О психической регуляции труда

Мифологическое знание как разновидность модельных представлений

Глава I. Психологическое знание о труде в неписьменных функциональных средствах фиксации опыта

Раздел I. Обзор моделей, репрезентировавших психологическое знание о труде в древности и в эпоху феодализма

Для исторической науки в целом реконструкция религиозных представлений является важным критерием уровня духовного развития человеческой общности изучаемого периода, ибо с религией тесно переплетены формы ведения хозяй­ства, особенности развития искусства, познания мира в целом. Для истории психологии труда особый интерес имеют те проявления религиозного мироизучения и культуры, которые зарождались, развивались и сохранялись в народной памяти в связи с потребностями хозяйственной деятельности людей. То есть нам интересна прежде всего так называемая «низ­шая» форма мифологии, представленная в виде сказок, преда­ний, культовых хозяйственных обрядов, в обрядовых песнях, заговорах, пословицах и поговорках, в предметах народного декоративного творчества.

Интересно, что по замечанию специалистов в области исто­рии мифологии [49; 72], именно эта относительно аморфная «низшая» разновидность мифов оказалась более устойчивой и сохранной по сравнению с системой «высших» мифологичес­ких конструкций, отражающей мифологических героев-покро­вителей военно-княжеской верхушки общества, как системы, более зависимой от изменчивой социально-исторической об­становки.

С другой стороны, именно эта «низшая» мифология, вырас­тающая из недр хозяйственной деятельности людей, имеет чрезвычайно много общего для разных племен и народов, территориально разделенных [49; 51]. Мифы имеют содержа­тельное сходство (хотя мифические существа могут по-разно­му называться) в той мере, в какой имеется общее в спосо­бах ведения хозяйства, природных и бытовых условиях людей ранних стадий общественного развития [51 и др.].

Не подлежит сомнению также и то, что «огромный период в жизни человечества был безрелигиозным», как это показано в специальном исследовании [29]. Отсюда следует вывод о том, что религиозные представления в своих примитивных фор­мах охотничьего тотемизма, «аниматизма» (по Н. М. Николь­скому), анимизма появились не сразу в истории человечест­ва, а лишь на определенной ступени, которой предшествовала длительная предрелигиозная эпоха, связанная уже с элемен­тами коллективного орудийного труда. Несколько слов об ос­новных формах мифологических представлений.

Одной из первых примитивных форм религиозного миро­воззрения был антропоморфный «аниматизм» (по Н. М. Ни­кольскому), зародившийся еще в каменном веке. Суть его в том, что человек воспринимал все окружающие его явления природы (растения, животных, метеорологические явления, не­одушевленные предметы) как существ живых, чувствующих, подобных человеку. Так, в сказках камни живут, растут и раз­множаются [51. С. 7], на Севере еще в 20-е гг. XX в. бытова­ло поверье, что «лучшее средство от вихря - бросить в него ножом, и тогда вихрь улетит, оставив по себе следы крови» [51. С. 7].

Такого рода проекция качеств субъекта на объекты, т. е., так сказать, неписьменное приписывание очевидным объек­там неочевидных, но реальных субъектных свойств, может быть понята как несомненный признак знания людей о субъ­ектных свойствах и как своеобразная форма фиксации этих знаний. Реальным психическим механизмом, хотя и неосозна­ваемым, но неизменно обеспечивающим успех фиксации зна­ния, является механизм ассоциации (по смежности или по времени, по некоторому сходству и т. д.).

Своеобразно фиксировались в мифологических представ­лениях и межлюдские отношения, связанные с трудом.

Все предметы и живые существа делились человеком на две группы: «группа объектов, сильнее человека» и «группа объектов, слабее человека» [51. С. 8]. Всем объектам, сильнее человека, приписывалась и особая сверхъестественная способ­ность. Они могли помогать человеку и вредить ему. Поэтому человек старался задобрить «сильные» существа, принести им жертву, создавался культ «сильных», который позволял но­вым поколениям знакомиться с «сильными существами», уз­навать их полезные и коварные свойства и способ обхождения с ними.

«Аниматизм» рассматривается не столько как религия, а как примитивная форма мировоззрения, на основе которой развиваются культовая магия, верования.

Так, объекты, обладающие «силой», становились фетиша­ми и амулетами - стражами, охраняющими человека, имею­щего изображение «сильного» существа. Живые существа, имеющие особую «силу», особенно опасны для человека, рас­сматривались как предшественники племени и защитники. Им поклонялись. Такие звери выполняли роль «тотема». Другой более поздней по возникновению формой мифологического мировоззрения был анимизм, состоящий в вере в воображае­мых существ, которых никто не видел, но с их действиями свя­зывали вредные и полезные, добрые для людей события, со­стояния. Это, кстати, симптом развивающегося воображения человека. Одно дело реагировать на камень или на вихрь, другое - регулировать поведение в соответствии с образом воображения. Так, славяне верили в опасных упырей, вампи­ров, сосущих человеческую кровь, и добрых берегинь. В хри­стианской религии первые продолжили свое существование в виде чертей и бесов, а вторые - в роли святых и ангелов. Упыри - души умерших насильственной смертью, убитых, жертв несчастий. Они населяли опасные места - болота, лес и пр. Берегини - тоже души умерших красивых девушек, в виде птиц и рыб (или смеси человеческого обличья с ними): они обитали по берегам рек, и поэтому здесь люди чувствова­ли себя в относительной безопасности, здесь их «оберегали». К таким невидимым, но «сильным», т. е. обладающим сверхъ­естественной силой, существам, от которых зависит успех, здоровье, урожай или, напротив, несчастье в соответствующей сфере жизни, хозяйственной ситуации относились домовые (души предков семьи), полевики, лесовики, водяные и множе­ство существ, каждое из которых несло свою роль: «Крик­са» - которая нападает на ребенка, когда он кричит [51. С. 15]; «Лень» - которая поселяется за пазухой у ленивого работника; «Смерть» - старуха с косой; «Горе-злосчастье»- невидимка, вспрыгивающая на плечи человека и делающая его несчастным «Чума», «Трясца» - болезни, «Зима» и Дед Мороз, «Весна» - времена года; «Обида», «Сон» и пр. [51. С. 25]. Все это не что иное, как регуляторы поведения, в систему которых «впаяны» и регуляторы труда (надо стря­хивать с себя несчастья, отгонять лень и т. п.).

Анимизм - удобный способ учета различных существен­ных, но непонятных для данной ступени культуры явлений, при котором причину данного явления приписывают соответ­ствующему «духу». Для понимания не требуется ни особой подготовки человека, ни напряженной работы мысли. Если аниматизм имеет основой реальные условия предметной деятельности, людей, то анимизм - более сложно опосредован­ная образами и вербальными понятиями форма отношения к миру, составляющая базу для развития религии и магии. Ма­гией называют культовые действия, связанные с «силой» сло­ва (разного рода «заговоры», заклинания) *.

* Глубокое исследование форм анимизма содержится в ра­боте Эдуарда Тайлора (1871) [77}

По мере становления русской государственности к Х в. с развитием торговли и военной сферы, городов и городских ре­месел в славянской мифологии формировалась система богов - пантеон (Перун, Дажьбог, Стрибог, Волос и др.). Прои­зошло, как и у других народов, выделение верховного бога - покровителя военно-купеческой среды - Перуна (бога грома и молнии). При этом фетиши, которые изготовляли на время и уничтожали (например, сжигали соломенное чучело «Зи­мы» на масленницу), заменялись постоянными представите­лями религиозного культа - идолами, которых делали из де­рева или камня. Все это - отображение, фиксация меняю­щихся межлюдских, в частности, производственных отношений в обществе. С введением на Руси христианства (официаль­но - в 988 г.) языческие боги были свергнуты и заменены но­выми, более приемлемыми для «верхов», и поэтому не оста­лось подробных русских описаний славянского языческого пантеона. Что же касается верований трудящихся масс, то они во многом сохранили пережитки язычества (в форме эле­ментов аниматизма и анимизма дохристианского периода) в устном народном творчестве, сказках, преданиях, былинах, пословицах, обрядовых песнях и ритуалах, в предметах быта.

В целом для древней мифологии, если ее рассматривать в аспекте регуляции поведения, в частности в труде, харак­терны конкретность понятий, образов, связь мифов с конкрет­ными ситуациями, предметами, неразвитость логических опе­раций, отсутствие четких границ понятий, ограниченность по­знавательных возможностей мифологического мышления, при­писывание объяснительных свойств явлений воображаемым,. а не реально действующим силам, тесная связь мифологичес­ких представлений с аффективными переживаниями человека, эмоциями [12].

Если рассматривать мифологическое знание, как опреде­ленную закономерную ступень исторического развития обще­ственного сознания, обусловленную характером бытия, накоп­ленными обществом сведениями о действительности, в частнос­ти о психической реальности, а также возможностями и спо­собами мышления людей, если видеть в мифах не только сту­пень к развитым формам религии, но и ступень к подлинно на­учному знанию, знанию, адекватному потребностям общест­венной практики, то эта позитивная их роль, на наш взгляд, во многом может быть связана именно с высокой эмоциональ­ной насыщенностью, яркой образностью, а также опорой на ряд действий, процедур (пусть пока культовых). Именно эта их аффективно действенная, а позже эмоционально-вербаль­ная (в сказках) сторона, с нашей точки зрения, позволяла сде­лать мифы средством управляемого воздействия на последую­щие поколения, средством передачи общественно важных способов осмотрительного поведения (безопасного труда), ак­куратного пользования орудиями труда.

Первоначальной формой, вероятно, были действия с ана­логами трудовых ситуаций, но для их особой эмоциональной окраски они совершались при вечернем сумеречном свете кост­ров «священного огня», в священных пещерах, под особые зву­ки песен, в условиях особого одеяния участников.

Возможно, что возникновение культовых ритуалов закреп­ляло именно те постепенно найденные формы воздействия на людей, которые позволяли более эффективно создавать у них восприимчивое состояние сознания, управлять их памятью и вниманием, направленно воспитывать в людях требуемые по­лезные для коллективной жизни в условиях постоянной борьбы со стихией личные качества.

Мы присоединяемся к мнению Г. А. Антипова [7] о том, что «...охотничьи и вообще трудовые танцы» служили в пер­вобытной культуре «специфической формой социальной памя­ти, где в весьма еще нерасчлененном виде откладывался социальный опыт». И далее Г. А. Антипов цитирует высказывание М. С. Кагана (Лекции по марксистско-ленинской эстети­ке. Л., 1971. С. 257), которое мы также приведем: «Исполняя охотничий танец перед тем, как отправиться на охоту, люди думали, что они заклинают зверя. В действительности же они заклинали... самих себя, т. е. подготавливали себя к охоте и подготавливали всесторонне: физически и духовно, практи­чески и психологически. Иначе говоря, магический танец ока­зывался средством общественного воспитания всех участни­ков - воспитания физического, профессионального и эстети­ческого» [цит. по. 7. С. 181].

Мы, конечно, не можем ручаться по поводу того, о чем и как «думали» первобытные люди, следуя ритуалам указанно­го рода, но, в основном принимая ценную позицию двух цитиро­ванных авторов, полагаем, что обсуждаемые мифы и соответ­ствующие действия, ритуалы как раз и были той формой, в которой люди знали о преднастройке к работе, о средствах ре­гуляции соответствующего поведения ее участников - всех и каждого. Да, не было многих и многих абстракций, которые сейчас упорядочивают наше знание о психических регулято­рах труда, но были другие формы и средства знать о психи­ке. По-видимому, эти формы и средства складывались в тече­ние очень длительных (в историческом смысле) периодов времени. Но и внешние средства труда в те далекие времена со­вершенствовались крайне медленно. Полагают, что каменное рубило совершенствовалось примерно в течение ста тысяч лет, прежде чем аморфный камень с заостренным краем стал удобным миндалевидным инструментом. Особенности дина­мики состояний в труде, профессиональных умений и т. п. го­раздо менее очевидны, чем внешний предмет. Чтобы их.ос­воить, неизбежны были не только затраты времени, но и своеобразная информационная избыточность: современный человек может в короткое время научиться и воспользовать­ся очищенными от всякой магии и мифологии средствами, на­пример аутогенной тренировкой или мнемотехникой, чтобы ов­ладеть своим состоянием, своей памятью. Но не будем это от­носить к людям первобытной эпохи. Для них средства овла­дения психикой составляли просто важную часть самого обра­за жизни. Критика и перестройка любого образа жизни, его внедрение должны предполагать, в частности, и соответ­ствующий новый психорегулятивный компонент, если не ми­фологические образы, то столь же эффективные другие внут­ренние средства. Как видно будет из второго раздела книги. сравнительно резкий прогресс машинного капиталистического производства во второй половине XIX в. существенно изменил требования к образу жизни и труда «рядового» члена общест­ва, не предложив соответствующих средств саморегуляции и самоорганизации работников. И вот результат - необычай­ный рост аварий, катастроф, увечий и несчастных случаев.

Наряду с могущественными силами природы, реальными опасностями, хищниками, окружавшими людей в течение мно­гих столетий перед оформлением славян в некоторую общ­ность, которое произошло в первую половину 3 тыс. до н. э. [72], особой «силой» в сознании народа оказывались орудия труда, придававшие людям дополнительные возможности, ка­завшиеся им «дивными». Орудия труда становятся фетишами обретают «сверхъестественные» качества в мифах и веровани­ях, которые в той или иной форме сохраняются в славянской мифологии до XIX-XX в. Причем их «сила» распространяет­ся на широкое поле ситуаций. Мифотворчество вокруг орудий труда может быть следствием особого внимания к ним лю­дей, закрепившегося в древние эпохи, когда действия с ору­диями были священными, ритуальными. Постепенно культо­вые обряды могли исчезнуть, а представления о мифической си­ле фетишей еще долго жили в народе. Так первым орудием тру­да был камень, он имел способность быстро двигаться по на­правлению, заданному человеком, поражал зверей, врагов; наткнувшись на камень, можно было пораниться. Поэтому ка­мень - это не только орудие труда (в охоте, борьбе), но мо­жет быть и помощником человеку, отгонять врагов уже своим видом. По данным проф. Н. М. Никольского [51.С. 10], в XI в. на территории Белоруссии существовал культ перуновых стрел, связанный с «культом стрелок и топоров громких» - орудий каменного века.

Существовали фетиши палок (деревянных или из рыбьей кости), которые упоминаются, например, в сказках о каликах - странниках, манипулирующих волшебной клюкой. Так, в сказании об Илье Муромце, описывается, что он был исце­лен от 30-летней неподвижности посохом калик и живой во­дой. Широко известен посох «Деда Мороза», обладающий в сказках морозящей силой.

Особой «силой» обладали и продукты прядения - нити. Прядение началось уже в каменном веке, ибо рыбу ловили с помощью сетей, сплетенных из волокнистых растений [72. С. 240]. Женщины-пряхи не только готовили одежду, но и участвовали, таким образом, в добыче продуктов питания. Славянское божество «Судьба» или «Среча» представлялось в виде красивой девушки, прядущей золотую нить и заботив­шейся о благополучии нив, садов, помогавшей в борьбе со злом. «Несреча» - злая судьба, она по сербской поговорке «тонко пряде», и поэтому такая нить легко обрывается [72. С. 240]. Прядение, образование нити, верчение, постоянное движение пряхи, ее рук и веретена связывалось с представ­лением о времени, смене суток, дня и ночи, с представлением о нити жизни, судьбе. Этнографом описывается случай, ког­да в мордовской деревне в 1918-1919 гг. во время эпидемии крестьяне заставили девочку 12-ти лет спрясть длинную нить, которой окружили деревню, чтобы спасти жизнь односельчан [72. С. 242].

Если природный, от молнии огонь и вообще огонь особо почитался у всех древних народов, особенно в эпоху палеоли­та, холодного климата как средство охраны от хищников и средство борьбы с ними, то особой «силой» обладал, по мне­нию праславян, «священный» огонь, добытый трением. Такой огонь разводили, чтобы спасти селение от заразы во время эпидемий и эпизоотий [72. С.11].

Во всех земледельческих мифах (у славян, в том числе) почитается земля, как источник плодородия, дающий человеку полезные растения, пропитание. Священное отношение к зем­ле-кормилице воспитывалось и в сезонных сельскохозяйствен­ных культовых обрядах и в песнях, в сказках, преданиях. Считалось у древних славян, что земля обладает «силой» и эта сила выходит, когда ее пашут. В белорусских обычаях до начала XX в. сохранились обряды задобривания земли перед вспашкой, когда в борозду ставили хлеб, сыр [51]; интересен обряд избавления селения от заразной болезни: женщины должны раздеться до рубашки, распустить волосы. Одна впря­гается в соху, другая правит, и они делают борозду вокруг деревни, чтобы дать земле возможность выпустить свою «силу» при этом. Следом за пахарями идут по борозде другие женщины и криками разгоняют нечисть, болезни прочь от де­ревни. А «сила» земли должна им в этом помочь. Проф. Ни­кольский считает, что это поверье отражает ту древнюю ста­дию земледелия, когда им занимались преимущественно жен­щины [51].

В качестве фетишей оказывались и растения, возделывае­мые людьми: они тоже имели не просто утилитарную роль продуктов питания, но и особую «силу». В качестве таких растений были горох, рожь.

Превращение сельскохозяйственных животных и растений в фетиши и тотемы, придание им священных особых свойств связывалось с тем, что эти священные «силы» будут покро­вительствовать людям лишь в том случае, если последние по­заботятся об их пропитании и безопасности. В роли таких тотемов - фетишей у славян были: собака, конь, корова, ко­зел [72].

Таким образом, из этих примеров видно, что у древних славян и их преемников предметы и орудия труда, домашние животные и культурные растения, которые, как и орудия тру­да, требовали особых способов обращения, оказывались окру­женными мифами, воспринимались как особые явления дей­ствительности, которые могут быть весьма полезны человеку, но при соблюдении им особых правил, социальных, деятельностных норм обращения с ними. Мифологическая окраска восприятия этих явлений жизни требовала особого к ним эмо­ционального отношения, трепета, чуткого внимания, поклоне­ния, вероятно, не лишних в процессе овладения ими молоды­ми поколениями и хранения в течение всей жизни, как особо важных ценностей. Миф выступает здесь как форма фикса­ции социального опыта, знания о труде и отношения к нему.