Симбиоз

Сочетание этносов, при котором каждый занимает свою экологическую нишу, свой ландшафт, полностью сохраняя свое национальное своеобразие. При симбиозе этносы взаимодействуют и обогащают друг друга. Он – оптимальная форма контакта, повышающая жизненные возможности каждого из народов.

Пассионарность – избыток некой «биохимической энергии» живого вещества, порождающий жертвенность, часто ради высоких целей. Пассионарность – это непреодолимое внутреннее стремление к деятельности, направленной на изменение своей жизни, окружающей обстановки, статуса-кво. Деятельность эта представляется пассионарной особи ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни, счастья современников и соплеменников. Она не имеет отношения к этике, одинаково легко порождает подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло, исключая только равнодушие; она не делает человека героем, ведущим толпу, ибо большинство пассионариев находятся в составе толпы, определяя её потентность в ту или иную эпоху развития этноса.[3]

Понимание пассионарности у Л. Н. Гумилёва несколько различается в разных работах. По сути, это социально-историческое явление, характеризующееся появлением в ограниченном ареале большого числа людей со специфической активностью (пассионариев). Мера пассионарности – удельный вес этих пассионариев в социуме.

Часто под пассионарностью понимают наследуемую характеристику, определяющую способность индивида (и группы индивидов) к сверхусилиям, сверхнапряжению. Сам основоположник пассионарной теории этногенеза приводил примеры, но о природе и сущности пассионарности не говорил. Гумилёв лишь указал, что пассионарность индивида, по сути, является психологической переменной и зависит, вероятно, от мутаций, вызываемых космическим излучением «Каков характер этого излучения? Здесь мы можем строить только гипотезы. Их две. Первая – о возможной связи пассионарных толчков с многолетней вариацией солнечной активности, обнаруженной Д. Эдди. Вторая гипотеза – о возможной связи со вспышками сверхновых» (Л. Н. Гумилёв «Конец и вновь начало»). В современных исследованиях личностные проявления пассионарного поведения получили название «Вигоросность».

Протекание этногенеза.

Согласно пассионарной теории Л.Н. Гумилева, типичный этногенез состоит из следующих стадий:

Способы, которыми взаимодействуют этносы, определяются их уровнем пассионарности, комплементарностью (отношению друг к другу на уровне эмоций) и размерами. Эти способы включают симбиоз, ксению и химеру.

4.2 Теория Шнирельмана, теория Дж. А. Тойнби и другие теории

В. Шнирельман подчеркивает, что пассионарная теория этногенеза не учитывает, что этническая идентичность (этничность) может быть плавающей, ситуационной, символической. Она вовсе не обязательно связана с языковой принадлежностью. Иногда она опирается на религию (кряшены, или крещеные татары), хозяйственную систему (оленные коряки-чавчувены и оседлые коряки-нымылланы), расу (афроамериканцы), историческую традицию (шотландцы). Люди могут менять свою этническую принадлежность, как это происходило в XIX веке на Балканах, где, переходя от сельской жизни к торговле, человек превращался из болгарина в грека, причем языковой фактор не служил этому препятствием, ибо люди хорошо владели обоими языками.

Дж. А. Тойнби предложил теорию развития этносов (этногенеза), в которой их развитие объяснялось чередованием «вызовов» из окружающего мира (в том числе и от других этносов) и способностью дать успешный «ответ» таким вызовам. Эта теория многократно подвергалась критике.

Однако, несмотря на все эти различия, идеи Тойнби в ряде моментов предвосхитили научные взгляды Гумилева. Одним из таких предвосхищений является мысль Тойнби о Вызове-и-Ответе. Правда, в основных чертах и эта идея не соответствует воззрениям Гумилева. Так, исторические вызовы, являющиеся причиной возникновения цивилизаций, у Тойнби являются одной из разновидностей общефилософского представления о вызове вообще, который может быть в жизни любого человека, и разных неэтнических социальных групп. Что касается вызовов цивилизаций, то они делятся на географические (т.е. вызовы неблагоприятной окружающей среды) и человеческие (агрессию внешнего противника), что, по Гумилеву, не может быть причиной возникновения этносов. Но, несмотря на эти отличия, сходство заключается в том, что в представлении о Вызове-и-Ответе Тойнби впервые поставил вопрос о причинах возникновения цивилизаций, и попытался дать свой ответ на этот вопрос. Сам факт такой попытки, отсутствовавшей у целого ряда других крупнейших представителей философии истории, в определенной степени роднит его с Гумилевым. Также важно то, что причина возникновения цивилизаций по Тойнби, как и по Гумилеву, лежит не в некоем внутреннем брожении, а во внешнем по отношению к возникающему этносу факторе. В то же время, нужно иметь в виду, что Вызов-и-Ответ и пассионарный толчок имеют, бесспорно, разную природу. В значительной мере, можно сказать, что между взглядами Гумилева и более развернутым представлением о вызовах и ответах также есть несоответствие. Ведь согласно Тойнби, эффективным является не единичный вызов, а их последовательность, постоянно стимулирующая цивилизацию к ответам и, таким образом, к развитию. Для Гумилева же пассионарный толчок носит однократный характер. Однако при этом несходстве есть и нечто общее. Как пишет Тойнби, «когда серия ответов на вызовы стимулирует рост, можно видеть, что по мере роста поле действия сдвигается, перемещаясь из внешнего окружения во внутреннюю социальную систему растущего общества». Таким образом, только первый вызов является внешним, а остальные исходят изнутри самой цивилизации. Этому соответствуют взгляды Гумилева о том, что после пассионарного толчка движущей силой, побуждающей этнос к развитию, является уже не стороннее воздействие, а присущая самому этносу пассионарность.
Важно и то, что сам Тойнби понимал: описанный им вызов еще не является достаточной причиной генезиса цивилизаций. Так, описывая заболоченность долин Тигра и Евфрата как вызов, повлекший появление шумерской цивилизации, он говорит, что после ее гибели на тех же болотах «так и не появилось ни одного общества, которое хотело бы и было в состоянии их освоить. Болотные люди пассивно приспособились к ним, однако они никогда не обладали достаточной потенцией, чтобы повторить подвиг отцов шумерской цивилизации^[4]». Выходит, что в одних и тех же условиях в разное время один и тот же географический вызов дал различные результаты. Тойнби не удалось выдвинуть предположение, какое же дополнительное условие необходимо для возникновения цивилизации, однако в слове «потенция» можно разглядеть некоторый прообраз будущей гумилевской пассионарности.
Существенным для концепции Тойнби является понятие мимесиса, который, по его мнению, лежит в основе существования всех обществ. Мимесис – это «социальное подражание, что можно определить и как приобщение через имитацию к социальным ценностям». Тойнби выделяет два вида мимесиса: в примитивных обществах подражание направлено на старшее поколение и уже умерших предков, а в цивилизациях – на творческих личностей, благодаря которым цивилизация устремляется по пути развития. В этих двух разновидностях мимесиса Тойнби предвосхитил сразу две идеи Гумилева. Подражание предкам в примитивных обществах – это аналог стереотипа поведения, благодаря которому, согласно Гумилеву, из поколения в поколение осуществляется наследование этнических традиций. Что же касается подражанию творческим личностям в цивилизациях, то здесь напрашивается параллель с гумилевским понятием пассионарной индукции, т.е. заразительности, благодаря которой пассионарии воздействуют на остальных людей, составляющих этнос и двигают, таким образом, сам этногенез. Однако следует понимать, что первый вид мимесиса – предвосхищение очень косвенное, т.к. он, по Тойнби, отсутствует в развитых цивилизациях. Для Гумилева же стереотип поведения свойственен абсолютно всем этносам на Земле. Как считал Гумилев, пассионарные личности составляют сравнительно небольшое число представителей этноса даже в высоких фазах его развития, однако именно они ведут за собой малопассионарное большинство. Эта мысль в определенной мере восходит к Тойнби, который полагал, что «рост цивилизаций – дело рук творческих личностей или творческих меньшинств»4. Также важным для Гумилева было представление о том, что пассионарии – это не военные или политические руководители, противоположные толпе простых граждан. Пассионарные люди присутствуют как среди руководителей, так и в основной массе рядовых членов этноса, точно так же, как субпассионарии встречаются среди вождей и знати. Данная идея также впервые была выдвинута Тойнби, согласно которому «творческое меньшинство, его инициатива, энергия, решительность, обеспечивающие ему победы, рекрутируется из индивидуумов с самым разным социальным опытом»4. Некоторое сходство между Гумилевым и Тойнби наблюдается и в общем представлении о причинах гибели цивилизаций. Как считает Тойнби, катастрофа начинается, когда творческое меньшинство теряет инициативу, или перестает воздействовать на окружающих. Эти факторы мы находим и у Гумилева, согласно которому упадок этноса происходит вследствие того, что пассионариев становится мало, и они, таким образом, теряют способность влиять на малопассионарное меньшинство, а оно, в свою очередь, перестает идти вслед за немногими оставшимися пассионариями. Как следствие возникшего нарушения Тойнби отмечает возможность цивилизации закоснеть в идеализации и чрезмерном почитании собственного прошлого или какого-то эфемерного социального института. С этим перекликается представление Гумилева о мемориальной фазе этногенеза – одной из заключительных, следующих после обскурации фаз, в которой этнос уже не имеет энергии ни на какие деяния, а способен лишь вспоминать о своем былом величии.

Связаны с Тойнби и некоторые другие идеи Гумилева. Так, по Гумилеву, этнос – это не состояние, а процесс, и может быть понят только в его развитии. Данный тезис впервые был выдвинут Тойнби, согласно которому «цивилизация … не является чем-то статичным, но есть динамический процесс»4. Большинство идейных предшественников Гумилева рассматривали цивилизации, культуры, культурно-исторические типы как единицы истории, каждая из которых обладает такими неповторимыми особенностями, которые не позволяют говорить о них как о неких общих формах существования человечества. В пику этому Гумилев считает свои этносы представителями одного и того же рода человеческих общностей. Эта мысль была свойственна и Тойнби, который писал, что «ежели цивилизация – … представитель вида, то она не может быть абсолютно уникальной»4. В споре со своими оппонентами по советской и западной этнографии Гумилев утверждал, что этнос – это не набор различных особенностей и его составных частей, а система связей между этими частями, т.е. более мелкими этническими единицами. Некоторое сходство с данной идеей мы находим в мыслях Тойнби, по которому цивилизация представляет собой не личность или организм, а отношение, точнее – особый вид отношений между людьми как явлениями индивидуальными, но в то же время и социальными в том смысле, что они не могут существовать вне общественных связей. В то же время, есть и различие: если Гумилев говорит о связях между более мелкими единицами этнической иерархии, то Тойнби – о связях между людьми. Еще одно сходство Гумилева и Тойнби просматривается в их взгляде на территориальную экспансию цивилизаций. Распространенной является точка зрения, что таковая представляет собой чуть ли не главный признак развития цивилизации. Однако, по мнению Тойнби, внешние завоевания не могут считаться критерием роста. Гумилев также полагал, что пассионарный подъем этноса, который в некоторых случаях ведет к расширению его территории, в других случаях может выражаться во внутриэтнических столкновениях, и таким образом взаимосвязи между этими процессами нет.
Таким образом, несмотря на довольно существенные отличия и критическое отношение со стороны самого Гумилева, концепция Тойнби в целом ряде пунктов предвосхищает положения пассионарной теории этногенеза. Общность между Гумилевым и Тойнби просматривается не только в отдельных положениях, но и в поставленных вопросах, которые не менее важны, чем зачастую различающиеся у обоих ученых и мыслителей ответы. Тойнби можно считать одним из наиболее значительных идейных предшественников Гумилева.