Нравственность перед искушением иномирностью. гом просто выведением на поверхность этих обыденных прагматических взглядов, латентно содержащихся в ре­альном сознании и поведении тысяч людей

Лекция 8

гом просто выведением на поверхность этих обыденных прагматических взглядов, латентно содержащихся в ре­альном сознании и поведении тысяч людей, искренне на­зывающих себя верующими. Бог и потустороннее зани­мают первое место и оказывают реальное влияние на жизнь лишь весьма узкого круга: подвижников, аскетов, отшельников, монахов, святых. Оттого они и святы, что до зыбкой паутинки истончили пласт повседневных мир­ских забот и интересов.

Основной постулат объективно существующего наи­вно-материалистического сознания прост, хотя из него делались и делаются очень разные нравственные и жи­тейские выводы. Его можно сформулировать так: этот эм­пирический, данный мне в каждодневном опыте мир — единственная реальность, известная мне непосредствен­но и достоверно. Потому в своем практическом поведе­нии я поступаю, исходя из единственности наличного мира, где для выживания нужны материальные блага, где практически невозможно игнорировать требования чув­ственности, а человек смертен и умирает навсегда.

Разумеется, данная формула не претендует на полно­ту. Здесь лишь вкратце обозначается содержание тех важ­нейших установок, которыми руководствуется нормаль­ный человек в повседневном поведении: заботится о хле­бе насущном, не пытаясь быть как птица небесная; горю­ет об умершем, забывая о вечности души; увлеченно тру­дится, не считая свой пот расплатой за Адамов грех, и даже в молитвах просит о делах житейских — об урожае, о здоровье, о земной чувственной любви. Живущий не­избежно погружен в жизнь с ее грехами, огрехами, теку­честью и потому по строю своего внутреннего мира тем-порален, изменчив, неабсолютен, даже если в помыслах искренне тяготеет к Божественному. В сознании чело­века мир дольний преобладает над миром горним, ибо властно диктует свои правила игры. Мысли и чувства, обращенные к земному, материальному, выступают не-

преодолимым условием и самого выживания человека как телесного существа, и проживания им его посюсторон­ней судьбы.

Долгие столетия постулат наивно-материалистическо­го сознания был совершенно не очевиден для большин­ства людей, поступающих в соответствии с ним, хотя фи­лософы осознали его уже в древности. Однако с середи­ны XIX в. на фоне широкого подъема образованности и развития естественных наук, заявляющих о материально­сти мира, он все более выносится из сферы массовой ин­туиции на рефлексивный уровень, обсуждается не толь­ко в философской, но и в литературной среде, гласно сравнивается с религиозными представлениями.

Установка на жизнь для многих людей становится со­знательной, продуманной, к тому же она активно под­крепляется авторитетом естествознания. Стихийно-ма­териалистическое сознание смыкается с атеистическим теоретизированием, порождая две во многом противопо­ложные морально-психологические ориентации (хотя обе они враждебны религиозной обращенности к потусторон­нему). Это разные трактовки положений «жизнь само­ценна» и «смерть абсолютна».

Тезис «жизнь самоценна» (естественное развертыва­ние мысли «этот мир — единственный») имеет, если мож­но так выразиться, жесткое и мягкое прочтение. Жест­кое прочтение дает нам «воля к власти» Ф. Ницше — настоящая хвалебная песнь всему сильному, агрессивно­му, живучему, как здоровый колючий сорняк. Так ска­зать, гимн чертополоху, где все культурные ростки, при­частные к нравственности, однозначно записываются в заморыши. Восславление бездуховного, лишенного мо­рали, чисто биологического, природного бытия.

Но объявляя именно такое живоглотское бытие един­ственным и реальным, Ницше производит над челове­ческой действительностью весьма своеобразную опера­цию. То, что не нравится ему самому (идеалы, нравствен-