Важнейшие учения средневековья

Августин Блаженный (354 – 430 гг.), или Аврелий Августин – выдающийся европейский мыслитель, «отец церкви», крупнейший христианский философ и теолог. Как ортодоксальный христианин, Августин считал, что Бог, будучи внепространственен и вневременен, сотворил и материю, и время. Человек же неразрывно связан со временем, он рождается и проходит во времени, которое по сути есть человеческое понятие. Эта идея Августина о субъективном времени оказала в дальнейшем большое влияние на развитие европейской философии.

История, по Августину, определяется божественным Провидением, она имеет направленность и определенный вектор развития, причем историческое движение выражается течением от «града земного» к «граду Божьему», от земных языческих царств к Царству Христа. История имеет свое эсхатологическое завершение, она закончится вторым пришествием Христа, который будет судить людей за их грехи. Для последующей философии имела огромное значение постановка Августином вопроса о линейном времени, об историческом процессе, не подверженном «вечному возвращению» и повторению, а имеющем определенный трансцендентный смысл, значение и конечную цель.

Августин утверждал, что человек стремится к Богу, так как в нем находит любовь, покой и благодать. К Богу человек приближается посредством своего разума, используя при этом теологию и философию, но возможен и другой путь – через веру, проявляющуюся в воле человека, позволяющей ему подражать в своих действиях Христу. Причем воля и вера гораздо выше ума, который часто оторван от истины, подвержен заблуждениям. Таким образом, мы видим, что Августин в своем учении утверждал примат веры над разумом, который может лишь подкреплять положения веры.

Личность человека свободна в выборе добра и зла. Зло есть недостаток добра и коренится в человеческой природе, Бог за него не ответственен. Человек – подобие Бога, а значит, он может направить волю к вере или безверью, к добру или ко злу, ко спасению или к отчаянию. Значительным достижением философии Августина является представление о человеке как о личности, имеющей сложную структуру, впервые было четко сказано об уникальности, ценности и свободе любой личности, о ее ответственности перед Богом и людьми за свои поступки.

Первая проблема, с которой столкнулись приступившие к систематизации и комментированию священных текстов мыслители, была связана с решением принципиального вопроса о том, в какой мере допустимо христианским авторам опираться на языческую мудрость древних. Вопрос о совместимости античных традиций с христианством решался в патристике по-разному. Наиболее непримиримую позицию занял здесь один из первых крупных христианских мыслителей – Тертуллиан, который утверждал, что истины Священного писания в силу их фундаментальной, абсолютной, ни с чем не сопоставимой алогичности, не могут быть поняты рационально ориентированным разумом. Мышление, воспитанное на традициях античной мудрости, принципиально не способно постичь ни рождение богочеловека, ни его жизнь, ни уж тем более мученическую смерть на кресте. Более того, пришествие в мир живого бога и его распятие оскорбительны для разума мыслящих по канонам строгой логики философов. Но именно этот алогизм христианства служил для Тертуллиана доказательством его высшей истинности и абсолютности, он пишет: «Распят сын Божий – не стыдно, потому что постыдно; от того и заслуживает веры, что абсурдно».

В плане общефилософской ориентации Августин Блаженный, в противоположность Тертуллиану, был очень терпим к интеллектуальному наследию Греции, особенно выделяя из античных мыслителей Платона. Однако, воздавая должное предшественникам, Августин являлся оригинальным автором, в трудах которого намечен целый ряд философских подходов и проблем, абсолютно незнакомых мыслителям античности. Так, в онтологической сфере его перу принадлежит оригинальное учение о природе времени, во многом предвосхитившее фундаментальные труды мыслителей XIX – XX вв. (Канта, Гуссерля, Эйнштейна).

Обратился к данной теме Августин, размышляя над всецело богословским вопросом – что было до сотворения мира и, главное, почему Бог не решил создать его раньше? Греками сотворение мира рассматривалось в лучшем случае как акт упорядочивания и оформления некоей, от века существовавшей первичной материи. Бог у них выступал не как всемогущий творец, а, скорее, как демиург, ваятель, архитектор Космоса («порядка»). Христианство же не знало предела божественному всемогуществу, и развивало концепцию о сотворении мира из ничего, когда в некоем мистическом единовременном акте оказывалась созданной не только форма, но и субстанция мира.

Августин решал поставленный вопрос с безупречной философской строгостью: этот вопрос кажется столь затруднительным потому, что он был поставлен принципиально неверно. Никакого «раньше» до сотворения мира не было, ибо время возникло лишь тогда, когда возник сам мир. Бог вечен в том смысле, что он существует вне времени, и в Боге нет никакого ни «раньше», ни «позже», а только вечное настоящее. В нем наличествуют все времена. Более того, Августин утверждал, что Бога нельзя рассматривать даже как предшествующего своему творению, ибо это означало бы, что до акта творения он уже существовал в потоке времени. Конечный вывод философа вызывающе парадоксален: времени не может быть не только без сотворенного мира, его не может быть и без сотворенного существа – человека, а значит, время несет на себе неизгладимый след субъективности, оно существует только в человеческом уме, который один только и способен ожидать, созерцать, вспоминать.

В гносеологической сфере Августином был найден аргумент против античного скептицизма, достигшего, как мы помним, своих вершин в позднем эллинизме и распространившего сомнение даже на себя самого. Пока скептик ведет речь о предметах внешнего мира, утверждал Августин, его сомнения относительно реальности всех материальных вещей вполне оправданы, однако это не означает, что в мире принципиально нельзя найти предмета, в отношении бытия которого сам факт сомнения был бы невозможен. И таким предметом является сам сомневающийся, мыслящий субъект, который, бесспорно, существует уже потому, что существует факт его мысли. «Безо всякой фантазии очевидно: Я есть определенность бытия, то, что способно себя знать и любить. Перед лицом такой истины меня не задевают аргументы академиков: “А если ты обманываешься?”. Если обманываешь себя, то ты уж точно есть… Следовательно, я существую хотя бы с того момента, когда сам себя обманываю».

Примечательно, что при всей, казалось бы, самоочевидности августиновского аргумента, мы не найдем даже намеков на подходы к нему в текстах античной философии, ибо необходимым условием для его формулирования явился тот великий мировоззренческий поворот, что был провозглашен христианством в отношении к внутреннему миру человеческого Я, к его онтологическому, вселенскому статусу. Конечно, в концепции Августина положение об абсолютно достоверном бытии самосознания еще не могло превратиться в системообразующий принцип, и его роль ограничилась статусом всего лишь удачно найденного аргумента против скептицизма. Человечеству понадобилось еще двенадцать веков, чтобы в трудах великого Декарта принцип самодостоверности человеческого Я занял место исходной, априори верной аксиомы, на базе которой должна была вырасти уже стройная система абсолютно достоверного, принципиально неопровержимого знания.

Фома Аквинский (1225 – 1274 гг.), или Томазо д’Аквино – схоластический учитель церкви, «князь философии», с 1879 г. признан официальным католическим религиозным философом, который связал христианское вероучение (в частности, идеи Августина Блаженного) с философией Аристотеля. Фома понимал, что философия Платона, которой придерживались Августин и большинство ученых средневековья, приводила к противопоставлению духа и природы, к мысли о первичности мира идей над природой и о ненужности природы вообще. При определенной интерпретации платоновский Логос превращался в единый общий разум, к которому стремятся и в котором сливаются души людей, что вело к противоречащему христианству отрицанию личного бессмертия и к идее переселения душ. Но критиковать великого Платона можно было, только опираясь на не менее значимый авторитет, поэтому Фома обратился к Аристотелю как к первому и наиболее знаменитому критику теории идей Платона.

Аристотель говорил, что идеи существуют в самих вещах, а не вне их, поэтому Фома утверждал, что человека следует изучать всего целиком, в единстве души и тела. Человек должен жить в единстве с природой, не являющейся злым началом, и стремиться не только к небесному, но и к земному блаженству, поскольку если вера станет слишком неземной, она превратится в абстракцию, а христианство скатится в мистику. «Ангельский доктор», как часто называли Фому, призывает веру несколько потесниться и дать место разуму с его земным чувственным основанием. Разум и вера не только не исключают друг друга, напротив, они помогают стремлению души человека к познанию истины, разум – опора веры.

Времена средневековья часто называют мрачными. Вдумаемся, есть ли для этого основания? Пока христианство существовало в условиях гонения, пока за принадлежность к новой религии человек мог подвергнуться преследованиям, пыткам и даже принять мученическую смерть, ряды христиан пополнялись исключительно за счет искренне уверовавших в Спасителя людей. Однако ситуация в корне изменилась, когда христианство вышло из подполья и было объявлено официальной религией. Хлынувшие в храм новообращенные язычники не имели никаких глубинных мотиваций расставаться со своим прошлым, принимая навязываемую религию отчасти из страха, отчасти – из соображений карьерной пользы. Ситуация усугубилась после великого переселения народов, завершившегося возникновением «варварских» государств на землях бывшей Римской империи и повальным обращением в христианство их населения.

Народы, по культурному уровню стоявшие на несколько ступеней ниже греко-римской цивилизации, получили религиозное учение, явившееся вершиной духовного развития всего античного мира. Эти народы не знали еще разработанных правовых отношений, в их среде огромную роль играла физическая сила, у них не было собственных наук, им было неведомо изящное искусство, а основу их прежней религии составлял грубый, почти первобытный фетишизм. Можно ли представить себе более разительное противоречие между принципами, провозглашенными принятым народом религиозным учением и реальным, а не вымышленным, образом жизни этого народа?

Человек средневековья – это гражданин двух миров. Шесть дней в неделю он живет по жестоким, во многом еще варварским законам светского мира, на седьмой же, отправляясь в церковь, впадает в покаяние. А на следующий день этот круг начинается вновь. Если же он хочет достичь высшего нравственно-духовного совершенства, то путь его может пролегать только через монашеское отречение от этого погрязшего в грехе, покинутого Богом и проклятого мира.

Именно этот дуализм средневековой культуры породил умозрительный, не подкрепленный опытом характер схоластической философии. Мир представлялся схоластам греховным и недостойным изучения, основные божественные проблемы были уже разрешены в установившихся церковных догматах. Что же было, в таком случае, предметом исследования схоластической философии? На долю ученых мужей оставалось совсем уж немногое – борьба с ересями, обучение молодежи, да дискуссии по второстепенным вопросам веры (сколько чертей может поместиться на булавочной головке, детали воскрешения мертвых после Страшного суда и т. п.). И хотя параллельно с подобным «варварством мысли» многими замечательными философами (Эриугена, Дамиани, Ансельм и др.) нащупывалась почва для формирования новой философии, в целом их позиция для многих оставалась неизвестной.

В XII – XIII вв. наступила так называемая эпоха «средневекового ренессанса». Интеллектуальному подъему этих столетий во многом способствовало нахождение в отвоеванных мусульманских землях (Испания, Сицилия, Ближний Восток) древних античных рукописей. До этого времени наследие философской античной классики в латинских переводах, доставшееся раннему средневековью от древнего Рима, было весьма скудным и отрывочным, причем особенно не повезло Аристотелю. Теперь же интерес к Аристотелю начинает резко возрастать, и этот процесс не мог не сопровождаться обостренной полемической борьбой последователей Стагирита с мыслителями, отдававшими предпочтение платонизму. Апофеозом развития этого спора и явилось учение Фомы Аквинского, обеспечившее практически полную победу последователям Аристотеля, с тех пор почти безраздельно господствовавшим в философии на протяжении, по крайней мере, трех последующих столетий.

Философию Фомы Аквинского ждала уникальная, мало с каким другим теологическим учением сопоставимая судьба. Достигнув уже при жизни апогея славы, возвеличенный папой и почитаемый всем католическим миром, окрестившим его «Ангельским доктором», Фома не был предан забвению и в последующие века. Его учение – томизм (от латинского перевода греческого имени Фома – Томазо), соединившее принципы веры с принципами рационального учения Аристотеля, оказалось наиболее адекватной формой католического мировоззрения, оно постепенно превратилось в философскую теорию католической церкви, и этот статус был официально закреплен за ним в 1879 г. указом папы Льва XIII, объявившего учение последователей Фомы – неотомизм – официальной философской доктриной Ватикана.

Философия исламского мира в средние века по своей направленности совпадает с европейской средневековой философией. Также в ней присутствуют экзегеза, теоцентризм, платонизм и особенно – аристотелизм. Арабская философия значительно влияла на европейскую, в результате экспансии у арабских завоевателей оказались в руках богатейшие очаги эллинистической культуры на Ближнем Востоке. Многие труды античных философов стали знакомы Европе в изложении арабских философов, дополненные их комментариями.

Среди наиболее значимых философских школ исламского мира отметим следующие:

1. «Мутазилиты» (дословно – «обособившиеся»), к этой школе принадлежали первые крупные мусульманские теологи – философы Васил ибн Ата и Амра ибн Умаида, обособившимися их называли потому, что они отошли от школы своего учителя – Аль Хасана Аль Басри (начало VIII в.). В основном мутазилитов занимала проблема правильного понимания атрибутов Аллаха (они настаивали на его неантропоморфичности) и проблема божественной справедливости: порядок вещей на земле и на небе установлен Аллахом и нерушим, Бог не творит зло, его творит человек по собственной воле, в борьбе со злом мусульманин должен опираться не только на веру, но и на знание, следует разумом познавать объективные свойства явлений и исходить в своей деятельности из последних.

2. Арабские перипатетики (Аль-Кинди, Аль-Фараби, Авиценна) были комментаторами и последователями учения Аристотеля.

По мнению Аль-Кинди (800 – 879 гг.), философия расчленяется на знание и деятельность, на теорию и практику. Тремя ступенями объективного познания действительности являются логика-математика, естественные науки и метафизика, поэтому разум – единственный источник познания.

Философия Аль-Фараби (870 – 950 гг.) была синкретична, она представляла смесь из теорий Платона, Аристотеля и Корана. Из «Единого» эманирует все бытие, «Первый разум», изначальное и необходимое сущее, свободное от причин, т ворит все, в том числе и причины – материю, форму, действие и цель. «Первый разум» порождает еще множество разумов, причем «Последний разум» творит все земные стихии – воздух, воду, землю и огонь, в результате смешения которых возникают все вещи реального мира. Бытие познается посредством разума и наук, причем главная из наук – логика, поскольку она помогает отличить истину от ложного и является основой разума.

Авиценна (латинизированное Ибн-Сина) (980 – 1037 гг.) был широко известен в Европе, большинство его работ переведено на латинский язык. Как и у Аль-Фараби, во взглядах Авиценны причудливо сочетаются философия Аристотеля, неоплатоников и догмы ислама. Он учил, что есть конкретное «существо», а есть абстрактная «сущность». Например, человек – существо, а человечество – сущность, предшествующая появлению отдельных людей. Сущности бывают случайными и необходимыми. Главная из необходимых сущностей – Бог. Природные явления после порождения их Богом подчиняются естественным закономерностям. Мир познаваем, но значимость рационального познания не исключает познания в виде откровения, когда дело касается чудес, беспрерывно творимых Аллахом и не подчиняющихся причинно-следственным связям.

3. Философия суфизма (от араб. «суф» – шерсть) – мистико-аскетическое направление в исламе. Суфии-отшельники носили одежду из грубой шерсти, помогавшую умерщвлять плоть в жарком климате. Основной идеей суфийской философии стал примат божественного откровения над разумом, веры над наукой.

Наиболее известным представителем суфизма являлся Аль-Газали (1038 – 1111 гг.), имеющий в мусульманской традиции почетное звание «Довод ислама». В своих работах он опровергал философию Аристотеля и ее арабские версии, отстаивал идею божественного предопределения, ставил божественную волю выше объективных законов мира и всего существующего. Разум, связанный с обманчивыми чувствами, в принципе не способен понять мир материальных вещей, познать небо и землю помогает лишь мистическая интуиция. Зло в мире существует только по видимости, это – форма, за которой скрывается универсальное благо. Зло – продукт человеческого несовершенгства и человеческой деятельности.

Как видим, многие идеи и принципы арабской и европейской средневековых философий сходны, это говорит нам о том, что на Востоке и Западе в это время ответы на смысложизненные вопросы, опосредованные античными источниками и условиями духовно-политической и экономической жизни, были близки между собой.