Лекция 11. Развитие отечественной юридической психологии

Значителен вклад в развитие отечественной юридической психологии Анатолия Федоровича Кони. Это был выдающийся судебный деятель, ученый-юрист, блестящий оратор. Он был одним из образованнейших людей своего времени. Широта его знаний в области литературы, истории, философии, права, медицины и психологии поражала знавших его людей.

Анатолий Федорович Кони родился 28 января 1844 года в Петербурге. Родился он в творческой семье. Отец его, Федор Алексеевич Кони, хорошо известен в истории русского театра как автор водевилей и редактор журнала «Пантеон». Мать – актриса Ирина Семеновна Юрьева (сценический псевдоним Сандунова). У Федора Алексеевича был брат Евгений. В доме Федора Кони часто бывали крупные писатели, видные мастера сцены.

Начальное образование Кони получил в доме родителей, где наукам обучали домашние учителя.

Анатолий Кони не готовил себя к юридической деятельности. В гимназии он проявил большие способности к математике и физике и блестяще сдал вступительные экзамены на математический факультет Петербургского университета. Но в 1861 году в связи со студенческими беспорядками университет был закрыт и Кони вынужден был переехать в Москву и продолжить учебу на юридическом факультете московского университета, который он успешно и закончил в 1865 году со степенью кандидата прав.

Кони всегда старался оставаться в стороне от революционного движения и держался ближе к либералам-постепеновцам. Он верил в скорое и неизбежное торжество права и надеялся на мирные преобразования. Большое влияние оказали на него лекции известного правоведа-историка Бориса Николаевича Чичерина, который был весьма умеренным по своим политическим воззрениям либералом. Кони принимал этические принципы Чичерина, хотя понимал их несомненно шире. Поэтому благородный порыв разночинной интеллигенции шестидесятых годов посвятить себя всецело интересам народа нашел в определенной мере отражение в его первом юридическом сочинении. К марту 1865 года Анатолий Кони заканчивает работу над диссертацией «О праве необходимой обороны», которую в начале мая ректор университета С.И. Баршев передает в Совет императорского Московского университета с одобрительной отметкой на полях «Весьма почтенный труд». По решению Совета университета диссертация была опубликована в «Московских Университетских Известиях» за 1866 год.

Что интересно и царская цензура заинтересовалась этой работой, внимание которой привлекло то место сочинения, где автор обосновывал право народа на революцию, если правительство своими незаконными действиями притесняет его и попирает закон. 17 октября 1866 года некто Варадинов – член совета главного управления по делам печати министерства внутренних дел представил служебную записку на имя министра внутренних дел и министра просвещения. Он обстоятельно изложил содержание кандидатских рассуждений Кони и предлагал предать Кони судебному преследованию.

А вспомните политическую обстановку того времени и те события, которые произошли незадолго до появления этой работы в печати.

4 апреля 1866 года в Петербурге, в Летнем саду, прозвучал выстрел Дмитрия Каракозова, покушавшегося на царя Александра II. Страну захлестнула волна реакции. Решительно была подавлена свобода печати. Закрылись журналы «Современник», «Русское слово», под строгое наблюдение была поставлена высшая школа. И в это тяжелое время Кони грозило предание суду. Но неожиданно в дело вмешался влиятельный в правящих кругах издатель «Московских ведомостей» Катков и дело было прекращено.

Первый и очень чувствительный удар, полученный Кони, во многом и определил его скрытое оппозиционное отношение к правительству.

Кони был талантливым человеком и проявлял блестящие способности к научной деятельности, но опубликование его диссертационного исследования в корне изменило его жизненный путь и, он решил вступить на судебное поприще. Так в апреле 1866 года он начал работать помощником секретаря Петербургской судебной палаты. Как раз в это время, в середине шестидесятых годов 19 века в России приступили к постепенному, крайне нерешительному введению в действие Уставов, принятых 20 ноября 1864 года.

Порою горькое уныние охватывало молодого юриста при виде людей, проводивших в жизнь новые правовые принципы. В письме к одному из своих друзей Кони писал: «Я иногда прихожу просто в отчаяние, видя это сонмище чиновников, без всякой любви к делу, без истинного понимания целей и назначения суда, – чиновников, готовых собственными руками разрушить здание, созданное судебными установлениями, пустых по натуре, алчных до денег и власти». Сам Кони к судебным Уставам относился с глубокой преданностью.

В 1867 году Кони покинул Петербург и его деятельность в течение ряда лет протекала в Москве, Харькове и Казани, где он вскоре обратил на себя внимание как смелый, талантливый юрист.

Выдающиеся личные качества и незаурядные способности обусловили назначение Кони прокурором столичного окружного суда. Прокурорская деятельность Кони успешно сочеталась с литературной и научной. Он активно публикуется и в 1876 году был приглашен преподавать теорию и практику уголовного судопроизводства в училище правоведения. В январе 1878 года его назначают председателем Петербургского окружного суда.

В качестве председателя он связал свое имя с одним из самых громких политических процессов семидесятых годов – процессом Веры Засулич.

24 января 1878 года Вера Засулич тяжело ранила петербургского градоначальника генерала Трепова, который был известен своей деспотичностью и по приказанию которого в доме предварительного заключения был высечен розгами политический заключенный Боголюбов, который на прогулке не снял перед градоначальником шапку. Выстрел Веры Засулич это был поступок, направленный в защиту элементарных человеческих прав политического заключенного, который был подвергнут публичному надругательству, рассматривался как протест против унижения гражданского достоинства и вызвал горячие симпатии не только в среде революционно настроенной молодежи, но и в более широких слоях русского общества.

Рассмотрение дела Засулич происходило 31 марта 1878 года. За день до рассмотрения дела министр юстиции Пален потребовал от председателя окружного суда вынесения обвинительного приговора Вере Засулич. Однако, несмотря на молодость, Кони проявил зрелость и твердость своих правовых убеждений. Он не только не согласился на сделку со своей совестью, но решительно отстаивал перед Паленом независимость своих взглядов.

Оправдание Веры Засулич вызвало бурю нападок на Кони. После рассмотрения этого дела Кони навсегда остался в немилости у царя и его приближенных. Его обвиняли в том, что в своем резюме он внушил присяжным заседателям вынести Засулич оправдательный приговор.

Так как должность председателя окружного суда была несменяемой, Кони «намекнули» на необходимость подать прошение об отставке, но он отказался сделать это, т.к. отлично понимал, что в условиях наступления реакции уход с должности, которая формально позволяла ему разрешать дела по своему внутреннему убеждению, окажет пагубное влияние на деятельность судей. Его опасения не были беспочвенными, т.к. еще задолго до рассмотрения Веры Засулич началась полоса отступлений от наиболее прогрессивных нововведений судебной реформы. Так, частым нападкам подвергались суд присяжных, состязательность, гласность и другие демократические основы уголовного судопроизводства.

Процесс Засулич наложил печать на всю последующую судебно правовую деятельность юриста.

В 1885 году Кони вновь возвратился к прокурорской деятельности. Обстоятельства его назначения на должность обер-прокурора уголовно-кассационного департамента Сената весьма показательны. В связи с подготовкой этого назначения Победоносцев, враждебно относившийся к Кони, писал Александру III: «Со всех сторон слышно, что на днях последует назначение нынешнего председателя гражданского отделения судебной палаты Анатолия Кони в Сенат обер-прокурором уголовно-кассационного департамента. Назначение это произвело бы неприятное впечатление, ибо всем памятно дело Веры Засулич, а в этом деле Кони был председателем и высказал крайнее бессилие, а на должности обер-прокурора кассационного департамента у него будут главные пружины уголовного суда в России». Александр III ответил на это: «Я протестовал против этого назначения, но Набоков уверяет, что Кони на теперешнем месте несменяем, тогда как обер-прокурором при первой же неловкости или недобросовестности может быть удален со своего места».

Таким образом, ответ Александра третьего вскрывает истинные причины назначения Кони обер-прокурором Сената. Ему была предложена должность, с которой он мог быть легко смещен.

Честное выполнение гражданского долга доставляло Кони много тяжелых минут и огорчений. В связи с очередной служебной неурядицей он был вызван на длительную беседу к министру юстиции Манасеину, по поводу которой он писал одному из своих друзей: «При теперешних порядках в нашем подлом, безнравственном, одичалом правительстве и при отсутствии всяких моральных принципов у наших министров, порядочному человеку остается или издавать «глас вопиющего в пустыне», или же войти в «совет нечестивых». Первое глупо, второе хуже, чем глупо».

Не будучи революционером, Кони сочувственно относился к лицам, которые оказывались на скамье подсудимых за революционные убеждения. Давайте обратимся к воспоминаниям Кони, которые относятся к событиям 1 марта 1887 года – покушение Александра Ульянова и его товарищей на убийство Александра III.

Он едко характеризует лиц, в руках которых оказалась судьба Ульянова и его товарищей. Прокурор, поддерживавший обвинение и требовавший смертной казни подсудимых, в прошлом пользовался особой любовью своего учителя Ильи Николаевича Ульянова. Председательствующий на этом процессе был ретроградный судебный деятель Дейер. За вынесение смертного приговора пяти юношам он получил из сумм министерства юстиции 2000 рублей «на лечение» – так была названа сумма, выписанная судье. Вспоминая об этом деле Кони искренне сочувствовал погибшим на эшафоте молодым революционерам.

Несмотря ни на что правительство все же вынуждено было отдавать должное его таланту и считаться с его высоким авторитетом.

Кони как обер-прокурор Сената возглавлял специальную комиссию, которой было поручено расследование причин крушения царского поезда в Борках. От результатов данного расследования реакционные круги ожидали многого: распускались слухи, что крушение было следствием подготовленного революционерами взрыва. Эту мысль Александру III настойчиво внушали министр путей сообщения и некоторые другие крупные чиновники.

Кони не разделял мнения влиятельных кругов. Он неопровержимо доказал, что катастрофа – результат грубого нарушения правил движения и эксплуатации подвижного состава. Усилия Кони предать суду крупных чиновников министерства путей сообщения и руководителей акционерного общества, владевшего железной дорогой, не дали положительных результатов, но он все же не допустил, что чиновники министерства переложили ответственность за крушение на мелких чиновников железной дороги. Воспоминания Кони об этом деле представляют большой интерес.

В девяностых годах служебное положение Кони по-прежнему оставалось неустойчивым. В 1891 году он был назначен сенатором и это назначение оторвало его от активной судебно-прокурорской деятельности. Через год его вновь вернули на должность обер-прокурора, но в 1897 году он опять отстраняется от прокурорской работы и переходит в число рядовых сенаторов.

Примечательна работа Кони в муравьевской комиссии в 1894-1899 годах, которая была создана для пересмотра Судебных уставов 1864 года. Он был одним из тех немногих, кто настойчиво отстаивал суд присяжных от постоянных нападок реакционных чиновников и публицистов. Он защищал принцип несменяемости судей, ограждая тем самым наиболее честных из них. Кони возражал против расширения полномочий полиции при расследовании уголовных дел и энергично ратовал за упразднение судебных функций земских начальников. Даже беглое ознакомление с трудами муравьевской комиссии показывает, как правдиво и смело звучал голос Кони в защиту гарантий прав личности.

Научная и общественная деятельность Кони получала все большее признание. В 1890 году Харьковский университет присвоил ему звание доктора уголовного права, а в 1900 году он был избран почетным академиком разряда изящной словесности императорской Академии наук.

Многолетняя судебно-прокурорская деятельность Кони показала ему несовершенство дореволюционной судебной системы и привела к исследованию наиболее актуальных правовых проблем. Среди них особо следует назвать труд «Нравственные начала в уголовном процессе», который не утратил практического интереса и в наше время.

Кони считал, что нельзя ограничивать преподавание права лишь чтением лекций и при этом убедительно доказывал, что в деятельности юриста не менее важны нравственные, неписанные начала уголовного процесса. Подтверждая это положение, Кони приводит народную поговорку: «Не суда бойся, бойся судьи». В своей работе «Нравственные начала» Кони убедительно показывал, что судья не имеет права решать вопросы, исходя из принципа «я так хочу», он должен руководствоваться положением «я не могу иначе», потому что такое решение подсказывает смысл закона. Он настойчиво подчеркивает мысль, о том что судья слуга, а не лакей правосудия.

Интересны также судебные выступления Кони. Трудно переоценить практическое значение его ораторских приемов. Для его речей характерна строгая логика, глубокая аргументация, тонкий психологический анализ действий подсудимого, обстоятельный и объективный разбор доказательств.

Кони был уже виднейшим юристом, но, несмотря, на проявленную настойчивость, он не смог добиться права читать в Петербургском университете курс, посвященный судебной этике, имеющий большое значение для формирования взглядов будущих юристов. Бывший в то время министром юстиции Плеве в ответ на его просьбы дал такой ответ: «Едва ли по обстоятельства настоящего времени, чтение таких лекций можно признать удобным».

Теперь для нас интересен вопрос, как воспринял Кони социалистическую революцию, как относился к преобразованиям, произошедшим в России? В дореволюционных работах он неоднократно писал о своей любви к Родине, к русскому народу, о вере в его творческие силы и высокие духовные качества. В ряде случаев, правда в очень осторожной форме, в его работах проскальзывало невольное оправдание революционных действий, вызванных деспотическим самовластием царизма.

Октябрьская революция застала Кони на одной из высших в бюрократический иерархии должностей – первоприсутствующего в общем собрании кассационных департаментов Сената и в должности члена Медицинского совета – высшего врачебного учреждения в России. Однако эти высокие посты не помешали ему отказаться от старого мира. Он не примкнул лагерю контрреволюции, он не подался в эмиграцию. Он мужественно переживал трудности первых лет революции. Он не роптал на голод и холод, не отгораживался от народа, а в числе немногих представителей русской интеллигенции присоединился к большевикам.

В первые годы Советской власти он прочитал около тысячи лекций. С особой готовностью откликнулся Кони на предложение Петроградского университета занять в нем кафедру уголовного права. Успех его лекций был исключительным. В эти же годы Кони выпускает отдельными изданиями некоторые свои воспоминания и с увлечением готовит к переизданию мемуары «На жизненном пути». Здесь собраны многочисленные статьи и воспоминания о юристах, историках, писателях, общественных деятелях, скромных тружениках просвещения и совсем неизвестных людях – словом обо всех, задевших ум и сердце знаменитого юриста.

Впервые свои воспоминания, ранее опубликованные в журналах, Кони объединил в книге «За последние годы», изданной в 1896 году.

Кони-мемуарист не ограничивался обычно личными впечатлениями; он внимательно изучал творчество того или иного лица, читал воспоминания о нем современников. Большинство его воспоминаний – это образец мемуарного жанра.

Статьи и воспоминания Кони неотделимы от его юридических интересов и деятельности. Кони видел задачу юриста в том, чтобы «исследовать преступное деяние не только как внешний факт, но и как душевное проявление. Кони не слепой исполнитель законов, он изучает внутренне развитие преступления и судит по совести. Отсюда его огромный интерес к художественному творчеству, и в особенности к таким произведениям, в которых говорится о психологии преступника, об отношении народа к суду, к каторге и законам, к анализу темных сторон русской действительности и фактов, приведших к преступлению. Особенно привлекало Кони в этой связи творчество Достоевского, Чехова, Толстого. Общеизвестно, какое огромное значение в творческой истории романа «Воскресение» сыграли беседы Л.Н. Толстого с А.Ф. Кони. Сам писатель не раз называл свой роман «коневской повестью».

Литературно-юридическая деятельность Кони не была случайным явлением. В ней ярко отразилось весьма характерное и закономерное для второй половины XIX века «переплетение» юридических интересов с психологическими. Новый суд настоятельно требовал от передовых русских юристов изучения психологии преступника и даже психологии русского человека.

Весной 1927 года Кони простудился, читая лекцию в холодной аудитории. Затянувшаяся болезнь привела к роковому концу. Скончался Анатолий Федорович Кони 17 сентября 1927 года в возрасте 83 лет.

А теперь я хочу более детально рассмотреть или даже изучить с вами статью Кони «Нравственные начала в уголовном процессе».

Этот очерк в сущности касается вопроса о том, нужно ли расширить преподавание уголовного процесса в сторону подробного исследования и установления нравственных начал, которые должны занимать законное место в деле уголовного правосудия.

В России до сих пор почти никто систематически не занимался изучением вопросов, которые подлежат разрешению согласно существенным требованиям нравственного закона, а между тем нравственным началам принадлежит в будущем первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного процесса.

Формы судопроизводства теперь повсюду более или менее прочно установились. На коренные начала правосудия – гласность, устность, непосредственность и свободную оценку доказательств – никто серьезно посягнуть не решится. Но должно происходить и развитие истинного и широкого человеколюбия на суде. Тогда главное внимание с полным основанием обратится на изучение нравственных начал уголовного процесса и центр тяжести учения о судопроизводстве перенесется с хода процесса на этическую и общественно-правовую деятельность судьи во всех ее разветвлениях.

Задача уголовного суда состоит в исследовании преступного деяния и в справедливом приложении к человеку, признанному виновным, карательного закона. Суд это живой и восприимчивый организм.

Исследуя преступное дело и связывая с ним личность преступника, оценивая его вину и меру наказания, наблюдая, чтобы эта мера была применена по правилам, установленным для гарантии как общества, так и подсудимого, судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую правду дела. Не даром народная житейская мудрость создала поговорку: «не суда бойся, бойся судьи»!

Изучение судопроизводства, с точки зрения Кони должно распадаться на изучение:

а) необходимых свойств этой деятельности, выражающейся главным образом в постановлении приговора, заключающего в себе вывод о виновности на основании внутреннего убеждения судьи, толкование закона в приложении к данному случаю и определение меры наказания; Здесь прежде всего особенного внимания заслуживает та роль, которую должно играть в выработке приговора внутреннее убеждение судьи.

б) необходимых условий этой деятельности, и

в) поведения судьи по отношению к лицам, с которыми он приходит в соприкосновение вследствие своей деятельности.

Судья - орган государства и государство смотрит на него как на средство более правильно исполнить свою задачу охраны закона. Напряжение душевных сил судьи для отыскания истины в деле есть исполнение поручения государства, которое, уповая на спокойное беспристрастие его тяжелого подчас труда, вверяет ему частицу своей власти. Поэтому оно ждет от судьи обдуманного приговора, а не мимолетного решения, внушенного порывом чувства или предвзятым взглядом.

Постановляя свой приговор, судья может ошибаться; но если он хочет быть действительно судьею, а не представителем произвола в ту или другую сторону, он должен основывать свое решение на том, что в данное время ему представляется логически неизбежным и нравственно-обязательным.

Благодетельный и разумный обычай, обратившийся почти в неписаный закон, предписывает всякое сомнение толковать в пользу подсудимого.

Но вынесение правильного приговора зависит не только от личных свойств судьи. Ошибки могут лежать вне его личности, которые пагубно будут влиять на правосудие. Здесь мы говорим о влиянии власть имущих на привычную деятельность судьи. Их настойчивые, влиятельные просьбы и внушения способны создать в судье постоянную тревогу за свое положение, опасение последствий своего предстоящего решения. Судью необходимо оградить от условий, дающих основание к развитию в нем малодушия и вынужденной угодливости. Здесь Кони ратует за несменяемость судей, которая дает честному, строго исполняющему свои обязанности человеку безупречного поведения возможность спокойно и бестрепетно осуществлять свою судейскую деятельность.

Автоматическое применение закона по его буквальному смыслу, где судья не утруждает себя проникновением в его внутренний смысл, и находит бездушное успокоение в словах – закон суров, но это – закон, – недостойно судьи. Для понимания и толкования закона необходима вдумчивая работа судьи.

Право вменяет судье в обязанность оценивать преступления по их важности и роду, то есть входить в разбор того, почему и для чего обложил закон тот или другой род преступных деяний известным наказанием. От судьи требуют, чтобы разрешение дела ни в каком случае не останавливалось под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов, предписывая основывать свое решение на общем смысле последних. А этот общий смысл постигается лишь сопоставлением законов между собою, изучением системы их распределения и историко-бытовых источников их происхождения.

В этом же общем смысле должен искать судья разъясняющие указания при применении закона вообще. Язык закона скуп и лаконичен - и краткие его определения требуют подчас вдумчивого толкования, которое невозможно без проникновения в мысль законодателя. Эта сторона деятельности судьи, особенно кассационной его деятельности, представляет особую важность. Поэтому ни в какой другой стадии судейской деятельности, как в этой, в стадии толкования и применения закона, не представляется случая проявиться той разумной человечности, которая составляет один из элементов истинной справедливости. Можно с полным основанием сказать, что не область вывода о виновности из обстоятельств дела, а именно область применения закона есть та, в которой наиболее осязательно и нравственно-ободрительно может проявляться самостоятельность судьи и независимость его от нагнетающих его совесть влияний.

К важнейшим обязанностям судьи относится и избрание рода и меры наказания. Здесь ему нужна наблюдательность, уменье оценивать подробности и способность прислушиваться не только к голосу разума, но и к голосу сердца. Наказание есть не только правовое, но и бытовое явление, и его нельзя прилагать механически ко всякому однородному преступлению одинаково.

Карая нарушителя закона, суд имеет дело не с однообразной формулой отношения преступника к совершенному преступлению, а обсуждает так называемое «преступное состояние», которое представляет собой в каждом отдельном случае своего рода круг, в центре которого стоит обвиняемый, от которого в окружности идут радиусы, выражающие, более или менее, все стороны его личности – психологическую, антропологическую, общественную, экономическую, бытовую, этнографическую и патологическую.

Для правильной оценки этого состояния не может быть общего, равно применимого мерила, и механически прилагаемого наказания без соображения движущихся сил, приведших к преступлению. Поэтому все лучшие современные уголовные законодательства, а в том числе «Устав о наказаниях», налагаемых мировыми судьями, и новое «Уголовное уложение», стремятся по возможности освободить судью от внешних пут и дать ему широкий простор в избрании наказания, доверяя в этом случае его житейской опытности и его судейской совести.

Отсюда возник новый элемент судейской деятельности – поведение судьи по отношению к людям, с которыми он призван иметь дело. Это поведение не есть простая совокупность поступков, следующих один за другим в порядке времени. Иными словами – это сознательный образ действий, одинаково применимый ко всем разнообразным случаям судебной и судебно-бытовой жизни, предусмотреть которые заранее невозможно.

Так, сюда относится правильное обращение с подсудимым и со свидетелями и облегчение их подчас очень тяжелого или затруднительного положения на суде. Судья не должен забывать, что подсудимый почти никогда не находится в спокойном состоянии. Естественное волнение после долгих, тяжелых недель и месяцев ожидания, иногда в полном одиночестве тюремного заключения, страх пред приговором, стыд за себя или близких и раздражающее чувство выставленности "напоказ" пред холодно-любопытными взорами публики, - все это действует подавляющим или болезненно возбуждающим образом на сидящего на скамье подсудимых. Начальственный, отрывистый тон может еще больше запугать или взволновать его.

Спокойное к нему отношение, внимание к его объяснениям, полное отсутствие иронии или насмешки, а иногда и слово одобрения входят в нравственную обязанность судьи, который должен уметь представить себя в положении подсудимого человека и сказать себе: «Это тоже ты!».

Следующее положение – это доверие к судье, которое есть необходимое условие его деятельности. То, что называется «судейской совестью», есть сила поддерживающая судью и вносящая особый, возвышенный смысл в творимое им дело.

Также немало места в своей работе Кони уделяет суду присяжных. Он рассуждает о том, что совершенно ошибочно видеть в присяжных представителей общественного мнения по данному делу. Было бы очень печально, если бы присяжные приносили в суд это уже заранее сложившееся мнение. Недаром закон предостерегает присяжных от мнений, сложившихся вне стен суда, и вносит это предостережение даже в текст их присяги. Те, кто был присяжным знают, что они не являются представителями мимолетного мнения плохо осведомленной массы, а являются выразителями общественной совести. Дабы избежать давления на присяжных закон устанавливает строгие правила о тайне их совещаний, ограждая свободу убеждения присяжных.

В огромном числе серьезных дел общество в лице своих представителей – присяжных заседателей не только участвует в решении вопроса о вине и невинности подсудимого, но и получает назидательные указания. Важное педагогическое значение суда присяжных должно состоять именно в том, чтобы эти люди, оторванные на время от своих обыденных и часто совершенно бесцветных занятий и соединенные у одного общего, глубокого по значению и по налагаемой им нравственной ответственности дела, уносили с собою, растекаясь по своим уголкам, не только возвышающее сознание исполненного долга общественного служения, но и облагораживающее воспоминание о правильном отношении к людям и достойном обращении с ними.

Суд присяжных как форма суда заслуживает особого изучения именно с точки зрения нравственных начал, в него вложенных и при посредстве его осуществляемых.

Таким образом, складывается ряд этических правил, образовывающих необходимую нравственную сторону в деятельности судьи и его ближних помощников. Поэтому следует изучать не только судебную технику и судебную практику, но и судебную этику как учение о приложении общих понятий о нравственности к той или другой отрасли специальной судебной деятельности.

Этические правила существуют и в других отраслях права и в других учреждениях и областях общественной жизни. Нужно ли говорить об обширном проявлении нравственного элемента в постановлениях об организации тюремного дела и общественного благоустройства и безопасности?

Также Кони ратует за то, чтобы этих же этических правил придерживались и стороны судебного процесса. Начала судебной этики должны находить себе обширное применение, например, в прокурорской деятельности. Подробное ознакомление с приемами обвинения, с положением прокурора на суде и с отношением его к свидетелям, к присяжным, к подсудимому и его защитнику показывает, как тесно связано отправление прокурорских обязанностей с теми нравственными правилами отношения к человеку, о которых уже говорилось. Выполняя свой долг прокурор служит обществу. Но это служение только тогда будет полезно, когда в него будет внесена строгая нравственная дисциплина и когда интересы общества и человеческое достоинство личности будут ограждаться с одинаковою чуткостью и усердием.

Еще большее значение имеют этические устои деятельности для адвокатуры по уголовным делам, ибо уголовная защита представляет больше поводов для предъявления требований, почерпнутых из области нравственной, чем деятельность обвинительная, ввиду сложных и разнообразных отношений защитника к своему клиенту-подсудимому и к обществу. Целый ряд общих и частных вопросов возникает при изучении осуществления и обстановки уголовной защиты, и каждый из них вызывает на практике разнообразные, нередко диаметрально противоположные решения.

Уголовный защитник не слуга своего клиента и не пособник ему в стремлении уйти от заслуженной кары правосудия, он слуга государства и может быть назначен на защиту такого обвиняемого, в помощь которому по собственному желанию он бы не пришел.

Таковы, в самых общих чертах, задачи изучения судебной этики.

Служение правосудию понемногу начинает обращаться в службу по судебному ведомству, которая отличается от многих других лишь своей тяжестью и сравнительно слабым материальным вознаграждением. Надо вновь разъяснить эти идеалы, надо поставить на первое место нравственные требования и задачи. Это дело университетского преподавания.

Вот почему желательно, чтобы в курс уголовного судопроизводства входил отдел судебной этики, составляя живое и богатое по своему содержанию дополнение к истории и догме процесса.