Коллизии материальных и процессуальных норм

В теории права принято делить нормы права, а также отрасли права и законодательства на материальные и процессуальные. Однако четкого, научного определения данных категорий нет ни в общетеоретической, ни в от­раслевой литературе. Вероятно, их содержание кажется столь очевидным, что авторы не затрудняют себя доктри-нальным определением этих терминов. Пожалуй, только В. Г. Даев26 попытался разобраться, что же вкладывает­ся авторами в понятия «материальное право» и «процеесуальное право». Однако определения этих понятий мь! не увидим в его работе.

Для уяснения сущности материального и процессу­ального права, а также установления различий между ними, по нашему мнению, следует обратиться к истории уголовного законодательства.

В ранних источниках отечественного уголовного за­конодательства — в Судебнике Ивана III, Судебнике Ивана Грозного, Соборном Уложении Алексея Михай­ловича, — - положения как материального, так и процес­суального права (в современном их понимании) излага­ются в одной статье. Они настолько тесно переплетены, что отделить их друг от друга практически невозмож­но.

Преобладающими в то время были все же нормы процессуального характера. Разделение законов на ма­териальные и процессуальные произошло в более позд­ний период, что представляется большинству исследова­телей достижением юридической науки и законотворче­ской техники. Тогда и появилось деление норм на ма­териальные и процессуальные. Первоначально матери­альное право появилось как противовес праву формаль­ному. При этом материальным именовалось уголовное право, так как оно «исследует самую материю, саму при­роду и сущность преступлений и наказания»27, «корен­ные начала о преступлениях и наказаниях»28.

Формальное же право устанавливало и исследовало «те формы, те обряды и процессы, которые существуют и установлены для исследования в каждом данном слу­чае материи и сущности уголовного права, иначе гово­ря, преступлений и наказания»29. То есть под формаль­ным, или процессуальным правом понимались нормы, определяющие способ производства уголовных дел °. К формальным отраслям относится судоустройство уголов­ное к судопроизводство уголовное.

Современная теория права определяет материальное право как юридическое понятие, обозначающее право­вые нормы, с помощью которых государство осуществ­ляет воздействие на общественные отношения путем прямого, непосредственного правового регулирования'1.

Процессуальные нормы «направлены прежде всего на регулирование общественных отношений, складыва­ющихся при принудительном осуществлении прав и обязанностей, установленных нормами материальных отраслей»32.

Юридический энциклопедический словарь определя­ет соотношение материального и процессуального пра­ва как «диалектическое единство двух сторон правового регулирования: непосредственной юридической регла­ментации общественных отношений и процессуальные норм судебной защиты этих отношений»33.

Тема настоящего исследования предполагает рас­смотрение соотношения материальных и процессуаль­ных норм прежде всего через призму соотношения уго­ловно-правовых и уголовно-процессуальных отношении. Надо сказать, что вопросу связи процессуальных отно­шений с материальными уголовно-правовыми посвящено множество работ. При этом в качестве исходной мето­дологической посылки все ученые используют высказы­вание К. Маркса о том, что «...материальное право... имеет свои необходимые, присущие ему процессуальные формы... Один и тот же дух должен одушевлять судео-ный процесс и законы, ибо процесс есть только форма жизни закона, следовательно, проявление его внутрен­ней жизни»31.

Однако мнения ученых по поводу соотношения ма­териального и уголовно-процессуального права уже не столь едины. Одни полагают, что взаимосвязь материаль­ного и процессуального права проявляется в соотноше­нии категорий содержания и формы. Другие настаивают на том, что процессуальные отрасли являются «само­стоятельными и даже основными в системе советского права и имеют свои собственные формы и содержа­ние»35.

Не рассматривая подробно все аспекты взаимодей­ствия норм материального уголовного и уголовно-про­цессуального права и не анализируя все имеющиеся п<"> этой проблеме позиции ученых, отметим, что, несмотря; на различия в концепции, все ученые сходятся в пони­мании нескольких моментов.

1. Все признают первичность материальных уго­ловно-правовых отношений и производность уголовно-процессуальных. «...Оставаясь самостоятельными о~-раслями, они (отрасли процессуального права. — 3. Н.) имеют производное, подчиненное значение. По линии их связи с материальными отраслями подчиненные, производные в том смысле, в каком форма какого-либо явле­ния зависит от его содержания», — пишет С. С. Алек­сеев36. Еще более определенно высказываются по это­му поводу В. П. Божьев и Е. А. Фролов: «Уголовный процесс, как и уголовно-процессуальное право, детер­минирован уголовным материальным правом»3'.

2. Никто не отрицает самостоятельности процессу­альных отраслей права.

Материальное и процессуальное лрано

имеют различные предметы правового регулирования, обладают специфическим содержанием и формой.

3. Все считают, что нормы материального и процес­

суального права находятся между собой во взаимной

связи и взаимно обуславливают друг друга. «Представ­

ляя собой способ принудительной реализации матери­

ально-правовых отношений, процесс всегда внутренне

связан и обусловлен характером «обслуживаемых» от­

ношений», — отмечает В. Г. Даев38.

Однако существует и обратное воздействие уголовно-процессуальных норм на материальное уголовное пра­во. Следует согласиться с Я. О. Мотовиловкером, что уголовное право и уголовный процесс, материальное и процессуальное неотделимы друг от друга: уголовное право без уголовного процесса безжизненно, уголовный же процесс без уголовного права беспредметен39.

Определив таким образом исходные позиции по во­просу соотношения материального уголовного права и уголовно-процессуального права, обратимся к вопросу о коллизии норм материального и процессуального пра­ва и способах их разрешения.

Указанная проблема не только не разрешалась, но даже не ставилась ни специалистами в области уголов­ного права, ни учеными-процессуалистами, возможно, по причине отсутствия коллизий, — ведь нормы материаль­ного и процессуального права просто не могут коллизи-ровать в силу их юридической природы.

Обратимся к практике взаимоотношения действую­щих норм уголовного и уголовно-процессуального зако­нов.

Как известно из теории уголовного права, основани­ем привлечения лица к уголовной ответственности явля­ется наличие в его поведении состава преступления, т. е. совокупности признаков, указанных в уголовном законе и характеризующих деяние в качестве преступного. Лишь при наличии состава преступления лицо может быть привлечено к уголовной ответственности. Однако правоприменительной практике и действующему законо­дательству известны ряд обстоятельств, при которых деяния лица, формально содержащие в себе все призна­ки (элементы) состава преступления, тем не менее прес­тупными не являются. Теория уголовного права назы­вает подобные обстоятельства исключающими преступ­ность деяния.

Действующий УК РСФСР к числу таковых относит необходимую оборону и крайнюю необходимость (ст. 13 и ст. 14). В проекте будущего УК Российской Федера­ции, кроме двух указанных обстоятельств, предусмотре­ны такие, как задержание преступника, исполнение приказа или иной обязанности, оправданный профессио­нальный или хозяйственный риск. Наконец, в теории уголовного права наряду с перечисленными к обстоя­тельствам, исключающим преступность деяния, относят согласие потерпевшего, малозначительность деяния, со­вершение преступления под воздействием непреодоли­мой силы, физического или психического принуждения.

Единая правовая природа перечисленных обстоя­тельств позволила законодателю посвятить им самосто­ятельную главу будущего УК РФ, которая будет сл>-жить материальным уголовно-правовым основанием для исключения уголовной ответственности лица, совершив­шего предусмотренное уголовным законом деяние при указанных обстоятельствах.

Уголовная ответственность — это институт не только материального, но и процессуального уголовного права. Уголовный же процесс является по своему содержанию принудительной формой реализации материальных уго­ловно-правовых отношений. В связи с этим уголовно-правовой институт обстоятельств, исключающих прес­тупность деяния, должен иметь соответствующее про­цессуальное регулирование. Вот здесь и возникают кол­лизии. Дело в том, что УПК РСФСР и теория уголовно-процессуального права не знают такого института и та­кого термина, как обстоятельства, исключающие прес­тупность деяния. В УПК используется термин «обстоя­тельства, исключающие производство по уголовному де­лу». Перечень этих обстоятельств дал в ст, 5 УПК РСФСР\ Причем в теории угбловного процесса считает"-ся, что перечень этих обстоятельств является исчерпы­вающим. Однако в нем не указаны ни необходимая обо­рона, ни, тем более, иные обстоятельства, исключающие преступность деяния по УК РСФСР.

Возникает вопрос: на основании каких норм УПК орган дознания, следователь, прокурор или суд должны отказать в возбуждении уголовного дсчла или прекратить уже возбужденное уголовное дело в случае установле­ния необходимой обороны, задержания преступника и т. п.? Специалисты в области уголовного процесса пола­гают, что таким основанием должен служить п. 2 ст. 3 УПК — за отсутствием состава преступления10. Вряд ли с этим можно согласиться с позиций уголовного праву. Состав преступления складывается из ряда признаков: объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны. Отличительной особенностью любого из обсто­ятельств, исключающих преступность деяния, и всех их вместе является то, что субъект причиняет вред охраня­емым законом общественным отношениям, и вред этот предусмотрен нормами УК. Необходимая оборона, за­держание преступника, исполнение обязательного при­каза и любое другое из исследуемых обстоятельств ста­новятся институтом уголовного права лишь в том слу­чае, если в поведении лица формально усматриваются все признаки состава преступления. Скажем, если лицо при защите от общественно опасного посягательства сможет предотвратить или пресечь его без причинения вреда нападающему или путем причинения ему вреда, не регулируемого нормами уголовного права, то необхо­димая оборона вообще не будет иметь места.

В ч. 2 ст. 7 УК прямо отмечается, что «не является преступлением действие или бездействие, хотя формаль­но и содержащее признаки какого-либо деяния, преду­смотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но в силу малозначительности не представляющее большой общественной опасности». В данной статье прямо проти­вопоставляется состав преступления (признаки деяния, предусмотренные Особенной частью УК) и обществен­ная опасность содеянного.

При любом из рассматриваемых обстоятельств уго­ловная ответственность исключается не из-за отсутствия того или иного признака состава преступления, а из-за отсутствия общественной опасности или противоправно4 сти содеянного. В теории уголовного права признано, что общественная опасность — это свойство не состава преступления или отдельных его элементов, а преступ­ления как деяния.

Значит, отсутствие состава преступления и отсутст­вие общественной опасности деяния — это разные ос­нования исключения уголовной ответственности. Отсю­да следует, что прекращение уголовного дела или выне­сение постановления об отказе в возбуждении уюловно-го дела в случае причинения уголовно значимого вреда при обстоятельствах, исключающих преступность дея­ния, не может производиться по основаниям, указанным в п. 2 сг. 5 УПК. Поэтому специалисты в области ую-ловного права полагают, что процессуальное решение в данном случае должно производиться на основании норм УК.41. Подобной же позиции иногда придерживает­ся, насколько нам известно, и следственная практика.

Тогда, может быть, нормы УК, регламентирующие обстоятельства, которые исключают преступность дея­ния, являются достаточным основанием для принятия процессуального решения и оформления состзеютзующих процессуальных документов. Пожалуй, пет, гзедь нормы УК и УПК имеют разные предметы регулирования, при­званы решать разные задачи и делают это разными ме­тодами.

В соответствии со ст. 113 УПК отказ в возбуждении уголовного дела возможен лишь при отсутствии основа­ний к возбуждению уголовного дела, а равно при нали­чии обстоятельств, исключающих производство по уго­ловному делу. Согласно ст. 208 УПК возбужденное ую-ловное дело подлежит прекращению при наличии осно­ваний, указанных в ст. 5—9 УПК. Таким образом, дня принятия процессуального решения по делу всегда тре­буется соответствующее уголовно-процесс\альное осно­вание. Если сейчас следственные органы по некоторым делам обходятся без этого, то лишь из-за пробельности УПК- Следовало бы дополнить ст. 5 УПК. указаниями на все материальные уголовно-правовые обстоятельства, исключающие преступность деяния, чтобы устранить коллизии их законодательной регламентации.

Коллизия норм материального и процессуального права возникает и при применении института освобождспия от уголовном ответственности В теории уголовно­го права выделяют общие виды освобождения о г уголов­ной ответственности, указанные в Общей части УК, и специальные, закрепленные в нормах Особенной части.

К общим видам относятся освобождение от уголов­ном ответственности: несовершеннолетних с передачей материалов в комиссию по делам несовершеннолетних (ч. 4 ст. 10 УК); за истечением сроков давности (ст. 48); в связи с изменением обстановки (ч 1 сг. 50); с привле­чением к административной ответственности (ст. 50'); е направлением в товарииескчй суд (ст. 51); с переда­чей па поруки (ст 52). Процедура применения каждою общего вида освобождения от уголовной огвстствснно-сти регламентируется соответствующими процессуаль­ными нормами (ст 5—10 УПК)

К сожа [синю, этого нельзя сказав об уголовно-процессуальном регулировании специальных видов ос­вобождения от уголовной ответственности. В деис'.вую-шем УК к числу таковых относятся и. «б» ст. 64 УК, при­мечания к ст. 174, ст. 218. ст. 224, ст. 213' УК. В проскге УК РФ число специальных видов освобож т,ения от уго­ловной огвстс:всшюсти по сравнению с действующим УК РСФСР увеличилось втрое. Это свиде­тельствует о том значении, которое придает законода­тель так называемым поощрительным нормам уголов­ного закона.

Разработчики проекта УК сочли необходимым закре­пить норму о деятельном раскаянии лица, совершивше­го преступление, в Общей части УК, в разделе, посвя­щенном освобождению от уголовной ответственности, и наказания Однако, наряду с общим видом освобожде­ния от ответственности и наказания в связи с деятел!-ным раскаяггием лица, проект УК сохраняет и умножа­ет специальные виды, предусмотренные Особенной ча­стью ук.

Нормы УПК не регулируют порядка применения этих специальных видов освобождения от уголовной от­ветственности, хотя в теории уголовного процесса об­щепризнано, что возложение на виновных в преступле­нии субъектов материальной уголовной ответственнос­ти, либо освобождение от нес в предусмотренных зако­ном случаях осуществляется исключительно в уголовно-процессуальной форме.

Мы привели, по крайней мере, два случая, когда уголовно-процессуальная форма не является единствен­ным способом применения уголовного права, что свиде­тельствует о межотраслевых коллизиях норм материаль­ного п процессуального права. Эти коллизии порождены пробсльностью одного из законов, в наших примерах--уголовно-процессуального. Потому п разрешать такие коллизии можно исключительно законотворческим п>-тсм, внося необходимые дополнения в закон.

Однако пока этого не сделано, приходится преодо­левать данную коллизию в процессе правоприменитель­ной деятельности с помощью норм материального права.

Рассмотренные коллизии не исчерпывают всю проб­лему коллизий уголовно-процессуальных и материаль­ных уголовно-правовых норм. Нередко возникают ситу­ации, когда коллизируют не только и не столько конк­ретные правовые предписания, сколько принципы дейст­вия материальных и процессуальных законов, а, можот быть, н методы регулирования общественных отноше­ний.

Проанализируем следующую ситуацию. В соответст­вии со ст. 6 УК. РФ преступность и наказуемость дея­ния определяется законом, действующим во время со­вершения этого деяния. Согласно ст. 1 УПК РФ при производстве по уголовному делу применяется уголов­но-процессуальный закон, действующий соответственно во время дознания, предварительного следствия или рассмотрения дела судом. Таким образом, в этих взаимо­связанных отраслях законодательства используются различные коллизионные привязки действия законов во времени: в материальном уголовном праве — время совершения преступления, а в процессуальном праве — время производства процессуальных действий независи­мо от времени совершения расследуемого или рассмат­риваемого в суде преступления.

Допустимо ли в этих смежных отраслях права ис­пользование разных принципов действия законов во вре­мени? Не возникает ли здесь межотраслевая коллизия? Каждая отрасль законодательства имеет свои цели и выполняет возложенные на нее задачи своими специфи­ческими методами.

Задачи уголовного законодательства состоят в охра­не личности, ее прав и свобод от преступных посягатсльств, в охране собственности, природной среды, об­щественных и государственных интересов, а также ми­ра и безопасности человечества. Для осуществления этих задач уголовное законодательство закрепляет ос­нования и принципы уголовной ответственности, опре­деляет, какие общественно опасные деяния являются преступлениями, устанавливает наказания, которые мо­гут быть применены к лицам, совершившим преступле­ния.

Обязательным признаком преет \пления является уго­ловная противоправность. Уголовный закон по сути есть публичное запрещение того или иного человечес­кого поведения, и запрещение это может быть наруше­но только тогда, когда оно существовало во время со­вершения деяния и было известно не только правопри­менительным органам, но и гражданам.

Данное правило закреплено и в действующей Кон­ституции РФ, ст. 54 которой устанавливает: «Никто не может нести ответственность за деяние, которое в мо­мент его совершения не признавалось правонарушени­ем».

Охранительная, а также предупредительная и вос­питательная задачи норм уголовного закона определя­ют общее правило действия уголовного закона во вре­мени: преступность и наказуемость деяния определяют­ся законом времени совершения преступления.

В соответствии с ч. 1 ст. 2 УПК РФ задачами уго­ловного процесса являются быстрое и полное раскры­тие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедли­вому наказанию, и ни одни невиновный не был привле­чен к уголовной ответственности и осужден. Другими словами, цель уголовного процесса — раскрытие престу­плений, установление истины, и, выражаясь высоким стилем, обеспечение торжества справедливости.

Потому любая форма уголовного процесса, любые изменения, вносимые в уголовно-процессуальное законо­дательство, преследуют, по крайней мере, должны пре­следовать, единственную цель: найти наилучшие спо­собы и средства установления истины, наиболее опти­мальные пути достижения справедливости.

Очевидно, именно в соответствии с данными целями уголовно-процессуальное законодательство закрепляет единственный принцип действия законов во времени: не­медленное действие, суть которого заключается в том, что старый закон сразу утрачивает свою силу, а новый регламентирует все процессуальные отношения, в том числе и те, которые возникли до его принятия.

В оыичис от материального уголовного права про­цессуальный закон не предусматривает пи ульграак-гивпосгп (переживания закона), ни обратной силы. На первый взгляд, подобное правило вполне логично и со­вершенно справедливо: если новый уголовно-процессу­альный закон предусматривает более эффективные пу­ти достижения истины, то он должен применяться ао всем уголовным делам, по которым еще не состоя.чось окончательное юридическое решение (не вступил в оч-конную силу приговор суда), независимо от времени возникновения уголовно - процессуальных отношений и времени совершения преступления.

Однако это, казалось бы, логичное правило вступает в противоречие с некоторыми нормами уголовного пра­ва, уголовно-процессуального права и даже с задачами уголовного процесса, па основе н во исполнение которых оно было принято. Так, новый уголовно-процессуаль­ный закон может устранять (отменять) либо прямо или косвенно ограничивать то или иное право участника уголовного процесса. Ущемление прав любых участни­ков процесса чревато нарушением законных прав и интересов граждан. Особенно недопустимо прямое или косвенное ущемление прав обвиняемого, который нахо­дится под «прессом» всей системы правоохранительных органов и права которого уже достаточно серьезно ог­раничены самим фактом привлечения к уголовной- от­ветственности.

Фигура обвиняемого занимает центральное место в уголовном процессе. По сути, все предварительное след­ствие н судебное разбирательство проводятся именно по поводу вмененных обвиняемому преступлений. Ос­новное направление деятельности обвиняемого выража­ется в защите им своих грев и интересов. Поэтому в его правовом статусе главным и неотъемлемым элементом являются предоставленные ему субъективные права и их гарантии, а также гарантии его личных прав и сво­бод, которые определяют «меру поведения, дозволенного нормами права, средства и способы защиты его закон­ных интересов»".

Ус гранение или ограничение любого права обвиняе­мого неизбежно сокращает меру дозволенного поведе­ния, а, тем самым, возможности защиты от предъяв­ленного обвинения.

Уголовно-процессуальные законы, устраняющие Или ограничивающие права обвиняемого, — не такая уж редкость. Например, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 24 января 1985 г. «О внесении изме­нений и дополнений в Угсловно-пропессуальный и I раж-данско-процессуальный Кодексы РСФСР», Законом Российском Федерации ог 29 мая 1992 г. «О внесении изменений и дополнении в Закон РСФСР <--О судоус!-ройстве РСФСР», Уголовно-процессуальный и Граж­данско-процессуальный Кодексы РСФСР» значительно расширена сфера применения протокольной формы до­судебной подготовки материалов. Ранее по отдельным категориям преступлений проводилось предварительное следствие пли дознание. Переход к протокольной фор­ме существенно ограничил права участников процесса и особенно обвиняемого. В соответствии с законом при протокольной форме досудебной подготовки материалов не допускается производство следственных действий (кроме осмотра места происшествия), не составляется постановление о привлечении в качестве обвиняемого и обвинительное заключение. Фактические данные, под­тверждающие наличие преступления и виновность пра­вонарушителя, п юридическая оценка его поведения (квалификация) излагаются в протоколе о совершен­ном преступлении.

Правонарушитель лишается возможности па досу­дебных стадиях подготовки материалов защищать свои интересы с помощью защитника. Кроме того, прото­кольная форма ограничивает сроки досудебной подго­товки материалов; па установление обстоятельств со­вершенного, доказывание виновности правонарушителя п принятие юридического решения отводится всего 10 дней. Все отмеченные обстоятельства существенно зат­рудняют защиту и ущемляют права и интересы участ­ников процесса.

Упомянутым Законом РФ 01 29 мая 1992 г. изменено название и содержание целой главы УПК РФ. Согласно

содержанию главы 20 УПК РФ в редакции Закона от 29 мая 1992 г. вся подготовка к судебному заседанию, рассмотрение дела единолично или коллегиально, воз­вращение дела на дополнительное расследование, при­остановление производства по делу, прекращение дела, в том числе по нерсабилитирующим обстоятельствам, и даже изменение формулировки и квалификации об­винения производятся судьей единолично. Согласно ра­нее действовавшему законодательству по делам о прес­туплениях несовершеннолетних и о преступлениях,.'.а которые в качестве меры наказания могла быть назна­чена смертная казнь, предание суду осуществлялось в распорядительном заседании суда коллегиально с уча­стием прокурора. Коллегиальное рассмотрение вопро­сов о предании суду, участие прокурора в распоряди­тельном заседании служили, по нашему мнению, допол­нительной гарантией защиты законных прав обвиняе­мого, особенно не способного в силу несовершеннолет­него возраста принять все необходимые меры для за­щиты своих прав. В настоящий момент по всем катего­риям уголовных дел досудебная подготовка материалов производится судьей единолично, что в сочетании с рас­ширением прав судьи на досудебных стадиях сущест­венно ограничивает права обвиняемого и подсудимого.

Закон от 29 мая 1992 г. предоставил судье возмож­ность единолично рассматривать уголовные дела по 84 составам преступлений, а с согласия обвиняемого еще по 70 составам. Таким образом, уголовные дела по 150 составам преступлений, т. е. не менее чем по трети всех составов уголовных преступлений, могут быть рассмот­рены единолично судьей.

Согласно ст. 4 Закон от 29 мая 1992 г. вводится в действие с момента опубликования, т. е. с 3 июля 1992 г. Все уголовные дела по указанным категориям преступлений, еще не рассмотренные судами до 3 июля 1992 г., подлежали рассмотрению единолично. До этого согласно закону все уголовные дела рассматривались коллегиально. В соответствии с Законом от 29 мая 1992 г. при единоличном рассмотрении уголовных дел сохраняются те же условия судебного разбирательства и постановления приговора, что и при коллегиальном. С формальной точки зрения, никаких ущемлений прав участников процесса, в том числе обвиняемого, нет. По существу же, между единоличным и коллегиальным рассмотрением уголовных дел существует значительная разница. В науке уголовного процесса было общепри­знано (по крайней мере до недавнего времени), чш именно «коллегиальность и участие народных заседате­лей в рассмотрении уголовных дел являются важными гарантиями установления истины по делу, припягия справедливого судебного решения»1', исключения субъек­тивизма и судейского произвола. Данный же закон в части единоличного рассмотрения уголовных дел кос­венно ограничивает права обвиняемого.

Прямое действие уголовно-процессуального закона, устраняющего либо прямо или косвенно ограничиваю­щего права обвиняемого, подозреваемого, подсудимого осужденного, вступает в коллизию с нормами, обеспечи­вающими всестороннюю защиту их прав в уголовном процессе. В соответствии с задачами уголовного процес­са данная коллизия долж т разрешаться в пользу г.орм, обеспечивающих право па защиту в уголовном процес­се всех прав его участников.

Отсутствие подобной коллизионной нормы в дейст­вующем уголовно-процессуальном законодательстве сле­дует отнести к его недостаткам. В проекте Основ уго­ловно-процессуального законодательства Союза ССР и республик (которые были внесены для обсуждения, но не были приняты) имелась статья, в соответствии с кото­рой уголовно-процессуальный закон, отменяющий или ограничивающий прямо или косвенно права участников процесса, обратной силы не имеет: не распространяется па производство, начатое до момента его вступления в законную силу.

Думается, что аналогичная норма должна содер­жаться и в будущем уголовно-процессуальном законо­дательстве России.

Коллизии норм материального и процессуального права, разумеется, в первую очередь проявляются во взаимодействии материального уголовного и уголовьо-процессуалыюго права. Но не меньший интерес вызы­вает вопрос о коллизиях норм материального уголовно­го права н норм исправительно-трудового, или уголов­но-исполнительного права. Вопрос этот не нов, но до сих пор вызывает дискуссии. Некоторые авторы пола­гают, что исправительно-трудовое право является составной частью уголовного права44. Подобной точки зре­ния придерживается М. И. Ковалев. Сторонники друшй точки зрения признают исправительно-трудовое право комплексной отраслью права, не устанавливающей ка­ких-либо специфических правоотношений, а включаю­щей в себя нормы разных отраслей праваь.

С. С. Алексеев относит исправительно-трудовое пра­во к специальным отраслям права, которые базируются па режимах профилирующих отраслей права (к кото­рым причислено и уголовное). Но не просто их воспро­изводят, не просто берут из них те пли иные элементы, а па базе первичных исходных элементов образуют осо­бый юридический режим, выражающийся в особом ме­тоде регулирования'"'. Другими словами, С. С. Алексеев считает исправителыш - трудовое право самостоя­тельной отраслью права, хотя н вспомога1елыгой, лотя и второго слоя. Самостоятельной отраслью права счита­ет исправительно-трудовое право и профессор И. С. Нои47.

Не углубляясь в обсуждение этого вопроса, отметим: мы исходим из того, что уголовно-исполнительное право является самостоятельной отраслью права, имеющей са­мостоятельный предмет и метод регулирования. Уголов­ное и уголовно-процессуальное право регулирует одно социальное п правовое явление — наказание. Однако при этом они регулируют разные общественные отно­шения, возникающие по поводу наказания.

Понятие наказания, его цели, система и виды, со­держание отдельных видов наказания, основания и по­рядок назначения наказания и освобождения от него являются предметом материального уголовного права. Предметом же уголовно-исполнительного права должны быть, на наш взгляд, лишь те общественные отношения, которые возникают в процессе и по поводу исполнения уголовных наказаний.

Исполнение наказаний — это деятельность специ­альных государственных органов, направленная на ре­ализацию тех карательных элементов, которые заложе­ны в наказании, осуществление, претворение в жизнь того комплекса правоограничений, которые налагаются на осужденного уголовным законом и обвинительным приговором суда.

Таким образом, предметом правового регулирования уголовно-йсполнительпогб права являются порядбк, уб-ловия, процедура исполнения уголовных наказаний, права и обязанности субъектов исполнения наказания. Значит, уголовно-исполнительное право можно с пол­ным основанием отнести к процессуальному праву.

Правда, специалисты в области уголовно-процессу­ального права не считают отношения, возникающие в процессе исполнения приговора, уголовно-процессуаль­ными. По мнению А. А. Пиоптковского, «всякий раз, ко­гда рассмотрение уголовного дела заканчивается поста­новлением обвинительного приговора, этот документ яв­ляется основанием для возникновения ряда производ­ных от основного уголовно-правового отношения — правоотношения между осужденным и государственны­ми органами, исполняющими судебный приговор»*8. И хо­тя А. А. Пионтковский не называет эти отношения, несо­мненно, он имеет в виду уголовно-исполнительные и от­личает их от уголовно-процессуальных.

Еще более откровенно высказывается по этому по­воду М. С. Строгович: «...деятельность административ­ных органов в отношении исполнения приговора лежит вне рамок уголовного процесса, не входит в его систе­му. Так, если подсудимый приговорен к лишению св.»-боды на определенный срок, исполнение приговора как последняя стадия процесса состоит в том, что распоря­жением суда осужденный передается соответствующему исправительно-трудовому учреждению для отбывания наказания. Само же отбывание наказания в течение назначенного срока и применение к осужденному всех исправительно-трудовых мер во исполнение приговора (режим содержания в местах лишения свободы, орга­низация труда осужденных и т. д.) не входят в уголов­ный процесс, не являются процессуальной деятельно­стью»49.

Имеется и более широкое определение стадии испол­нения приговора50. Однако при всех нюансах толкова­ния взаимосвязь уголовно-процессуальных и уголовно-исполнительных (исполнительно-трудовых) отношений демонстрируется по следующей схеме: с обращением приговора к исполнению прекращается уголовно-про­цессуальное отношение и возникает уголовно-исполни­тельное51.

Даже на взгляд дилетанта данная схема не выдеь;-

Кивает критики. Глава 20 УПК РФ, именуемая «Испол­нение приговора», наряду с нормами о порядке вступ­ления приговора б силу и порядке обращения приговора к исполнению, содержит еще целую группу норм, в чис­ле которых порядок и условия отсрочки исполнения при­говора; порядок и процедура освобождения от наказа­ния и смягчения наказания вследствие издания закона, имеющего обратную силу; условно-досрочное освобож­дение от отбывания наказания и замена наказания бо­лее мягким. Именно эта глава регулирует изменение ус­ловий содержания лиц, осужденных к лишению свободы, в процессе отбывания наказания, в том числе переводы осужденных из одного типа и вида ИТУ в другое, с од­ного режима на другой.

Можно ли говорить, что со вступлением приговора в законную силу и обращением его к исполнению закан­чиваются всякие уголовно-процессуальные отношения, если суды в процессе исполнения приговора многократ­но обращаются к нормам УПК, регулирующим порядок исполнения приговора?

Но даже если признать, чго процесс исполнения приговора не относится к уголовно-процессуальной де­ятельности, то вряд ли кто будет спорить с тем, что по своей юридической природе любая деятельность по ис­полнению приговора является процессуальной. Значит, нормы действующего ИТК РФ, равно как и нормы бу­дущего Уголовно-исполнительного кодекса РФ, по своей юридической природе процессуальные. Именно поэтому коллизии норм УК и ИГК мы рассматриваем в параг­рафе о коллизиях норм материальнс.го и процессуального права.

Может быть, в силу большей близости (общности) предметов правового регулирования, а может быть, в силу меньшей правовой разработанности многих поло­жений уголовно-исполнительного закона, коллизий ме­жду предписаниями уголовного и уголовно-исполни­тельного права значительно больше.

Первая разновидность подобных коллизий возникает по причине нечеткого разграничения предметов регули­рования этих отраслей права и законодательства. Так, в нормах ИТК зачастую содержатся положения, являю­щиеся институтами уголовного права. В лучшем случае эти нормы дублируют аналогичные в УК. В частности, несмотря на указание ст. 13 НТК о том, что вид испра­вительно-трудового учреждения с соответствующим ре­жимом определяется судом на основании норм уголов­ного законодательства (ст. 24 УК), в ст. 61—66 ИГК пе­речисляются категории осужденных, которые могут от­бывать наказание в НТК того или иного режима. Б бу­дущем уголовно-исполнительном законодательстве по­добное дублирование должно быть исключено.

Нередко в нормах исправительно-трудового законо­дательства содержатся уголовно-правовые по содержа­нию институты, которые отсутствуют в нормах уголов­ного права. Например, согласно ст. 24 УК на особом режиме в исправительно-трудовых колониях может со­держаться лишь одна категория осужденных: особо опасные рецидивисты. В соответствии со ст. 65 ИГК, п колониях особого режима содержатся: особо опасные рецидивисты и мужчины, которым наказание в виде смертной казни заменено лишением свободы в порядке амнистии и помилования.

Статья 100 НТК предусматривает институт освобож-дсния от отбывания наказания вследствие хронической душевной или иной тяжкой болезни. Статья 98 ИТК в качестве основания освобождения от отбывания нака­зания указывает акты амнистии и помилования. В юри­дической литературе неоднократно отмечалось, что эти институты являются материальными уголовно-правовы­ми и должны быть закреплены прежде всего в УК.

Однако анализ действующего уголовно-исполни­тельного законодательства приводит к выводу, что поня­тие и основные признаки некоторых видов наказания бо­лее подробно раскрываются в нормах уголовно-исполни­тельного, нежели уголовного законодательства, что ка­жется нам неправильным.

Сутью, содержанием любого наказания является кл-ра, которая выражается в наборе правоущемлений, на­лагаемых на виновного. Каждый из видов наказания должен обладать особым, присущим только ему комп­лексом правоограничсний. Если комплекс этих право-ограничений совпадает, то нельзя говорить о дифферен­циации видов наказаний. Нам представляется, что со­держание всех видов уголовных наказаний, перечень ос­новных карательных элементов каждого вида наказа­ний должен быть закреплен в уголовном законе.

Сейчас это далеко не так. Возьмем такой наиболее распространенный вид наказаний, как лишение свобо­ды. Из УК, которым руководствуюгсл суды при на­значении наказания, видно только то, что лишение сво­боды — это лишение свободы. Суть данного вида нака­зания фактически закреплена в ст. 22 НТК, которая го­ворит, что «основным требованием режима в местах лишения свободы является изоляция осужденных и по­стоянный надзор за ними, с тем, чтобы исключалась возможность совершения ими новых преступлений или других антиобщественных поступков;/.

Нельзя не согласиться с Н. А. Стручковым, что изо­ляция осужденного является главной, определяющей чертой лишения свободы, отражающей ею существо5' Главный же, определяющий карательный элемент до.т-жен быть закреплен не в уголовно-исполнительном, а в уголовном законе, ибо уголовно-исполнительное законо­дательство должно регулировать порядок исполнения уголовного наказания, предусмотренного уголовным за­коном и определенного на его основе приговором суда.

Предвидим возражения, что тогда надо отразить в Уголовном кодексе и все другие режимные требования в местах лишения свободы — ограничения в свидани­ях, переписке, питании, передачах и посылках и т. д., ибо это тоже правоограничения лица, и причем весьма су­щественные и болезненные.

Думается, что решение этого вопроса должно быть следующим. В ст. 22 ИТК отмечается, что изоляция и надзор за лицами, осужденными к лишению свободы, применяются не как самоцель, а как средство исключить возможность совершения ими новых преступлений и других антиобщественных поступков. В соответствии же со ст. 20 УК РФ наказание применяется в целях исправ­ления осужденных, а также предупреждения соверше­ния новых преступлений как осужденными, так и дру­гими лицами.

Весьма сомнительно, что ограничения в питании, в переписке, в получении посылок, в свиданиях с родст­венниками отвечают цели общей превенции. Подобные правоограничения должны применяться не ко всем а лишь к отдельным лицам, в зависимости от их поведе­ния уже в местах лишения свободы с тем, чтобы дейст­вительно исключить для этой конкретной личности возможность совершения преступлений. Подобные чения должны и могут быть урегулированы нормами НТК, поскольку они должны применяться в процессе исполнения наказания и лишь как средство, обеспечива­ющее изоляцию.

Другим наиболее существенным элементом наказа­ния является труд осужденных, точнее, их обязатель­ное привлечение к труду.

Таким образом, есть все основания определить в ста­тье УК РФ лишение свободы как вид наказания, заклю­чающийся в принудительной изоляции осужденного о г общества с обязательным привлечением его к труду и постоянным надзором за осужденным.

Отмеченные недостатки в уголовно-правовом регули­ровании содержания лишения свободы характерны и для другого вида наказания — исправительных работ без лишения свободы. Из содержания ст. 27 УК, а зна­чит и из приговора суда, видно, что при определении наказания в виде исправительных работ из заработка осужденного производятся удержания в доход государ­ства в размере, установленном приговором с^да, но не выше 20%. Вот и все правоограничения, которые содер­жатся в уголовном законодательстве. Этим, стало быть, и должна исчерпываться суть и содержание данного ви­да наказания.

Между тем, если обратиться к ст. 94 ИТК, то выяс­нится, что на лицо, осужденное к исправительным ра­ботам, возлагается, кроме того, ряд весьма существен­ных правоограничений: а) в течение срока отбывания наказания запрещается увольнение по собственному же­ланию без разрешения органов, ведающих исполнением этого вида наказания (ограничение трудовых прав); Г>) время отбывания наказания не засчитывается в непрерывный рабочий стаж (ограничение пенсионных прав), а также в стаж для получения отпуска, льгот и надбавок к заработной плате (ограниче­ния трудовых прав); в) лицам, отбывающим исправииль­ные работы, пособия по временной нетрудоспособности, беременности и родам исчисляются из заработка за вы­четом удержаний, назначенных приговором суда (ог­раничения в сфере социального страхования).

Как видим, правоограничений значительно больше, чем предусмотрено уголовным правом. Причем они определепы в нормативном акте, призванном регулировать лишь порядок и процедуру исполнения наказания. Та­кое соотношение уголовного и уголовно-исправительного законодательства недопустимо.

Вторая разновидность коллизий норм материальною и уголовно-исполнительного права связана с действием этих законов во времени. В соответствии со ст. 6 УК, «преступность и наказуемость деяния определяются зак;-ном, действующим во время совершения деяния». Дей­ствующее же исправительно-трудовое законодательство вообще не содержит нормы о действии НТК во време­ни. В известных нам проектах Уголовно-исполнительно­го кодекса РФ этот вопрос предполагается решить сле­дующим образом: «Порядок и условия исполнения на­казания определяются законом, действующим во время исполнения наказания». Между тем исполнение нака­зания — это длительный процесс, исчисляемый годами, а в ряде случаев — и десятилетиями. За это время мо­жет смениться несколько уголовно-исполнительных за­конов. Возникает вопрос о коллизии транзитных зако­нов и, в частности, об их обратной силе53.

Однако в проектах уголовно-исполнительных кодек­сов этот вопрос не разрешен. Между тем, проблема об­ратной силы уголовно-исполнительных законов приобре­ла особою остроту в связи с изменением уголовного за­кона. Ранее действовавшее уголовное законодательство не определяло рамкк, пределы действия обратной силы уголовного закона. В уголовно-правовой литературе бы­ло распространено мнение, что более мягкий закон име­ет обратную силу лишь в отношении тех деяний, при­говор по которым еще не вступил в законную силу5*.

В теоретической модели Уюлозного кодекса обрат­ную силу более мягкого закона предполагалось распро­странить не только на лиц, приговор в отношении кото­рых еще не вступил в законную силу, но и на лиц, от­бывающих наказание55. Основы уголовного законодатель­ства 1991 г. пошли в этом плане еще дальше, распрост­ранив обратную силу закона на лиц, совершивших со­ответствующее деяние до вступления такого закона в силу, в том числе и на лиц, отбывающих наказание или отбывших наказание, но имеющих судимость. Анало­гичным образом решается вопрос о пределах обратной силы уголовного закона в проектах нового УК РФ.

Не дожидаясь принятия нового УК, Верховный Со­

вет РФ счел необходимым внести существенные изме­

нения в УК, УПК и Кодекс РСФСР об административ­

ных правонарушениях, в том числе и по вопросам дей­

ствия уголовного закона во времени и обратной силе за­

кона. Законом РФ от 5 декабря 199! г.

ст. 56 УК, регулирующая освобождение от отбывания

наказания, была дополнена частями 2 и 3, в соответст­

вии с которыми «осужденный подлежит освобождению

от наказания за совершение деяния, преступность и нака­

зуемость которого были после вступления в законную

силу приговора суда, назначившего это нака­

зание, устранены уголовным законом. Под­

лежат смягчению назначенные осужденному нака­

зания, превышающие верхний предел санкции вновь и >-

данного уголовного закона, которым смягчается наказа­

ние за деяние, совершенное осужденным. Назначенное

судом наказание при этом смягчается до меры, уста­

новленной верхним пределом в санкции вновь изданного

уголовного закона».

Этим же Законом ст. 57 УК была дополнена указа­нием, что «лицо, осужденное за совершение деяния, пре­ступность и наказуемость которого были устранены из­данным после его совершения уголовным законом, счи­тается с момента вступления в силу такого закона не имеющим судимости».

Таким образом, последние изменения в УК решили дискуссионную ранее проблему пределов обратной силы материального уголовного закона: более мягкий уголов­ный закон распространяется на все деяния, совершен­ные до вступления такого закона в силу, независимо от того, на какой стадии уголовного процесса находится это дело, вплоть до полного погашения или снятия су­димости. По нашему мнению, такое решение вопроса полностью соответствует понятию и содержанию уго­ловной ответственности.

В общей теории права принято говорить о двух разно­видностях обратной силы закона: простой и ревизионной. Простая обратная сила — это распространение нового нормативного акта на факты пришлого, по которым окончательные правовые последствия еще не наступили. Ревизионная обратная сила — это «распространение нового нормативного акта на факты, по которым окон­чательные юридические последствия уже наступили. Здесь происходит пересмотр (ревизия) ранее наступив­ших юридических последствий. Они определяются зано­во по «овому нормативному акту56.

Изменения ст. 56 и 57 УК позволяют сделать вывод, что в ст. 6 УК имеется в виду как простая, так и реви­зионная обратная сила материальных уголовных зако­нов. При таких обстоятельствах отсутствие в уголов­но-исполнительном законодательстве норм об обратной силе более мягкого закона вступает в противоречие с уголовным законом. Возникает межотраслевая колли­зия, которую следовало бы устранить в процессе подго­товки новых кодексов.

Основанием для возникновения уголовно-исполни-тельного правоотношения является вступивший в за­конную силу приговор суда, вынесенный на основании материального уголовного закона. Наказание же пред­ставляет собой один из элементов уголовной ответст­венности. Следовательно, ревизионная обратная сила более мягких уголовных законов должна распростра­няться и на сферу уголсвно-исполннтелььих отношений.

Действующее законодательство, установив пределы обратной силы уголовного закона, не определило кате­гории законов, которые имеют обратную силу. С точки зрения большинства ученых, обратную силу имеют лишь те уголовные законы, которые регламентируют преступ­ность и наказуемость деяния. Остальные уголовные зако­ны, определяющие, например, порядок отбытия уже на­значенного наказания либо освобождения от него, при­меняются с момента их вступления в законную силу вне зависимости от того, когда было совершено преступле­ние57.

По мнению В. Н. Кудрявцева, «в связи с введением в действие нового закона, смягчающего от­ветственность, было бы правильным соответственно из­менить как меры наказания, так и квалификацию дейст­вий лиц, отбывающих наказание»58.

В соответствии с рекомендациями теоретической модели Уголовного кодекса, обратная сила уголовного закона связывается с применением не только закона, устраняющего наказуемость деяния и смягчающего наказание, но и закона, иным образом улучшающего По­ложение лица. Напротив, закон, устанавливающий прес­тупность деяния, усиливающий наказание или иным об­разом ухудшающий положение лица, обратной силы не имеет.

Перечень обстоятельств, которые могут ухудшить или улучшать положение лица, совершившего преступ­ление, весьма широк. Он может касаться вопросов ма­териального уголовного права: смягчающих и отягчающих ответственность обстоятельств, оснований и порядка освобождения от наказания и ответственности, погаше­ния и снятия судимости и т. д.

Однако наиболее широкие возможности для ухуд­шения положения лица, осужденного за преступление, предусмотрены уголовно-исполнительным законода­тельством. Отсутствие же в уголовно-исполнительном законодательстве нормы об обратной силе закона при­водит к тому, что к лицам, отбывающим наказание, применяются все вновь принимаемые нормы, регулиру­ющие порядок и условия отбывания наказания, незави­симо от того, смягчают или усиливают они правоограни-чення, ранее существующие для осужденных.

Возможно, подобное положение обусловлено своеоб­разным прецедентом, имевшим место в истор_ии испра­вительно-трудового права. Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР от 22 июня 1961 г. «О не­применении к злостным нарушителям режима в местах заключения смягчения мер наказания в связи с введе­нием в действие нового УК РСФСР» по суги сделало исключение из общего правила, предусмотренного ст. 6 Основ и ст. 6 УК РСФСР. Кроме того, в ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 6 октября 1969 г. «О порядке введения в действие Основ исправи­тельно-трудового законодательства» указывалось, что старые законодательные акты о") исполнении ьакя-зания действуют лишь до приведения законодательства в соответствие с Основами.

Реализация этих актов повлекла за собой примене­ние новых норм, устанавливающих порядок и условия исполнения наказания, независимо от того, смягчали или усиливали они правоограпичения, ранее существо­вавшие для осужденных.

Это дало основание полагать, что статьи Основ и УК об обратной силе закона — лишь общее правило, из которого может быть сделано исключение, либо тем же самым законом, предусматривающим более строгое на­казание, либо другим специально принятым законом, из­данным в целях установления порядка введения ново­го закона."'9. Была даже предложена норма об обратной силе исправительно-трудового закона, тоже с опреде­ленными изъятиями: «Закон, устанавливающий право-ограничения вновь или усиливающий их, обратной силы не имеет, если иное не предусматривается данным зако­ном или иным законом, делающим соответствующее изъятие из закрепленного выше правила об обратной силе закона»60.

Данная позиция представляется нам достаточно спорной. Нельзя не согласиться с М. И. Блум и А. А. Тилле, что Основами уголовного законодательства не предусмотрены никакие исключения из положения о том, что закон, устраняющий наказуемость деяния или смягчающий наказание, либо иным образом улучшающий положение осужденного, имеет обратную силу61.

Уголовным законодательством не предусмотрены какие-либо исключения из общего правила о том, что бо­лее мягкий закон имеет обратную силу, а более жест­кий закон обратной силы не имеет. А во взаимодействии уголовного и уголовно-исполнительного законодатель­ства примат должен отдаваться уголовному.

Таким образом, для устранения коллизии уголовного и уголовно-исполнительного законодательства по вопро­су о действии законов во времени в Уголовно-исполни­тельном кодексе РФ следует предусмотреть норму об обратной силе закона, в соответствии с которой уголов­но-исполнительные законы, устанавливающие правоо!-раничения вновь или усиливающие их, обратной силы ье имеют.

Проведенный анализ коллизий норм материальною уголовного права и норм процессуальных отраслей за­конодательства (уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного) позволяет сделать следующие выво­ды:

1. Правовая природа материального и процессуаль­ного права, характер и особенности их взаимодействия и взаимозависимости таковы, что по сути своей исклю­чают объективные причины для возникновения коллизий. И если действующее законодательство дает нам достаточное количество таких примеров, то происходит эго в силу пробсльности закона или недостатков законо­дательной техники.

В этой связи наиболее предпочтительным спосо­

бом устранения коллизий материального и процессу­

ального права является законотворчество: устранение

пробелов в законодательстве, исключение дубли^ов?'-

ния правовых предписаний, устранение недостатков за­

конодательной техники.

До тех пор, пока имеющие место коллизии ма!е-

риалыюго и процессуального законов не будут устране­

ны в законодательном порядке, указанные коллизии

должны разрешаться в пользу норм материального

права.

аал