2015-01-30
2241
(1893–1970)
Настоящий крупный психолог редко бывает чьим-либо верным последователем. Самый яркий след в истории психологической мысли оставили те ученые, которые, критически переосмыслив многогранный спектр традиционных представлений, сумели выйти за привычные рамки и сказать свое собственное слово не только в дополнение, но порою и в противовес мнению авторитетов. К Фрицу Перлзу это относится в высшей мере. Фрейдист, взращенный ведущими психоаналитиками, на склоне лет говоривший о «фрейдистском вздоре». Психолог, который, по собственном упризнанию, не прочитал ни одного учебника по гештальтпсихологии, но создал направление, названное гештальт-терапией. Союзник многих видных деятелей гуманистической психологии, никогда не причисляемый к этому направлению. Таков Перлз, легендарная фигура мировой психологии.
Фриц (Фредерик Соломон) Перлз родился в Берлине в мелкобуржуазной еврейской семье. Его отец был коммивояжером, с переменным успехом торговавшим палестинскими винами. Это был человек, иногда умевший быть заботливым и сердечным, однако более склонный к патетическому морализаторству, за которым Фриц с малых лет начал угадывать лицемерие. Тем более, что ему и двум его сестрам постоянно приходилось наблюдать ожесточенные стычки между родителями, нередко заканчивавшиеся рукоприкладством. Доставалось и самому Фрицу – преимущественно от матери, которая палку для выбивания ковров использовала в «педагогических» целях чаще, чем по прямому назначению. В такой атмосфере дети нередко вырастают робкими и забитыми. Фриц, напротив, рос отчаянным и непокорным, враждовал с родителями, ломал палки, которыми его били. Он никогда не угодничал, остро реагировал на лицемерие и неискренность. Наверное, именно в детские годы сложился его непростой, бунтарский характер с выраженным стремлением к самораскрытию.
|
|
|
Учеником он был неважным, в седьмом классе просидел два года, после чего и вовсе был исключен из школы. Школу он, однако, в конце концов закончил и продолжил свое образование на медицинском отделении Фрейбургского, затем Берлинского университета. В годы I мировой войны служил военным врачом. Вернувшись с войны, Перлз в 1920 г. получил степень доктора медицины в Берлинском университете. В целом его врачебная практика не оказала существенного влияния на его научное мировоззрение, если не считать сотрудничество с Куртом Гольдштейном, у которого Перлз работал ассистентом во Франкфуртском неврологическом институте. Гольдштейн не принадлежал ни к одной психологической школе, однако историки науки находят его взгляды созвучными учению гештальтпсихологии, а также иногда называют его одним из предшественников гуманистической психологии. Под его влиянием Перлз проникся ощущением того, что человеческий организм следует рассматривать как единое целое, а не как конгломерат по отдельности функционирующих частей. Впоследствии, формулируя суть собственного подхода, Перлз указывал, что для него характерен «анализ не только симптомов или структуры характера, но и всего существования человека».
|
|
|
В конце двадцатых Перлз заинтересовался психоанализом. Лично встретиться с З.Фрейдом в ту пору ему не удалось, но он сумел наладить контакты со многими видными представителями психоаналитического движения. Первоначально учебный анализ он проходил у Вильгельма Райха. Он также в полной мере воспользовался своим правом выбирать и менять аналитика для учебного анализа: в течение нескольких месяцев его анализировали Хелен Дойч, Карен Хорни и Отто Фенихель. О результатах этого обучения он впоследствии вспоминал так: «От Фенихеля я получил нарушение ориентации, от Райха – наглость, от Хорни – способность к участию без злоупотребления специальной терминологией».
После прихода к власти нацистов в 1933 г., Перлз уехал в Голландию, а год спустя, по рекомендации Эрнста Джонса, близкого друга и биографа Фрейда, перебрался в Южную Африку, в Иоганесбург, где основал Южноафриканский институт психоанализа. В Южной Африке в 1942 г. увидела свет и его первая книга – «Эго, голод и агрессия», написанная совместно с женой. Лаура Перлз имела на мужа большое влияние и внесла значительный вклад в создание и развитие его теории.
Первая книга Перлза имела подзаголовок «Ревизия теории и метода Фрейда». В Америке в 1966 г. она была переиздана с новым подзаголовком – «Начало гештальт-терапии». Хотя учение о гештальт-терапии лишь начало складываться в Иоганесбурге, да и ревизионистом Перлз стал не сразу.
В 1936 г. Перлз ненадолго вернулся в Европу. Небезынтересно, что весь долгий путь он проделал по воздуху, пилотируя личный самолет. Он намеревался прочесть свой доклад на международном психоаналитическом конгрессе, а самое главное – встретиться наконец с основателем психоанализа. Эта встреча состоялась, однако не принесла Перлзу ничего, кроме разочарования. Он вспоминает, что встреча длилась около четырех минут, в течение которых Фрейд застыл в дверном проеме и даже не вышел в комнату, в которой находился гость. Короткий разговор ограничился несколькими общими фразами. Не было никакой возможности поговорить об идеях Фрейда, о чем Перлз мечтал годами. Возможно, эта неудачная встреча явилась решающей каплей, переполнившей подспудно накапливавшуюся чашу разочарования в психоанализе. Перл писал: «Мой разрыв с фрейдистами произошел несколькими годами позже… Я пытался сделать психоанализ духовным домом, религией. Позже пришло просветление: я должен принять всю ответственность за свое существование на себя». Тем не менее Перлз всегда сохранял уважение к Фрейду как к великому ученому. Он подчеркивал: «Устарели лишь философия и техника Фрейда, а не его открытия».
В 1946 г. Перлз эмигрировал в США и открыл частную практику в Нью-Йорке, пытаясь экспериментировать с сочетанием различным психотерапевтических приемов. В 1951 г. в соавторстве с Ральфом Хефферлином и Полом Гудмэном он опубликовал книгу «Гештальт-терапия», в которой сформулировал начала своего собственного терапевтического подхода. Вскоре после этого был организован Нью-Йоркский институт генштальт-терапии, центр которого находился в квартире Перлза. Свое жилище Перлз превратил в мастерскую, в которой проводились семинары и групповые занятия.
В 1954 г. был также создан Кливлендский институт гештальт-терапии, а к концу 50-х годов группы гештальт-терапии были организованы по всей стране.
|
|
|
В 1960 г. Перлз переехал на западное побережье Соединенных Штатов, некоторое время жил и работал в Лос-Анжелосе. В 1964 г. он вошел в штат знаменитого Эсаленского института в Биг Сур, штат Калифорния. В 1969 г. Перлз перебрался в Британскую Колумбию, где на острове Ванкувер основал гештальт-общину. В том же году он опубликовал две свои наиболее известные ныне работы – «Гештальт-терапия в дословном изложении» (Gestalt Therapy Verbatum), а также «Внутри и вне помойного ведра» (In and Out of the Garbage Pail). Последняя представляет собой научную автобиографию, написанную в весьма специфической литературной манере. Многие преподаватели рекомендуют студентам начинать знакомство с теорией Перлза именно с последней работы, поскольку в ней наиболее выпукло и зримо предстает фигура самого создателя гештальт-терапии, вне которой трудно представить его новаторские идеи. В конце концов, «лучшим специалистом по Перлзу» был и остается сам Перлз. Вероятно, то же самое можно сказать и о его учении.
Безусловно, на становление идей Перлза оказал значительное влияние психоанализ, хотя и критически переосмысленный. Особое значение, вероятно, имела концепция Райха, в частности его представление о наличии у индивидуума «защитного панцыря», благодаря которому сопротивление становится общей функцией организма. (Следует, правда, отметить, что одиозную теорию оргона, позднее выдвинутую Райхом, Перлз воспринял скептически.) Сильное влияние оказали на Перлза и работы гештальт-психологов – хотя в изучение их теории он не углублялся, однако внимательно ознакомился с некоторыми статьями Вертгеймера, Келера и Левина. Вообще, с гештальтпсихологией у Перлза, по его словам, сложились специфические отношения: восхищаясь многими идеями гештальтистов, он, однако, счел невозможным полностью следовать за ними. Перлз отмечал: «Наиболее важной для меня была мысль о незаконченной ситуации, а неполном гештальте». Проблема соотношения фигуры и фона, разрабатывавшаяся гештальтистами в области познавательных процессов, была перенесена Перлзом в область мироощущения в целом. Академические гештальтпсихологи такого расширения не принимали. Однако нельзя не признать, что сегодня понятие гештальта фигурирует в психологии главным образом благодаря новаторским трактовкам Перлза.
|
|
|
Важно также отметить определенное влияние на развитие гештальт-терапии идей Дж. Морено: некоторые терапевтические приемы Перлза косвенно почерпнуты из практики психодрамы.
Основным теоретическим принципом гештальт-терапии является убеждение, что способность индивида к саморегуляции ничем не может быть адекватно заменена. Поэтому особое внимание уделяется развитию у пациента готовности принимать решения и делать выбор.
Поскольку саморегуляция осуществляется в настоящем, гештальт возникает в «данный момент», то психотерапевтическая работа проводится сугубо в ситуации «здесь и теперь». Психотерапевт внимательно следит за изменениями в функционировании организма пациента, побуждает его к расширению осознания того, что происходит в ним в данный момент, с тем чтобы замечать, как он препятствует процессу саморегуляции организма, какие блоки он использует для избегания конфронтации со своим настоящим (для «ускользания из настоящего»). Большое внимание психотерапевт уделяет «языку тела», являющемуся более информативным, чем вербальный язык, которым часто пользуются для рационализаций, самооправдания и уклонения от решения проблем.
Технические процедуры в гештальт-терапии называются играми. Это разнообразные действия, выполняемые пациентами по предложению психотерапевта, которые способствуют более непосредственной конфронтации со значимыми переживаниями. Игры предоставляют возможность экспериментировать с самим собой и другими участниками группы. В процессе игр пациенты «примеряют» различные роли, входят в разные образы, отождествляются со значимыми чувствами и переживаниями, отчужденными частями личности. Цель игр-экспериментов – достижение эмоционального и интеллектуального просветления, приводящего к интеграции личности.
Большое внимание в гештальт-терапии уделяется и работе со снами пациентов. Но, в отличие от психоанализа, сны в гештальт-терапии не интерпретируются. Они используются для интеграции личности. Перлз полагал, что различные части сна выступают фрагментами личности. Для того чтобы достичь интеграции, необходимо их совместить, снова признать своими эти спроецированные, отчужденные части нашей личности и признать своими скрытые тенденции, которые проявляются во сне. С помощью проигрывания объектов сна, отдельных его фрагментов может быть обнаружено скрытое содержание сновидения через его переживание, а не посредством его анализа.
Перлз сначала применял свой метод в виде индивидуальной психотерапии, но впоследствии полностью перешел на групповую форму, находя ее более эффективной и экономичной. Групповая психотерапия проводится как центрированная на пациенте, группа же при этом используется лишь инструментально по типу хора, который, подобно хору в греческой трагедии, на заднем плане провозглашает свое мнение по поводу действий протагониста. Во время работы одного из участников группы, который занимает «горячий стул» рядом со стулом психотерапевта, другие члены группы идентифицируются с ним и проделывают большую молчаливую аутотерапию, осознавая фрагментированные части своего Я и завершая незаконченные ситуации.
По мнению знавших его людей, сам Перлз далеко не всегда был настолько ответственным, насколько, по его мнению, должен стать человек по завершении курса гештальт-терапии. Это, однако, не мешало ему быть чрезвычайно жизнерадостной личностью и, как сказали бы сегодня, – харизматической.
Фриц Перлз умер в возрасте 76 лет 14 марта 1970 г. после непродолжительной болезни. Незадолго до смерти он работал над двумя книгами – «Гештальт-подход» и «Свидетель терапии». Эти работы были изданы посмертно, в 1973 г.
В трудах этого оригинального теоретика и практика по сей день продолжают черпать вдохновение все новые поколения психологов, повторяя на свой лад его своеобразную заповедь:
Я делаю свое, и ты делаешь свое.
Я в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям,
И ты в этом мире не для того, чтобы соответствовать моим ожиданиям.
Ты – это ты, а я – это я.
Если нам случиться найти друг друга – это прекрасно.
Если нет, то ничего не поделаешь.
Л. Сонди [8]
(1893–1986)
Сегодня в нашей стране можно встретить приверженцев любой психологической концепции или школы. На Урале существует небольшое общество последователей Леопольда Сонди, созданное для изучения его обширного научного наследия и пропаганды его идей. Остальным российским психологам Сонди если и известен, то лишь как создатель проективного теста, названного его именем. Однако, по мнению молдавского психолога Владимира Джоса, который еще четверть века назад первым в СССР перевел работы Сонди на русский язык и стал использовать его идеи в своей практической работе, – чтобы правильно применять эту проективную методику, необходимо понимать суть учения Сонди. А для этого, в свою очередь, важно проследить жизненный путь ученого, его личную и научную судьбу, итогом которой стало создание оригинальной теории. Ведь и теория эта так и называется – судьбоанализ.
В тех научных работах, где Сонди удостоен лаконичных упоминаний, его обычно называют венгерским психологом (вероятно из-за его венгерской фамилии и длительного проживания в Венгрии). Это определение не совсем точно. По национальности Сонди еврей. Он родился 11 марта 1893 г. в городе Нитра, который ныне расположен в Словакии, а в те времена принадлежал Австро-Венгерской империи. На рубеже веков семья перебралась в Будапешт, где Леопольд Сонди прожил почти полвека. Впоследствии катаклизмы эпохи забросили его в Швейцарию, где он на протяжении еще более сорока лет продуктивно работал до глубокой старости. Таким образом, перед нами предстает портрет человека, волею судьбы (!) ставшего гражданином мира.
В Будапеште Леопольд поступил в гимназию. Учился не блестяще – вероятно, отчасти из-за своего неуживчивого характера (который сегодня назвали бы нонконформистским). Показателен такой эпизод из его школьной жизни. Однажды учитель рассердился на одного из учеников и отвесил ему такую затрещину, от которой у бедняги лопнула барабанная перепонка. Отец пострадавшего подал жалобу в министерство просвещения. Однако приехавшая комиссия столкнулась с непреодолимым препятствием: опасаясь учительской мести, ученики как один словно в рот воды набрали. Свидетелем происшествия отважился выступить один Сонди. Опасения товарищей оказались небезосновательны: в отместку учитель снизил правдолюбцу годовую отметку. Но Леопольд не отступил и отправился к директору, который, просмотрев классный журнал, убедился, что оценка занижена. Справедливость была восстановлена.
По заслугам способности товарища оценивали лишь одноклассники. Добросердечный Леопольд с утра пораньше торопился в гимназию, где его уже поджидали менее способные ученики, чтобы списать домашнее задание. А в старших классах он начал давать частные уроки, помогая семье нести бремя расходов на собственное обучение.
Получив аттестат зрелости, Сонди решил продолжить образование. В те годы законы Австро-Венгии резко ограничивали профессиональный выбор для лиц еврейской национальности. В свое время именно из-за этих ограничений Зигмунд Фрейд избрал медицинское поприще, на которое евреи допускались. Так же поступил и Сонди.
Уже в студенческие годы у него зародились некоторые соображения, которые позднее легли с основу его психологической теории. Так, перечитывая своего любимого Достоевского (чьим творчеством, кстати, живо интересовался и Фрейд), Сонди обратил внимание, что в его романах постоянно фигурируют два ярких типа героев – с одной стороны преступники, с другой – блаженные, почти святые. По мнению Сонди, автор продемонстрировал тонкое понимание поведения тех и других потому, что сам в латентном состоянии носил в себе убийцу и святого. Сонди предположил, что такая предрасположенность могла быть обусловлена наследственно-родовым генофондом. Много лет спустя эта юношеская гипотеза нашла подтверждение благодаря изысканиям французского литературоведа Г. Труайя. В написанной им биографии Достоевского приведены примеры предков писателя, среди которых, действительно, были и убийцы, и ревнители благочестия.
Во время учебы Сонди в университете началась первая мировая война, и он был призван на военную службу. Но, поскольку к тому времени он уже проучился шесть семестров на медицинском факультете, его после нескольких месяцев подготовки направили на работу в госпиталь, а вскоре, в качестве лейтенанта медицинской службы, на русский фронт. На войне юный врач несколько раз побывал на волосок от смерти, и то, что после всех испытаний он остался жив, еще больше укрепило его фаталистскую веру в предначертание судьбы. В 1916 году его часть попала под сильный шрапнельный огонь. Солдаты вжались в землю, так что над ними торчали лишь ранцы на спинах. Когда обстрел закончился, Сонди обнаружил, что «предназначавшийся» ему смертоносный осколок застрял в переплете книги, которую он носил в ранце. Небезынтересно, что этой книгой был экземпляр первого издания «Толкования сновидений» Фрейда. В другой раз жизнь Сонди спасла командировка в соседнее подразделение. По возвращении он обнаружил, что его санчасть снесена снарядом, а все его товарищи погибли.
В 1916 году Сонди тяжело заболел и попал в госпиталь в Вене. Там он влюбился в медсестру, очаровательную блондинку. Она была немкой, христианкой, родом из Саксонии, ранее преподавала в школе иностранный язык. Союз людей столь разного происхождения представлялся очень проблематичным. Более того, подобный опыт уже имелся в роду Сонди. Тринадцать лет назад один из его родственников (старший сводный брат) изучал медицину в Вене и тоже влюбился… в блондинку, христианку, учительницу иностранного языка из Саксонии. Они поженились, но счастья им этот брак не принес. Однажды на больничной койке Леопольду приснился сон, в котором его родители обсуждали печальную судьбу его брата. Благодаря этому сновидению Сонди вдруг осознал, что безотчетно намеревается повторить судьбу своего несчастливого родственника. Все в нем восстало против навязчивого рока. Утром, объявив, что он совершенно здоров, Сонди покинул госпиталь и вернулся в свою часть.
Отслужив в армии четыре года, Сонди в 1919 г. завершил свое медицинское образование и открыл частную практику в Будапеште, а в 1924 г. начал совмещать ее с работой в поликлинике Аппони в качестве ассистента отделения неврологии и психиатрии. С первых же дней работы, помимо своих основных занятий, он увлекся экспериментальной психологией, которой стал заниматься в лаборатории доктора Пауля Раншбурга. Немаловажно, что Раншбург вел исследования в области психодиагностики, благодаря чему свои первые шаги в работе над тестом Сонди сделал под компетентным руководством.
Общение с нервно– и душевнобольными постоянно наводило его на мысль о семейной обусловленности психических болезней. Более того, психопатология, по его наблюдениям, накладывает характерный отпечаток на внешний облик больного. Опытный клиницист из гаммы проходящих перед ним лиц всегда может выявить (порой интуитивно) типичные признаки определенного заболевания.
Лаборатория, в которой работал Сонди, находилась в здании школы для умственно отсталых детей. Располагая столь богатым материалом, Сонди предпринял попытку проследить генеалогию каждого ребенка, дополняя ее данными биохимических и эндокринологических исследований. Ведя эту своеобразную летопись, Сонди открыл, что брачный выбор зачастую безотчетно диктуется тягой к партнеру с аналогичной латентной патологией. Вступающие в брак часто не ведают, что в их семьях встречаются одни и те же болезни. Оба партнера могут казаться вполне здоровыми людьми, однако их потомки обречены на патологию, поскольку родители латентно несут в себе нездоровую наследственность. Сонди назвал такой выбор генотропизмом. Этой проблеме и была посвящена его первая получившая известность книга «Анализ брачных союзов» (1937).
Отношение коллег к изысканиям Сонди было весьма прохладным. Когда он принес в редакцию официального медицинского журнала статью, содержавшую, в частности, его собственный генеалогический анализ, почтенный профессор медицины, редактировавший журнал, отшвырнул рукопись с брезгливой усмешкой: «Ну, Вы тут и насочиняли!» Свои семинары с обсуждением исследований Сонди проводил у себя дома. На этих неформальных собраниях часто присутствовали представители Психоаналитического общества, которые, в отличие от «чистых» медиков, живо интересовались работами Сонди и стремились к сотрудничеству с ним. Сонди принял участие в нескольких международных психоаналитических конференциях и съездах, где, в частности, близко познакомился с Анной Фрейд, а также с видным фрейдистом Августом Айххорном, чьими трудами после II мировой войны было воссоздано Венское психоаналитическое общество.
Сам Сонди испытал значительное влияние фрейдовского психоанализа, а также аналитической психологии Юнга. Развивая идеи классиков, он дополнил теорию глубинной психологии понятием «родовое бессознательное». Располагая его между личным бессознательным Фрейда и коллективным Юнга, Сонди находит его проявление в том серьезном влиянии, которое оказывает наследственность, род предков на судьбу человека. До Сонди доминирующим фактором в развитии психики считалась внешняя среда. Ее воздействия вызывали вынужденные реакции организма, необходимые для приспособления к создавшимся условиям. Реакции, которые приводили к успешной адаптации, закреплялись и обуславливали внутренние изменения в организме, способствующие формированию определенного типа поведения. Сонди обратил внимание психологов на то, что закрепленные формы поведения, по всей вероятности, передаются по наследству. В закодированном виде, переданном по генотипу, психика младенца уже имеет набор приспособительных реакций, которые в свое время обеспечивали существование его предков. Теперь они обуславливают развитии психики человека в определенном, то есть заданном предками его рода, направлении. В родовом бессознательном это проявляется в формировании «архетипа», образа предка, с которым необходимо считаться. По Сонди, «конечная цель фигуры предка заключается в том, чтобы полностью повториться в жизни потомка в той же самой форме экзистенции, в которой она один или несколько раз проявила себя в истории целого рода». Влияние родового бессознательного в жизнедеятельности потомков определяет их безотчетный выбор профессии и хобби, друзей и супруга, и даже формы смерти (например, Хэмингуэй застрелился из того же самого ружья, что и его отец).
Однако влияние рода предков, генетической детерминации в развитии психики не означает фатальной обреченности в судьбе человека. По Сонди, каждое побуждение изначально двойственно, амбивалентно, а значит имеет, как минимум, две возможности своей реализации. Психологу в своем анализе необходимо внимательно изучить обе тенденции, чтобы на этом основании помочь человеку сделать выбор и закрепить на жизненной сцене наиболее благоприятный и соответствующий его возможностям план судьбы. Суть так называемой судьботерапии состоит в освобождении человека от навязанной ему формы судьбы и предоставлении ему свободы на основе возможности выбора.
Рассуждения такого рода со стороны многих специалистов, в том числе и психоаналитиков, вызывали критические возражения: «Это же не наука, а мировоззрение». На это Сонди отвечал: «Горе науке, которая не отваживается стать мировоззрением». Психологам эти слова могли бы послужить замечательным девизом.
Тест, который принес Сонди всемирную известность, был опубликован им в 1939 г. Война на некоторое время затормозила распространение этого метода, который стал широко внедряться в практику лишь в конце сороковых.
В создании теста Сонди исходил из своих представлений о наследственно обусловленной склонности человека к определенным формам патологии. А также о манифестации патологии во внешнем облике. В качестве стимульного материала он отобрал 48 фотопортретов психически больных 8 категорий (эпилепсия, истерия, садизм, гомосексуализм, кататония, параноидная шизофрения, депрессия, мания). Испытуемому шестикратно предъявляются наборы из 8 фотографий (по одной из каждой категории) и в каждом предлагается указать два наиболее и два наименее понравившихся лица. По мнению Сонди, если четыре и более портретов одной категории получили положительную или отрицательную оценку, то данную «диагностическую область» следует признать значимой для обследуемого.
Широкое применение теста в клинической практике породило серьезные сомнения в его валидности. Тем не менее, сам принцип, положенный в основу теста, был продуктивно использован многими психологами. Например, Мартин Ахтних наподобие теста Сонди разработал собственный портретный тест профессиональных склонностей. В отечественной психологии на основе стимульного материала Сонди был разработан так называемый социально-перцептивный интуитивный тест, используемый для выявления трудностей в межличностных отношениях и ценностных ориентаций.
Судьба самого создателя теста сложилась драматически, но в итоге благополучно. В Венгрии выступавшей союзницей нацистской Германии, для евреев настали тяжелые времена. А после ввода немецких войск в Венгрию в 1944 г. положение стало и вовсе безнадежным. Сонди, однако, удалось спастись. По условиям тайной сделки союзников с Гиммлером, 1800 венгерских евреев, среди которых было много интеллектуалов, получили возможность выехать в Израиль. Однако закулисные переговоры затягивались, и Сонди пришлось провести долгие месяцы в лагере для перемещенных лиц под Веной, терзаясь мыслями о своей дальнейшей судьбе. Впрочем, для товарищей он оставался примером мужества и оптимизма. По вечерам в темном бараке он проводил семинары по результатам своих исследований, которые вызывали бурные дискуссии.
В начале декабря 1944 г. Сонди получил разрешение выехать в Швейцарию (до Израиля он так и не добрался). По приглашению доктора Оскара Фореля он получил должность ассистента в известном психиатрическом профилактории в Пранжино. Оттуда он еженедельно наведывался в Цюрих, где читал лекции в институте прикладной психологии. Потом он окончательно перебрался в Цюрих, в 1959 г. получил швейцарское гражданство.
В Швейцарии у Сонди нашлись последователи, объединившиеся в Общество под его руководством. В 1953 г. к шестидесятилетнему юбилею Сонди Общество выпустило сборник трудов «Сондиана». Впоследствии «Сондиана» стала периодическим изданием. Попытки отечественных энтузиастов, коих в России, как и в Швейцарии, насчитывается несколько десятков, наладить в начале девяностых выпуск «Сондианы» в нашей стране натолкнулись на непреодолимые финансовые затруднения. Видно, не судьба!
