Философский иррационализм

Научный иррационализм.

Данная позиция, являясь оборотной стороной вненаучного иррационализма, его своеобразным "зеркальным отражением", связана с априорным отрицанием значимости вненаучных видов знания и, наоборот, с абсолютизацией существующих на данный момент научных представлений. Вкратце суть этой позиции может быть выражена следующей фразой: "Подобных явлений в природе и подобных сил в человеке не существует потому, что я не могу их объяснить, исходя из известных на сегодняшний день научных законов; но зато то, что я знаю - может с успехом решить все человеческие проблемы."

Такая позиция глубоко иррациональна, т.е. самопротиворечива и разрушительна, по двум причинам.

Во-первых, она поощряет вненаучный иррационализм, который как раз и претендует на знание того, что априорно отказывается познавать и объяснять наука. Именно на "невспаханных" систематической философской и научной мыслью полях произрастают наиболее ядовитые сорняки и пустоцветы духа.

Во-вторых, здесь частные теоретические схемы и отдельные истинные результаты непомерно абсолютизируются и начинают претендовать на монопольное положение. В.С. Соловьев совершенно справедливо указывал в этой связи: "Ложью называем мы такую мысль, которая берет исключительно одну какую-нибудь из частных сторон бытия и во имя ее отрицает все прочие[852]

Таким образом, ложь есть знание, вышедшее за границы своей применимости, или знание, отрицающее нечто, лежащее за его границами. Агрессивная же защита своих ложных притязаний и узких предрассудков, даже если она проводится под знаменами науки, - есть иррационализм в чистом виде.

Его воплощает современная философия так называемого постмодерна, представленная преимущественно франкоязычными авторами - Делезом, Деррида, Фуко и др.

Во-первых, постмодерн отрицает наличие твердой иерархии нравственных ценностей, провозглашая их сугубую относительность и виртуальность. Более того, в культуре его как раз интересуют антиценности - всяческие патологии и аномалии, будь то феномен безумия, сексуальные извращения или культурные маргиналии. Через вроде бы безобидную ссылку на то, что подобные явления раньше незаслуженно игнорировались "классической" наукой и философией и грубо третировались ортодоксальными религиями, происходит своеобразная ценностная реабилитация исподнего дна человеческой души и патологических форм социального существования. Норма и аномалия здесь как бы уравниваются; более того - патология даже превозносится как нечто оригинальное и нестандартное, воплощающее дух подлинной человеческой свободы.

Во-вторых, постмодерн трактует истину как вредную и подавляющую нашу свободу метафизическую фикцию, ибо образы мира и виды знания в головах индивидов неизбежно субъективны и плюралистичны. Они полностью определяются принятыми правилами языковой игры, так называемыми "структурами дискурса". Стремление же какого-либо знания (даже научного и даже логико-математического!!!) претендовать на статус истинного - есть знак его тоталитарных претензий на власть и господство.

В-третьих, целью человеческого бытия провозглашается умение свободно и иронично играть в разнообразные языковые конструкции (художественные, научные, оккультные, философские) в условиях абсолютного ценностного релятивизма и познавательного плюрализма. В результате человеческое бытие оказывается абсолютно безосновным и лишенным глубины, текучим и событийным, а потому в конце-концов глубоко бессмысленным. В таком фрагментарном ("децентрированном" по выражению ряда постмодернистов) мире все, в сущности, становится возможным - любые, самые безнравственные и субъективные игрища. "Бог умер", - этот приговор Ф. Ницше европейской культуре получает в лице постмодерна свое окончательное и наиболее неприглядное воплощение, равно как и фраза Ф.М. Достоевского, что "если Бог умер, то все дозволено".

Любопытно, что подобное иррационалистическое умонастроение, вопреки якобы отсутствию метафизических допущений, на самом деле основывается на трех совершенно некритически принимаемых метафизических предрассудках. Это:

а) тезис о сугубой конечности и смертности человека;

б) убежденность в том, что человек есть прежде всего "существо телесно и эмоционально желающее", а вовсе не разумное, как уверяла нас вся "классическая" европейская наука и философия;

в) уверенность, что мысль и смысл в принципе не могут существовать вне языка. Чтобы не быть голословными, процитируем слова М. Фуко, одного из самых видных и популярных "теоретиков" постмодерна: "Разве смерть не есть основа, на которой только и возможно какое-либо познание?...Разве желание не есть то, что всегда остается немыслимым в недрах мысли? И разве Закон-язык... не есть то, откуда исходит первоначало всякого значения...? И если эти Смерть, Желание, Закон никогда не могут встретиться внутри знания,... то причина этого в том, что они обозначают самые условия возможности всякого знания о человеке"[853].

Тезис о примате языка в бытии и самопознании человека является, пожалуй, наиболее значимым для постмодернистов. Мы имеем здесь дело с возникновением своеобразного магического интеллигентского культа языка, с превращением последнего в нового языческого идола, которому исступленно поклоняются и приносятся жертвы, например, в форме рациональной мысли или ценностно укорененного сознания. При этом как раз утрачивается видение творческого потенциала языка и абсолютизируется его репрессивная функциональная модальность.

Возникает вопрос: "А что мировоззренчески роднит три, выделенные выше, вида иррационализма?" Прежде всего - узость и субъективизм мышления, когда на мир взирают сквозь узкую прорезь в раковине и не желают признавать ничего, что лежит за пределами такого "ракушечного мировидения". Мы имеем здесь дело, говоря бессмертным языком великого Платона, с "пещерной религией", "пещерной наукой" и "пещерной философией", абсолютизирующими свои предрассудки и поносящими все, что разрушает и подрывает магию единственности и самоценности такого "пещерного образа" мира и человека.

Борьба с иррационализмом во всех его ипостасях возможна лишь в случае открытого и взаимоуважительного диалога внерациональных и рациональных видов опыта при их совместном противостоянии иррационалистическим установкам современного сознания. Внерациональные формы опыта мы рассмотрим в рамках следующей темы, а здесь – обратимся к анализу основных видов рационального знания.