Марии Петровне Колычевой. Исповедаюсь сущею истиною по совести моей,— верь, друг мой

Христос посреди нас!

Исповедаюсь сущею истиною по совести моей,— верь, друг мой! Не по пристрастию, но по привязаннос­ти моей к старице Евфимии (Имеется в виду блаженная Евфимия Григорьев­на Попова) объявляю о ней мое слово.

В самом начале вступления моего в мо­настырь много смущался я мыслями и однажды во время обедни тяжко обуреваем был до изне­можения. Я весь ум обратил на образ чудо­творной иконы Божией Матери и мыслью относился со страхом к Самой Владычице ми­ра, прося Ее о решении недоумения моего. В это мгновение подошла ко мне старица с четками, взяла меня за руку и сказала: «Мо­лись по четкам, дурак! Что бегаешь взад да впе­ред!» — и ушла от меня. Меня всего объяла неизреченная ра­дость, слезы умиления лились ручьем. Доволь­но времени я чувствовал радость сию. Потом в своей келье, много задумыва­ясь, я впал в уныние и скука страшная томила душу мою. В тот же час отворилась дверь кельи; входит старица, спросила меня: «Чем ты зани­маешься?» Я ей показал на книгу святителя Ди­митрия. «Это хорошо,— сказала она.— Ты не скучай, скоро все хорошо будет». И вся мрач­ность отошла от меня; мне стало радостно. Не продолжая слово, совестью моею сви­детельствую о сей старице. Когда ни бывала она у меня в разные времена, я не видел ничего бе­совского от нее ко мне. Как бы громко и сурово ни обращалась она со мной, я всегда чувствовал, как мне легко было после угроз ее, и мысли и скука убегали от меня. Я благодарил Господа и Матерь Божию, пославшую к скудости моей такого доброго сторожа. Я не осуждаю ее, хотя другие, кому что представится, заключают и го­ворят о ней противное. Но я внимаю совести и спасению души моей, то так мне и бывает; и еще смею сказать, что никто о ней не может свидетельствовать, чтобы она кому какое зло сделала; она только обличает тайную мысль, от диавола на сердце кому-либо нанесенную. Это многие, воспользовавшиеся с верою, свиде­тельствовать могут. А что пристрастия или осо­бой привязанности я не чувствую к ней в себе, только чувствую долг и обязанность почитать ее за духовную добродетель, как мать; и что я исти­ну о ней пишу и не лгу касательно меня, в том уверяю гробом моим, в который мне надлежит положиться, оправдану Богом. Георгий. Июля 6-го, 1827 года