Хрестоматия

Лао-цзы. (Дао дэ цзин.// Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. Т. 1. М., 1972.)

Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем – мать всех вещей.

Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну [ дао ], а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме. Оба они одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. Переход от одного глубочайшего к другому – дверь ко всему чудесному.

Если душа и тело будет в единстве, можно ли сохранить его? Если сделать дух мягким, можно ли стать [бесстрастным]подобно новорожденному? Если созерцание станет чистым, возможно ли тогда заблуждения? Можно ли любить народ и управлять страной, не прибегая к мудрости? Возможны ли превращения в природе, если следовать мягкости? Возможно ли осуществления недеяния, если познать все взаимоотношения в природе?

Создать и воспитывать [сущее]; создавая, не обладать [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагать к этому усилий; руководя, не считать себя властелином – вот что называется глубочайшим дэ.

Когда устранили великое дао, появились «человеколюбие» и «справедливость». Когда появилось мудровствование, возникло и великое лицемерие. Когда шесть родственников в раздоре, тогда появляются «сыновняя почтительность» и «отцовская любовь». Когда в государстве царит беспорядок, тогда появляются «верные слуги».

Нужно меньше говорить, следовать естественности. Быстрый ветер не продолжается все утро, сильный дождь не продержится весь день. Кто делает все это? Небо и земля. Даже небо и земля не могут сделать что-либо долговечным, тем более человек. Поэтому он служит дао. Кто [служит] дао, тот тождествен дао. Кто [служит] дэ, тот тождествен дэ. Тот, кто теряет, тождествен потере. Тот, кто тождествен дао, приобретает дао. Тот, кто тождествен потере, приобретает потерянное. Только сомнения порождают неверие.

Дао вечно и безымянно. Хотя оно ничтожно, но никто в мире не может его подчинить себе. Если знать и государи могут его соблюдать, то все существа сами становятся спокойными. Тогда небо и земля соблюдаются в гармонии, наступит и благополучие, а народ без приказания успокоится.

При установлении порядка появились имена. Поскольку возникли имена, нужно знать предел [их употребление]. Знание предела позволяет избавится от опасности.

Когда дао находится в мире, [все сущее вливается в него], подобно тому как горные ручьи текут к рекам и морям.

Конфуций. (Лунь юй. // Конфуций. Изречения. – М.: МГУ, 1994.)

21. Ай-гун спросил Цзай Во [о деревьях, которые сажают у] алтаря. Цзай Во ответил: «[При династии] Ся сажали сосны, [при династии] Инь – кипарисы, [при династии] Чжоу – каштаны, и [все для того], чтобы заставить народ бояться». Учитель, услышав это, сказал: «Не следует говорить о том, что уже совершено. Не следует противиться тому, что уже делается. Но следует порицать за то, что уже упущено».

26. Учитель сказал: «Как я должен относиться к людям, которые, находясь наверху, не проявляют великодушия [по отношению к низам], совершают церемонии без почтения, на похоронах не скорбят?»

Фалес ( Фрагментыранних греческих философов. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. — М., 1989.)

Старше всех вещей бог, ибо он не рожден.

Прекрасней всего -космос, ибо он творение бога.

Больше всего -пространство, ибо оно вмещает все.

Быстрее всего - мысль, ибо она бежит без остановки.

Сильнее всего - необходимость, ибо она одолевает всех.

Мудрее всего - время, ибо оно обнаруживает все.

Гераклит. ( Антологиямировой философии. В 4 т. -Т.1. Философия древности и Средневековья. — М., 1969. — С.275, 276.)

Этот космос тот же самый для всех, не создал никто из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами погасающим.

В ту же реку вступаем и не вступаем. Существуем и не существуем.

На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды.

Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается через распрю и по необходимости.

Противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию, и все через распрю создается.

Борьба - отец всего и всему царь. Одним она определила быть богами, а другим - людь­ми. А [из тех] одним - рабами, а другим - свободными.

Все вещи движутся меняясь между собой местами, и не стоя на месте.

Одно и то же в нас - живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое, ибо эти [противоположности], переменившись суть те, а те, вновь переменившись, суть эти.

Своеволие надо гасить пуще пожара.

Народ должен сражаться за попираемый закон, как за стену [города].

Закон именно в том, чтобы повиноваться воле одного.

Парменид. (О природе. // Фрагменты ранних греческих философов. 4.1. С.295—296.).

Кони, несущи меня, куда только мысль достигает

Мчали, вступивши со мной на путь божества многовещий,

Что на крылах по Вселенной ведет познавшего мужа.

Этим путем я летел, по нему меня мудрые кони,

Мча колесницу, влекли, а Девы вожатыми были...

Ныне скажу я, а ты восприми мое слово, услышав,

Что на пути изысканья единственно мыслить возможно.

Первый гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»:

Это - путь Убежденья (которое Истине спутник).

Путь второй - что «не есть» и «не быть должно неизбежно»:

Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна,

Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся),

Ни изъяснить...

Ибо мыслить - то же, что быть...

Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь

Есть, а ничто не есть: прошу тебя это обдумать.

Платон. (Собр. соч. В 4 т. Т.2. - М., 1993. - С.158-189. Т.З. - С. 189-253.).

... Человек должен постигать [истину] в соответствии с идеей, исходящей от многих чувст­венных восприятий, но сводимой рассудком воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия... Только человек, правильно пользующийся такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в совершенные таинства, становится подлинно совершенным.

Прежде всего надо познать истину относительно любой вещи, о которой говоришь или пишешь; суметь определить все соответственно с этой истиной, а дав определение, знать, как дальше подразделить это на виды, вплоть до того, что не подлежит делению.

... Все, о чем говорится как о вечно сущем, состоит из единства и множества и заключает в себе сросшиеся воедино предел и беспредельность.

Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в "отдельно взятой его части, не так чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом... Государство мы признали справедливым, когда имеющиеся в нем три различных по своей природе сословия делают каждое свое дело. А рассудительным, мужественным и мудрым мы признали государство вследствие соответствующего состояния и свойств представителей этих же самых сословий.

Пока в государстве не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино - государственная власть и философия... государствам не избавиться от зол...

Аристотель. ( Метафизика // Соч. В 4 т. Т.1. - М., 1975. - С.310-331. Государство // Указ. соч. Т.4. С.376-457).

... Бог есть вечное, наилучшее живое существо, так что ему присущи жизнь и непрерыв­ное и вечное существование, и именно это есть бог.

... Следует, по-видимому, считать невозможным, чтобы отдельно друг от друга существо­вали сущность и то, сущность чего она есть; как могут поэтому идеи, если они сущность ве­щей, существовать отдельно от них?

Между тем в «Федоне» говорится, таким образом, что эйдосы суть причины и бытия и возникновения [вещей]; и однако, если эйдосы и существуют, то все же ничего не возникло бы, если бы не было того, что приводило бы в движение.

К высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим.

Из всего сказанного следует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое... Итак, очевидно, госу­дарство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку по­следний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому.

Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управле­ния, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, а верховная власть не­пременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства... Отклонения от указанных устройств следующие: от царской власти - тирания, от аристократии - олигархия, от политик - демократия... Общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.

Августин Аврелий. ( Исповедь. – М., 1992 – С. 37-92.)

Я рассмотрел все стоящее ниже Тебя и увидел, что о нем нельзя сказать ни того, что оно существует, ни того, что его нет: оно существует, потому что все от Тебя, и его нет, потому что это не то, что Ты. Истинно существует только то, что пребывает неизменным.

Но мы чувствуем не разумом, а зрением, или слухом, или обонянием, или вкусом, или осязанием... Все же, что мы знаем, знаем разумом; поэтому никакое чувство не есть знание. Итак, что я разумею, тому и верю; но не все, чему я верю, то и разумею. Все, что я разумею, то я знаю; но не все то знаю, чему верю. Я знаю, как полезно верить многому у такому, чего не знаю.

...Существовало всегда не более как два рода человеческого общения, которые мы, следуя Писаниям своим, справедливо можем назвать двумя градами. Один из них составляется из людей, желающих жить в мире своего рода по плоти; другой – из желающих жить по духу. Когда каждый из них достигает своего желания, каждый в мире своего рода и живет.

Итак, два града созданы двумя родами любви: земной – любовью к себе, доведенною до презрения к богу, а небесный – любовью к себе, доведенною до презрения к самому себе. Первый затем полагает славу свою в самом себе, последний – в господе.

...Последний [человеческий род] мы разделим на два разряда: один – тех людей, которые живут по человеку, другой – тех, которые живут по богу. Эти разряды мы символически назвали двумя градами, т.е. двумя обществами людей, из которых одному предназначено вечно царствовать с богом, а другому подвергаться вечному наказанию с дьяволом.

… Граждан земного града рождает испорченная грехом природа, а граждан града небесного рождает благодать, освобождающая природу от греха; почему те называются сосудами гнева божия, а эти - сосудами милосердия.

Фома Аквинский. (Философия древности и средневековья. Ч.2. – М., 1969. - С.824-862).

Должно, чтобы цель была заранее известна людям, дабы они соотносили с ней свои усилия и действия. Отсюда следует, что человеку необходимо для своего спасения знать нечто такое, что ускользает от его разума, через божественное откровение.

Эта наука (теология) может взять нечто от философских дисциплин, но не потому, что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений. Ведь основоположения свои она заимствует не от других наук, но непосредственно от Бога через откровение. При том же она не следует другим наукам, как высшим по отношению к ней, но прибегает к ним, как к подчиненным к ней служанкам, подобно тому, как теория архитектуры прибегает к служебным дисциплинам или теория государства прибегает к науке военного дела.

Бытие божие может быть доказано пятью путями. Первый и наиболее очевидный исходит из понятия движения… Второй путь исходит из понятия производящей причины... Третий путь исходит из понятий возможности и необходимости… Четвертый путь исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах… Пятый путь исходит из распорядка природы.

Ничто, кроме бога, не может быть бесконечным безусловно, оно таково лишь условно.

Совершенство Вселенной требует, чтобы в вещах присутствовало неравенство, дабы осуществились все ступени совершенства… Эти ступени обнаруживаются уже в самом бытии, ибо есть вещи, которые не могут утратить своего бытия, и потому вечны, а есть вещи, которые могут утратить свое бытиё и потому бренны.

Чувственное восприятие не схватывает сущность вещей, но только их внешние акциденции. Равным образом и представление схватывает лишь подобие тел. Лишь один интеллект схватывает сущность вещей.

Познание истины двояко: это либо познание через природу, либо познание через благодать.

Начало интеллектуальной деятельности, которое мы именуем человеческой душой, есть некоторое бестелесное и самосущее начало. Ведь очевидно, что через посредство интеллекта человек способен познавать природы всех тел. Но то, что может познавать некоторые вещи, не должно ничего из этих вещей иметь в собственной природе, ибо, если бы нечто природным образом было внедрено в орудие познания, для него было затруднено познание других вещей… Между тем всякое тело имеет некоторую определенную природу. Следовательно, невозможно, чтобы интеллектуальное начало было телом.

Равным образом невозможно и то, чтобы интеллектуальная деятельность осуществлялась через телесный орган, ибо в таком случае определенная природа этого органа воспрепятствовала бы познанию всех тел…

Итак, само интеллектуальное начало, которое именуется умом или интеллектом, осуществляет действенное через себя само, и тело здесь не участвует. Но ничто не может действовать через себя само, если через себя само не оказывается самосущим… Отсюда вывод, что человеческая душа, именуемая интеллектом или умом, есть нечто бестелесное и самосущее.

Независимо от того, один ли интеллект, или же интеллектов множество, предмет мысли один. Но предмет мысли присутствует в интеллекте не через себя самого, но через свое подобие: «Ведь в душе присутствует не камень, но образ камня»…

Коль скоро, однако, душа соединяется с телом в качестве его формы, необходимо, чтобы она пребывала во всем теле в целом и в каждой его части.

…Интеллект есть некоторая потенция души, а не сама сущность последней… Только применительно к богу умопостигающая деятельность совпадает с бытием. Поэтому только в боге интеллект есть его сущность; во всех прочих умопостигающих существах есть некоторая потенция умопостигающего лица…

Как нет «человека вообще» без «этого человека», так нет «потенции вообще» без «этой материи».

Интеллект же не может быть составленным из индивидуальных материи и формы…Следовательно, умопостигающая субстанция не составлена из материи и формы.

Оккам У. (Философия древности и средневековья. - М., 1969. - С.894-900.).

… Вообще и чувство, и разум имеют один и тот же объект, но если речь идет о первичности, то единичное – первый объект чувства… Универсалия она только благодаря тому, что она есть обозначение, поскольку она знак многих вещей… Следовательно, универсалии никоим образом не субстанции.

Я утверждаю, что универсалия не есть нечто реальное имеющее в душе или вне её субъектное бытие…, а имеет в ней лишь объектное бытие… и есть некий (мысленный) образ (fictum), существующий в объектном бытии, так же как внешняя вещь – в субъектном бытии.

Итак, я говорю, что подобно тому как слово есть универсалия, род и вид, но только по установлению, так и понятие, таким образом помысленное и отвлеченное от раннее познанных и единичных вещей, есть по своей природе универсалия…

Бэкон Ф. (О достоинстве и приумножении наук. // Соч. В 2 т. Т.1.- М., 1971).

Наиболее правильным разделением человеческого знания является то, которое исходит из трех особенностей разумной души, сосредоточивающей в себе знание. История соответствует памяти, поэзия – воображению, философия – рассудку.

С помощью того метода исследования, которым пользуются до сих пор, никогда не удается проникнуть в формы вещей. Корень этого зла, как впрочем, и всех остальных зол, состоит в том, что люди как правило, и слишком далеко уходят от осмысления практического опыта и конкретных фактов и вещей, целиком погружаясь в свои чисто умозрительные размышления.

Соединение эксперимента – это тесная связь и сцепление его применений; оно имеет место там, где остальные явления не могли бы принести сами по себе какой-то пользы, но в соединении с другими оказываются полезными.

Знание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины затрудняет действие.

Природа побеждается только подчинением ей, и то, что в сознании представляется причиной, в действии представляется правилом.

Логика, которой теперь пользуются, скорее служит укреплению и сохранению заблуждений, имеющих свое основание в общепринятых понятиях, чем отысканию истины. Поэтому она более вредна, чем полезна.

Следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей – опыта и рассудка.

Гоббс Т. ( Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Сочинения. В 2 т. Т.2. — М., 1991. — С. 33-133.).

… Человеческое превосходство связано с противоположной привилегией, а именно с привилегией абсурдов, которым не подвержено ни одно живое существо, кроме человека. А из людей более всего подвержены им те, кто занимается философией. Очень верно Цицерон где-то сказал, что нет такого абсурда, которого нельзя было найти в книгах философов.

…Постоянный страх, всегда сопровождающий человеческий род, шествующий как во тьме благодаря незнанию причин, должен по необходимости иметь какой-нибудь объект.

К мысли о едином Боге, таким образом, люди приходят помимо всякой мысли об их судьбе, забота о которой делает их склонными к страху и отвращает их от исследования причин других вещей и этим способствует измышлению стольких богов, сколько есть людей, измышляющих их.

...Мы находим в природе человека три основные причины войны: во-первых, соперниче­ство; во-вторых, недоверие; в-третьих жажду славы.

Состояние войны всех против всех характеризуется также тем, что при нем ничто не мо­жет быть несправедливым. Понятия правильного и неправильного, справедливого и неспра­ведливого не имеют здесь места. Там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет справедливости.

Конечной причиной, целью или намерением людей... является забота о самосохранении и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны... Для ус­тановления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями... Если это совершилось, то множество лю­дей, объединенные таким образом в одном лице, называется государством, по - латыни -civitas. Таково рождение того великого Левиафана, или вернее (выражаясь более почтитель­но), того смертного Бога, которому мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой.

В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть «единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты».

Локк Дж. (О государственном правлении // Избр. философские произведения. В 2 т. Т.2. - М., 1960. - С.61-155, 672).

Поиски разумом истины представляют род соколиной и псовой охоты, в которой сами по­иски составляют значительную часть наслаждения.

Знание своих познавательных способностей предохраняет нас от скептицизма и ум­ственной бездеятельности.

Ощущения сперва вводят единичные идеи и заполняют ими еще пустое место; и по мере того, как разум постепенно осваивается с некоторыми из них, они помещаются в память вме­сте с данными им именами. Затем, подвигаясь вперед, разум абстрагирует их и постепенно научается употреблению общих имен.

Первичные качества... тела я называю первоначальными... Мне кажется, мы можем заме­тить. что они порождают в нас простые идеи, т.е. плотность, протяженность, форму, движение или покой и число. Вторичные качества..., как цвета, звуки, вкусы и т.д., которые на деле не находятся в самих вещах, не представляют собой силы, вызывающие в нас различные ощущения своими первичными качествами, т.е. объемом, формой, сцеплением и движением своих неза­метных частиц...

К разуму следует прислушиваться там, где он может дать достоверное познание.

Беркли Дж. (Философские заметки. // Сочинения. — М, 1978. — С.41-47).

Не воспринимается ничего, кроме идей.

Если допустить, что мир состоит из материи, то красоту и пропорциональность ему при­дает ум (mind).

Двоякое значение тел, т.е. как комбинаций переживаний и комбинаций способностей (powers) вызывать переживания, я думаю, вкупе с понятием гомогенных частиц намного лучше разрешит возражения, выдвигаемые в связи с концепцией творения, чем предположе­ние существования материи, с помощью которого они не могут быть разрешены.

Существование наших идей заключается в их восприимчивости, воображаемости и мыслимости, и всякий раз, когда они воображаются или мыслятся, они существуют.

Существуют врожденные идеи, т.е. идеи, сотворенные вместе с нами.

Существование, протяжение и т.д. абстрактны, т.е. они не есть идеи; они только неиз­вестные и не нужные простонародью слова.

Тела существуют вне сознания, т.е. они не сознание (mind), но от него отличаются. Тем самым я принимаю, что сознание в свою очередь отличается от них.

Свойства всех вещей существуют в боге, т.е. в божестве находятся как разум (understanding), так и воля.

Для всякого, кто обозревает объекты человеческого познания, очевидно, что они пред­ставляют из себя либо идеи (ideas), действительно воспринимаемые чувствами, либо такие, которые мы получаем, наблюдая эмоции и действия ума, либо, положения, идеи, образуемые при помощи памяти и воображения наконец, идеи, возникающие через соединение, разделе­ние или просто представление того, что было первоначально воспринято одним из вышеука­занных способов.

Разве в действительности не существует philosophia prima, определенная трансценден­тальная наука, стоящая выше математики и охватывающая более широкие вопросы, которую нашим современным аналитикам, может быть, следовало бы изучать, а не презирать?

Юм Д. (Трактат о человеческой природе, или попытка применить ос­нованный на опыте метод рассуждения к моральным предметам. // Соч. В 2 т. Т. 1. - М., 1996.- С. 68-267.).

Впечатления можно разделить на два рода: впечатления-ощущения и впечатления-рефлексии. Первым род впечатлений первоначально возникает в душе от неизвестных при­чин. Второй извлекается по большей части из наших идей...

Общепризнанно, что способности ума ограниченны и никогда не могут достигнуть полного и адекватного представления о бесконечности...

Внешние объекты становятся известны нам только с помощью вызываемых ими восприятий. Ненавидеть любить, мыслить, чувствовать, видеть - все это не что иное, как воспринимать (perceive).

... Всякое знание вырождается в вероятность, которая бывает большей или меньшей в зави­симости от нашего знакомства на опыте с правдивостью или обманчивостью нашего познания и от простоты или сложности разбираемого вопроса... Философская теория не удовлетворяет непосредственно ни разума, ни воображения.

Так как скептическое сомнение возникает естественно из глубокого и интенсивного размышления над этими предметами, то оно только усиливается, по мере того как мы продолжаем свои размышления независимо от того, опровергают ли они это сомнение или же подтверждают его.

Всякий объект принуждается абсолютным фатумом к движению определенной степени и определенного направления...

Естественное состояние нужно рассматривать как простую фикцию, подобную фикции о золотом веке, изобретенной поэтами...

Хотя государственная власть является очень выгодным, а при некоторых условиях даже абсолютно необходимым для человечества изобретением, однако она не при всех условиях необходима; и нет ничего невозможного в том, чтобы люди в течение некоторого времени сохраняли общественный строй, не прибегая к подобному изобретению.

Почти все правительства, которые существуют в настоящее время или о которых осталось ка­кое либо упоминание в истории, были первоначально основаны в результате или узурпации, или завоевания, или же сочетания того и другого без какой либо видимости справедливого соглашения или добровольного подчинения народа.

Декарт Р. ( Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках.// Соч. В 2 т. Т.1. — М., 1989. — С.260-286).

Хотя логика в самом деле содержит немало верных и хороших правил, однако к ним примешано столько вредных и излишних, что отделить их от этих последних почти так же трудно, как извлечь Диа­ну или Минерву из куска необработанного мрамора....

И подобно тому как обилие законов нередко дает повод к оправданию пороков и государ­ство лучше управляется, если законов немного, но они строго соблюдаются, так и вместо большого числа правил, составляющих логику, я заключил, что было бы достаточно четырех следующих, лишь бы только я принял твердое решение постоянно соблюдать их без единого отступления.

Первое - никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал таковым с очевид­ностью, т.е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не смо­жет дать повод к сомнению.

Второе - делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколь­ко потребуется, чтобы лучше их разрешить.

Третье - располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало - помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.

И последнее - делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено.

Чувства не доставляют нам никаких идей о вещах в том виде, как они формируются нашим мышлением, вплоть до того, что в наших идеях нет ничего, что не было бы врожденным уму, или способности мыслить...

Вместо умозрительной философии, преподаваемой в школах, можно создать практическую.

Человеку, исследующему истину, необходимо хоть один раз в жизни усомниться во всех вещах - насколько они возможны.

Я мыслю, следовательно, я существую - первичное и достовернейшее из всех, какие мо­гут представиться кому-либо в ходе философствования.

Для суждения требуется не только разум, но и воля.

Каждой субстанции присущ один главный атрибут, как мышление - уму, а протяженность – телу.

Невозможно существование каких-либо атомов, т.е. неделимых частиц тела, как это вообразили некоторые философы. Тем более что, сколь бы малыми не предполагались эти частицы, раз они по необходимости должны быть протяженными, мы понимаем, что среди них нет ни одной, которую нельзя было бы разделить на две или несколько еще более мелких; отсюда и следует, что все они делимы.

Движение в обычном понимании этого слова есть не что иное, как действие посредством которого данное тело переходит с одного места на другое.

... Хотя душа соединена со всем телом, тем не менее в нем есть такая часть, в которой ее деятельность проявляется более, чем во всех прочих. Обычно предполагается, что эта часть -мозг, а может быть и сердце: мозг - потому, что с ним связаны органы чувств, сердце - потому, что как бы в нем чувствуются страсти.

Спиноза Б. ( Краткий трактат о боге, человеке и его счастье.// Избр. произв. В 2 т. Т.1. - М., 1957.1. С.135-165).

Истина есть утверждение (или отрицание) о вещи, совпадающее с самой вещью; а ложь - утверждение (или отрицание) о вещи, не совпадающее с самой вещью.

То, что не имеет в себе от другой вещи, не может также быть причиной существования этой другой вещи.

Под причиною самого себя (causa sui) я разумею то, сущность чего заключает в себе су­ществование, иными словами, то, чья природа может быть представлена не иначе, как суще­ствующею.

Под субстанцией я разумею то, что существует само в себе и представляется само через себя, т.е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образовываться.

Свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости сво­ей собственной природы и определяется к действию только сама собой.

Вещи, не имеющие между собой ничего общего, не могут быть причиной одна другой.

В природе вещей нет ничего случайного, но все определено к существованию и деиствию по известному образу из необходимости божественной природы.

Случайной же какая-либо вещь называется единственно по несовершенству нашего знания.

Сущность человека не заключает в себе необходимого существования, т.е. в порядке при­роды является возможным как то, чтобы тот или другой человек существовал, так и то, чтобы он не существовал.

Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей.

... Природа всегда и везде остается одной и той же; ее сила и могущество действия, т.е. законы и правила природы, по которым все происходит и изменяется из одних форм в другие, везде и всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания природы вещей, каковы бы они не были, должен быть один и тот же, а именно - это должно быть познанием из универ­сальных законов и правил природы (Naturae leges et regulae).

Душа наша в некоторых отношениях является активной, в других - пассивной... Ни тело не может определять душу к мышлению, ни душа не может определять тело ни к движению, ни к покою, ни к чему-либо другому (если только есть что-нибудь такое).

... Если кто-нибудь желает научить целую нацию, не говоря даже про весь род человеческий, какому-нибудь учению и во всем быть понятым всеми, то он обязан свое положение подкреплять опытом, а свои основания и определения вещей, подлежащих изучению, приспособлять главным образом к пониманию простонародья (plebs), составляющего самую большую часть человеческого рода, а не нанизывать их и не давать определений сообразно тому, как они служат для лучшей свя­зи оснований.

... Та верховная власть является наилучшей, при которой люди проводят жизнь в согласии и когда ее права блюдутся нерушимо. Ибо несомненно, что восстания, войны, презрение или нарушение законов следует предписывать не столько злобности подданных, сколько дурному состоянию верховной власти. Ибо люди не рождаются гражданами, но становятся.

Лейбниц Г.В. (Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии. Соч. Т.2. С.53-209).

По моему представлению, постоянно существует одна и та же сила, энергия, и она пере­ходит лишь от одной части материи к другой, следуя законам природы и прекрасному предус­тановленному порядку.

Слово «предустановленная гармония» есть конечно, способ выражения, однако это не простой, ничего не говорящий термин, который раскрывается очень понятным образом, и ему не могут здесь противопоставить никаких серьезных возражений.

Естественные силы полностью подчинены механическим законам, естественные же силы духов целиком - моральным законам. Первые повинуются порядку действующих причин, по­следние порядку конечных причин. Те действуют без свободы, подобно часовому механизму, эти же действуют свободно...

Я утверждаю, что ни одна субстанция не может естественным образом быть в бездействии и что тела также никогда не могут быть без движения.

Идея субстанции не так неясна, как это думают. О ней мы можем знать то, что нужно и что мы знаем о других вещах. Знание конкретного всегда предшествует знанию абстрактного; мы лучше знаем теплое, чем теплоту.

... Разум без свободы был бы совсем бесполезен, а свобода без разума не имела никакого бы значения.

И как это ни странно, часто те, кто считает власть и авторитет следствием своего рождения или своего богатства, беззаботно предоставляют их людям более низкого происхождения но более знающим, чем они; слепых всегда будут водить зрячие, не то они упадут в яму, и нет худшего рабства, чем рабство людей, лишенных разума.

Мудрость - это совершенное знание принципа всех наук и искусство его применения. Принципами я называю все фундаментальные истины, достаточные для того, чтобы в случае необходимости получить из них все заключения...

Прежде всего я принимаю, что всякое высказывание (т.е. утверждение или отрицание) бывает либо истинным, либо ложным; при этом если истинным будет утверждение, то ложным будет от­рицание; если истинным будет отрицание, то ложным будет утверждение. Если что-то отрицается как истинное, то (очевидно) оно является ложным; а если что-то отрицается как ложное, то оно является истинным.

Все, что вызывает сомнение, следует принять за ложное.

Мы обладаем свободной волей для того чтобы не соглашаться с вещами сомнительными и тем самым избегать ошибок.

Самые простые и самоочевидные вещи в результате логических определений превраща­ются в темные, и такие познания нельзя считать приобретаемыми путем исследования.

Никогда не следует рассуждать о бесконечном иначе, как считая неопределенным то, в чем мы не обнаруживаем никаких границ, например протяженность мира, делимость частей материи, число звезд и т.д..

Справедливо то, что можно вообразить себе возможные миры, где нет греха и несчастий, и в них можно устроить все, как в утопических романах... эти миры в отношении блага будут гораздо ниже нашего. Я не могу показать вам этого в деталях, потому что могу ли я знать и могу ли я представить бесконечное число миров и сравнить их друг с другом?.. Бог избрал этот мир таким, каков он есть.

Кант И. (Критика чистого разума // Сочинения в 6 т. – М., 1964. – Т.З. С. 105-124).

…мы будем называть априорными знания, безусловно независимые от всякого опыта, а не независимые от того или иного опыта. Им противоположны эмпирические знания, или знания, возможные только a posteriori, т.е. посредством опыта. В свою очередь, из априорных знаний чистыми называются те знания, к которым совершенно не примешивается ничто эмпирическое. Так, например, положение всякое изменение имеет свою причину есть положение априорное, но не чистое, так как понятие изменения может быть получено только из опыта.

… некоторые знания покидают даже сферу всякого возможного опыта и с помощью понятий, для которых в опыте нигде не может быть дан соответствующий предмет, расширяют, как нам кажется, объем наших суждений за рамки всякого опыта.

Именно к области этого рода знаний, которые выходят за пределы чувственно воспринимаемого мира, где опыт не может служить ни руководством, ни средством проверки, относятся исследования нашего разума, которые мы считаем по их важности гораздо более предпочтительными и по их конечной цели гораздо более возвышенными, чем все, чему рассудок может научиться в области явлений. Мы при этом скорее готовы пойти на что угодно, даже с риском заблудиться, чем отказаться от таких важных исследований из-за какого-то сомнения или пренебрежения и равнодушия к ним. Эти неизбежные проблемы самого чистого разума суть бог, свобода и бессмертие. А наука, конечная цель которой – с помощью всех своих средств добиться лишь решения этих проблем, называется метафизикой …

Из всего сказанного вытекает идея особой науки, которую можно назвать критикой чистого разума. Разум есть способность, дающая нам принципы априорного знания. Поэтому чистым мы называем разум, содержащий принципы безусловно априорного знания. Органоном чистого разума должна быть совокупность тех принципов, на основе которых можно приобрести и действительно осуществить все чистые априорные знания. Полное применение такого органона дало бы систему чистого разума. Но так как эта система крайне желательна и еще неизвестно, возможно ли и здесь вообще какое-нибудь расширение нашего знания и в каких случаях оно возможно, то мы можем назвать науку, лишь рассматривающую чистый разум, его источники и границы, пропедевтикой к системе чистого разума. Такая пропедевтика должна называться не учением, а только критикой чистого разума, и польза ее по отношению к спекуляции в самом деле может быть только негативной: она может служить не для расширения, а только для очищения нашего разума и освобождения его от заблуждений, что уже представляет собой значительную выгоду. Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным а priori.

Вейнингер О. ( Пол и характер. – М., 1957).

Две вещи наполняют нашу душу удивлением и трепетом, причем тем сильнее, чем чаще и продолжительнее останавливается на них мысль: звездное небо простирается надо мною, и моральный закон во мне. И то, и другое я не должен искать или предполагать как нечто скрытое от меня в тумане, или лежащее в беспредельности, вне моего кругозора. Я вижу это пред своими глазами, непосредственно связываю это с сознанием моего существования. Первое начинается в том месте, которое я занимаю во внешнем чувственном мире. Оно удаляет эту связь в необразимо - великое, где миры встают за мирами, где системы возникают за системами, в бесконечные времена их периодического движения возникновения и продолжения. Второе имеет началом мое незримое «я» мою личность: оно переносит меня в мир, который обладает действительной бесконечностью, мир, ощутимый только разумом. С этим миром (и таким образом со всеми теми видимыми мирами) я познаю свою не случайную, как в том случае, но всеобщую и необходимую связь. Первый взгляд, брошенный на эту бесконечную массу миров, сразу уничтожает мое значение, как существа плотского, которое должно вернуть планете (простой точке вселенной) материю, из которой оно состояло, после того, как эта материя короткое время (неизвестно, как) была наделена жизненной силой. Второй взгляд, напротив, бесконечно возвышает мою ценность, как интеллектуальной единицы. Личность, в которой моральный закон открывает жизнь, независимую от моей животной сущности и от прочего чувственного мира. Он возвышает мою ценность, по крайней мере, постольку, поскольку это можно вывести из целесообразного определения моего существования этим законом, определения, не ограничивающегося условиями и пределами этой жизни, а уходящего в бесконечность.

Так понимаем мы «Критику практического разума». Человек во вселенной один, в вечном потрясающем одиночестве.

Его единственная цель — это он сам, нет другой вещи, ради которой он живет. Он далеко вознесся над желанием быть рабом, над умением быть рабом, над необходимостью быть рабом. В глубине под ним где-то затерялось человеческое общество, провалилась социальная этика. Человек — один, один.

И только теперь он — один и все, а потому он содержит закон в себе, потому он сам закон, а не произвол. Он требует от себя, чтобы этот закон в нем был соблюден со всей строгостью. Он хочет быть только законом без оглядок и видов на будущее.

В этом есть нечто потрясающе-величественное: далее уже нет смысла, ради которого он повинуется закону. Нет высшей инстанции над ним единственным. Он должен следовать заключенному в нем категорическому императиву, неумолимому, не допускающему никаких сделок с собой. «Искупления, отдыха, только бы отдыха от врага, от мира, лишь бы не эта нескончаемая борьба!» — восклицает он — и ужасается: в самой жажде искупления была трусость, в желанном «довольно» — бегство человека, чувствующего свое ничтожество в этой борьбе. «К чему!» — вырывается у него крик вопроса во вселенную — и он краснеет. Ибо он уже снова захотел счастья, признания борьбы со стороны другого, который должен был бы его вознаградить за нее. Одинокий человек Канта не смеется и не танцует, не рычит и не ликует: ему не нужно вопить, так как вселенная слишком глубоко хранит молчание. Не бессмыслица какого-нибудь ничтожного мира внушает ему его долг: его долг — смысл вселенной. Сказать да этому одиночеству — вот где «дионисовское» в Канте, вот где нравственность.

Шеллинг Ф.В. (Система трансцендентального идеализма // Соч. В 2 т. Т.1. — М., 1987. - С.379-456).

... Все существует только в нас... Ибо то, что мы созерцаем объекты в пространстве, еще не означает, что мы созерцаем их вне нас, так как мы могли бы и пространство созерцать лишь в себе, и изначально мы действительно созерцаем его лишь в себе.

Однако если понятие и объект изначально настолько совпадают, что в каждом из них со­держится ровно столько, сколько в другом, то разделение их совершенно непонятно без осо­бого действия, которым они противополагаются друг другу в сознании.

То, что мы называем природой, поэма, скрытая от нас таинственными, чудесными пись­менами. И если бы загадка могла открыться, мы увидели бы одиссею духа, который, удиви­тельным образом заблуждаясь, в поисках себя бежит от самого себя...

Теория и история в корне противоположны друг другу. Человек лишь потому имеет исто­рию, что его поступки не могут быть заранее определены какой-либо теорией. Следователь­но, историей правит произвол.

... В понятии истории заключено понятие бесконечного процесса... Одни рассуждают о прогрессе человечества в области морали, критерием чего мы рады были бы обладать, другие - о прогрессе науки и техники, который, однако, с исторической (практической) точки зрения является скорее регрессом....

Гегель Г.В.Ф. (Энциклопедия философских наук. Логика. // Соч. В 14 т. Т.1. — М., 1930. С.32, 135. - Философия природы // Т. Х1. С.20-21. - Философия права // Т. VII. С.263-346).

Философствование без системы не может иметь в себе ничего научного; помимо того, что такое философствование само по себе выражает скорее субъективное умонастроение, оно еще и случайно по своему содержанию.

Диалектика есть, следовательно, движущая душа всякого научного развертывания мысли и представляет собой принцип, который один вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, равно как в нем же заключается подлинное, а не внешнее, возвыше­ние над конечным.

... Природа есть идея в форме инобытия. Так как идея таким образом существует как от­рицание самой себя, или, иначе говоря, как внешняя себе, то природа не только есть внешнее по отношению к этой идее и к ее субъективному существованию, к духу, а характер внешно­сти составляет определение, в котором она существует как природа.

Природа есть отчужденный от себя дух, который в ней лишь резвится; он в ней вакхический бог, не обуздывающий и не постигающий самого себя, в природе единство понятия прячется.

... Отчужденная от идеи природа есть лишь труп, которым занимается рассудок.

Государство есть действительность нравственной идеи, - нравственный дух как явная, самой себе ясная субстанциальная воля, которая мыслит и знает себя и выполняет то, что она знает и поскольку она это знает.

... Народ, поскольку это слово обозначает особенную часть членов государства, пред­ставляет собою ту часть, которая не знает, чего она хочет. Знание того, чего хочешь, а тем более, того, чего хочет в себе и для себя сущая воля, разум, есть плод глубокого познания и проникновения, которая именно и не есть дело народа.

... Войны возникают там, где они вызываются природой вещей; посевы снова дают всхо­ды, и пустая болтовня умолкает перед серьезными повторениями истории.

Лишь германские народы дошли в христианстве до сознания, что человек как таковой свободен, что свобода духа составляет самое основное свойство его природы; это сознание сперва появилось в религии, в сокровеннейшей сфере духа, но проведение этого принципа в мирских делах являлось дальнейшей задачей, разрешение и выполнение которой потребова­ли тяжелой продолжительной культурной работы.

Государство есть божественная идея как она существует на земле. Таким образом оно есть точнее определяемый предмет всемирной истории, в котором свобода получает свою объективность и существует, наслаждаясь этой объективностью.

Всякая система философии есть философия своей эпохи; она представляет собою звено всей цепи духовного развития; она может, следовательно, удовлетворять лишь те интересы, которые соответственны ее эпохе.

Маркс К. (К критике гегелевской философии права. Введение // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.1. - С.422-428.

Маркс К. Тезисы о Фейербахе. Указ. соч. Т.З. - С. 3

Маркс К. Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г. Т.7. -С.86-100).

Оружие критики не может, конечно, заменить критики оружием, материальная сила должна быть опрокинута материальной же силой; но и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами.

Подобно тому как философия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и проле­тариат находит в философии свое духовное оружие...

Фейербах сводит религиозную сущность к человеческой сущности. Но сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть сово­купность всех общественных отношений.

Потому Фейербах не видит, что «религиозное чувство» само есть общественный продукт и что абстрактный индивид, подвергаемый им анализу, в действительности принадлежит к определенной общественной форме.

Революции - локомотивы истории.

Новая революция возможна только вслед за новым кризисом. Но наступление ее так же неизбежно, как и наступление этого последнего.

Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоя­тельствах, которые они не сами выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого. Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых.

Эта исполнительная власть с ее громадной бюрократической и военной организацией, с ее многосложной и искусственной государственной машиной, с этим войском чиновников в полмиллиона человек рядом с армией еще в полмиллиона, этот ужасный организм - пара­зит... возник в эпоху абсолютной монархии, при упадке феодализма... Парламентарная рес­публика оказалась в своей борьбе против революции вынужденной усилить, вместе с мерами репрессии, средства и централизацию правительственной власти. Все перевороты усовершен­ствовали эту машину вместо того, чтобы сломать ее.

Что же такое общество, каковы бы ни была его форма? Продукт взаимодействия людей.

...В противоположность старому обществу с его экономической нищетой и политическим безумием нарождается новое общество, международным принципом которого будет - мир, ибо у каждого народа будет один и тот же властелин - труд!..

Если рабочие забудут свой долг, если они останутся пассивными, настоящая ужасная война станет предтечей новых еще более ужасных международных войн и приведет в каж­дой стране к новым победам над рабочими рыцарей шпаги, владык земли и капитала.

Энгельс Ф. ( Наброски к критике политической экономии. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.1. -С.559.

Развитие социализма от утопии к науке. Т.19.- С.225

Анти-Дюринг. Т.20. -С. 123

Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека. Т.20. С.486

Происхождение семьи, частной собственности и государства. Т.21. - С.173.).

...Так как частная собственность изолирует каждого в его собственной грубой обособ­ленности и так как каждый все-таки имеет тот же интерес, что и его сосед, то землевладе­лец враждебно противостоит землевладельцу, капиталист - капиталисту и рабочий - ра­бочему. В этой враждебности одинаковых интересов, именно вследствие их одинаковости, завершается безнравственность нынешнего состояния человечества, и этим завершением является конкуренция.

Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества - взятие во владение средств производства от имени общества - является в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государствен­ной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излиш­ним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессам. Государство не «отменяется», оно отмирает.

Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями... Прекращается борьба за отдельное существование... Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди нач­нут вполне сознательно сами творить свою историю... Это есть скачок человечества из цар­ства необходимости в царство свободы.

Движение само есть противоречие; уже простое механическое перемещение может осу­ществиться лишь в силу того, что тело в один и тот же момент времени находится в данном месте и одновременно - в другом, что оно находится в одном и том же месте и не находится в нем. А постоянное возникновение к одновременное разрешение этого противоречия - и есть именно движение.

Труд - источник всякого богатства, утверждают политэкономы. Он действительно явля­ется таковым наряду с природой, доставляющей ему материал, который он превращает в бо­гатство. Но он еще и нечто бесконечно большее, чем это. Он - первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека.

Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они в прошлом возникли. С исчезновением классов исчезнет неизбежно государство. Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором.

Фейербах Л. (Предварительные тезисы к реформе философии // Соч. В 2 т. Т.1. - М., 1995. — С.83-84. - Сущность христианства. Приложение // Указ. соч. Т.2. С.262-271).

Сущность бытия как бытия, есть сущность природы. Возникновение по времени распро­страняется только на порождение природы, а не на ее сущность.

Природа есть неотличимая от бытия сущность, человек есть сущность, отличающая себя от бытия. Неотличимая сущность есть основание сущности, отличающей себя, - таким образом, природа есть основание человека.

Метафизика- эзотерическая психология. Какой произвол, какое насилие рассматривать качество как нечто самостоятельное и ощущение как нечто самостоятельное, отторгать одно от другого в отдельные науки, как будто качество представляет собой нечто вне ощущения и как будто есть ощущение без качества.

Философия есть познание того, что есть. Высший закон, высшая задача философии со­стоит в том, чтобы мыслить вещи и сущности так, познавать их такими, каковы они есть.

Философия должна вновь соединиться с естествознанием, а естествознание - с фило­софией. Это единение, основанное на взаимной потребности, на внутренней необходимости, будет продолжительнее, счастливее и плодотворнее по сравнению с мезальянсом между фи­лософией и теологией, существовавшим до сих пор.

Сущность спекулятивной философии есть не что иное как рационализированная, реали­зованная, наличная сущность Бога. Спекулятивная философия есть настоящая, последова­тельная, разумная теология.

Завершением новейшей философии является философия Гегеля. Поэтому историческая не­обходимость и оправдание новой философии по преимуществу связаны с критикой Гегеля.

Новая философия есть полное, абсолютное, безоговорочное растворение теологии в антропологии, ибо в новой философии теология снимается не только в уме, как это было в прежней философии, но и в сердце, иначе говоря растворяется в цельном, действительном человеческом существе.

Предшествующие попытки реформировать философию отличались более или менее лишь по виду, а не по роду от прежней философии. Неустранимое условие действительно новой, т. е. самостоятельной, философии, соответствующей потребности человечества и будущего, в том, чтобы она по существу отличалась от старой философии, отличалась бы от нее toto genere (лат. - всецело).

Природа, мир не имеет никакой ценности, никакого интереса для христианина. Хри­стианин думает только о себе, о спасении своей души, или, что то же, о Боге.

В религии человек видит цель в себе самом, или он объективирует себя как цель и объект Бога. Тайна воплощения есть тайна любви Бога к человеку, но тайна любви Бога есть тайна любви человека к самому себе. Бог страдает, страдает за меня - в этом содержится высшее самоуслаждение, высшая самодостоверность человеческой души.

Творение из ничего выражает небожественность, несущественность, то есть ничто­жество мира. Ничто, из которого создан мир, есть его собственное ничто.

Абай. (Книга слов. – Алматы, 1991.).

Слово семнадцатое.

Воля, Разум и Сердце обратились однажды к науке, чтоб разрешить спор: кто из них важнее.

Воля сказала: «Эй, Наука, ты ведь знаешь, без меня ничто не достигает совершенства: чтоб познать себя, надо упорно учиться, а без меня этого не сделать; служить Всевышнему, поклоняясь Ему, не ведая покоя, можно только с моей помощью; нельзя, если меня нет, добиться в жизни богатства, мастерства, уважения, карьеры. Разве я не оберегаю людей от мелких страстей и держу их в узде, не я ли предостерегаю их от греха, зависти, соблазнов, не я ли помогаю им собраться и в последнюю минуту удержаться на грани пропасти? Как могут спорить со мной эти двое?».

Разум сказал: «Только я способен распознать, какое из твоих слов полезно и какое пагубно, будь то в земной или загробной жизни. Только мне дано постигнуть твой язык. Без меня не избегнуть зла, не найти выгоды, не постичь знаний. Почему эти двое спорят со мной? На что они годятся без меня?».

Сердце сказало: «Я – владыка человеческого тела. Кровь идет из меня, душа обитает во мне, без меня жизнь немыслима. Я лишаю сна, заставляю ворочаться тех, кто лежит в мягкой постели, вынуждаю их думать о бедных, не имеющих крова, мерзнущих и голодающих. По моей воле младшие почитают взрослых и снисходительны к меньшим. Но люди не стараются сберечь меня в чистоте и от этого страдают сами. Будь я чистым, не стал бы я делать различия между людьми. Я восторгаюсь добродетелью, я восстаю против зла и насилия. Самолюбие, совесть, милосердие, доброта – все исходит от меня. На что годятся эти двое без меня? Как они смеют спорить со мной?».

Выслушав их, Наука ответила:

Воля, ты все верно сказала. В тебе еще много достоинств, о которых ты не упомянула. Ничего нельзя достигнуть без твоего участия. Но ведь в тебе таится и жестокость, равная твоей силе. Ты тверда в служении добру, но не меньшую твердость проявляешь и в служении злу. Вот что плохо в тебе.

Разум! И ты прав. Без тебя невозможно добиться в жизни чего - либо. Благодаря тебе мы узнаем о Создателе, посвящены в тайны двух миров. Но это не предел твоих возможностей. Лукавство и коварство тоже творения твоих рук. И добрый, и злой опираются на тебя, ты верно служишь и тому, и другому. Вот в чем твой изъян.

Моя задача – помирить вас. Хорошо бы повелителем и вершителем в этом споре явилось Сердце.

Разум! У тебя множество путей - тропинок. Сердце не может следовать по каждой из них. Оно не только радуется твоим добрым помыслам, но и сопутствует тебе в них с охотою. Но оно не последует за тобой, если ты замыслил недоброе, и даже отстранится от тебя с брезгливостью.

Воля! В тебе много силы и мужества, но и тебя Сердце способно удержать. Оно не станет препятствовать в деле благоразумном, но в деле ненужном повяжет тебя по рукам.

Вам следует объединиться и во всем повиноваться Сердцу. Если вы все трое мирно уживетесь в одном человеке, то прахом с его ног можно будет исцелять незрячих. Не найдете согласия, я отдам предпочтение Сердцу. Береги в себе человечность. Всевышний судит о нас по этому признаку. Так сказано и в Писаниях, - сказала Наука.

Шакарим. (Записки Забытого. – Алматы, 1993.).

Как известно, наука есть плод человеческой мысли и фантазии. Человек – частица природы. Его мечты основываются на вполне реальных, возможных предметах и явлениях. На первый взгляд, эти мысли могут оказаться абсурдными, потому что представлены в преувеличенной или измененной форме, являются искаженным отражением нашего будущего.

То, что вчера казалось несбыточной фантазией, мечтой, сегодня воплощается в жизнь. И никуда нам от этого не деться. Фантазия неистощима, не имеет пределов.

Какими благими усилиями можно исправить человеческую природу? Что предпринять, чтобы человечество научилось жить в мире? Эти вопросы веками тревожат умы и совесть лучших из людей.

Многие ученые пытались изменить жизнь людей в лучшую сторону. Ими написано множество книг, выдвинуты самые различные идеи и мысли.

Некоторые из них утверждали, что человек может стать чище и совершеннее, познав природу Создателя Вселенной, посвятив себя служению Богу. Другие предлагали, что достичь гармонии человеческого общества можно, упразднив правительство. Иные ратовали за всеобщую свободу, чтобы каждый мог жить по своему разумению и желанию. Если одни видели спасение человечества во всеобщем просвещении, другие пытались уравнять в правах богатых и бедных, третьи полагали, что человека можно изменить воспитанием. Находились и такие, которые утверждали: поскольку сама жизнь на земле – есть беспрерывная, беспощадная борьба за существование, люди должны жить, следуя этим законам.

Я же убежден: ни одна из этих идей не в силах внести изменений в человеческую натуру.

Рассмотрим попытку исправления человека наставлением его на религиозный путь. Посмотрите на мулл и суфи. Ежедневно творящие пятикратный намаз, прикрываясь Кораном, они в то же время бессовестно обманывают и обирают народ. В чем их святость?

Если же не будет правительств, значит люди не будут подчиняться справедливым и единым для всех законам, не будут ведать милосердие друг к другу, зубастые хищники станут пожирать слабых и беззащитных. Как тогда жить людям?

Просвещенные умы владеют тайнами ремесел, их возможности неограниченны. Но где, в каком деле используют они свои знания? Насколько я знаю, с помощью науки люди научились делать смертоносные орудия, нашли ядовитые газы, истребляют друг друга, как диких зверей, сильные превратили слабых в рабов, вся планета обагрена человеческой кровью. Пример тому Америка и Англия – государства, считающиеся самыми развитыми и цивилизованными.

Отнимая имущество у богатеев, раздавая его неимущим, уравнивая их в правах, тем самым приучает тунеядцев и нищих к губительному для них безделию и лени.

У меня четыре взрослых сына. Все они родились от одних отца и матери, росли в одной среде, питались одинаково, получили одинаковое воспитание. Но один из них терпелив, другой – вспыльчив, третий трудолюбив и милосерден, четвертый жесток и ленив.

И, наконец, обратимся к утверждению, что жизнь есть борьба и люди рождены для того, чтобы немилосердно уничтожать друг друга. По-моему, эта идея бесчеловечна и не имеет под собой никакой основы.

Люди, имеющие разум, совесть, питающие милосердие к братьям своим, не могут жить, истребляя друг друга.

По моему разумению, основой для хорошей жизни человека должны стать честный труд, совестливый разум, искреннее сердце. Вот три качества, которые должны властвовать над всем. Без них не обрести в жизни мира и согласия.

Безусловно, человек должен получить образование и обязан применять свои знания и мастерство в использовании несметных природных богатств. Все достижения человеческого разума должны быть направлены на нужды и интересы человечества.

Милосердие, любовь, доброжелательность, искренность исходят от чистого бескорыстного сердца. Честный разумный человек не станет чинить зло другим, ему чужды пустое бахвальство и постыдный эгоизм. Можно не сомневаться, имея такие качества, люди обретут благополучие.

Данилевский Н.Я. (Россия и Европа. Изд. 6-е. — СПб., 1995. — С.104-411).

Запад и Восток, Европа и Азия представляются нашему уму какими-то противоположно­стями, полярностями. Запад, Европа составляют полюс прогресса, неустанного усовершенст­вования, непрерывного движения вперед; Восток, Азия - полюс застоя и коснения, столь не­навистных современному человеку. Это историко-географические аксиомы, в которых никто не сомневается...

Общечеловеческой цивилизации не существует и не может существовать, потому что это была бы только невозможная и вовсе нежелательная неполнота. Всечеловеческой цивилиза­ции, к которой можно было бы примкнуть, также не существует и не может существовать, потому что это недостижимый идеал...

Зародыш новой философии и научной мысли бывает окружен всею прелестью поэзии, всею роскошью искусства.

Россия не имеет того, что называется владениями, как Рим и опять-таки Англия. Русское государство, от самых времен первых московских князей, есть сама Россия...

Чаадаев П.Я. ( Философические письма. Письмо первое. // Полн. собр. соч. и избр. письма. Т.1. — М., 1991. — С.329-382).

...Раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опира­ясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два ве­ликих начала духовной природы - воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара.

...Предельной точкой нашего прогресса только и может быть полное слияние нашей природы с природой всего мира, это я знаю, ибо только таким образом может наш дух возне­стись к полному совершенству, а это и есть подлинное выражение высшего разума.

Итак, закон движения есть закон мировой всеобщности, и то, что мы сказали о физическом движении, вполне применимо к движению умственному или нравственному.

Для того, чтобы стать достоянием человечества, идея должна пройти через известное число поколений; другими словами, идея становится достоянием всеобщего разума лишь в качестве традиции.

Философия знает только человека как произведение самого человека в последовательности времен.

Так почему же мы до сих пор не осознали нашего назначения в мире? Уж не заключается ли причина этого в том самом духе самоотречения, который вы справедливо отмечаете, как отличительную черту нашего национального характера? Я склоняюсь именно к этому мне­нию... с того часа, как мы оказались в соприкосновении с иноземными идеями, мы поспеши­ли отказаться от наших старинных туземных идей, мы сразу изменили нашим старинным обычаям... мы почти целиком отреклись от всего нашего прошлого, мы сохранили одни толь­ко наши религиозные верования.