мне крылья! Я расправлю

Их сияющие перья,

В сине-пламенное море

Кинусь в жадном изумленьи,

Задохнусь в его просторе,

Утону в его забвеньи…

 

 

1902

 

НЕТ

 

 

Нет! Сердце к радости лишь вечно приближалось,

Ее порога не желая преступать,

Чтоб неизведанное в радости осталось,

Чтобы всегда равно могла она пленять.

 

Нет! Даже этою любимою дорогой

В нас сердце вещее теперь утомлено.

О неизведанном мы знаем слишком много…

Оно изведано другими… все равно!

 

Нет! Больше не мила нам и сама надежда.

С ней жизнь становится пустынна и легка.

Предчувствие любви… О, старая одежда!

Опять мятежность, безнадежность — и тоска!

 

Нет! Ныне всё прошло. Мы не покорны счастью.

В безумьи мудрости мы «нет» твердим всегда,

И будет нам дано сказать с последней властью

Свое невинное — неслыханное «да!»

 

 

1903

 

СООБЩНИКИ

 

В. Брюсову

 

 

Ты думаешь, Голгофа миновала,

При Понтии Пилате пробил час,

И жизнь уже с тех пор не повторяла

Того, что быть могло — единый раз?

 

Иль ты забыл? Недавно мы с тобою

По площади бежали второпях,

К судилищу, где двое пред толпою

Стояли на высоких ступенях.

 

И спрашивал один, и сомневался,

Другой молчал,— как и в былые дни.

Ты все вперед, к ступеням порывался…

Кричали мы: распни Его, распни!

 

Шел в гору Он — ты помнишь? — без сандалий…

И ждал Его народ из ближних мест.

С Молчавшего мы там одежды сняли

И на веревках подняли на крест.

 

Ты, помню, был на лестнице, направо…

К ладони узкой я приставил гвоздь.

Ты стукнул молотком по шляпке ржавой,—

И вникло острие, не тронув кость.

 

Мы о хитоне спорили с тобою,

В сторонке сидя, у костра, вдвоем…

Не на тебя ль попала кровь с водою,

Когда ударил я Его копьем?

 

И не с тобою ли у двери гроба

Мы тело сторожили по ночам?

……………………………………….

Вчера, и завтра, и до века, оба -

Мы повторяем казнь — Ему и нам.

 

 

1902

 

БАЛЛАДА

 

П. С. Соловьевой

 

 

Мостки есть в саду, на пруду, в камышах.

Там, под вечер, как-то, гуляя,

Я видел русалку. Сидит на мостках,—

Вся нежная, робкая, злая.

 

Я ближе подкрался. Но хрустнул сучок -

Она обернулась несмело,

В комочек вся съежилась, сжалась,— прыжок -

И пеной растаяла белой.

 

Хожу на мостки я к ней каждую ночь.

Русалка со мною смелее:

Молчит — но сидит, не кидается прочь,

Сидит, на тумане белея.

 

Привык я с ней, белой, молчать напролет

Все долгие, бледные ночи.

Глядеть в тишину холодеющих вод

И в яркие, робкие очи.

 

И радость меж нею и мной родилась,

Безмерна, светла, как бездонность;

Со сладко-горячею грустью сплелась,

И стало ей имя — влюбленность.

 

Я — зверь для русалки, я с тленьем в крови.

И мне она кажется зверем…

Тем жгучей влюбленность: мы силу любви

Одной невозможностью мерим.

 

О, слишком — увы — много плоти на мне!

На ней — может быть — слишком мало…

И вот, мы горим в непонятном огне

Любви, никогда не бывалой.

 

Порой, над водой, чуть шуршат камыши,

Лепечут о счастье страданья…

И пламенно-чисты в полночной тиши,—

Таинственно-чисты,— свиданья.

 

Я радость мою не отдам никому;

Мы — вечно друг другу желанны,

И вечно любить нам дано,— потому,

Что здесь мы, любя,— неслиянны!

 

 

1903

 


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: