Общие проблемы сбора материала

Как ни странно, но многие авторы обходят стороной проблемы сбора материала и его обработки, транскрип­ции, сегментации, сопоставления и описания, как и тех­нические вопросы работы с информантами, хотя это один из основных этапов исследования, во многом определяющий его резуль­тат. Возможно, для кого-то эти проблемы не выглядят принципиально важ­ными. Возможно, мода на методологические дебаты отошла после того, как Н. Хомский подверг резкой критике эмпирические увлечения полевой рабо­той в период с 1920-х по 1950-е годы, а его влияние на развитие лингвистики, в частности американской, переоценить трудно. И только этно- и социолинг-

вистические изыскания сохранили пиетет по отношению к этой теме, где пре­жде всего надо отметить позицию У. Лабова [1975; Labov 1972а].

Сегодня можно констатировать отсутствие единой системы общепризнан­ных и общепринятых методик, правил и процедур сбора, представления и описания языкового и прежде всего — речевого материала. Даже исследова­ния именно языкового общения порой не могут предъявить сколь-либо серьез­ного эмпирического подтверждения, в них просто-напросто отсутствует кор­пус текстов. Многие работы легко обходятся «искусственными» примерами, придуманными самим авторами. Лишь в рамках социолингвистики, конвер­сационного анализа и дискурс-анализа встречаются работы, содержащие де­тальные транскрипты коммуникативных событий [Schegloff, Sacks 1973; Stubbs 1983; Sacks, Schegloff, Jefferson 1974; Coulthard 1985; Sinclair, Coulthard 1975; Boden, Zimmerman 1991; Sacks 1995], в последнее время их число постепенно растет.

Общее решение проблемы отбора материала состоит в преимуществен­ном анализе транскриптов аудио- и видеозаписей речевых событий в комп­лексе с разнообразными этнографическими наблюдениями [об этнографиче­ских подходах к изучению речи и коммуникации — Орлова 1994: 85; Emerson e. а. 1995], дополненными данными как естественного (например, пассив­ного наблюдения), так и экспериментального (активного) характера [Stubbs 1983:218].

Означает ли это категорический отказ от использования в качестве язы­кового материала текстов массовой коммуникации, художественной литера­туры и т. п.? Абсолютно нет. «Лингвисты глубоко правы в том, что, разыски­вая норму данного языка, обращаются к произведениям хороших писателей, обладающих очевидно в максимальной степени... оценочным "чувством" или "чутьем языка"» [Щерба 1974: 37]. Тексты средств массовой коммуникации, различных субкультур в наши дни представляют особый интерес для исследо­ваний языка в социокультурном аспекте. Все зависит от конкретных целей и задач: не для всякого анализа хорош литературный материал; просто надо отдавать себе отчет в том, что строить только на нем изучение, скажем, разго­ворной речи по меньшей мере некорректно.

Одним из трудных, но преодолимых препятствий на пути исследователя оказывается проблема технической записи корпуса текстов. Особенно это ка­сается записи речи в общественных местах, где уровень помех (шум толпы, шарканье ног, эхо, отражающееся от стен и т. п.) превосходит полезный сиг­нал. Оптимальной ситуацией можно считать запись общения в малой группе (до 7—8 человек), когда микрофон находится либо в центре помещения, либо У одного из участников взаимодействия. Видеозапись с разных точек позво-

ляет систематически и в полном объеме учитывать нелингвистические аспек­ты общения и ситуативный контекст.

Следующим вопросом, имеющим большое значение, как с теоретической, так и с практической точек зрения, стал вопрос о необходимом и достаточ­ном объеме речевого материала. Главным фактором, определяющим объем, следует признать цель анализа [см.: Лабов 1975; Labov 1972а]. Совсем не обя­зательно набирать необъятную статистику или базу данных, сам по себе вало­вой эмпирический продукт не гарантирует успеха в дискурс-анализе. Опти­мальный объем данных лишь должен обеспечить корректность анализа и достоверность выводов. Качественный, интерпретативный анализ практи­кует в отдельных случаях идиографический подход, позволяющий строить ана­лиз на единственном, отдельно взятом случае.