2021-07-31
306ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ
ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ
«СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Институт общественных наук и международных отношений
Кафедра «Политология и международные отношения»
Выполнила:
студентка группы Л/б-18-2-1
Чернова Антонина Игоревна
Проверила:
ассистент кафедры
Демешко Н.Э.
Севастополь – 2020
Административное право — это отрасль права (система правовых норм), регулирующая общественные отношения в сфере управленческой деятельности государственных органов и должностных лиц по исполнению публичных функций государства в процессе осуществления исполнительной власти органами государства.
Уголовное право — это отрасль права, регулирующая общественные отношения, связанные с совершением преступных деяний, назначением наказания и применением иных мер уголовно-правового характера, устанавливающая основания и условия привлечения к уголовной ответственности либо освобождения от уголовной ответственности и наказания.
Институт административно-правового запрета в последнее время становится предметом пристального внимания ученых, особенно в контексте интенсивного развития такой подотрасли административного права, как административно-деликтное право, и попыток обособления административной деликтологии. Ученые исследуют правовую природу, виды, особенности реализации и действия административно-правовых запретов, их соотношение с другими видами запретов, в том числе уголовно-правовыми. К конструкции административно-правового запрета в настоящее время среди ученых приковано едва ли не более пристальное внимание, чем к конструкции уголовно-правового запрета, тогда как, на наш взгляд, административно-правовой запрет является в определенном смысле производным конструктом от запрета уголовно-правового и своим существованием он обязан исключительно специфике системы российского права.
В науке административного права было предпринято несколько попыток определения административно-правового (административного) запрета. Так, Ю. Н. Слепченко административно-правовой запрет определяет как обусловленные социальной необходимостью форма и мера государственно-властного общеобязательного веления, которые предупреждают об опасности совершения неправомерных действий и имеют своей целью предотвратить нежелательное поведение в сфере управленческих общественных отношений, которое может причинить ущерб государственным, общественным или личным интересам. Для запретов в административном праве характерны следующие признаки: формальная определенность; общеобязательность; властность; взаимовыгодность как для общества, так и для субъекта управленческих отношений; информативность; пассивный характер желаемого поведения. Определение административного запрета через категории «форма и мера государственно-властного общеобязательного веления (выделено мной. — С. М.)» представляется не вполне удачным в том смысле, что термин веление не является общепризнанным в юридической науке, а понятие «мера веления» имеет размытое смысловое содержание. Не добавляют смыслового содержания данному определению и признаки административного запрета, выделяемые ученым, так как большинство из них — это признаки классической нормы права. Е. В. Трегубова указывает, что административно-правовой запрет представляет собой составную часть механизма административно-правового регулирования, которая направлена на защиту публичных интересов с помощью закрепления установленной в административно-правовом акте информации об обязанностях воздержаться от совершения деяний, представляющих общественную опасность, под угрозой применения мер государственного принуждения. В более поздней работе она определяет административно-правовые запреты как закрепленные нормами административного права предписания, не позволяющие субъекту соответствующих отношений совершать закрепленные законом действия под угрозой применения мер государственного принуждения. Отдельные ученые дают определения административно-правовых запретов применительно к определенным сферам правового регулирования. В частности, М. В. Костенников и А. В. Куракин определяют запреты в системе государственной службы как закрепленные нормами административного права предписания, не позволяющие государственному служащему совершать закрепленные законом действия под угрозой применения мер государственного принуждения. Необходимо отметить, что два последних рассматриваемых определения во многом схожи. Д. А. Кривоносов пишет, что административные запреты в системе государственной службы — это закрепленные нормами административного законодательства положения, не дающие возможности государственному служащему отклоняться от установленного служебного поведения, предупреждающие и пресекающие конфликт интересов в системе государственной службы под угрозой применения мер уголовного, административного, дисциплинарного и материального принуждения. В данном определении ученый уходит от отраслевой принадлежности правовых запретов, включая, в том числе, и уголовно-правовые запреты в число административных запретов в системе государственной службы, что представляется неприемлемым.
В науке уголовного права было дано определение уголовно-правового запрета как содержащегося в уголовном законе предписания, обязывающего воздерживаться от совершения преступления. Считаем возможным дать более развернутое определение уголовно-правового запрета. Уголовно-правовой запрет следует рассматривать как нормативно-правовое предписание, закрепленное в нормах уголовного закона и конкретизированное в иных нормативно-правовых актах, устанавливающее обязанность лица не совершать (воздерживаться от совершения) общественно опасные деяния, признаваемые уголовным законом преступлениями.
Многие ученые утверждают, что административно-правовые и уголовно-правовые запреты имеют больше сходств, чем отличий. Их значительные сходства по сравнению с запретами иных отраслей публичного права во многом обусловлены не только
общими социальными истоками и правовой природой, но также спецификой юридико-технического закрепления и рядом других обстоятельств. Неспроста именно соотношение этих видов правовых запретов вызывает интерес среди ученых в области уголовного права, несмотря на то, что проблема соотношения административно-правовых и уголовно-правовых запретов не является новой.
Длительное время нарушение запретов в публичной сфере рассматривалось как уголовно наказуемое деяние. Как известно, первая кодификация административно-деликтного законодательства осуществлена только в 1984—1985 гг., когда были приняты кодексы союзных республик об административных правонарушениях. В них впервые на уровне закона закреплены основные институты административной ответственности. При разработке Ко АП РСФСР была взята за основу концепция об общности основных институтов уголовной и административной ответственности, поскольку уголовные и административные, дисциплинарные проступки являются разновидностями противоправного поведения в публичной сфере. Это нашло отражение и в сближении структуры Общих и Особенных частей УК РСФСР и КоАП РСФСР. В соответствии с ч. 2 ст. 10 КоАП РСФСР административная ответственность за правонарушения, предусмотренные Кодексом, наступает, если эти нарушения по своему характеру не влекут за собой в соответствии с действующим законодательством уголовной ответственности. Данное положение являлось важным для разграничения преступлений и административных правонарушений, которых, по оценке А. П. Шергина и К. Ф. Шергиной, в УК РСФСР и КоАП РСФСР было более 60.
О схожести административно-правовых и уголовно-правовых запретов свидетельствует и наличие конструкции административной преюдиции. Ее сущность состоит в признании неоднократно совершенных виновным лицом в течение определенного периода административных правонарушений после наложения за первое (первые) из них административной ответственности, юридическим фактом, порождающим административно-правовые последствия. Конструируя составы с административной преюдицией, законодатель тем самым предупреждает и административные деликты, и смежные с ними уголовно наказуемые деяния, исходя из презумпции: превенция проступков есть ни что иное, как предупреждение преступлений, равным образом как и наоборот. Административная преюдиция не является конструкцией, выработанной в рамках науки советского уголовного права. Эта конструкция была использована, например, при изложении ст. 322 и 908 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в редакции 1885 г.). В советском уголовном законодательстве она получила значительно более широкое распространение. По оценке А. Г. Безверхова, в УК РСФСР 1960 г. было около пятнадцати такого рода статей.
Представляется, что концепция относительной самостоятельности административно-правовых запретов и административно-деликтного права могла быть разрушена с введением в УК РФ института уголовных проступков. Сама идея введения уголовных проступков обсуждается в отечественной уголовно-правовой науке уже более полувека. Еще в 1961 г. идею выделения в законодательстве такой группы деяний высказал М. Д. Шаргородский. Впоследствии ее активно поддержали многие специалисты по уголовному праву. И почти сразу же среди них возникли разногласия в части определения природы уголовного проступка. Одни авторы усмотрели в нем преступление (хотя и наименее опасное), другие — деяние непреступное.
Обе позиции нашли отражение не только в традиционных научных изданиях, но и в проектах уголовных законов. Так, в 1974 г. рабочей группой под руководством В. И. Курляндского был подготовлен проект Кодекса уголовных проступков, с которым смогли познакомиться ведущие ученые страны. Уголовный проступок рассматривался в этом документе как непреступное правонарушение (ст. 5). Позднее уголовные проступки в качестве самостоятельной группы уже преступных деяний были обособлены в классификации преступлений в теоретической модели УК (ч. 1 ст. 18, ст. 22), проекте УК РСФСР 1991 г. (ст. 8, 9), проекте УК РФ 1992 г. (ст. 8, 9), проекте Уголовного уложения РФ 1993 г. (ч. 1 и 2 ст. 11).
Как известно, уголовные проступки закреплялись в отечественном дореволюционном уголовном законодательстве. В ст. 1 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в том числе в редакции 1885 г.) было установлено, что «преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания (выделено мной. — С. М.) законом предписано», а в ст. 2 Уложения дополнительно подчеркивалось, что «за преступления и проступки, по роду и мере важности оных, виновные подвергаются наказаниям уголовным и исправительным». При этом некоторые ученые-административисты отмечают, что Уставом о наказаниях были фактически разграничены понятия «преступление» и «проступок», несмотря на то, что Уложение о наказаниях 1845 г. исходило из тождества этих категорий. Кодификация норм о малозначительных проступках в Уставе о наказаниях подтверждает, что законодатель, основываясь на критерии общественной опасности правонарушения, предусматривал менее тяжкие наказания за проступки. Интересным представляется тот факт, что в дореволюционной России как самостоятельные законодательные акты также действовали Уставы о предупреждении и пресечении преступлений (1842, 1876 г.), в которых речь шла именно о преступных деяниях.
В настоящее время в уголовном законодательстве ряда зарубежных стран наряду с преступлениями выделяются уголовные проступки. Так, например, в § 12 УК ФРГ даются понятия уголовного преступления и уголовного проступка как противоправных деяний. Во Франции преступные деяния по традиции, идущей еще с УК 1810 г., классифицируются в соответствии с их тяжестью на преступления, проступки и нарушения.
Представляется, что введение института уголовного проступка существенно затормозило бы развитие административно-деликтного права. Однако вступивший в силу 1 января 1997 г. УК РФ так и не воспринял идею уголовных проступков, что дало дополнительный импульс в развитии данной подотрасли административного права.
Вторая кодификация административно-деликтного законодательства (2001 г.) позволила еще больше сблизить содержание УК РФ и КоАП РФ. Это сказалось на нормативном уточнении однотипных понятий, более согласованной группировке норм в главах Особенных частей УК РФ и КоАП РФ (в ее основу положен признак объекта посягательства), расширении круга смежных составов преступлений и административных правонарушений (в настоящее время их свыше 100). Кроме этого, П. П. Серков справедливо отмечает, что по КоАП РФ процедура привлечения к административной ответственности в своей основе во многом схожа с процедурой привлечения к уголовной ответственности (имеющиеся отличия для обсуждаемой проблемы являются непринципиальными); производство и по уголовным, и по делам об административных правонарушениях строится на одинаковых принципах, а сами административные правонарушения по своей природе очень близки к уголовным преступлениям.
Административное право тесно связано с уголовным, с той лишь разницей, что административное право наказаниями призвано предотвращать ущерб общественным отношениям, который может перерасти в уголовные деяния. Эта способность административного права позволяет ряду исследователей обоснованно называть его «смягченным уголовным правом». «Административно-правовые запреты... прямо или косвенно направлены на общую превенцию преступлений».
В. Н. Кудрявцев считал, что изучение различных видов противоправного поведения преследует цель разработать и затем осуществить «такие научно обоснованные мероприятия, которые способствовали бы успешному наступлению на эти отрицательные социальные явления, уменьшили бы их распространенность, ликвидировали бы наиболее опасные их формы, а затем постепенно свели бы эти явления на нет». Такой подход в настоящее время в целом разделяется большинством ученых. Исходя из этого, не вполне логичными представляются предложения некоторых ученых-административистов о выделении в качестве самостоятельной «молодой» науки административной деликтологии, в предмет которой входят совокупность противоправных административных деяний (их состояние, структура, динамика), совершенных на определенной территории в установленный отрезок времени субъектами с особыми социально-биологическими признаками, а также причины и условия административных правонарушений, выработка специальных программ их профилактики.
Совместная деятельность по предупреждению административных правонарушений и преступлений и общая предупредительная политика — еще один аспект, который реально сближает административно-правовые и уголовно-правовые запреты. Этот факт признают ученые в области как уголовного, так и административного права. А. П. Шергин и К. Ф. Шергина полагают, что проблему смежных составов преступлений и административных правонарушений следует рассматривать и с точки зрения современной уголовной политики. Так, в частности, Э. Ф. Побегайло, указывая, что «уголовная политика, как одно из направлений социальной политики, — это государственная политика в области борьбы с преступностью», далее подчеркивает, что в качестве составных частей (отраслей, подсистем, направлений) единой политики в сфере борьбы с преступностью специалисты в ряде случаев выделяют уголовно-правовую, уголовно-процессуальную, уголовно-исполнительную (пенитенциарную), криминологическую (профилактическую), административно-правовую (выделено мной. —С. М.) разновидности такой политики. Такое положение вещей представляется вполне оправданным в том смысле, что многие административно-правовые запреты имеют уголовно-правовую сущность.
Однако при всей схожести административно-правовых и уголовно-правовых запретов у них есть и ряд отличительных и оттого спорных аспектов.
Во-первых, основным отличием является общественная опасность (ее характер и степень) или вредоносность запрещаемых деяний. Признак «общественная опасность» в отечественном уголовном законодательстве содержится с 20-х гг. ХХ в., обретя «контекстное» времени звучание в первых декретах Советской власти, в руководящих началах 1919 г. и уголовных кодексах 1922 г. и 1926 г. В ст. 7 УК РСФСР 1960 г. в основу понятия преступления также был положен признак общественной опасности деяния, который конкретизировался посредством перечисления объектов преступного посягательства. В двух проектах УК — официальном 1994 г. и доктринальном (Общая часть) 1993 г. предпринимались попытки отказаться от общественной опасности в понятии преступления. В ст. 14 УК РФ при определении понятия преступления указывается признак общественной опасности уже без каких-либо дополнительных характеристик. В КоАП РСФСР 1984 г. (ст. 10) и действующем КоАП РФ (ч. 1 ст. 2.1) при определении административного правонарушения вообще не используется признак общественной опасности или вредоносности; в абз. 1 ст. 10 КоАП РСФСР лишь перечислялись объекты посягательства — государственный или общественный порядок, социалистическая собственность, права и свободы граждан, установленный порядок управления.
В науке были высказаны противоположные точки зрения по вопросу наличия общественной опасности кроме преступлений у иных правонарушений. Согласно первой точке зрения, и преступления, и большинство правонарушений обладают определенной общественной опасностью. В частности, А. Е. Лунев писал, что противоправное деяние имеет определенную (большую или меньшую) степень общественной опасности. При отсутствии общественной опасности в действии или бездействии человека его не надо ни за что привлекать к ответственности. Схожей точки зрения придерживаются и некоторые другие ученые, преимущественно представители науки административного права. Согласно второй точке зрения, «общественной опасностью обладают только преступления, тогда как иные правонарушения, в частности административные, лишь в отдельных ситуациях могут характеризоваться некоторой степенью вредности... Незначительные нарушения, преследуемые в административном и дисциплинарном порядке, не затрагивают всей системы общественных отношений и поэтому их нельзя считать общественно-опасными». Аналогичной точки зрения придерживаются не только подавляющее большинство ученых в области уголовного права, но и некоторые ученые-административисты. В частности, А. Б. Агапов пишет, что общественная опасность — важнейший признак административного правонарушения, отграничивающего проступок от преступления. Е. В. Епифанова утверждает, что по данному вопросу существует и третья точка зрения, в соответствии с которой общественная опасность, хотя и присуща некоторым административным проступкам, но не является их обязательным качеством. При этом автор не указывает сторонников такого подхода.
Современные ученые по-разному характеризуют содержание признака общественной опасности. В частности, Э. С. Тенчов полагает, что «опасность преступлений отличается от опасности иных правонарушений по своему качеству (характеру) и означает реальное причинение или создание возможности причинения не любого, а существенного вреда тем или иным объектом... Что касается минимальной границы преступлений и непреступных правонарушений, то она, по-видимому, находится на уровне малозначительных деяний...». А. И. Плотников считает, что «как социальное свойство общественная опасность не может быть сведена ни к отдельным элементам преступления, ни к нему в целом. Общественная опасность не есть термин, обобщенно выражающий элементарную структуру преступления. Выступая в правонарушении как сущность, вредоносность в преступлении приобретает особое качество, перерастая в совокупности с его другими специфическими чертами в общественную опасность., сущность правонарушения (вредоносность) выступает как сущность первого порядка, сущность преступления как одной из его форм (общественная опасность) — сущность второго порядка, углубляющее знание о сущности первого порядка». В. Ф. Цепелев объективно считает, что «общественная опасность выражается во вредоносности всякого преступления». Следует констатировать, что вредоносность («вредность») преступлений и иных правонарушений отличаются «по степени» и характеру воздействия на всю систему общественных отношений, «по своему качеству (характеру)» или как сущности разного порядка. Таким образом, можно сказать, что преступление обладает особой вредоносностью (называемой общественной опасностью) или наносит либо создает угрозу нанесения существенно большего по характеру и степени вреда общественным отношениям, чем любое административное правонарушение.
Во-вторых, еще одним отличием административно-правовых и уголовно-правовых запретов является «сфера их распространения» (объекты охраны). А. Г. Братко утверждал, что административно-правовые запреты направлены на охрану общественных отношений, которые складываются в сфере исполнительно-распорядительной деятельности органов государственного управления. Большой удельный вес среди них имеют запреты, направленные на охрану общественного порядка. Современные ученые, в частности Е. В. Трегубова, полагают, что административно-правовое регулирование не ограничивается сферой исполнительно-распорядительной деятельности, а также сферой общественного порядка. Административные запреты распространяются и на другие сферы административно-правовой действительности. В связи с этим возникает вопрос, что понимается под «иными сферами административно-правовой действительности». Более обоснованной по данному вопросу представляется позиция А. П. Шергина и К. Ф. Шергиной, которые полагают, что круг общественных отношений, защищаемых мерами уголовной и административной ответственности, как свидетельствует сравнение ст. 2 УК РФ и ст. 1.2 КоАП РФ, в основном практически один и тот же — права и свободы человека и гражданина, здоровье граждан, собственность, общественный порядок, общественная безопасность и др. Именно они являются объектами совместной защиты уголовной и административной ответственности. Исключение составляют жизнь, конституционный строй Российской Федерации, мир и безопасность человечества, защита которых осуществляется преимущественно уголовно-правовыми средствами. Однако такая схожесть является лишь внешней. Несложно заметить, что весь спектр наиболее важных для личности, общества и государства общественных отношений и ценностей охраняется исключительно уголовно-правовыми средствами. А тот факт, что в сферу охраны уголовно-правовых запретов входит мир и безопасность человечества, свидетельствует о наднациональном характере международных уголовно-правовых запретов. Преступление как особая разновидность правонарушений — «высший уровень» правонарушений, в этом смысле также имеет существенное отличие от иных видов правонарушений.
В-третьих, административно-правовые и уголовно-правовые запреты отличаются по «силе» воздействия. Вызывает возражения утверждение ряда современных ученых-административистов о том, что административно-правовой запрет — наиболее жесткий способ правового регулирования общественных отношений. Безусловно, наиболее жестким способом правового регулирования общественных отношений является запрет уголовный. Применение уголовного права влечет в определенном смысле куда более значимые последствия, чем применение иных правовых отраслей. Оно связано с жизненно важными интересами и представляет собой непосредственное осуществление власти в самом жестком виде — в виде запрета и насилия.
Таким образом, сравнение административно-правовых и уголовно-правовых запретов показало, что, являясь правовыми запретами в публичной сфере, многие административно-правовые запреты имеют уголовно-правовую сущность. Административно-правовые запреты являются в определенном смысле производным конструктом от запретов уголовно-правовых и своим существованием во многом обязаны специфике строения системы российского права. Введение института уголовного проступка существенно затормозило бы развитие административно-деликтного права. Следует согласиться с положением о том, что административно-правовые запреты прямо или косвенно направлены на общую превенцию преступлений. В этом смысле выделение самостоятельной «молодой» науки — административной деликтологии — представляется нелогичным, она может рассматриваться и рассматривается рядом ученых как частная криминологическая теория.
При всей внешней схожести административно-правовых и уголовно-правовых запретов они имеют ряд существенных отличий. Уголовно-правовые запреты направлены на охрану общественных отношений от деяний, которые обладают особой вредоносностью (называемой общественной опасностью) или наносит либо создает угрозу нанесения существенно большего по характеру и степени вреда общественным отношениям, чем любое административное правонарушение. Можно согласиться с утверждением, что административные запреты являются важнейшим юридическим средством охраны личных (гражданских), политических, социально-экономических и культурных прав и свобод граждан. При этом следует иметь в виду, что уголовно-правовые запреты — это не менее, а, возможно, и более важное средство охраны общественных отношений. Весь спектр наиболее важных для личности, общества и государства общественных отношений и ценностей охраняется исключительно с помощью уголовно-правовых запретов. При этом некоторые уголовно-правовые запреты имеют наднациональный характер. Уголовно-правовой запрет — наиболее жесткий способ правового регулирования общественных отношений, в силу чего правоприменители должны максимально аккуратно использовать этот ресурс власти.
Источники информации:
1) Шергин А. П. Проблемы административно-деликтного права // Государство и право. 1994. № 8—9
2) Трегубова Е. В. Административный запрет в механизме правового регулирования // Право и политика. 2008. № 7. С. 1б2б.
3) Трегубова Е. В. Административно-правовой запрет: понятие, цель, признаки в механизме противодействия коррупции // Административное и муниципальное право. 2010. № б. С. 89.
4) Галкин В. М., Блум М. И. Уголовно-правовой запрет // Вопросы борьбы с преступностью на современном этапе. Рига, 1978. С. 5.
5) Маркунцов С. А. Уголовно-правовой запрет: теоретический аспект / под науч. ред. А. Э. Жалинского. М.: Юрлитинформ, 2007. С. 34.
6) Шергин А. П., Шергина K. Ф. Проблемы интеграции административной и уголовной ответственности // Научный портал МВД России. 2010. № 12. С. 14.
7) Безверхое А. Г. «Административная преюдиция» в уголовном законодательстве России: историкоправовой анализ / / Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы IX Междунар. науч.-практ. конф. (26-27 января 2012 г.). М., 2012. С. 141-142.
