всегда наказуемы.......................................................... 266
Эдипово предприятие и его отношение к полаганию поверхности — Восстановить и возвратить — Кастрация — Намерение как категория — Третий шаг генезиса: от физической поверхности к метафизической поверхности (двойной экран)
Тридцатая серия: фантазм......................................... 276
Фантазм и событие — Фантазм, Эго и сингулярности — Фантазм, слово и язык
Тридцать первая серия: мысль................................... 285
Фантазм, переход и начало — Супружеская пара и мышление — Метафизическая поверхность — Ориентация психической жизни, рот и мозг
Тридцать вторая серия: различные виды серий...... 293
Серии и сексуальность: коннективные серии и эрогенная, зона, конъюнктивные серии и координация — Третья форма сексуальной серии, дизъюнкция и расхождение — Фантазм и резонанс — Сексуальность и язык: три типа серий и соответствующих им слов — От голоса к. речи
Тридцать третья серия: приключения Алисы.......... 307
Напоминание о трех типах эзотерических слов Льюиса Кэррола — Сравнительные выводы из «Алисы в Стране Чудес» и «Алисы в Зазеркалье» — Психоанализ и литература, невротический интимный роман и роман как произведение искусства
Тридцать четвертая серия: первичный порядок и
вторичная организация..................................................... 314
Маятниковая структура фантазма: резонанс и вынужденное движение — От речи к слову — Конец динамического генезиса — Первичное и вторичное подавление — Сатирическое, ироническое, юмористическое
ненные, — короче, составил какую-то глубоко оригинальную клиническую картину»4. Для культуры такими «клиницистами цивилизации» выступают в том числе и художники, собственным телом выразившие «болезнь бытия».
Потому наиболее важным делом философии, для Делёза, выступает новое расчленение образов вещей, считающихся концептуально целостными, и группирование новых образов вещи, которая должна еще стать объектом. Отсюда апелляция к Бергсону с его идеями становления, длительности и нового «прочтения» времени (Делёз посвятил данной теме одну из своих ранних работ — Бергсонизм). Именно в этом смысле Делёз противопоставляет себя «классической» линии философствования, отмеченной связкой Платон-Гегель и полагающей смыслы уже пред-данными. Смыслы порождаются — порождаются Событием, и анализу этого смысла-события посвящена вся работа Делёза, требующая выхода за пределы традиционных построений, базирующихся на трансцендентализме и феноменологии.
Местом, где возможно такое «выхождение за пределы» не только указанных философский стратегий, но и «статичного» понимания жизни и бытия, Делёз считает язык — и прежде всего его выразительную функцию. Смысл выражается предложением, но присутствует в вещах. Это разделяющая и, одновременно, соединяющая граница между вещами и предложениями. Но удержаться на такой кромке — большое искусство, доступное разве что Кэрролу или стоикам.
Я не могу не отметить/что при подготовке второго издания данного перевода, дополненного Приложением, в которое входит ряд ранних статей Делёза, и Дополнением, {куда я счел нужным поместить статью М.Фуко, комментирующую Логику смысла и Различие и повтор), неоценимую помощь мне оказали своими критическими замечаниями В.Подорога и М.Рыклин. Безусловно, как и в отношении первого издания, я благодарен за поддержку со стороны В.Аршиновд, Л.Богорада, С.Свирской, чье сочувствие и участие безусловно облегчали работу над переводом.
4 Ж.Делёз, Представление Захер-Мазоха, с. 191.
Предисловие (от Льюиса Кэррола к стоикам)
Произведения Кэррола всегда ориентированы на то, чтобы доставить удовольствие читателю: детские книжки или, скорее, книжки для маленьких девочек; восхитительные странные эзотерические слова; шифры и расшифровки; рисунки и фотографии; основательное психоаналитическое содержание; логический формализм и лингвистические примеры. Но сверх и помимо простого удовольствия здесь присутствует что-то еще: игра смысла и нонсенса, некий хаос-космос. Бракосочетание между языком и бессознательным — уже нечто свершившееся. Оно празднуется на все лады. А коль скоро это так, то необходимо еще раз исследовать подлинную природу такого союза в работах Кэррола: с чем еще связан этот брак, и в чем же, собственно, заключается то, что, благодаря Кэрролу, здесь празднуется?
В этой книге мы предлагаем серию парадоксов, образующих теорию смысла. Легко объяснить, почему такая теория неотделима от парадоксов: смысл — это несуществующая сущности, он поддерживает крайне специфические отношения с нонсенсом. Мы отводим особое место Кэрролу именно потому, что он предоставил первый крупный отчет, первую великую мизансцену парадоксов смысла — иногда собирая, иногда обновляя, иногда изо--бретая, иногда препарируя их. Мы отводим особое место стоикам потому, что они стали зачинателями нового образа философа, порывающего с досократиками, с сократической философией и с платонизмом. Этот новый образ весьма близок к парадоксальной конституции теории смысла. Значит, каждой серии соответствуют фигуры
не только исторические, но также топологические и ло- гические. Будто на чистой поверхности, определенные точки одной фигуры каждой серии отсылают к точкам другой фигуры: целая совокупность созвездий-проблем с соответствующими действиями, историями и местами — некое сложное место, некая «история с узелками». Предлагаемая читателю книга — это попытка написать роман, одновременно логический и психоаналический.
В качестве приложения мы предлагаем семь статей, уже опубликованных ранее. Мы несколько подправили и изменили их, но тема осталась прежней, хотя и развивает определенные пункты, на которые лишь вкратце указывается в предыдущих сериях (мы отмечаем каждый раз такую связку в сноске). Статьи следующие: 1) «Низвержение платонизма», Revue de metaphysique et de morale, 1967; 2) «Лукреций и натурализм», Etudes philosophiques, 1961; 3) «Клоссовски и тела-язык», Critique, 1965; 4) «Теория другого» (Мишель Турнье), Critique, 1967; 5) «Введение к Человеку-зверю Золя», Cercle precieux du livre, 1967.