Первая и Вторая мировые войны, как и большинство войн в истории, были битвами за мировые ресурсы и за рынки, и через них – за контроль над процессами производства материальных благ. Старые имперские нации Европы обанкротились в этих битвах за мировые богатства, и у них не осталось сил для удержания контроля над миром. Весь бывший колониальный мир почувствовал шанс на свободу, и многие из новых стран смотрели на Америку как на модель своего будущего.
У Америки были собственные ресурсы для сохранения высокого стандарта жизни, и она вполне могла бы поддержать попытки колоний вырваться на волю. Но культурные и религиозные соображения [641] перевесили моральные. Старые имперские страны Европы передали полицейскую дубинку руководству Америки. «Оптовый» государственный терроризм стал инструментом подавления возрождающихся народов.
Чтобы меньшинство продолжало подавлять мировое большинство, к процессам производства и распределения материальных благ пришлось допустить новые страны. Чтобы остановить быстро распространявшийся социализм, нескольким основным странам (Японии, Тайваню, Южной Корее), находившимся на границах социалистического лагеря, был дан доступ к технологиям, к капиталам и рынкам. Это, естественно, произошло полностью в духе описанного Фридрихом Листом протекционизма, и никак не свободной торговли Адама Смита. Хотя Адам Смит и проповедовался в каждой университетской аудитории в качестве обоснования успехов этих стран. Постепенно другие Южно‑Азиатские страны, и, наконец, Китай, также были также допущены в этот круг. Как успех этих стран при протекционистской политике, так и сильные кризисы в них после частичного снятия протекционизма (он был снят, когда Советский Союз перестал существовать), доказывают правильность выводов Фридриха Листа.
|
|
Защита была снята путём навязывания этим странам структурных изменений (structural adjustments), потребовавших открыть беспрепятственный доступ к внутренним рынкам этих стран. Заместители министра финансов США Роберт Рубин (Robert Rubin) и Ларри Саммерс (Larry Summers) и «их оруженосцы в Международном валютном фонде… признали, что им пришлось принимать жёсткие решения, в которых даже можно найти некоторые ошибки». [22] «Жёсткие решения», принятые этими «обыкновенными подозреваемыми» [642], как описал профессор Йоркского университета в Торонто Стефен Гилл (Stephen Gill) [23], сводились к тому, что утопающим разрешалось самим позаботиться о своей судьбе, когда экономический кризис стал неизбежен. Профессор университета Северного Лондона Питер Гован (Peter Gowan) объясняет, что Гринспен [643], Саммерс и Рубин не беспокоились:
|
|
По мере распространения кризиса по региону, Минфин США и ФРС были спокойны за его глобальные последствия. Из предыдущего опыта они прекрасно знали, что финансовые катаклизмы в третьих странах давали желанные толчки роста американским финансовым рынкам, и через них – экономике США. Можно было ожидать, что огромные средства придут на американские финансовые рынки, уменьшат стоимость кредита, поднимут рынок акций и подтолкнут экономический рост. И следует ожидать богатый урожай собственности, которую можно будет забрать в Азии, когда азиатские страны упадут на колени перед МВФ. [24]
Структурные изменения открыли азиатские рынки для доступа спекулятивного капитала. Постоянно снижавшиеся цены на сырьё во всём мире доказывают, что было много возможностей для печатания новых денег [644], была возможность разрешить регионам и странам печатать больше собственной валюты, и возможность расширять мировую экономику. Так что решение сжать мировую экономику, чтобы больше досталось имперским центрам капитала, было принято совершенно сознательно:
Когда страна тратит сто долларов на производство продукта внутри своих границ, то деньги, которые используются для оплаты за материалы, рабочий труд и других затрат, двигаются внутри экономики по мере того как каждый получатель тратит их. Благодаря этому эффекту мультипликации (умножения), конечный продукт стоимостью в сто долларов может добавлять несколько сотен долларов к валовому национальному продукту (ВНП) этой страны. Если продукт ввозится из‑за границы, то деньги тратятся внутри чужой страны, и деньги начинают обращаться внутри неё. В этом причина того, что промышленно развитая, вывозящая готовые продукты и импортирующая сырьё страна богата, а слаборазвитая, ввозящая готовые продукты и вывозящая сырьё страна бедна. Развитые страны богатеют, продавая капиталоёмкие [645] товары за высокую цену, и покупая товары, на которые требуются высокие затраты труда, за низкую цену. Этот дисбаланс в торговле увеличивает разрыв между богатыми и бедными странами. Богатые продают готовые для потребления товары, а не инструменты производства. Это сохраняет монополизацию средств производства и гарантирует сохранение рынков сбыта. [25]
То, что периферию ожидает падение экономики, если протекция будет снята, хорошо понималось. В книге «Фальшивый рассвет» (False Dawn) профессор Лондонской школы экономики Джон Грэй (John Gray) показывает, что свободная торговля и настоящая демократия несовместимы:
В любой более‑менее длинной и широкой исторической перспективе свободный рынок – это редкое и короткоживущее отклонение. Регулируемые рынки – это норма, спонтанно возникающая в жизни любого общества… Идея свободных рынков и одновременно минимальных правительств… это перевёртывание правды… Нормальный спутник свободных рынков – это не стабильное демократическое правительство. Это нестабильная политика экономической опасности… Поскольку естественная тенденция общества – сдерживать рынки, свободные рынки могут быть созданы только мощным централизованным государством… Глобальный свободный рынок – это не железный закон исторического развития, а политический проект… Свободные рынки созданы правительствами и не могут существовать без них… Демократия и свободные рынки – конкуренты, а не партнёры… [точно также как гибельный свободный рынок по‑британски сто лет назад, который закончился двумя мировыми войнами, нынешний] глобальный свободный рынок – это американский проект… Без реформ мировая экономика разделится на части, потому что её перекосы невозможно поддерживать… Мировая экономика развалится на блоки, каждый из которых будет формироваться борьбой за региональное превосходство. [26]
|
|
Суммируя, глобальный капитал, поддерживаемый американскими военными, пытается отказать всем слаборазвитым странам в праве защиты своих ресурсов, промышленности, рынков и граждан. Если какая‑нибудь нация попробует защитить себя, капитал уедет и создаст ещё большую нищету. Но не только эти страны в опасности. Рассмотрим пример того, как можно ограбить казначейство даже такой страны как Британия. Профессор Гован объясняет, как хэдж‑фонды занимают огромные средства, чтобы фактически ограбить казначейства как сильных, так и слабых стран. Спекулянт
покупает форвардные [646] контракты на продажу английских фунтов за французские франки по курсу 9.50 франков за фунт. Срок исполнения контракта наступает через один месяц. Скажем, общая сумма контрактов – 10 миллиардов фунтов. Спекулянт должен заплатить некоторую плату банку за пользование кредитом. Затем спекулянт ждёт, пока месяц почти закончится. Он начинает скупать фунты в больших количествах и, накопив их, затем начинает резко продавать фунты, пытаясь сбить, понизить курс фунта. Из‑за того, что на продажу выставлено сразу огромное количество фунтов, курс фунта падает, скажем, на 3% относительно франка. В этот момент другие, более мелкие участники валютного рынка видят, что фунт упал, и тоже начинают избавляться от него, снижая курс, скажем, ещё на 3%. Ночью спекулянт берёт в долг огромные суммы в фунтах и опять продаёт их за франки. Между тем на валютном рынке распространяются слухи, что это дело не кого‑нибудь, а самог о главного спекулянта. Более мелкие спекулянты присоединяются к игре, и фунт падает ещё на 10%. И в день, когда спекулянт исполняет изначальный контракт и продаёт фунты по курсу 9.50 к франку, курс фунта составляет 5 франков. Спекулянт исполняет контракт и получает огромную прибыль из‑за разницы курсов. В это время в реальной экономике наступает кризис и т.д. и т.п. [27]
Хотя сейчас (в 2002 году) американцы довольны, поскольку прибыли от свободной торговли перетекают в их карман,
|
|
глобальный свободный рынок… уже не работает в интересах американской экономики больше, чем он работает в интересах какой‑либо другой страны. Действительно, в случае большого перекоса на мировых рынках американская экономика будет задета сильнее, чем многие другие… В нынешней лихорадочной обстановке почти невозможно организовать мягкую посадку… Экономический обвал и ещё одна смена режима в России; дальнейшая дефляция и ослабление финансовой системы в Японии, которое вызовет репатриацию японских сбережений, хранящихся в долговых обязательствах правительства США; финансовый кризис в Бразилии или в Аргентине; крах на Уолл‑Стрите – одно из них, или все эти события, вместе с другими, непредсказуемыми событиями, могут начать глобальный экономический перекос. Если любое из них случится, одним из первых последствий станет быстрое усиление протекционистских настроений в США, особенно в Конгрессе. [28]