Общие замечания о механизмах, вызывающих терапевтический прогресс в психоанализе

Эмпирическое содержание и основные свойства объекта центрального переноса существенно различаются в про­цессах переработки, вызывающих терапевтический про­гресс при классических неврозах переноса, с одной сто­роны, и в случае нарциссических нарушений личности — с другой. Однако, если рассматривать с психоэкономиче­ской и динамической позиций, преобладающие меха-

низмы, лежащие в основе движения к психологическому здоровью, в этих двух классах доступной анализу психо­патологии одни и те же. Основная констелляция факто­ров, которыми объясняется терапевтический эффект анализа неврозов переноса и нарциссических нарушений личности, заключается в следующем. (1) Аналитический процесс мобилизует инстинктивные энергии, связанные с теми детскими желаниями, которые не интегрировались (например, вследствие вытеснения) с остальной частью психики и поэтому не оказывали влияния на созревание и развитие остальной части личности. (2) Аналитический процесс (а) препятствует удовлетворению детских жела­ний на инфантильном уровне (оптимальная фрустрация, аналитическая абстиненция), (б) постоянно противо­действует (посредством интерпретаций) регрессивному уклонению от инфантильных желаний и потребностей (включая попытки их повторного вытеснения или иные формы их повторного исключения из аналитически установленного контакта с центрально расположенными (пред)сознательными областями психики). (3) Таким образом, для инфантильных влечений, желаний или по­требностей, которые, с одной стороны, постоянно реакти­вируются, но не удовлетворяются, а с другой стороны, лишены возможности регрессивного бегства, остается единственный путь — возрастающая интеграция со зрелы­ми и адаптированными к реальности секторами и сегмен­тами психики посредством добавления новых психоло­гических структур, которые овладевают влечениями, контролируют их проявления или трансформируют их в различные зрелые и реалистичные паттерны мышле­ния и поведения. Другими словами, аналитический про­цесс пытается активировать инфантильные потребности, одновременно перекрывая им все пути, кроме того, что ве­дет к зрелости и их реалистичному проявлению.

Приведенную динамическую формулировку терапев­тического воздействия процесса переработки полезно будет проиллюстрировать на конкретном примере. Хотя ее можно было бы легко продемонстрировать в контексте классического невроза переноса, этот пример будет ка­саться не детских эдиповых желаний, а инфантильных

потребностей в зеркальном отражении, поддержке или одобрении, особенно часто встречающихся при анализе нарциссических нарушений личности. В генетическом аспекте мы должны понимать, что травматическая фру­страция желаний или потребностей в родительском при­нятии, которые соответствуют определенной фазе разви­тия, немедленно ведет к их интенсификации, равно как и фрустрация любых других обусловленных процессами развития потребностей и желаний. Усилившееся желание в сочетании с сохраняющейся или даже возрастающей внешней фрустрацией (или с угрозой наказания) создает ощутимый психический дисбаланс, ведущий к исключе­нию желания или потребности из последующего аутентич­ного и последовательного участия во всей остальной пси­хической деятельности. В дальнейшем из-за страха нового травматического отвержения выстраивается стена защит, оберегающая психику от реактивации инфантильного желания — в данном примере от развития особого класса нарциссических нарушений личности: от реактивации потребности в родительском одобрении. В зависимости от психической локализации защит возникающий в лич­ности раскол представляет собой либо (1) «вертикальное» расщепление, то есть расщепление, которое отделяет весь сегмент психики от сегмента, относящегося к централь­ной самости, что проявляется в чередовании (а) состоя­ний грандиозности, в которых фрустрированная потреб­ность в одобрении отрицается, и (б) состояний, в которых преобладают ощущения внутренней пустоты и низкая самооценка, либо (2) «горизонтальное» расщепление, то есть расщепление, обусловленное возникновением барьера вытеснения, что проявляется в эмоциональной холодности пациента и в его настойчивом стремлении сохранять дистанцию с объектами, от которых ему хо­чется получить нарциссическую подпитку.

Первоочередной задачей процесса переработки может оказаться преодоление сопротивления установлению нарциссического переноса (в данном примере — зеркаль­ного переноса), то есть реактивация в сознании пациента инфантильного желания или потребности в родительском принятии. В следующей фазе анализа терапевтическая

задача состоит в сохранении активного зеркального пере­носа, несмотря на то, что инфантильная потребность, по существу, снова фрустрируется. Именно в этой продол­жительной фазе пациент постоянно сталкивается с пе­реживаниями, связанными с процессом переработки. Под воздействием новых фрустраций пациент стремится избежать боли, (а) пытаясь воссоздать равновесие, сущест­вовавшее до переноса, посредством вертикального рас­щепления и/или установления барьера вытеснения, или (б) с помощью регрессивного избегания, то есть от­ступления к уровням психического функционирования, которые являются более архаичными, чем уровень пато­генной фиксации (см. диаграмму 2 в главе 4, где приведено схематическое изображение этих регрессивных коле­баний). Однако интерпретации переноса и генетические реконструкции позволяют взаимодействующему сектору психики анализанда заблокировать эти два нежелатель­ных пути избегания и поддерживать инфантильную по­требность активированной, несмотря на создаваемый ею дискомфорт. (Опытный аналитик будет помогать па­циенту, сохраняя этот дискомфорт в допустимых преде­лах, то есть будет проводить анализ в соответствии с прин­ципом оптимальной фрустрации.)

Ввиду того, что все регрессивные пути заблокированы, а инфантильная потребность в зеркальном отражении активирована, но не может быть удовлетворена в своей инфантильной форме, психика вынуждена создавать но­вые структуры, трансформирующие и конкретизирующие инфантильные потребности в сдержанных в отношении цели реалистичных направлениях. Выражаясь на языке поведенческих и эмпирических фактов, происходит по­степенное повышение реалистичной самооценки, удовле­творенности реальным успехом, умеренное использо­вание фантазий о достижении (их слияние с планами возможного реалистичного действия) и образование в реа­листичном секторе личности таких сложных феноменов, как юмор, эмпатия, мудрость и креативность (см. главу 12).

ЧАСТЬ 3

КЛИНИЧЕСКИЕ И ТЕХНИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ,

ВОЗНИКАЮЩИЕ

ПРИ НАРЦИССИЧЕСКОМ

ПЕРЕНОСЕ

ГЛАВА 8. Общие замечания по поводу

НАРЦИССИЧЕСКИХ ПЕРЕНОСОВ

Теоретические рассуждения

Наиболее спорными среди вопросов, возникающих в свя­зи с последовательной терапевтической мобилизацией нарциссических структур, являются вопросы теории и терминологии. Надо ли последовательные реактивации идеализированного родительского имаго и грандиозной самости расценивать как перенос в метапсихологическом или в клиническом смысле слова и можно ли обозначать их термином «перенос»?

Вопрос о том, можно ли всестороннее включение аналитика в терапевтическую активацию нарциссически инвестированной психической структуры называть пере­носом, в принципе имеет такое же значение при рассмот­рении различных клинических форм, в которых становит­ся очевидной активация грандиозной самости, как и при рассмотрении активации идеализированного родитель­ского имаго при идеализирующем переносе. Но поскольку идеализирующий перенос иногда имеет внешние призна­ки, которые могут напоминать клинические проявления классических неврозов переноса, имеет смысл подчерк­нуть существенные моменты, отличающие данную кли­ническую ситуацию от собственно неврозов переноса, и осветить тот факт, что внешние трансферентные прояв­ления при идеализирующем переносе обусловлены моби­лизацией нарциссического катексиса, а не объектного либидо. Мобилизация относительно поздних стадий раз­вития грандиозной самости (зеркальный перенос в узком значении термина) тоже ведет к появлению клинической картины, внешне напоминающей перенос при анализе неврозов переноса, и поэтому здесь также следует под­черкнуть, что хотя аналитик и воспринимается на когни­тивном уровне как отдельный и автономный субъект,

тем не менее он имеет значение исключительно в контек­сте нарциссических потребностей анализанда; он притяга­телен и вызывает ту или иную реакцию лишь постольку, поскольку воспринимается как человек, выполняющий или фрустрирующий потребности анализанда в отклике, одобрении и подкреплении его грандиозности и эксгиби­ционизма. Ситуация, однако, является противоположной, когда речь идет о мобилизации ранних стадий развития грандиозной самости, то есть о близнецовом переносе (переносе по типу второго «я») и слиянии посредством расширения грандиозной самости. В этом случае внутрен­ние условия и, в частности, клиническая картина, по­рождаемая включением аналитика в терапевтическую мобилизацию грандиозной самости, кажутся настолько отличными от структуры и терапевтических проявлений неврозов переноса, что становится необходимым прежде всего сравнить эти два состояния и указать на их сходство. Только подчеркнув аналогии, можно продемонстриро­вать, что, несмотря на архаичную природу интерпер­сональных условий, которые воссоздаются в процессе терапевтической активации ранних стадий развития гран­диозной самости, аналитик и в самом деле вступает в ста­бильные, структурно обоснованные клинические отноше­ния с анализандом, в значительной мере способствующие поддержанию аналитического процесса.

При ответе на вопрос, следует ли идеализирующий и зеркальный перенос классифицировать как переносы, необходимо (а) учитывать метапсихологическую оценку клинической аналитической ситуации и (б) определиться с трактовкой понятия «перенос».

Я не буду здесь принимать чью-либо сторону в поле­мике по поводу того, является ли нарциссический пе­ренос таковым в строгом метапсихологическом зна­чении этого слова. Не отрицая того, насколько важна строгость используемых понятий, я продолжу говорить о разных проявлениях терапевтической активации идеализированного родительского имаго и грандиозной самости как о переносах. Неоспоримый факт того, что образ аналитика входит в долговременные, отно­сительно надежные отношения с мобилизованными

парциссическими структурами, благодаря чему обес­печивается поддержание систематического процесса переработки, служит достаточным оправданием для использования термина «перенос» в (традиционном) широком клиническом смысле независимо от нюансов метапсихологической оценки ¹.

Два вида нарциссического переноса будут рассмот­рены на фоне концептуальных тенденций, которые уже существуют в этой теоретической области, причем поня­тия, предложенные в данной монографии, будут срав­ниваться с прежними понятиями, чтобы более четко их разграничить. В частности, мы рассмотрим (1) отно­шение идеализирующего и зеркального переносов к со­стоянию, которое Фрейд часто называл спонтанно воз­никающим «позитивным переносом», который является движущей силой аналитической терапии и эмоциональ­ной основой эффективности терапевтического вмеша­тельства аналитика (см., например, Freud, 1912, р. 105-106), и (2) отношение идеализирующего и зеркального переноса к проективно-интроективным формам пове­дения, которым отдельные аналитики отводят важней­шую роль в клиническом переносе у всех анализандов, опираясь на гипотезу основоположника «английской школы» психоанализа М. Кляйн — которой принадлежит смелая и новаторская (но, к сожалению, теоретически не­достаточно обоснованная) попытка проникнуть в скры­тые глубины человеческого переживания — о сущест­вовании в младенческом возрасте двух универсальных первичных позиций: «паранойяльной» и «депрессивной» (см. Е. Bibring, 1947; Glover, 1945; Waelder, 1936).

' Анна Фрейд, комментируя данную работу и личной беседе, выразила эту мысль следующим образом: «В этих случаях па­циент использует аналитика не для оживления направленных на объект стремлений, а для включения его в либидинозное (то есть нарциссическое) состояние, до которого он регресси­ровал или на котором остановился. Одни могут называть это переносом, другие — разновидностью переноса... В действитель­ности это не имеет никакого значения, поскольку считается, что данный феномен не вызван катектированием аналитика объектного либидо».

Что касается базисного «позитивного переноса» (см. ра­боты Вельдера [Waelder, 1936] и особенно Криса [Kris, 1951], который указывает, что Фрейд «выделяет область сотрудничества между аналитиком и пациентом»²), то я хо­тел бы повторить ранее предложенную мною формули­ровку, а именно что мы должны «проводить различие между (1) нетрансферентным выбором объекта, сформировав­шимся в соответствии с моделями детства (...зачастую ошибочно называемым позитивным 'переносом'), и (2) на­стоящими переносами». Первый состоит «из стремлений к объектам, возникающих в глубине, но все же не пересе­кающих барьер вытеснения», и из «тех стремлений Эго, которые, будучи первоначально переносами, порвали затем связи с вытесненным и стали, таким образом, автономными объектными выборами со стороны Эго». Я же афористично обобщил эти различия в утверждении: «Хотя и верно, что все переносы суть повторения, но не все повторения — переносы» (Kohut, 1959, р. 472).

Безусловно, «область сотрудничества между анали­тиком и пациентом» (Kris, 1951) нужно оберегать, если аналитическая работа направлена на достижение проч­ных результатов. Без «вступления в союз с Я пациента» (Freud, 1937) анализ был бы всего лишь пассивным и ми­молетным переживанием, сопоставимым с гипнозом. Кроме того, не вызывает сомнений, что терапевтическое противопоставление наблюдающего и переживающего Эго (R. Sterba, 1934) сохраняется прежде всего тогда, когда наблюдающее Эго содействует аналитику в выполнении аналитической задачи на основе реалистичных связей, которые в свою очередь зиждутся на «нетрансферентном выборе объекта, сформировавшемся в соответствии с мо-

² «Как известно, аналитическая ситуация состоит в том, что мы вступаем в союз с Я пациента, чтобы подчинить необузданные части его Оно, то есть включить их в синтез Я... Я, с которым мы можем заключить такой пакт, должно быть нормальным. Но по­добное нормальное Я... — это идеальная фикция... Каждый нор­мальный человек нормален лишь в среднем, его Я приближается к Я психотика... а степень удаления от одного конца ряда и при­ближения к другому будет пока для нас мерой того, что мы... назвали 'изменением Я'» (Freud, 1937, р. 235).

делями детства», и на «автономных объектных выборах со стороны Эго» (Kohut, 1959), понимаемых, разумеется, в смысле «вторичной автономии» (Hartmann, 1950, 1952). Эти условия являются необходимыми и при психоана­литическом лечении нарциссических личностей, и при анализе классических неврозов переноса. Наблюдающая часть личности анализанда, которая в сотрудничестве с аналитиком активно берет на себя задачу анализа и при анализе нарциссических нарушений, и при анализе невро­зов переноса, в сущности, не меняется. В обоих случаях адекватная область реалистического сотрудничества, возникшая благодаря позитивным детским переживаниям (в объектно-катектированной и нарциссической обла­стях), является предпосылкой сохранения у анализанда терапевтического расщепления Эго, а также симпатии к аналитику, обеспечивающей поддержание достаточной веры в цели и возможности анализа в его напряженные периоды.

С другой стороны, идеализирующий и зеркальный переносы являются объектами анализа; то есть наблю­дающая и анализирующая части Эго анализанда в сотруд­ничестве с аналитиком противостоят им и путем посте­пенного понимания их в динамическом, экономическом, структурном и генетическом аспектах пытаются достичь контроля над ними и отказаться от связанных с ними требований. Достижение такого контроля является важ­ной и отдельной терапевтической целью анализа нарцис­сических нарушений.

«Позитивный перенос» (Фрейд) на основе «нетрансфе-рентного выбора объекта» (Кохут) в «области сотрудниче­ства между аналитиком и пациентом» (Крис) представляет собой лишь инструмент, используемый при выполнении этой задачи; и именно переработка и конечный отказ от зеркального переноса или идеализации архаичного объекта самости, который приводит к специфическим терапевтическим результатам, характеризует успешное завершение психоаналитической терапии в этих случаях.

Четкое разграничение нарциссических переносов и реа­листической связи, которая возникает между аналитиком и анализандом, является важным не только с теоретической

точки зрения, но и — в еще большей степени — по практи­ческим, клиническим соображениям. С теоретической точки зрения, как уже отмечалось, реалистическая связь между аналитиком и анализандом (позитивный перенос, раппорт, рабочий альянс, терапевтический альянс и т.д.) в метапсихо-логическом смысле является не переносом, а отношением, основанном на ранних благотворных интерперсональных переживаниях, которые, хотя и были постепенно нейтра­лизованы и, следовательно, сдержаны в отношении цели, продолжали влиять на все объектные инвестиции пациен­том взрослого объекта, включая его взаимодействие с анали­тиком. В рамках модифицированной структурной модели психики (Kohut, 1961; Kohut, Seitz, 1963) эта привязанность к объекту относится не к области переноса, а к области прогрес­сивной нейтрализации.

Вместе с тем с точки зрения техники, особенно в отно­шении некоторых аспектов нарциссических нарушений личности, способность аналитика не вмешиваться в про­цесс установления нарциссического переноса и не пред­принимать активных действий, способствующих раз­витию реалистической терапевтической связи, иногда может оказаться решающим фактором на пути к терапев­тическому успеху. Например, гиперкатексис архаичной грандиозной самости лишает реалистичное самовоспри­ятие либидинозной подпитки (Rapaport, 1950). Смутные ощущения своей нереальности, иллюзорности, отсутствия живости и т.д. существуют на нредсознательном уровне, однако анализанд, по-видимому, либо вообще не сознает наличия этих нарушений, либо сознает их нечетко и рас­плывчато, либо научается их скрывать (не только от внеш­него мира, но и от себя самого). Аналитик не должен отвечать на проявления неспособности таких пациентов сформировать реалистичную с ним связь активным вме­шательством, нацеленным на установление «альянса». Их необходимо беспристрастно исследовать как признаки нарушения в сфере катексиса самости и с ним связанного нарушения способности пациента ощущать себя живым и воспринимать мир как реальный.

Отдельные симптоматические действия в начале ана­лиза, которые могут показаться аналитику обусловлен-

ными дефектами Супер-Эго, на самом деле часто пред­ставляют собой проявления нарциссического нарушения личности. Неспособный четко осознать фундаменталь­ное нарушение самовосприятия и потому неспособный сообщить о нем аналитику, пациент может начать анализ со лжи, или с какого-либо обмана в оплате, или с чего-то еще, что выглядит как жульничество. Аналитик не может игнорировать эти первоначальные проявления отыгры­вания, но и не должен отвечать на них осуждением или активным вмешательством. Все, что нужно делать анали­тику в большинстве таких случаев, — это обратить внима­ние на случившееся (но не указывать пациенту на него с неодобрительными интонациями), обсудить, если необ­ходимо, реалистичные аспекты этого и подчеркнуть, что он пока еще не может определенно сказать, имеет ли это некий скрытый смысл, а если имеет, то надо объяс­нить, в чем он может заключаться. Любое активное вме­шательство, когда к симптоматическому действию отно­сятся как к совершенно реальному, может привести к тому, что основная причина нарушения пациента ока­жется вне фокуса аналитической работы, поскольку па­циент будет отвечать на осуждение со стороны аналитика сначала раздражением и возмущением, а затем угодли­востью и уступчивостью, — то есть изменение в Эго ана-лизанда произойдет без мобилизации основополагающих патогенных нарциссических конфигураций. Эпизоди­ческие ошибки, которые может допустить аналитик, реа­гируя на эти первоначальные симптоматические дейст­вия, будучи неподготовленным к ним, или из-за того, что поведение анализанда оказалось для него неожи­данным, не нанесут большого вреда, если впоследствии аналитик сможет вернуться к первоначальному инциден­ту и ретроспективно его переоценить. Если же чересчур реалистическая или морализаторская реакция аналитика поддерживается системой теоретических убеждений, в соответствии с которыми аналитик считает себя вправе отказаться от аналитической установки, столкнувшись с «действительным жульничеством», «действительным отсутствием честности» или «действительным наруше­нием обязательств», то в таком случае доступ к анализу

более глубокого нарциссического нарушения может стать заблокированным.

Как уже отмечалось выше, предсознательным цент­ром, из которого происходят эти характерологические нарушения, является чувство недостаточной реальности самости и — вторично — внешнего мира. Важно понимать не только то, что сама по себе психоаналитическая ситуа­ция специально предназначена для обнаружения скрытой патологии самовосприятия (и, таким образом, чувства реальности самости и окружения), но и то, что постепен­ное проявление этого состояния в процессе анализа позво­ляет анализанду осознать его динамический источник и структурные корни (то есть фиксацию на архаичном представлении о себе, дисфункцию и недостаточный ка-тексис [пред]сознательной самости), и тем самым откры­вается путь к устранению нарушения.

Специфическая особенность аналитической ситуации, которая делает возможным и стимулирует проявление патологической самости, заключается в следующем. В сво­их основных аспектах аналитическая ситуация не является реальной в обычном смысле этого слова. Она обладает особой реальностью, в определенной степени напомина­ющей реальность художественного переживания, напри­мер, реальность театра. Человек должен иметь толику стабильного катексиса самости, чтобы быть способным отдаться артистической реальности перевоплощения. Если мы уверены в реальности нас самих, мы можем на время отстраниться от себя и сопереживать трагиче­скому герою сцены, не подвергая себя опасности спутать реальность возникших у нас эмоций с реальностью повсе­дневной жизни. Однако люди, у которых чувство реаль­ности является ненадежным, часто оказываются неспо­собными с легкостью предаваться художественному переживанию; они должны защитить себя, например, убеждая себя, что то, что они видят, — «всего лишь» театр, «всего лишь» игра, «не реально» и т.д. Аналитическая ситуация создает сходные проблемы. Апализанды, у кото­рых чувство собственной реальности является в целом сохранным, проявляя некоторое сопротивление, реша­ются на необходимую в целях анализа регрессию. То есть

они способны переживать квазихудожественную дополни­тельную реальность возникающих при переносе чувств, которые когда-то относились к другой (в то время актуаль­ной и непосредственной) реальности из их прошлого³. Эта регрессия возникает спонтанно, точно так же, как при сопереживании героям театрального представления. И точно так же, как в театре, декатексис актуальной реаль­ности поддерживается за счет ослабления раздражителей, относящихся к непосредственному окружению. Кроме того, едва ли есть надобность учить анализанда, что такое анализ; он знает, как относиться к аналитической ситуа­ции, точно так же, как люди знают, как относиться к игре, которую они видят в театре.

Я не буду рассматривать здесь реальные вторичные маневры, которые предпринимаются для осуществления принципа, согласно которому адаптацию к незнакомым

³ Измененное состояние Эго, подобное тому, что возникает в от­вет на действие, происходящее на театральной сцене, то есть декатексис актуальной реальности и обращение к миру вообра­жения и художественно переработанных воспоминаний, пре­красно выражено в «Посвящении» — стихотворении, которым Гёте предваряет «Фауста», — величайшее и наиболее личностно значимое из всех его творений. Если оставить в стороне неко­торые несущественные несоответствия, можно сказать, что это стихотворение прекрасно описывает психическое состояние, которое возникает в результате смещения катексисов у анали­занда и — вследствие эмпатического резонанса — у аналитика. В частности, две последние строчки стихотворения (я обратил на них внимание благодаря доктору Рихарду Штербе, процити­ровавшему их в сходном контексте [Sterba, 1969]) относятся не только к психическому состоянию, вызванному восприятием художественного произведения и прежде всего игры на сцене, но и к психическому состоянию, характеризующему вовлечен­ность пациента в аналитический процесс, когда оживает про­шлое и отступает настоящее:

Was ich besilze seh' ich wie im weilen,

Und was verschwand wird mil zu Wirklichkeiten.

Все, чем владею, вдаль куда-то скрылось; Все, что прошло, — восстало, оживилось. [Гете. Фауст. Перевод Н. Холодковского.]

переживаниям можно облегчить соответствующими объяснениями. То есть, если человек никогда не бывал в театре, общие пояснения, касающиеся этой формы искусства, могут облегчить ему восприятие действия. Но не стоит пытаться учить важному психологическому процессу, который происходит у зрителей — научить ему невозможно. Несмотря на многочисленные существенные различия между художественным и аналитическим пере­живаниями, рассуждения, аналогичные предыдущим, применимы и к аналитической ситуации. Формированию необходимого психологического отношения к анализу можно содействовать соответствующими мерами, но ос­новному психологическому процессу, обеспечивающему переживание специфической реальности трансферент-ных чувств, научить невозможно.

Если имеется нарушение центральных функций, кото­рые должны способствовать восприятию пациентом ана­литической реальности, то ни воспитательные средства (пояснения), ни убеждение (моральное давление) непри­емлемы; вместо этого необходимо сделать так, чтобы дефект смог полностью проявиться, а затем приступить к его анализу. Другими словами, если (предсознательная) самость пациента недостаточно катектирована, то тогда его трудности, связанные с более или менее спонтанным созданием аналитической ситуации, сами могут стать центральным пунктом аналитической работы. Однако этот важный аспект психопатологии пациента окажется вне фокуса анализа, если неспособность пациента выдер­живать декатексис актуальной реальности и принимать неопределенность аналитической ситуации рассматри­вается аналитиком в рамках морали и если он реагирует в ответ на нее увещеванием, убеждением или утвержде­нием реальности и нравственности.

Теперь я вернусь к разграничению понятий идеализи­рующего и зеркального переносов и соответствующих им специфических процессов переработки, с одной сторо­ны, и понятий проективной и интроективной идентифи­кации (Klein, 1946) — с другой, а также к их терапевтиче­скому сопоставлению «английской школой» психоанализа. Возможно, зеркальный перенос имеет отношение к обла-

сти, которая, по крайней мере частично, пересекается с областью, называемой представителями кляйнианской школы «интроективной идентификацией»; аналогично идеализирующий перенос может отчасти перекрываться областью так называемой «проективной идентификации». Здесь нет надобности излагать характерную теоретическую позицию, отличающую подход, представленный в насто­ящей работе, от подхода английской школы, который также ведет к совершенно иной терапевтической установке. Достаточно будет сказать, что в соответствии с представ­ленной здесь точкой зрения зеркальный перенос и идеали­зирующий перенос являются терапевтически активирован­ными формами двух базисных позиций нарциссического либидо, которые формируются после стадии первичного нарциссизма. Поскольку эти позиции представляют собой здоровые и необходимые ступени развития, даже фиксации на них или регрессии к ним не должны пониматься в те­рапии как болезненные или неблагоприятные. Пациент сначала учится распознавать эти формы нарциссизма и их терапевтической активации — и в первую очередь он должен уметь принимать их как здоровые и необхо­димые для развития! — и только после этого он может приступить к задаче их постепенного изменения и пере­стройки в более высокую организацию взрослой личности, а также их использования для достижения и реализации своих зрелых целей и намерений. Таким образом, Эго анализанда не относится к его архаичному нарциссизму как враждебному или чужеродному элементу, идеаторные про­цессы, принадлежащие более высоким уровням дифферен­циации объектов (например, специфические фантазии, связанные с желанием уничтожить фрустрирующий объект, или страх уничтожения с его стороны), не совершаются в терапевтически мобилизованных областях, и не создается напряжение, обусловленное чувством вины. Разумеется, в ходе анализа может спонтанно возникать напряжение. Оно обусловлено приливом нетрансформированного нар­циссического либидо к Эго и воспринимается как ипохонд­рия, робость и чувство стыда. (Оно возникает не из-за конфликта с идеализированным Супер-Эго, структура кото­рого не существует на том уровне развития, с которым

мы имеем дело в этих случаях.) Если позиция аналитика основывается на предыдущих теоретических рассу­ждениях, то тяжелая работа, связанная с распознанием течения регрессии к стадиям меньшей дифференциации объектов и воспроизведением этой стадии — а также со­путствующего колебания между переживанием состояний довербального напряжения и вербализируемыми фанта­зиями — будет осуществляться в специально ориентиро­ванной на задачу атмосфере, в которой стимулируется сохранение автономии наблюдающей и интегрирующей частей Эго анализанда⁴.

Однако я не буду далее заниматься сравнением кляй-нианских теоретических и клинических представлений о психопатологии со специфическими теоретическими и клиническими формулировками, относящимися к нар-циссическим нарушениям личности. Эта задача выходит за рамки настоящего исследования, поскольку требует детального представления психопатологии паранойи и ма­ниакально-депрессивного психоза, с одной стороны, и нар-циссических нарушений личности — с другой⁰. Вместо этого я завершу теоретическое прояснение понятий зеркального переноса и идеализирующего переноса (1) в контексте прогрессивно-регрессивных направлений движения между (а) стадией ядер телесной самости и фрагментированной телесной самости (стадией аутоэротизма) и (б) стадией свя-

⁴ Анализ агрессивного компонента стадии развития психологи­ческой организации, называемой дообъектной дифференциа­цией, осуществляется сходным образом, то есть феномен «нар-циссического гнева» также можно объяснить с точки зрения развития, созревания и его последующего динамического и эко­номического значения, если помнить о его соответствии уровню созревания, его первоначальной цели и значении.

^э Последующее обсуждение различий между функционированием изолированных психологических механизмов и активностью связных психологических конфигураций имеет, однако, опреде­ленное отношение к теоретической системе Кляйн, в которой, на мой взгляд, это важное разграничение затушевывается.

См. в этой связи также основные положения, касающиеся диагностической дифференциации психозов и нарциссических нарушений личности в главе 1.

зной телесной самости (стадией нарциссизма)⁶ и (2) в кон­тексте соответствующего разграничения (а) изолирован­ных психологических механизмов и (б) связной и структу­рированной психической самости в целом.

Термины «зеркальный перенос» и «идеализирующий перенос» относятся к терапевтической активации не изо­лированных психологических механизмов (таких, напри­мер, как проекция и интроекция), а более или менее стабильных и прочных личностных конфигураций, не за­висящих от преобладающего психологического механизма или механизмов, которые ими используются или которые даже могут их характеризовать. Шаг в развитии от ауто­эротизма к нарциссизму (Freud, 1914) — это шаг в направ­лении возрастающего синтеза личности, обусловленного переходом от либидинозного катексиса отдельных частей тела ребенка или изолированных физических и психиче­ских функций к катексису (хотя поначалу грандиозной, эксгибиционистской и нереалистичной) связной самости. Другими словами, ядра телесной самости и психической самости срастаются и образуют единицу более высокого ранга. Озабоченность собственным телом, которая посто­янно встречается при соматических заболеваниях, есть проявление возросшего нарциссизма — даже тогда, когда предметом этой озабоченности является отдельный ор­ган, поскольку этот орган по-прежнему воспринимается 11 контексте всей телесной самости, которая испытывает страдания. Однако при психотической или иредпсихоти-ческой ипохондрии, то есть на ранних стадиях развития шизофрении, части тела индивида или отдельные физи­ческие или психические функции становятся изолирован­ными и гиперкатектированными. Имаго связной самости разрушается, а оставшаяся связной наблюдающая часть личности пациента может разве что попытаться объяс­нить продукты регрессии, которые она неспособна конт­ролировать (Glover, 1939, р. 183 etc.).

Различие между нарциссической регрессией, сопрово­ждающей соматическое заболевание, и донарциссической фрагментацией телесной самости, возникающей на ранних

стадиях развития шизофрении, затушевывается при сле­дующих особых условиях. Если у человека с выраженной донарциссической фиксацией развивается физическое забо­левание, то усиление телесного нарциссизма, которым оно сопровождается, может вызвать дальнейшую регрессию к стадии возникновения фрагментации телесной самости, и вместо здоровой заботы о самом себе человек будет реаги­ровать ипохондрической тревогой. Физические заболевания с диффузной симптоматикой (например, первоначальный неспецифический синдром, который проявляется в разно­образных инфекционных болезнях, включая обычную про­студу) особенно часто вызывают подобные ипохондрические реакции. С другой стороны, развитие четко очерченных симптомов с сильным нарциссическим катексисом конкрет­ного органа (например, боль в горле, насморк, чиханье и т.д.) обычно препятствует движению к донарциссическим точкам фиксации. По этой причине появление подобных симпто­мов, как правило, приветствуется людьми с ипохондриче­скими наклонностями и воспринимается с чувством облег­чения. Таким образом, заболевания ограниченных областей тела, которые сопровождаются сильной болью, даже если они поражают катектированные нарциссической энергией органы, например гениталии или глаза, ипохондрических реакций обычно не вызывают.

Регрессию, аналогичную регрессии от (1) стадии связ­ной телесной самости (стадии нарциссизма) к (2) стадии фрагментированной телесной самости, то есть к стадии психологически изолированных частей тела и их функций (к стадии аутоэротизма), можно также наблюдать и в пси­хической сфере. Иначе говоря, катексис общей психиче­ской установки человека (нарциссизм), даже если он пред­ставлен в патологически искаженной или преувеличенной форме, необходимо отличать от гиперкатексиса изолиро­ванных психических функций и механизмов (от аутоэро­тизма), который возникает в результате распада нарцисси-чески катектированной связной психической самости. Целенаправленный, адаптивный и, по существу, произ­вольный гиперкатексис психической самости происходит в процессе психоаналитического лечения; то есть психо­аналитическая ситуация способствует фокусировке внима-

ния анализанда на его собственной психической установке и на различных функциях его психики. Однако и здесь, как и при аналогичных условиях физического заболева­ния, отдельный симптом или отдельный психологический механизм, каким бы рельефным и чуждым Эго он ни был, по-прежнему воспринимается и переживается в контексте имаго целостной (то есть связной) подверженной страда­ниям психической самости. Вместе с тем гиперкатексис изолированных психических функций и механизмов, который возникает после фрагментации психической самости, часто является дополнением к соматической ипохондрии, присущей ранним стадиям психотической регрессии, и поэтому переживается подобно психологи­ческой ипохондрии (например, рационализируется в виде опасения потерять рассудок, страха сойти с ума и т.п.).

Иногда аналитику следует уделить особое внимание индивидуальным психологическим механизмам. Напри­мер, механизмы интроекции и проекции используются — II качестве защитных и незащитных (то есть адаптивных) средств — и анализандами, страдающими нарциссически-ми нарушениями личности, и анализандами с обычными неврозами переноса. Если эти механизмы изолируются к качестве составной части фрагментирующего регрессив­ного распада психической самости, то для психоанали­тической терапии они становятся недоступными; то есть открытыми для целенаправленного исследования оста­ются лишь близлежащие аспекты личности и психологи­ческие события, предшествующие регрессивной фрагмен­тации. Но до тех пор, пока они остаются функциями (хотя и бессознательно осуществляемыми) целостной, связной самости, они представляют собой законный объект интер­претаций аналитика. То есть именно благодаря интерпре­тациям анализанд все более осознает связи, существующие между его активной и реактивной самостью, и психологи­ческие механизмы, возникающие, казалось бы, непредска­зуемо и беспричинно. Благодаря аналитической работе эти механизмы все чаще вступают в контакт с инициати­вой Эго, и область господства Эго над ними расширяется.

К сожалению, эти различия (между изолированными ар­хаичными механизмами и механизмами, которые являются

важными составляющими целостного комплекса психи­ческих действий) становятся еще более сложными из-за тен­денции к персонификации психологических механизмов, встречающейся иногда в психоаналитической литературе. В частности, некоторые авторы наделяют проекцию и ин-троекцию личностными качествами; то есть механизм интроекции в их работах предстает как разгневанный пожирающий ребенок, а проекция — как плюющийся и из­вергающий. Если подобные теоретические установки при­вносятся в клиническую ситуацию, они не только вызывают у анализанда чувство вины, но и, что еще более важно, уничтожают существенное различие между (а) связными нарциссическими структурами, которые доступны анализу, поскольку способны к формированию переноса в клини­ческой ситуации, и (б) аутоэротическими структурами, которые не доступны анализу, поскольку в данном случае катектируются не связные нарциссические конфигурации (грандиозная самость, идеализированное родительское имаго), а изолированные физические или психические функции. В процессе временных или хронических ре­грессий развертывание либидо при зеркальном переносе и в самом деле может смениться изолированными интро-екциями, а связные инвестиции энергии, присущие идеа­лизирующему переносу, могут прекратиться и быть замене­ны изолированными проекциями. В последних двух случаях установить перенос невозможно, и, следовательно, патоген­ная область (по крайней мере временно) оказывается недо­ступной анализу.

Интересно сравнить используемые мной концептуаль­ные схемы (которые опираются на систематические пси­хоаналитические наблюдения за взрослыми пациентами с нарциссическими нарушениями личности) с концеп­туальными схемами Малер и ее коллег⁷, появившимися в результате систематического наблюдения за страда­ющими тяжелыми нарушениями детьми. Предложенные мною схемы согласуются с метапсихологическим подхо­дом психоаналитической теории (в частности, с динами-

ко-экономическим и структурно-топографическим подхо­дами), а широко активированные слои архаичного опыта (идеализирующий перенос, зеркальный перенос, колеба­ния в сторону кратковременной фрагментации самости) требуют эмпатической реконструкции соответствующих детских переживаний. Концептуальные схемы Малер основаны на тонких психоаналитических наблюдениях за поведением маленьких детей, и поэтому они соответ­ствуют теоретической системе, сообразной области ее на­блюдений. Таким образом, ее формулировки, касающиеся фаз аутизма-симбиоза и сепарации-индивидуации, отно­сится к социально-биологическому контексту непосред­ственного наблюдения за детьми.

В самом лаконичном изложении отличие теорети­ческого подхода, на основе которого проводятся, а затем переводятся в общие формулы соответствующие эмпи­рические наблюдения, пожалуй, является следующим. В системе понятий Малер ребенок представляет собой социально-биологическую единицу, взаимодействующую со средой. Малер концептуализирует последовательное психобиологическое развитие отношений ребенка с объ­ектом следующим образом: от (а) отсутствия отнесенности (аутизм) через (б) единство с ним (симбиоз) к (в) автоно­мии и взаимозависимости (индивидуация). Мой метапси-хологический психоаналитический подход, сообразный моему методу наблюдения, то есть оживление при пере­носе детского опыта, позволил мне выявить не только сосуществование двух линий развития (от архаичных уровней к высшим) — нарциссизма и объектной любви, по и двух важных ответвлений в развитии самого нарцис­сизма (грандиозная самость, идеализированное родитель­ское имаго). Эти различия концептуальных схем являются результатом двух разных исходных позиций, связанных с. наблюдением: Малер наблюдала поведение маленьких детей, я реконструирую их внутреннюю жизнь на основе реактиваций, возникающих при переносе.

Детальное сравнение формулировок психоаналитиче­ской метапсихологии и формулировок, полученных в ре­зультате непосредственного наблюдения за детьми, — в до­полнение к работам Малер, исследованиям Бенджамина

(Benjamin, 1950, 1961), Шпица (Spitz, 1949, 1950, 1957,1961, 1965) и многих других авторов, которых здесь следовало бы упомянуть⁸, — не относится к теме данной монографии. Особенно в последние два десятилетия понимание взаи­модействия между матерью и младенцем или маленьким ребенком углубилось благодаря многим важным исследова­ниям, проведенным психоаналитиками. Но именно Малер, которой принадлежат не только наиболее последователь­ные, но и наиболее интересные и важные работы, будет в дальнейшем рассматриваться в качестве главного пред­ставителя всей этой области исследования.

Формулировка Малер, касающаяся прогрессии от аутиз­ма через симбиоз к индивидуации, примерно соотносится с принадлежащей Фрейду классической концепцией либи-динозного развития от аутоэротизма через нарциссизм к объектной любви. Нарциссические переносы представ­ляют собой терапевтическую активацию стадий развития, которые, пожалуй, соответствуют прежде всего переход­ному периоду между поздней стадией симбиоза и ранней стадией индивидуации в понимании Малер. Но я хотел бы еще раз подчеркнуть, что мои собственные наблюдения привели меня к убеждению, что в соответствии с эмпи­рическими данными имеет смысл постулировать наличие двух отдельных и в значительной степени независимых линий развития: одна из них ведет от аутоэротизма через нарциссизм к объектной любви, другая — от аутоэротизма через нарциссизм к высшим формам и трансформациям

⁸ Попа горские исследования Бенедек (Bcncdek, 1949, 1956, 1959), хотя и не предпринимались п методических рамках непосред­ственного наблюдения за детьми, относятся, как и работы Малер, к концептуальной области психоаналитического интер-акционализма. Эта теоретическая система определяется пози­цией наблюдателя, который, будучи равноудаленным от взаимо­действующих сторон, находится на воображаемой точке вне переживающего индивида. Вместе с тем центральная область психоаналитической метапсихологии (см. Kohut, 1959) опреде­ляется позицией наблюдателя, который находится на вообра­жаемой точке внутри психической организации индивида, с интроспекцией которого он эмпатически идентифицируется (замещающая интроспекция).

нарциссизма. Что касается первой линии развития, то, разумеется, не будут сюрпризом утверждения некоторых аналитиков, что рудиментарные предварительные стадии объектной любви можно обнаружить уже в аутоэротиче-ской и нарциссической фазах, то есть что следует пред­положить наличие отдельной линии развития объектного либидо, началом которой являются самые архаичные и рудиментарные формы объектной любви. (См. в этой связи М. Balint, 1937, 1968, р. 64 etc.) Однако я предпочитаю оставаться верным классической формулировке и склонен считать, что приписывание очень маленькому ребенку способности к объектной любви, пусть даже и в самых рудиментарных формах (разумеется, ее не следует путать с объектными отношениями), основывается на ретроспек­тивных фальсификациях и адультоморфических ошибках эмпатии.