О том, что это было именно так, ярко свидетельствует серия судебных процессов второй половины 30-х годов над бывшими лидерами внутрипартийной оппозиции.
Дело о так называемом “Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре” (рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 19—24 августа 1936 г.;
были преданы суду 16 человек: Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов, И. П. Бакаев, С. В. Мрачковский, В. А. Тер - Ваганян, И. Н. Смирнов. Е. А. Дрейцер, И. И. Рейнгольд, Р. В. Пикель, Э. С. Гольцман, Фриц - Давид (И.— Д. И. Круглянский), В. П. Ольберг, К. Б. Берман - Юрин, М. И. Лурье, Н. Л. Лурье; все приговорены к высшей мере наказания).
Дело о так называемом “Параллельном антисоветском троцкистском центре” (рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР23—30 января 1937 г.; были преданы суду 17 человек: Ю. Л. Пятаков, Г. Я. Сокольников, К. Б. Радек, Л. П. Серебряков, Я. Б. Лившиц, Н. И. Муралов, Я. Н. Дробнис, М. С. Богуславский. И. А. Князев, С. А. Ратайчак, Б. О. Норкин, А. А. Шестов, М. С. Строилов, И. Д. Турок, И. И. Граше, Г. Е. Пушин, В. В. Арнольд; Г. Я. Сокольников. К. Б. Радек, В. В. Арнольд были приговорены к десяти, М. С. Строилов - к восьми годам тюремного заключения; остальные - к расстрелу: в 1941 г. В. В. Арнольд и М. С. Строилов по заочно вынесенному приговору были также расстреляны; Г. Я. Сокольников и К. Б. Радек в мае 1939 г. были убиты сокамерниками в тюрьме.
|
|
Дело о так называемом “Антисоветском правотроцкистском блоке” (рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 2-13 марта 1938г.): был предан суду 21 человек: Н. 14. Бухарин, А. И. Рыков, А. П. Розенгольц, М. А. Чернов, П. П. Буланов, Л. Г. Левин, В. А. Максимов - Диковский, И. А. Зеленский, Г. Ф. Гринько, В. И. Иванов, Г. Г. Ягода, Н. Н. Кростинский, П. Т. Зубарев, С. А. Бессонов, В. Ф. Шарантович,
X. Г. Раковский, А. Икрамов, Ф. Ходжасв, П. П. Крючков, Д. Д. Плетнев. И. Н. Казаков и некоторые другие; большинство подсудимых были приговорены к расстрелу.
Проходившие но процессам обвинялись в контрреволюционной, антисоветской, вредительско - диверсионной, шпионской и колористической деятельности. В причинах, тайных пружинах, как теперь официально признано, фальсификации других процессов до сих пор не всё ясно.
Волна террора особенно быстро выросла после трагедии, разразившейся в Ленинграде 1 декабря 1934 г. Террористом Л. В. Николаевым был убит первый секретарь Ленинградского горкома и обкома партии, член Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК партии С. М. Киров. Вокруг этого покушения возник ряд версий по поводу его вдохновителей, соучастников преступления. Однако многие документы, проливавшие свет на обстоятельства покушения, были уничтожены, а работники, принимавшие участие в расследовании, репрессированы. Очевидно одно: покушение было использовано руководством страны для организации крупномасштабной политической акции. Расследование дела возглавил сам Сталин, сразу же указавший на виновников — зиновьевцев. Террорист-одиночка был представлен пропагандой в качестве члена контрреволюционной подпольной антисоветской и антипартийной группы во главе с “Ленинградским центром”. Никаких документальных доказательств существования такого “центра” те было, да в них и не нуждались. Арестованная группа местных партийных, государственных, военных деятелей была спешно расстреляна.
|
|
В деле об убийстве Кирова до сих пор больше вопросов, чем ответов. Но вне зависимости от причин организации процессов механизм их подготовки свидетельствует о неправовом, антидемократическом характере политической системы советского общества 30-х годов. В нарушение всех юридических норм обвинение строилось на основании лишь одного вида улик — признания подследственных. А главным средством получения “признаний” были пытки и истязания. Как сообщили в своих объяснениях в 1961 г. бывшие сотрудники НКВД СССР Л. П. Газов, Я. А. Иорш и А. И. Воробин, имевшие прямое отношение к следствию по делу о “параллельном центре”, руководство НКВД требовало от оперативного состава вскрытия любыми средствами вражеской работы троцкистов и других арестованных бывших оппозиционеров и обязывало относиться к ним как к врагам народа. Арестованных уговаривали дать нужные следствию показания, провоцировали, при этом использовались угрозы. Широко применялись ночные и изнурительные по продолжительности допросы с применением так называемой “конвейерной системы” и многочасовых “стоек”. По свидетельству Р. А. Медведева, член ВКП(б) Н. К. Илюхов в
1938 г. оказался в Бутырской тюрьме в одной камере с Бессоновым, осужденным на процессе “право - троцкистского блока”. Бессонов рассказал Илюхову, которого хорошо знал по совместной работе, что перед процессом его подвергли многодневным и тяжелым пыткам. Почти 17 суток его заставляли стоять перед следователями, не давая спать и садиться,— это был пресловутый “конвейер”. Потом стали методически избивать, отбили почки и превратили прежде здорового человека в изможденного инвалида. Арестованных предупреждали, что пытать будут и после суда, если они откажутся от выбитых из них показаний. Применялись и многочисленные приемы психологического воздействия: от угроз в случае отказа от сотрудничества со следствием расправиться с родственниками до апелляции к революционному сознанию подследственных.
Вся система допросов была рассчитана на морально-психологическое и физическое изматывание обвиняемых. Об этом свидетельствовал в 1938 г. и бывший заместитель наркома внутренних дел СССР М. П. Фриновский. Он, в частности, показал, что лица, проводившие следствие по делу так называемого “параллельного антисоветского троцкистского центра”, начинали допросы, как правило, с применения физических мер воздействия, которые продолжались до тех пор, пока подследственные не давали согласия на дачу навязываемых им показаний. До признания арестованными своей вины протоколы допросов и очных ставок часто не составлялись. Практиковались оформления одним протоколом многих допросов, а также составление протоколов в отсутствие допрашиваемых. Заранее составленные следователями протоколы допросов обвиняемых “обрабатывались” работниками НКВД, после чего перепечатывались и давались арестованным на подпись. Объяснения обвиняемых не проверялись, серьезные противоречия в показаниях обвиняемых и свидетелей не устранялись. Допускались и другие нарушения процессуальных норм.
|
|
Несмотря на пытки, следователям далеко не сразу удавалось сломить волю подследственных. Так, большинство проходивших по делу так называемого “параллельного антисоветского троцкистского центра” длительное время отрицали свою виновность. Показания с признанием вины Н. И. Муралов дал лишь через 7 месяцев 17 дней после ареста, Л. П. Серебряков — через 3 месяца 16 дней, К. Б. Радек — через 2 месяца 18 дней, И. Д. Турок — через 58 дней, Б. О. Норкин и Я. А. Лившиц — через 51 день, Я. Н. Дробнис— через 40 дней, Ю. Л. Пятаков и А. Л. Шестов — через 33 дня.
В конечной “победе” следствия над самыми стойкими обвиняемыми, думается, сыграло важную роль то обстоятельство, что “старые большевики” не мыслили своей жизни вне партии, вне служения своему делу. И поставленные перед дилеммой: либо до конца отстаивать свою правоту, признавая и доказывая тем самым преступность государства, построению которого они отдали всех себя без остатка, либо признать свою “преступность”, дабы государство, идея, дело остались безупречно чистыми в глазах народа, мира,— они предпочитали “взять грех на душу”. Характерное свидетельство Н. И. Муралова на суде: “И я сказал себе тогда, после чуть ли не восьми месяцев, что да подчинится мой личный интерес интересам того государства, за которое я боролся в течение двадцати трех лет, за которое я сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске... Предположим, меня даже запрут или расстреляют, то мое имя будет служить собирателем и для тех, кто еще есть в контрреволюции, и для тех, кто будет из молодежи воспитываться... Опасность оставаться на этих позициях, опасность для государства, для партии, для революции, потому что я — не простой рядовой член партии...”