Искра тоже считала, что это никого не касается. И утром распорядилась:
– Никому ни слова. Смотри у меня, Зинаида.
– Ну, что ты, я же не идиотка.
Вика в школу не пришла, а так все было, как обычно. Мыкался у доски Артем, шептался со всем классом Жорка Ландыс, читал на переменках очередную растрепанную книгу тихий отличник Вовик Храмов. А в середине дня поползли слухи:
– У Вики Люберецкой отца арестовали.
Искра узнала об этом из записки Ландыса. На записке стоял огромный вопросительный знак и резолюция Артема: «Брехня!» Искра показала записку Лене (она сидели за одной партой). Лена охнула.
– Что за вздохи? – грозно спросила Валентина Андроновна. – Полякова, перестань шептаться с Боковой, я все вижу и слышу.
– Значит, не все, – неожиданно резко ответила Искра. Это было новостью: она не позволяла себе грубить и в более сложных обстоятельствах. А здесь – пустяковое замечание, и вдруг понесло.
– Из Искры возгорелось пламя! – громко прошептал Остапчук.
Лена так посмотрела, что он сразу увял. Искра сидела опустив голову. Валентина Андроновна оценивала ситуацию.
– Продолжим урок, – спокойно сказала она. – Ландыс, ты много вертишься, а следовательно, многое знаешь. Вот и изволь…
Искра внезапно вскочила, со стуком откинув крышку парты:
– Валентина Андроновна, разрешите мне выйти.
– Что с тобой? Ты нездорова?
– Да. Мне плохо, плохо!
И, не ожидая разрешения, выбежала из класса. Все молчали. Артем встал.
– Садись, Шефер. Ты же не можешь сопровождать Полякову туда, куда она побежала.
Шутка повисла в воздухе – класс молчал. Артем, помявшись, сел, низко опустив голову. И тут поднялась Бокова.
– Я могу ее сопровождать.
– Что происходит? – повысила голос Валентина Андроновна. – Нет, вы объясните: что это, заговор?
– С моей подругой плохо, – громко заявила Лена.-разрешите мне пройти к ней, или я уйду без разрешения.
Валентина Андроновна растерянно оглядела класс. Все сейчас смотрели на нее, но смотрели без всякого любопытства, не ожидая, что она сделает, а как бы предупреждая, что, если сделает не так, класс просто-напросто встанет и уйдет, оставив разве что Вовика Храмова.
– Ну иди, – плохо скрыв раздражение, сказала она. – Все стали ужасно нервными. Не рано ли?
Лена вышла. Ни она, ни Искра так и не появились до конца урока. А как только прозвенел звонок, в класс влетела Бокова.
– Сергунова Вера, встань у нашей уборной и не пускай никого. Коваленко, идем со мной.
Ничего не понимающая Зиночка под конвоем Лены проследовала в уборную, уже охраняемую самой рослой и бойкой девочкой 9 "Б" класса. У окна стояла Искра.
– Читай. Вслух: Лена все знает.
– А чья это записка?
Подруги смотрели сурово, и Зина замолчала. Взяла записку, громко, как ведено, начала:
– «Болтают, что сегодня ночью арестовали отца Вики…»-Она запнулась, подняла глаза. – Это не я.
– А кто?
– Ну не я же, господи! – с отчаянием выкрикнула Зина.-Честное комсомольское, девочки. Не я, не я, не я!
– А кто? – допытывалась Искра. – Если не ты, то кто? Зиночка подавленно молчала.
– Я сейчас отколочу ее! – крикнула Лена. – Она предатель. Иуда она проклятая!
– Подожди. – Искра не отрывала от Зины глаз. – Я спрашиваю тебя, Коваленко, кто мог натрепаться, кроме тебя? Молчишь?
– Ух, как дам сейчас!-Лена потрясла крепко сжатым кулаком.
– Нет, мы не будем ее бить, – серьезно сказала Искра.-Мы всем, всей школе расскажем, какая она. Она не женщина, она-средний род, вот что мы скажем. Мы объявим ей такой бойкот, что она удавится с тоски.
В дверь уборной время от времени ломились, но рослая Вера пока сдерживала натиск.
– Пусти их, – сказала Искра. – Это третьеклашки, они в штаны могут написать.
– Обождите!-с отчаянной решимостью выпалила Зина. – Я знаю, кто натрепал: Юрка из десятого "А". Я не одна была у дома Вики.
Девочки недоверчиво переглянулись и снова проницательно уставились на нее. Зина посмотрела на них и встала на колени.
– Пусть у меня никогда не будет детей, если я сейчас вру.
– Встань, – сказала Искра. – Я верю тебе. Лена, Артема сюда.
– Сюда нельзя.
– Ах, да. Тогда узнай, сколько у Юрки уроков. Пойдем, Зина. Прости нас и не реви.
– Я не реву, – вздохнула Зина. – Я же сказала, что слезы кончились.
Артему было рассказано все: на этом настояла Искра. Зина созналась, не поднимая глаз. Вокруг стояли посвященные: Лена, Искра, Жорка и Пашка Остапчук.
– Так,-уронил Артем в конце.-Теперь ясно.
– Помощь потребуется? – спросил Пашка.
– Сам, – отрезал Артем. – Жорка свидетелем будет.
– Не свидетелем, а секундантом, – привычно поправила Искра.
– Где стыкаться? – деловито осведомился секундант.
– В котельной. Надо Михеича увести.
Михеич был истопником и столяром школы и драк не жаловал. А особенно он не жаловал 9 "Б", потому что раньше в нем учился Сашка Стамескин и тогда угля не хватало, а Михеича ругали.
Этот разговор происходил на последней перемене, а после шестого урока у дверей 10 "А" Артем встретил Юрку.
– Надо поговорить.
– О чем, малявка?
Десятиклассники были школьной элитой и насмешливо относились даже к девятым классам. Насмешка была дружеской, но Артем не улыбнулся.
– Идем. Можешь взять Серегу.
– Сергей! – крикнул Юра в класс. – Нас на разговор девятиклассники зовут!
В коридоре ждал Ландыс, и к котельной они подошли вчетвером. Жорка забежал вперед, заглянул:
– Пашка дело знает!
Они вошли в полутемную, пропахшую пылью котельную. Жорка закрыл дверь на задвижку. Десятиклассники настороженно переглядывались.
– Я тебя сейчас, это, бить буду, – сообщил Артем, снимая куртку.
– Малявка! – нервно засмеялся Юрий. – Да я из тебя котлету!..
– А в чем дело? – спросил Сергей. – Просто так, что ли?
– Он знает, – сказал Артем. – Видишь, ни о чем не спрашивает. А тебе скажу: дружок у тебя, это, дрянь дружок. Трепло дешевое.
Юрка был плотнее и выше Артема, да, вероятно, и сильнее, но драться ему приходилось нечасто. А Артему – часто, потому что он рос среди драчунов братьев, умел постоять за себя и ничего не боялся. Ни боли, ни крови, ни встречного удара. Он был ловок, увертлив, а жилистый его кулак действовал быстрее и точнее. Кроме того, кулак этот бил сейчас соперника, о чем, правда, сам Артем еще не успел подумать.
– Да что это он, всерьез? – забеспокоился Сергей.
– Тихо, Серега, тихо, – Ландыс, улыбаясь, держал его за пиджак. – Наше дело, чтоб все по правилам, без кирпичей и палок. А полезешь, я тебе буду зубы считать.
– Да ведь до первой крови полагается!
– А это не оговаривали. Может, сегодня и до последней дойдет.
Пока в котельной шла дуэль, Лена и Пашка водили Михеича по младшим классам и убеждали, что в окна дует и дети могут простудиться. Михеич ощупывал рамы негнущимися пальцами, подставлял небритую щеку и божился, что никакого ветра нет и в помине. Лена говорила, что есть, а он – что нет. А Пашка поглядывал на часы – во всем классе только у него да у Вики были часы – и размышлял, чем бы еще занять Михеича, когда дело со сквозняками иссякнет. За этим занятием их застал Николай Григорьевич: видно, они орали, а он шел мимо.
– Что вы тут делаете?
– Да вот они говорят, что дует, мол, а я говорю…
– Правильно, – сказал директор и закрыл дверь.
– Надо все проверить, – заявил Пашка. – Все окна на всех этажах. Слышали, что Николай Григорьевич сказал!
И они пошли по этажам, хотя Михеич призывал в свидетели господа бога, что ничего подобного директор не говорил. Медкомиссия – а они представились именно так – была придирчива и неумолима.
– Дует.
– Не дует.
– Нет, дует!
– Нет, не дует!
– Пора, – шепнул Пашка. – За это время можно полшколы переколотить. Я пойду на разведку, а ты отрывайся. Встретимся у мостика.
Лена так и сделала, внезапно оставив сильно озадаченного Михеича в пустом классе. Пашка ждал ее внизу, сказал, что в котельной пусто, и к мостику они побежали вместе. Там все уже были в сборе. Искра прикладывала мокрый платок к подбитому глазу Артема, а Жорка советовал:
– Лучше всего коньяки оттягивают. Зина стояла рядом, смотрела в сторону, но платку завидовала и скрыть этого не могла.
– Ну, как было дело? – поинтересовался Пашка.
– Классная стычка! – радостно сказал Ландыс. – Отделал он его под полный спектр, как Джо Луис. Раз так саданул, – я думал, ну, все. Ну, думаю, открывай счет, Жора.
– Хватит подробностей! – резко перебила Искра. – Все в сборе? Тогда пошли!
– Куда? – удивился Пашка.
– Как куда? К Вике.
Все замялись, переглядываясь. Лена осторожно спросила:
– Может, не стоит?
– Значит, для вас дружба – это пополам радость? А если пополам горе – наша хата с краю?
– Это Ленка сдуру, – нахмурился Артем. Шли молча, точно на похороны. Только раз Пашка сказал Артему:
– Ну и рожа у тебя.
– Завтра хуже будет, – туманно ответил Артем. Подошли к дому и остановились, старательно – слишком старательно -вытирая ноги. Искра позвонила – никто не отозвался.
– Может, дома нет? – шепотом предположила Лена. Искра толкнула дверь: она была не заперта. Оглянулась на ребят, первой вошла в притихшую квартиру. Набились в передней в темноте; Искра нашарила выключатель, зажгла свет. В дверях своей комнаты стояла Вика.
– Зачем вы пришли? – глухо спросила она. – Я не просила вас приходить.
– Ты, это, не просила, а мы пришли, – объяснил Артем.-Мы верно сделали. Ты сама, это… потом скажешь.
– Ну, проходите,-бесцветно сказала Вика, помолчав.
Она посторонилась, ребята вошли и остановились у порога; в комнате было неприбрано, шкаф раскрыт; белье и книги валялись на полу, точно сброшенные в нетерпении и досаде.
– Ты уезжаешь?
– Обыск, – кратко пояснила Вика. – Садитесь; раз пришли. Но они не садились. Стояли у двери, и каждый почему-то смутно ощущал вину.
– Во всех комнатах так? – тихо спросила Искра.
– Они что-то искали. Помолчали.
– А где Поля? – опять спросила Искра.
– Уехала в деревню. Насовсем. С первым поездом.
– Так. – Искра яростно тряхнула головой, только косы подпрыгнули. – За дело, ребята. Все убрать и расставить. Девочки – белье, мальчики – книги. Дружно, быстро ч аккуратно!
– Не надо, – вздохнула Вика. – Ничего не надо.
– Нет, надо! Все должно быть, как было. И – как будет! И все очень обрадовались, потому что это было реальное занятие и реальная помощь. Мальчики ушли убирать столовую, а девочки -комнату Вики и спальню отца. И вскоре все оживились и даже заулыбались, и стало слышно, как в столовой азартно спорят Жорка и Пашка и как Артем урезонивает их. И даже Вика присела рядом с Искрой и стала укладывать белье.
– Ты написала тете?
– Написала, но тетя не поможет. Будет только плакать и пить капли.
– Как же ты одна?
– Ничего, – Вика помолчала. – Андрей Иванович приходил, Зинин папа. Хотел, чтобы я к ним перешла жить. Пока.
– Это же замечательно, это же…
– Замечательно? – Вика грустно улыбнулась. – Уйти отсюда – значит поверить, что папа и в самом деле преступник, А он ни в чем не виновен, он вернется, обязательно вернется, и я должна его ждать.
– Извини, – сказала Искра. – Ты абсолютно права. Вика промолчала. Потом спросила, не глядя:
– Почему вы пришли? Ну, почему?
– Мы пришли потому, что мы знаем Леонида Сергеевича и… и тоже уверены, что это ошибка. Это кошмарная ошибка, Вика, вот посмотришь.
Вика поймала руку Искры в груде белья, крепко сжала ее и долго не отпускала. Потом улыбнулась: губы ее дрожали, по щеке ползла слезинка.
– Конечно, ошибка, я знаю. Он сам сказал мне на прощанье. И знаешь что? Я поставлю чай, а? Есть еще немного папиных любимых пирожных.
– А ты обедала?
– Я чаю попью.
– Нет, это не годится, Зина, марш на кухню! Посмотри, что есть. Вика сегодня не ела ни крошечки.
– Я вкусненько приготовлю! – радостно закричала Зиночка.
Потом пили чай, а Вика ела особую яичницу из самой большой сковороды. За дубовыми дверцами по-прежнему искрился хрусталь, все было на своих местах, и ребята устало любовались работой. А когда Вика спросила, почему у Артема такое красное лицо, и он сказал, что упал с лестницы, все принялись ужасно хохотать, и Вика рассмеялась тоже.
– Ну, и замечательно, ну, и замечательно! – кричала Зина. – Все будет хорошо, вот посмотрите. Я предчувствую, что все будет хорошо!
Но предчувствовала она, что все будет плохо, а сейчас изо всех сил врала. И Искра знала это, и Лена, и сама Вика, и только ребята со свойственной всем мужчинам боязнью мрачных предопределении верили, что их маленькие и мудрые подружки-женщины говорят сейчас правду.
– Ты завтра пойдешь в школу, – сказала Искра, когда прощались.
– Хорошо, – послушно кивнула Вика.
– Хочешь, я зайду за тобой? – предложила Лена. – Мне по пути.
– Спасибо.
– Дверь никому не открывай. – Искре захотелось поцеловать Вику, но она отмела эту слабость и крепко, по-мужски пожала руку.
Возвращались непривычно тихими и задумчивыми: даже Зиночка помалкивала. А прощаясь, Артем сказал:
– Страшно все-таки.
– Что? – не поняла Искра.
– Ну, это… Обыск этот. Книжки по полу, а на книжках-следы от сапог. А хрусталь не били. Аккуратно складывали, ни одной рюмки битой.
– Он, наверно, дорогой, – неуверенно вздохнула Зина.
– Дороже книжек? – усмехнулся Артем. – Если стекляшки эти дороже книжек становятся, тогда…– он замолчал, погонял припухшие желваки на скулах. – Ну, это… Пойдем, Жорка. Привет.
– Привет, – тихо сказала Зина. Остальные промолчали.
Возле дома Искру ждал Сашка Стамескин. Он был в легкой куртке, продрог и сердился.
– Где ты была?
– У Вики Люберецкой.
– Ну, знаешь…-Сашка покачал головой.-Знал, что ты ненормальная, но чтоб до самой маковки…
– Что ты бормочешь?
– А то, что Люберецкий этот – враг народа. Он за миллион чертежи нашего самолета фашистам продал. За миллион!
– Сашка, ты врешь, да? Ну, скажи, ну…
– Я точно знаю, поняла? А он меня на работу устраивал, на секретный завод. Личным звонком. Личным! И жду я, чтоб специально предупредить.
– О чем? – строго спросила Искра, подняв посерьезневшие, почти скорбные глаза. – О чем ты хотел предупредить меня?
– Вот об этом. – Сашка растерялся – он никогда не видел у Искры таких взрослых глаз.
– Об этом? Спасибо. А Вика что продала? Какой самолет?
– Вика? При чем тут Вика?
– Вот именно, ни при чем. А Вика моя подруга. Ты хочешь, чтобы я предала ее? Даже если то, что ты сказал, правда, даже если это – ужасная правда. Вика ни в чем не виновата. Понимаешь, ни в чем! А ты…
– А что я?
– Ничего. Может быть, мне показалось. Иди домой, Саша.
– Искра…
– Я сказала, иди домой. Я хочу побыть одна. До свидания. Разумом Искра понимала, что все правильно, но только разумом. А на душе было смутно, тягостно и беспокойно, и, когда разум отключался, откуда-то с самого дна всплывал беспомощный вопрос: как же так? Она вспоминала уютный дом, чай, который разливал хозяин, его самого, его разговоры, непривычные суждения, седину на висках и ордена. Ордена, которых в ту пору было так мало, что награжденных знали в лицо. И, все понимая дисциплинированным умом, Искра ничего не понимала.
Утром Вика пришла в школу с Леной, и класс встретил ее, как всегда. Может быть, с чуть большим вниманием, чуть большим оживлением, но это казалось естественным, и она была благодарна классу. А должна была быть благодарной Искре, потому что Искра прибежала первой, успела собрать класс до ее прихода и сказать:
– Как обычно. Всем все ясно? Вовик, ты уразумел? Сейчас придет Вика, чтобы было все как всегда. Как всегда!
Но «как всегда» получилось три дня. А на четвертый, к концу уроков, Вику вызвали к директору. Отсутствовала она полчаса, вошла спокойная, но очень бледная.
– Семен Исакович, Николай Григорьевич срочно просит Искру Полякову и Артема Шефера.
– Пожалуйста, пожалуйста! – торопливо согласился математик.
Вика села на место, а Артем и Искра молча вышли из класса. В коридоре их встретил Серега из 10 "А", ему они очень удивились, так как шли уроки и вообще этот этаж был их, а не десятиклассников.
– Вас жду, – пояснил он. – Валендра задала сочинение, а сама у директора. Теперь вас начнут тягать, так хочу объяснить.
– Мы знаем, – сказала Искра.
– Что вы знаете? Ничего вы не знаете. В тот день после стычки нас Валендра встретила, когда я Юрку домой вел. А у него рожа – картина ужасов, твой приятель постарался. Ну, она вцепилась, кто да за что? Я и сказал: обычная драка. Подчеркиваю, я сказал. Юрке было не до разговоров, ты ему челюсть своротил.
– Ну, спасибо, – усмехнулся Артем. – У вас все трепачи в десятом или хоть через одного?
– А что я мог? Она как пиявка, сам знаешь. Гнала Юрку в поликлинику, чтобы он справку об избиении взял, но Юрка не пошел. Так что вали на обычную драку. Мол, из принципа.
– Сами разберемся, – перебила Искра. – Катись к своему Юрику.
В кабинете сидела Валентина Андроновна. Сидела сбоку стола, но устроилась удобно и уходить не собиралась.
– Вызывали? – спросила Искра.
– Обожди в коридоре, Полякова, – сказала Валентина Андроновна.
Искра молча смотрела на директора. Николай Григорьевич кивнул, она тотчас же вышла, а Валентина Андроновна улыбнулась. Улыбка была злой, и Артем это отметил.
– За что ты избил Юрия Дегтярева из десятого "А"?
– За дело, – буркнул Артем.
– Какое дело?
– Наше дело.
Спрашивала только она: директор молчал, глядя в стол. Поэтому Артем злился и грубил.
– Ну так я тебе скажу, почему ты его избил. Ты избил его потому, что отец Юры служит в органах.
Новость была неожиданной: в школе никто особо не интересовался, где работают чужие отцы. И Артем с искренним недоумением воззрился на учительницу.
– Да, да, нечего на меня таращиться! И дело это не ваше, Шефер, а политическое. По-ли-ти-чес-ко-е, ясно?
Николай Григорьевич неодобрительно покачал головой.
– Ну, это уж слишком, Валентина Андроновна.
– Я разбиралась в этом вопросе досконально, Николай Григорьевич. Досконально!
– Убейте меня, – вдруг громко сказал Артем. – Ну, это… Убейте!
И без разрешения вышел из кабинета.
– Шефер! – Валентина Андроновна вскочила. – Шефер, вернись!
– Не надо, – тихо попросил директор. – Валентина Андроновна, вы неправильно вели себя. Нельзя швыряться такими обвинениями.
– Я знаю, что делаю! – отрезала учительница. – Вам, кажется, разъяснили, до чего может довести ваш гнилой либерализм, так не заставляйте меня еще раз сигнализировать! А этот Шефер – главный заводила, думаете, я забыла ту вечеринку с днем рождения? Я ничего не забываю. И если Шефер не желает учиться в нашей советской школе, то пойдет работать. И я это ему устрою!
Директор скривился, как от зубной боли, но промолчал.
– Полякова! – крикнула учительница. Никто не входил и не отзывался. Валентина Андроновна еще раз позвала, потом вышла-Искры возле кабинета не было.
– Полякова! Ты где, Полякова!
Искра появилась с лестничной площадки. Молча пошла на нее, в упор глядя странными глазами.
– Что вы сказали Артему, Валентина Андроновна? Что вы сказали ему?
– Это тебя не касается. Марш в кабинет.
– Он же чернее земли, – с упреком проговорила Искра. – Я спросила, а он выругался. Он так страшно выругался…
– Он еще и ругается! – с торжеством объявила учительница, входя в кабинет. – Вот плоды вашей надклассовой демократии!
Она имела в виду директорские беседы, спевки в спортзале, зеркала в девичьих уборных и вообще весь этот слюнтяйский либерализм, который следовало выжигать каленым железом. Директор так и понял ее и опять промолчал, понурив голову.
– Где вы были вчера?
– У Вики Люберецкой.
– Ты подговорила ребят пойти туда? Или Шефер?
– Предложила я, но ребята пошли сами.
– Зачем? Зачем ты это предложила?
– Чтобы не оставлять человека в беде.
– Она называет это бедой! – всплеснула руками Валентина Андроновна. – Вы слышите, Николай Григорьевич?
Потом Искра определила взгляд Николая Григорьевича, но потом, дома. Тогда она только почувствовала, но не нашла определения. А взгляд был устало-покорным, и сам директор походил на смятую бумагу.
– Значит, организовала субботник? Как благородно! А может быть, ты считаешь, что Люберецкий не преступник, а невинная жертва? Почему ты молчишь?
– Я все знаю, – тихо сказала Искра.
А сама думала, что совсем недавно Валентина Андроновна называла Люберецкого гордостью их города. Думала, уже не задавая себе вопроса: как же так? Думала, просто отмечая жизненные несообразности. Просто набирая факты.
– Мы не будем делать выводов, учитывая твое безупречное поведение в прошлом. Но учти, Полякова. Завтра же проведешь экстренное комсомольское собрание.
– А повестка? – уже холодея, спросила Искра. Она все время ловила взгляд Николая Григорьевича. Но он прятал глаза.
– Необходимо решить комсомольскую судьбу Люберецкой. И вообще я считаю, что дочери врага народа не место в Ленинском комсомоле.
– Но за что?-еле слышно выговорила Искра. Ей вдруг стало плохо, как никогда еще не было, но она удержалась на ногах.-За что же? Вика же не виновата, что ее отец…
– Да, конечно, – зашевелился директор. – Конечно.
– Я не буду проводить этого собрания, – мертвея от ужаса, произнесла Искра.
Тупая, тянущая боль возникла где-то в самом низу живота. От этой боли леденели руки, хотелось скорчиться, прижать коленки к груди и не шевелиться. Лоб покрылся холодным потом. Искра закусила губу, чтобы не выбежать или не упасть.
– Что ты сказала?
– Я не буду проводить собрания…
– Что-о?..
Кажется, Валентина Андроновна начала подниматься, расти. Кажется, потому что у Искры все поплыло перед глазами, она уже ничего не видела – была только эта боль. Боль, рвущая тело изнутри.
– Да ей же плохо!-крикнул Николай Григорьевич, вскакивая.
Он успел подхватить Искру, а то бы она грохнулась. Она цеплялась за него, улыбаясь из последних сил.
– Ничего. Извините. Ничего.
– Сестру! – рявкнул директор. – Что вы сидите как клуша?
Очнулась Искра в медпункте на жесткой кушетке. Повела глазами, испуганно глянула вниз: платье взбито, воротник расстегнут.
– Да одна я тут, одна, не бойся, – добродушно сказала толстая пожилая сестра. – Ну, очнулась, красавица? И хорошо. Выпей-ка.
– Что со мной было? – Искра послушно выпила капли.
– Ничего страшного, у девочек это бывает. Ну, чего краснеешь? Дело естественное, растешь, а тут еще, видать, понервничала. Ты берегись, большая уже, понимать должна.
– Да, да, спасибо. А как я… Я сама к вам пришла?
– Директор принес, Николай Григорьевич. Прямо как доченьку, только что не целовал.
– Ужасно, – прошептала Искра.
– Ну, ты в порядке? Тогда Николая Григорьевича кликну, он в коридорчике дожидается.
Она выглянула за дверь, и тотчас же вошел директор. Искра хотела встать, но он сам сел рядом на скользкую клеенчатую кушетку.
– Как дела, хороший человек?
– А откуда вы знаете, что хороший? – спросила Искра, улыбаясь.
– Ох, и трудно же догадаться было! До дома дойдешь, или, может, машину где выпросить?
– Дойдет! – махнула рукой сестра.
– Дойду, – подтвердила Искра.
– Да и провожатых у тебя достаточно. А собрание будет через неделю, так что не волнуйся пока. Я сам в райком звонил.
– А Вика?
– А с Люберецкой пока ничего хорошего не обещаю.-Директор нахмурился и встал, привычно оправляя гимнастерку под ремнем. – Я поговорю, сделаю что смогу, но ничего не обещаю. Сама понимаешь.
– Понимаю, – вздохнула Искра. – Ничего я не понимаю. В коридоре ждали Зиночка, Вика, Лена, Пашка, Жорка и Валька Александров.
– А где Артем?
– Ушел, – сказал Жорка. – Вернулся, взял сумку и потопал прямо с урока.
– Хоть о Шефере-то не беспокойся, – поморщился директор. – Ну в другой школе будет учиться, не пропадет. Если бы просто драка, а…
– А драка, Николай Григорьевич, была справедливой,-сказал Валька Александров. – Я в тот день болел и могу беспристрастно обрисовать.
– Артем дрался из-за меня, – вдруг призналась Зина.-Потому что я ходила с Юркой в кино.
– Из-за тебя? – почему-то очень радостно удивился директор. – Точно из-за тебя?
– А что, из-за меня и подраться нельзя?
– Можно, – сказал Николай Григорьевич. – Можно и нужно. Только чтоб Артему твоему полегче было, напиши-ка ты мне, Коваленко, докладную.
– Что? – испугалась Зиночка.
– Ну, записку. Изложи, как было дело, вскрой причины. Полякова тебе поможет. И завтра, не позже.
– А зачем?
– Ну надо же, надо! – почти пропел директор. – Гора с плеч свалится, если будет такая записка, понятно?
Искру провожали до самого подъезда. Вначале она и слышать об этом не хотела, но на сей раз ее не послушались, и это было очень приятно. Возле дома постояли, погалдели, посмеялись и стали расходиться. Только Вика не торопилась.
– Идем, Вика! – крикнула Лена. – Нам по пути, и у нас есть Пашка.
– Я догоню.-И, когда все отошли, сказала:-Спасибо тебе, Искра. Папа не зря говорил, что ты самая лучшая.
Воспоминания о папе Вики были для Искры неприятны: ей уже казалось, что теперь-то она знает, кто он такой, этот папа. И чтобы скрыть то, что подумала, вздохнула:
– С комсомолом будет очень трудно, Вика.
– Я знаю. – Вика говорила спокойно, точно повзрослела за эти дни на добрых двадцать лет. – Мне все объяснила Валентина Андроновна. Мы долго говорили с ней наедине: Николая Григорьевича куда-то вызывали, и вернулся он какой-то… Какой-то не такой.
– С комсомолом будет трудно, – повторила Искра: для нее это было сейчас самым главным. – Но ты не отчаивайся, Николай Григорьевич обещал что-нибудь сделать.
– Да, да,-грустно улыбнулась Вика.-А потом ведь собрание только через неделю.
Они опять крепко пожали друг другу руки, опять хотели поцеловаться и опять не поцеловались. Разошлись.
Искра заставила Зину написать записку, сурово отредактировала ее, убрав ненужные, с ее точки зрения, эмоции, и отнесла директору.
– Добре, – сказал Николай Григорьевич. – Может, и выгорит.
Вызвал через два дня:
– Оставили архаровца. Передай, чтоб завтра же явился. Искра была в таком радостном настроении, что не выдержала и сбежала с последнего урока. Проехала трамваем, влетела в дом, постучала. Дверь открыла мама.
– А где Артем? – задыхаясь, выпалила Искра.
– Как так – где Артем? – в глазах матери мелькнул испуг. – Разве он не в школе?
– Нет, это я не в школе, – поспешно пояснила Искорка. – Я не была в школе и думала…
Тут она виновато замолчала и начала краснеть, потому что мама Артема неодобрительно качала головой.
– Ты не умеешь врать, девочка, – вздохнула она.-Конечно, это хорошо, но твоему мужу придется несладко. Ну-ка иди на кухню и рассказывай, что такое ужасное натворил мой сын.
И Искра честно все рассказала. Все – про драку, а не про Вику. Про драку и скандал с классной руководительницей, а о том, что Артем выругался, умолчала. И хотя умолчание тоже есть форма лжи, с этой формой Искра как-то уже освоилась.
– Ай, нехорошо драться, – сказала мама, улыбаясь не без удовольствия. – Он смелый мальчик, ты согласна? У такого отца, как мой муж, должны быть смелые сыновья. Мой муж был пулеметчиком у самого Буденного, и я таскалась за ними с Матвеем на руках. Так вот, я уже все знаю. Этот негодник-я говорю о Тимке, – этот махновец прячется у Розы и Петра. А потом приходит домой и делает себе уроки… Очень трудно воспитывать мальчиков, хотя, если судить по Розочке, девочек воспитывать еще трудней. Сейчас я тебе объясню, где живут эти странные люди, у которых нет даже поварешки.
Мама растолковала, как найти общежитие, и Искра убежала, успев, правда, съесть два пирожка. Она быстро разыскала нужную комнату в длиннющем коридоре, хотела постучать, но за дверью пел женский голос. Пел для себя, очень приятно, и Искра сначала послушала, а уж потом постучала. Роза была одна. Она гладила белье, пела и учила «Строительные материалы» одновременно.
– Сейчас придет, – сказала она, имея в виду Артема. – Я послала его в магазин. Ты – Искра? Ну, правильно, Артем так и сказал, что если кто его найдет, то только Искра.
– А вы Роза, да? Мне Артем рассказывал, что вы из дома ушли.
– И правильно сделала, – улыбнулась Роза. – Если любишь и головы не теряешь, значит, не любишь и любовь потеряешь. Вот что я открыла.
– Давайте я вам буду помогать.
– Лучше говори мне «ты». Спросишь, почему лучше? Потому что я глажу рубашки своему парню. – Она вдруг скомкала рубашку, прижала ее к лицу и вздохнула. – Знаешь, какая это радость?
– Вот вы… ты говоришь, что любить – значит терять голову, – серьезно начала Искра, решив разобраться в этом заблуждении и немножечко образумить Розу. – Но голова совсем не для того, чтобы ее терять, это как-то обидно. Женщина такой же человек, как и…