2015-03-07
651
Литература: Chadwick; Previte-Orton; Jones; Meyendorff, Imperial Unity; Мейендорф, Введение; Runciman, Byzantine Civilization; Runciman, Byzantine Theocracy; Runciman, The Medieval Manichee.
1. Как мы помним, римские епископы наотрез отказались принять 3-й канон II Вселенского Собора и ряд других его решений. Каким же образом римские епископы развили в себе такое осознание собственной значимости? Вернемся к правлению западного императора Валентиниана I. После смерти папы Либерия (366) в Риме оказалось два враждующих папы, Урсиний и Дамас (Дамасий). Каждого из них поддерживала фракция римского населения. Борьба между ними приобрела весьма ожесточенный характер. В одной из потасовок между двумя партиями, происходившей в храме, погибли 137 человек.
В конце концов при помощи городского префекта победил Дамас, но престиж римской кафедры сильно ослабел. Следующий префект обвинил Дамаса в человекоубийстве, и тому удалось закрыть уголовное дело лишь при помощи дорогих подарков. Его нравственный авторитет от этого не укрепился.
В качестве компенсации Дамас всячески подчеркивал возвышенное духовное достоинство наследников св. Петра. Он строил и украшал многие церкви. Но самый известный памятник, оставшийся после него, - это новый латинский перевод Библии, Вульгата, заказанный им знаменитому далматскому лингвисту, экзегету и переводчику блж. Иерониму.
Возможно, именно из-за слабости позиций у себя дома Дамас писал такие заносчивые, с отказом от компромисса письма св. Василию Великому, пытавшемуся восстановить церковный мир.
Дамас вел роскошную жизнь. Его приемы, по мнению многих современников, роскошью превосходили императорские. Многие современники папы, как христиане, так и язычники, критиковали его за мирское честолюбие, снобизм и жажду пробиться в высшее общество. Именно к папе Дамасу были обращены слова богатого римского аристократа Претекстата, который был жрецом многих языческих культов: "Назначьте меня римским епископом, и я завтра сделаюсь христианином". Многие критики Дамаса называли его "щекотатель дамских ушек", имея в виду обихаживание им богатых матрон.
Конечно, на Дамаса можно посмотреть и с другой стороны. Он сделал все возможное, чтобы старинные римские аристократические фамилии могли стать христианами, не чувствуя, что они совершают что-то постыдное и антиримское. Обычно первыми обращались дамы, а их мужья еще долго оставались язычниками. Привязанность этих людей к языческому прошлому диктовалась прежде всего эстетскими и антикварными мотивами. Модным был просвещенный скепсис, для которого религиозный жар Юлиана был столь же неприличным, как и неколебимая убежденность христианского проповедника. Для римских аристократов классовые и имущественные связи были намного более сильным фактором, чем разделения, вносимые религиозными различиями. Современники описывали одного аристократа-язычника, с умилением слушавшего, как его маленькая внучка поет христианские песнопения. Религия этих людей была прежде всего консервативна - a la recherche du temps perdu [10]: они идеализировали имперское прошлое, сочетая его с неким индивидуалистическим мистицизмом, который базировался главным образом на спекулятивных неоплатонических толкованиях труда Цицерона "Сон Сципиона" и шестой книги "Энеиды" Вергилия, где описывается нисхождение в подземный мир.
Христиане, напротив, начали толковать те же самые тексты со своей точки зрения. Например, они нашли мессианское пророчество в четвертой Эклоге Вергилия. Около 360 г. знатная римская дама по имени Проба, чей муж в 351 г. был префектом Рима, даже написала вергилиевским размером стихотворную священную историю Ветхого Завета. Впрочем, многие христианские богословы пришли в ужас, ознакомившись с содержанием ее труда.
2. Итак, мы говорим о новом этапе борьбы христианства и язычества - его главного противника, ибо первое, на что натолкнулась Церковь, были не отдельные недостатки государства и общества, а язычество, которым они были пропитаны. Не поняв значения для христианства борьбы с язычеством, невозможно правильно оценить и достижения той эпохи.
Главное в язычестве - это подчинение человека иррациональным силам, которые он ощущает в природе, и понимание мира и жизни в нем как "судьбы", зависящей от этих сил. Человек может так или иначе "умилостивить" эти силы, откупиться от них, скажем, жертвой или культом; до некоторой степени он, при посредстве магии, может научиться управлять ими, - но он не может осмыслить их (судьба, или карма, всегда слепа) и, тем паче, освободиться от них. Все его отношение к миру определено страхом и чувством зависимости от таинственной власти: он "заклинает", "заговаривает" ее, но от этого она не становится ни осмысленной, ни благой.
В связи с этим христианство видело в язычестве страшную ложь о мире, поработившую человека, и, следовательно, страшную ложь о Боге, и все усилия употребило на борьбу с ней. То была борьба за человеческую душу, за освобождение ее от яда, отравившего самые источники сознания и жизни.
И только в свете этой борьбы то, что кажется нам теперь "обмирщением Церкви", обретает свой смысл. Вслед за обращением императора в Церковь стали вливаться массы. Больше того, благодаря обращению императора Церковь была поставлена на главное место в жизни Империи, на то место, которое до Константина занимала официальная религия, обязанная культом и жертвоприношением ограждать благополучие государства и общества, всю жизнь ставить под защиту богов и утверждать соответствие ее божественным законам.
Могла ли Церковь отказаться от этой роли? Она ведь верила в целостную принадлежность человека, всей его жизни Царству Христа. С пришествием Христа Царство Божие стало зерном новой жизни уже теперь, в этом мире. И вот наступил момент, когда сам мир признал и принял Господа. Могла ли Церковь отвергнуть "союз с миром"? Конечно, нет, если она сама, устами св. Афанасия, утверждала, что "во Кресте не вред, а врачевство твари".
Уничтожить язычество значило утолить ту вечную нужду, которая питала его: нужду в божественной помощи, в божественной "санкции" человеческой жизни, всего великого и малого в ней, открыть истинный смысл жизни, всю ее просветить новым светом.
Светские историки упрекают христианство в восприятии многих языческих элементов: храмовое благочестие, развитие и усложнение культа, почитание святых и их мощей, нарастающий интерес ко всему "материальному" в религии, к святым местам, предметам, реликвиям и т.д. - все это возводится к языческому влиянию в Церкви.
Но христианский историк и не должен стыдливо отрицать это: христианство, в отличие от всемозможных сект, не придумывает никаких новых форм - оно всё, существующее в этом мире, наполняет новым и истинным содержанием. Как говорил Тертуллиан, "душа по природе христианка", поэтому языческое использование старых форм было их извращением. Принимая любую форму, Церковь возвращала Богу то, что Ему принадлежит, всегда и во всем восстанавливая "падший образ".
Это прежде всего проявляется в строительстве храмов. Вначале у христиан храмов не было. Богослужение совершалось по домам, в специально отведенной для этого комнате.
Старые храмы были обиталищем Бога, прежде всего отделяющим людей от Него. Христос провозгласил, что Бог избрал человека, что Он "не живет в рукотворенных храмах". "Разве вы не знаете, что тела ваши - храм живущего в них Духа?"
Новый храм - это сама Церковь. И поэтому новая форма храма - базилика - "профанное" здание, предназначенное для многолюдного собрания - суда, торговли, политики. Значит, христиане отвергают в качестве прототипа не только Иерусалимский, но и языческий храм.
В центре языческого храма находился идол бога. В центре христианского храма - стол для совершении Евхаристии - того, что превращает собрание в Церковь.
Строительство Константинополя положило начало тому плану христианского города, который определит все градостроительство христианского средневековья. Именно тогда родился город, мистическим центром или сердцем которого является храм.
Это наполнение Благой Вестью всего мира, всех его форм изнутри о. Александр Шмеман называет "освящением времени". Можно говорить о давлении государства, о раболепстве некоторых епископов. Но в конце концов Церковью прославляются как "правило веры" свв. Афанасий и Василий, а не Евсевий Никомидийский, и государство принимает их истину и подчиняется ей. Можно говорить о примирении с миром, о принятии его культуры, форм жизни, языка, мысли. Свв. Василий Великий и Григорий Богослов будут всю жизнь с благодарностью вспоминать годы, проведенные ими в языческом Афинском университете. Св. Василий даже напишет маленький трактат о пользе для юношей изучать светскую (т.е. языческую) литературу. Св. Григорий пишет свои богословские поэмы безупречными классическими стихами. Но примирение это совершается под знаком Креста. Мир стал конечным, он осознается как путь, борьба, нарастание.
3. Суммируя, можно сказать, что это соединение древнеримского гражданского и имперского сознания с христианством было заслугой папы Дамаса. В каком-то смысле процесс соединения начался еще при императоре Константине I, который построил в Вечном городе две великолепные церкви: базилику св. Петра на Ватиканском холме и базилику св. Павла у дороги в Остию, где, по преданию, были похоронены их останки. Но, в свою очередь, эти места были связаны с языческим богослужением: христианские базилики были построены на фундаментах языческих храмов. Кроме того, была еще и третья базилика - на Аппиевой дороге, посвященная Петру и Павлу вместе. Их праздник в этом храме отмечался 29 июня. Во время папы Дамаса в этот день верные шли крестным ходом от св. Петра к св. Павлу, а потом к храму на Аппиевой дороге, где и совершалась Евхаристия.
Особым почитанием, которое папа Дамас воздавал свв. Петру и Павлу, и великолепными дорогостоящими украшениями, которыми он наполнял их храмы, он подкреплял утверждение, что подлинная слава Рима была христианской, а не языческой. Он писал, что, "хотя апостолы пришли с Востока, из-за заслуги их мученичества Рим приобрел высшее право считать их своими гражданами". Под защитой и покровительством апостолов, друзей Самого Христа, Рим мог быть уверен в куда большей защите, чем та, которую могли оказать старые боги. Итак, Дамас, как и его предшественник Либерий, говорит с уверенностью об "апостольском римском престоле".
Папа Дамас не был зачинателем новой традиции социального развития. Еще в III в. Ориген с горечью отмечал, что в больших городах епископы были окружены "великосветскими дамами, купающимися в золоте". После эдиктов Константина "социальный статус" иерархов стал быстро возрастать. Вряд ли вольноотпущеннику, подобному Каллисту, удалось бы стать папой после IV в. Константин предоставил епископам власть магистратов заверять завещания и посредничать в разногласиях. Уже в 313 г. он дал епископам сенаторский титул "светлейший". В 314 г. Арльский собор обратился к папе, назвав его "преславнейший" (gloriosissime papa) - титул, использовавшийся в обращении к очень высокопоставленным особам, уступавшим лишь императору.
Сам термин, "papa" по-латыни и "πάππας" по-гречески, значил то же самое, что и по-русски, - ласковое обращение ребенка к своему отцу. Христиане использовали его в обращении только к своему епископу. Например, в V в. африканские христиане называли карфагенского епископа "папой", а о римском отзывались как о "епископе". Заявления римских епископов, что лишь они могут называться "папами", начались лишь с VI в. Один из пап в IX в. был оскорблен, когда другой епископ, обращаясь к нему, назвал его "братом".
Вместе с титулами епископы приобрели и соответствующую атрибутику: жезл, омофор (паллиум) и т.д. Эти вещи остались в церковном употреблении до сего дня, когда их гражданское значение давно забыто. Обычай целовать епископу руку появился в IV в. Западные епископы стали носить перстень около VII в.
Уже во время св. Киприана к епископам обращались в третьем лице: "Ваше святейшество", "Ваше преосвященство" и т.п. Обращения были заимствованы из гражданского политеса того времени. Ряд литургических обычаев был заимствован из дворцовых церемоний. Например, наше богослужебное использование свечей: обычно свещеносцы предшествовали императору. Следовательно, считали христиане, уж тем более они должны предшествовать "Царю царей" и "Господу господствующих". Интересно, что поначалу духовенство не носило особой одежды ни на улице, ни во время богослужений. Существует интересное письмо папы Целестина I, датируемое 428 г., в котором он упрекает клириков Южной Галлии за изобретение каких-то особых богослужебных одеяний. Наши священнические и диаконские облачения - это слегка видоизмененные костюмы поздней античности и раннего средневековья, сохранившиеся в Церкви благодаря ее консерватизму.
Уже тогда многие высказывали сомнения относительно необходимости мирских почестей для служителей Церкви. Св. Иоанн Златоуст очень резко выступал против роскошного образа жизни константинопольских епископов, статус которых по дворцовому протоколу превышал статус самых высоких вельмож. Языческий историк Аммиан, после рассказа об избрании папы Дамаса в Риме, с желчным сарказмом сравнивал роскошный стиль жизни епископов больших городов с чрезвычайно скромным существованием епископов из глубинки. Эта роскошь была общепринятой, и св. Иоанн Златоуст нажил себе множество врагов, отказавшись от расточительных приемов (все свободные деньги он тратил на благотворительность). Один митрополит из Далмации оправдывал великолепие своих приемов тем, что он таким образом очень многих привел к Церкви. Правда, на это папа-аскет Григорий Великий саркастически спросил, не думает ли он, что, чем ниже опустится ко дну, тем больше рыбы поймает?
Вскоре Церковь поняла, что под христианскими императорами она в каком-то смысле имеет меньше свободы и самостоятельности, чем имела под языческим правительством. Имперское вмешательство в назначение на некоторые ключевые епископские кафедры стало проявляться уже во время Константина. Изначально епископ избирался народом, но затем новоизбранный кандидат утверждался епископами соседних областей, которые и прибывали к месту, чтобы хиротонисать его. Постепенно голос епископов стал восприниматься как более решающий, чем голос местной общины. Если, например, голоса народа разделялись между несколькими кандидатами, именно епископы решали, кого из них хиротонисать. Согласно канонам Никейского Собора власть вето была отдана в руки митрополитов. В 381 г. уже было очевидно, что епископы самых крупных городов приобрели статус еще выше, чем митрополиты. Это были епископы или патриархи Рима, Константинополя, Александрии и Антиохии. В пятом веке к этому избранному кругу был причислен и епископ Иерусалимский. Во многом непопулярность константинопольских иерархов (таких, как св. Иоанн Златоуст и Несторий) была вызвана желанием епископов древних малоазийских кафедр сохранить свою независимость.
Насколько реальным на Востоке было влияние государства на Церковь? Император, несомненно, играл роль в выборе патриарха Константинопольского. Но все остальные восточные епископы избирались, как правило (кроме считанных случаев), без всякого государственного вмешательства.
Восток упрекают в цезарепапизме. Это обвинение некорректно и неверно. Для того чтобы Церковь прислушалась к мнению императора, он должен был быть православным. Если он был арианином, или иконоборцем, или монофизитом, Церковь на Востоке упорно сопротивлялась. С другой стороны, такой западный человек, как папа Григорий Великий, писал византийскому императору, что тот обладает не только императорской, но и священнической властью и что Дух Святой сохранит его от любой вероучительной ошибки. Такого не мог написать ни один восточный епископ.
Разница между Востоком и Западом в этом вопросе проявлялась прежде всего в том, что византийцы видели мир не как две половины - сакральную и секулярную, но как общество, где две части его действуют в гармонии, в симфонии, а император является в какой-то степени прототипом Христа. Но - очень важно это подчеркнуть - святой считалась именно императорская должность, место, но не личность того или иного его обладателя. Он был "христианнейшим и боголюбивым императором римлян" лишь до тех пор, покуда он по-христиански исполнял все свои императорские обязанности: защита Церкви и Империи, справедливость, милосердие и т.д. Если же он эти свои обязанности не исполнял, то считался тираном, и свержение его было богоугодным делом. Складывающаяся Восточно-Римская Империя была автократией, ограниченной лишь правом народа на революцию. И "профессия" византийского императора была весьма "рисковой": лишь треть из них умерли в должности; другая треть была убита в переворотах, а остальные скончались в ссылках или в монастырском заточении уже бывшими императорами.
Интересно, что короли назначали епископов на Западе, а не на Востоке. Например, в меровингской Галлии епископ, не прошедший королевской номинации, не мог быть хиротонисан. А обряд коронования императоров Церковью пришел на Запад с Востока во время правления Карла Великого.
Императоры-язычники уравнивали приверженность к политеизму со статусом добропорядочного гражданина. Постепенно в общественное сознание внедрялось убеждение, что добрый гражданин может быть лишь православным христианином, а еретик и неверный автоматически подозревались в отсутствии лояльности к Империи. Христианским городам облегчали налоговое бремя, так что часто обращения происходили целыми городами. Интересно, что, когда все граждане Маюмы - портового пригорода Газы - заявили о своем обращении в христианство, Маюма получила статус отдельного города, независимого от языческой Газы.
Постепенно в имперское законодательство вводились меры по ограничению деятельности диссидентов. Уже после Арльского собора (314 г.) подразумевалось, что низложенный епископ, во избежание беспорядков, будет автоматически ссылаться. На Западе главным проводником концепции Православной Империи, свободной от всяких религиозных заблуждений (или, по крайней мере, лишающей ряда гражданских прав их носителей), был Амвросий, епископ Медиоланский.
4. Свт. Амвросий Медиоланский (333-397) был одной из важнейших фигур в процессе христианизации Империи.
Сын высокопоставленного чиновника - префекта Галлии, он сделал блестящую карьеру при дворе и дорос до префекта (губернатора) Лигурии и Эмилии с центром в Медиолане (Милане) - городе, где проживал император и его двор. В 374 г. Амвросий был избран епископом Медиоланским, хотя еще и не был крещеным (он числился оглашенным). В течение нескольких дней его крестили и хиротонисали. Он быстро изучил христианское богословие и сделался чрезвычайно популярным проповедником, привлекавшим массы народа. Известно, что его проповеди произвели неизгладимое впечатление на молодого блж. Августина. Амвросий имел громадное влияние на императоров Грациана, Валентиниана и Феодосия.
В 382 г. Грациан вновь убрал Алтарь Победы из Сената. (Правда, он не тронул статую богини-Победы, которую сенаторы-христиане переименовали в ангела Господня.) В 383 г. император был убит, а римская аристократия, под водительством знаменитого оратора Симмаха, обратилась к преемнику Грациана Валентиниану с просьбой восстановить Алтарь как символ римского величия. Император заколебался, но св. Амвросий написал ответ, не позволивший Валентиниану выполнить эту просьбу.
В 385 г. Амвросий мобилизовал все население своего города для противостояния требованию Иустины - вдовы Валентиниана I - передать одну из миланских церквей для пользования готским наемникам-арианам. Для св. Амвросия такой акт приравнивался к осквернению освященного здания.
В том же году в одном из городов Междуречья (Каллинике) фанатики-христиане сожгли синагогу, и император Феодосий распорядился возместить убытки из церковных фондов. Амвросий не позволил этого сделать, отказавшись начинать совершение Евхаристии, пока император не уступит ему. Конечно, считал миланский епископ, синагогу не надо было сжигать. Но еще большее нечестие отдавать церковные деньги на строительство здания, предназначенного для богопротивных собраний.
В 390 г. Амвросий отлучил Феодосия от причастия за новую резню в Салониках, ясно продемонстрировав, таким образом, роль Церкви в христианизации общества: Церковь протестовала против дел, нарушающих естественные законы человечества и противные нравственности, а не только выступала исходя из своих собственных частных интересов. Император должен был пройти через публичное покаяние и лишь после него был вновь допущен до причастия.
Можно с большой долей вероятности подозревать наличие связи между влиянием Амвросия на Феодосия и имперскими указами антиязыческой направленности, которые начали появляться после 391 г. Постепенно язычество все больше и больше вытеснялось из общественной жизни. Уже при Феодосии начались разрушения языческих храмов, на которые государство смотрело сквозь пальцы. Например, в 391 г. в Александрии под руководством Феофила, племянника Петра (младшего брата св. Афанасия Великого), был разрушен храм Сераписа. Храм Гения города, из-за непочтительного отзыва о котором убили епископа-арианина Георгия, был преобразован в трактир. Официально Феодосий не поощрял таких действий, но все понимали, что он никого не станет за это строго наказывать. Были изданы указания, что самые красивые храмы, содержащие наиболее известные произведения искусства, разрушать нельзя. Однако эти эстетические соображения - весьма слабый аргумент на фоне растущего нравственного неприятия язычества. Многие древние храмы сохранились лишь благодаря тому, что они были преобразованы в христианские церкви. Св. Кирилл Александрийский, например, заменил культ Изиды в Менутисе на культ популярных в Египте святых Кира и Иоанна, мощи которых он поместил в ее храм. А знаменитый Парфенон в Афинах был преобразован в церковь Богоматери [11].
В сельских районах крестьяне продолжали быть глубоко привязанными к древним языческим обычаям, особенно к тем из них, которые были связаны с рождением, браком и смертью. На Западе выкорчевывание языческих суеверий среди крестьян еще долгие века оставалось пастырской проблемой номер один. Но и в городах, даже в таких твердынях христианства, как Сирия и Малая Азия, вплоть до VII в. продолжали практиковаться тайные языческие обряды и жертвоприношения.
5. По противоеретическим законам Феодосия строже всего были запрещены манихеи. Этим именем назывались последователи сироязычного вавилонца Мани (216-276), основавшего в Персии дуалистическую религию гностического типа. Он соединил элементы, надерганные из зороастризма, буддизма и гностического христианства, пытаясь создать универсальную религию, годную как для Востока, так и для Запада. Манихейский миф об изначальном конфликте между Востоком и Западом давал объяснение, почему современный мир является смесью из добра и зла. Этот конфликт также был обоснованием для аскетизма, которому должен был предаваться высший класс Избранных, изначально предназначенных к высвобождению частиц света, заключенных в их телах. Для другого, низшего класса Внемлющих было достаточно исполнять самые простейшие нравственные правила и уповать, что в следующей жизни они воплотятся в Избранных и в конце концов высвободятся из кошмарного колеса перевоплощений.
Из-за тайных церемоний манихеев подозревали во всевозможных нравственных извращениях и в черной магии. Уже в 297 г. Диоклетиан опубликовал строжайший запрет на деятельность секты с самыми жесткими мерами против ее последователей. Валентиниан I издал указ о конфискации их имущества, а Феодосий вновь ввел самые суровые меры, вынудившие манихейские общины уйти в глубокое подполье. Не везде указы исполнялись с одинаковой тщательностью: например, блж. Августин в молодости, будучи манихейским Внемлющим, мог довольно спокойно существовать в Африке. Единственное, что от него требовалось, - это не слишком афишировать свою принадлежность к секте. Однако когда в 383 г. он переехал в Рим, то обнаружил, что тамошняя манихейская община вела строго конспиративную жизнь. Лишь в середине V в. в Риме была раскрыта тайная манихейская секта, члены которой занимали самые высокие посты в местной церкви.
Вот одна характерная история. Около 380 г. в Испании высокопоставленный мирянин Присциллиан был обвинен в манихействе. Тем не менее в 381 г. его влиятельные друзья сулили поставить его епископом Авильским. Через 4 года после этого враги Присциллиана добились его осуждения на соборе в Бордо. Когда Присциллиан подал апелляцию императору, ряд епископов выдвинул против него обвинения в колдовстве, и он, несмотря на протесты св. Мартина, епископа Турского, был казнен. Факт обвинения одного епископа другим в деле, влекущем высшую меру наказания, вызвал всеобщее возмущение. Амвросий Медиоланский и папа римский Сириций (преемник Дамаса) отлучили обвинителей от Церкви.
Относительно иудеев законы Феодосия были некоторым послаблением после первой довольно жесткой реакции на их сотрудничество с императором-отступником, которое проповедники-христиане сравнивали с поклонением золотому тельцу. Можно сказать, что в общем законы христианских императоров относительно иудаизма были достаточно благосклонными. Иудаизм был признан законной религией, и иудейский патриарх носил титул "Светлейший" (до 429 г., когда эта должность была отменена), а его решения относительно внутрииудейских законов исполнялись при помощи государства. Синагоги были защищены законом. Когда в 388 г. в Риме была сожжена синагога, виновных обязали выстроить новую на свои средства. Если бы не вмешательство Амвросия Медиоланского, то же самое произошло бы после сожжения синагоги в месопотамском городе Каллинике. Конечно, иудейский прозелитизм был запрещен. Иудеям также запрещалось держать рабов-христиан и брать христианок в жены. Церковь еще долгое время чувствовала опасность, исходившую от миссионерского иудаизма. Те проповеди св. Иоанна Златоуста, за которые его обвиняют в антисемитизме, были произнесены с целью убедить антиохийских христиан не соблюдать иудейские законы и обычаи, к чему они были весьма склонны.
В Александрии в 414 г. и на острове Менорка в 418 г. прошли весьма неприятные еврейские погромы. Но оба погрома были вызваны какими-то местными причинами, и они явились чрезвычайными происшествиями, осужденными всеми здравыми людьми в Империи. В годины испытаний и экономических трудностей каждое общество склонно находить козлов отпущения среди групп чужаков. Но, за исключением отдельных инцидентов, иудеи могли жить и торговать довольно спокойно.
В конце VI в. было отмечено несколько случаев насильственного крещения иудеев, против чего резко выступил св. Григорий, Папа римский, хотя он и не возражал против использования материальных поощрений для того, чтобы привести людей ко Христу. Самое большое гонение на иудеев произошло в VII в. в визиготской Испании, где иудейское население издавна было весьма многочисленным. Св. Исидор Севильский отметил по этому поводу, что неофитский пыл новообращенных визиготских королей намного превосходил их знания и мудрость.
В юридическом кодексе Юстиниана содержатся запреты для иудеев занимать ряд высоких государственных должностей. Однако, на удивление, много законов носило протекционистский по отношению к иудеям характер. Иными словами, нельзя сказать, что положение иудеев в христианской Империи постоянно и целенаправленно ухудшалось. Известны истории о близкой дружбе между христианами и иудеями. И хотя иудаизм по-прежнему оставался довольно замкнутой социальной системой, ничего подобного средневековым городским гетто еще очень долго не существовало.
По законам Феодосия, все языческие храмы были закрыты и жертвоприношения запрещены. Однако прошло еще довольно много времени, прежде чем начались серьезные преследования язычников. Даже сам Феодосий поручил языческому оратору Гемисту образование своего сына Аркадия, а затем назначил его префектом города Константинополя. В Александрии после разрушения храма Сераписа атмосфера была заметно менее терпимой. Во многом положение в городе определяли хорошо организованные отряды монахов, игравшие роль своего рода "полиции нравов". Известна история знаменитой красавицы Ипатии, профессора языческой философии в Александрийском университете, которая в 415 г. была убита на улице разъяренной толпой. Ее убийство привело в ужас христиан в Константинополе.
Благосостояние Египта целиком зависело от ежегодного разлива Нила. В год, когда был разрушен храм Сераписа, разлив был настолько мощным, что практически все крестьянское население Египта сразу же обратилось в христианство. Таким образом, интеллектуальная аристократия, оставшаяся верной язычеству, оказалась небольшой изолированной группой. Долгое время оплотом язычества в стране оставался город Панополис в Верхнем Египте. Профессура Александрийского университета оставалась неоплатонистской и критически настроенной по отношению к христианству до 517 г., когда ректором университета был избран Иоанн Филопон - специалист по Аристотелю и монофизитский богослов. Афинский языческий университет просуществовал до 529 г., когда его закрыл Юстиниан за приверженность языческой профессуры резко антихристианским традициям неоплатоника Прокла.
До Юстиниана многие язычники продолжали занимать высокие государственные должности. Например, в 462 г. личный врач императора Льва I был язычником.
В V в. немало видных язычников греческого Востока обратилось в христианство; многие из них пришли в Церковь необычными путями. Например, в 441 г. префектом Константинополя был языческий поэт египетского происхождения Кир. Он был весьма популярен в городе, чем вызвал зависть временщика евнуха Хрисанфия, который путем интриг добился его ареста. Кир спас себя, объявив о желании принять христианство, и был крещен, после чего Хрисанфий настоял на его епископской хиротонии и отправке его в дикий фригийский город, известный тем, что его неуправляемое население линчевало четырех епископов подряд. Проповеди Кира были настолько короткими (на его первое Рождество в своем городе проповедь состояла всего из одного предложения), что он завоевал сердца своей грозной паствы. Странным образом, но все пережитое привело его к настоящей вере. В 451 г., после падения Хрисанфия, Кир сложил с себя епископский сан и вернулся в Константинополь, где вновь стал префектом. Там он прославился своим необычайным милосердием к бедным и своей дружбой со знаменитым столпником св. Даниилом, который стал его духовным отцом.
Другие выдающиеся лица, обратившиеся в христианство из язычества в то время, - Гелиодор, автор романа "Эфиопика", сделавшийся епископом Трикки в Фессалии, и Нонн, автор "Диониссиаки", посвятивший после обращения свой талант переложению Евангелия от Иоанна на греческий гекзаметр. Но оба они остались в памяти потомства как писатели, внесшие вклад в классическую традицию, а не в христианскую литературу. Как правило, в Империи не существовало запретов на выражение языческой мысли и на распространение языческой литературы. Весь V в. поэзия и секулярная историческая проза в основном оставались в руках язычников. В начале VI в. уроженец бывшей оплотом язычества Газы Зосима написал историю Империи от Константина до взятия Рима Аларихом в 410 г., доказывая, что все несчастья обрушились на Империю из-за отказа от древней религии.
К 500 г. самым известным уроженцем Газы был христианин Прокопий (известный историк Прокопий Кесарийский был его учеником). Прокопий писал стихи в обычной языческой традиции и в то же самое время выпускал богословские комментарии, состоявшие из цитат авторитетных экзегетов. Интересно отметить, что классические формы остались самодовлеющими в поэзии и истории. Даже в эпоху Юстиниана два его главных историка, Прокопий и диакон Агапит, писали таким образом, будто христианство было несколько неприличным для упоминания феноменом, который следует обсуждать лишь в закамуфлированной форме.
VIII. Монашество, аскетическая литература, блж. Иероним
Литература: Карташев; Шмеман. Исторический путь; Мейендорф. Введение; Meyendorff. The Orthodox Church; Chadwick; Runciman. Byzantine Civilization; Quasten.
1. Мы уже не раз упоминали монашество и монахов, что и естественно, ибо в эпоху великих догматических споров монашество играло значительную, если не ключевую роль. Поговорим о его возникновении.
Монашеская жизнь появилась, как нечто определенное, в Египте и оттуда быстро распространилась по всему миру. Конечно, это не случайно, что монашество появилось в то время, когда завершились гонения и христианство стало модным. Монахи стали бескровными мучениками тогда, когда кровавое мученичество прекратилось. Они послужили некоторым противовесом "официальному христианству". Жители христианской империи подвергались опасности забыть, что Империя была иконой и символом, а не реальностью; опасность была в отождествлении Царства Божия с земным царством. Монахи, из-за своего ухода из общества в пустыню, исполняли пророческое и эсхатологическое призвание Церкви, они напоминали христианам, что Царство Божие - не от мира сего.
Основная черта монашества - его фундаментально библейский характер. Пустыня - это место, где нет воды, нет жизни. Там царит смерть и дьявол. Удалиться в пустыню было актом очищения; это был уход не от жизни, а от всех суррогатов Царствия Божия, предлагавшихся обществом. И чем благополучнее общество, тем более суровые испытания накладывали на себя монахи.
Немного позже монашество вернулось в города, осознав, что присутствие диавола сильно и там...
2. Довольно быстро в монашеском движении выкристаллизовались три основные формы.
I. Отшельничество. Обычно его появление связывается с именем преп. Антония Великого, чье житие написал сам св. Афанасий Великий. Родился Антоний около 250 г. в зажиточной коптской христианской семье. Антоний не учился в школе и был безграмотен. Греческим языком он не владел. Около 270 г., будучи еще совсем молодым человеком, он услышал в церкви евангельские слова: "Если хочешь быть совершенным, раздай все, что имеешь, бедным и следуй за Мной". Этот призыв Христа произвел на юношу самое глубокое впечатление. Он раздал бедным родительское имение, после чего устремился в пустыню. Вначале он жил на краю своей деревни, но со временем удалялся все далее и далее от человеческого жилья. Однако очевидно, что он не новаторствовал, а притягивался к уже существующему и не им изобретенному пустынножительству. Жил св. Антоний в пустыне до 356 г., когда скончался 105 лет от роду. Первый период его жизни, столь любимый живописцами и писателями, - это открытая борьба с диаволом. Затем к Антонию начали стекаться ученики и последователи, и он вышел из затвора, чтобы стать их учителем и руководителем.
II. Но настоящую свою форму монашество приобрело с преп. Пахомием Великим (286-346). Это - общинная жизнь. Пахомий тоже был коптом. В отличие от св. Антония он происходил из языческой семьи. Около 314 г., вернувшись с военной службы, крестился и поселился в пустыне. Вскоре он собрал возле себя других аскетов и учредил общее житие - κοινόβιος. Вокруг Пахомия образовались девять таких общежитийных монастырей, получивших название Лавра. Это было целое монашеское государство, объединяющее тысячи людей железной военизированной дисциплиной. Все они были подчинены одному настоятелю - преп. Пахомию - и одному уставу, созданному им. Каждый монастырь был обнесен стеной. В больших корпусах жило по 40 монахов. Размещались они по видам труда.
Сестра Пахомия, подражая брату, организовала подобные уставные монастыри для женщин.
III. Эту форму монашества, сложившуюся в то же время, можно характеризовать как полуотшельничество, или скитскую жизнь. Она зародилась в пустыне Σκήτος (отсюда и современное название - скит) в местности Нитрия, к западу от Нильской дельты.
Во второй половине IV в. там было более 5000 монахов. Они имели общую церковь, куда сходились по субботам и воскресеньям. Их обслуживали пресвитеры из ближайшего кафедрального центра, города Гелиополиса. Характерно, что монашество долгое время рассматривалось как движение мирян. Питались они единолично. Обычный их труд и заработок состояли в плетении корзин и рогожек.
Нитрийское монашество дало выдающихся аскетов: Нафанаил, Вениамин, Макарий Египетский и др. Они прославились такими подвигами, как сыроядение, бдение, стояние на ногах всю ночь, почти неядение, отдание своей плоти диким зверям.
Еще при жизни св. Пахомия выдвинулся знаменитый отец коптского монашества Шенуда, принявший постриг у Пахомия в 343 г. девятилетним мальчиком. Он был грозным, властным игуменом, каравшим строптивых и провинившихся плеткой и посохом. Население боготворило Шенуду, ибо он широко помогал бедным. Игумен царил в своем крае, как некий грозный пророк, наподобие Илии в Израиле: вникал во все дела местной жизни, судил и обличал недостойных. Государственная власть вынуждена была очень с ним считаться. Даже варвары-кочевники и разбойники боялись Шенуду и старались не ссориться с ним.
3. Монахи заполонили и весь остальной Египет, особенно покинутые при разных войнах крепости и города. К этим новым героям христианства начались паломничества со всех концов Империи.
Из Египта монашество распространилось в другие страны. В Палестине отшельник Иларион, язычник по происхождению, ввел египетскую организацию монашества. Около него, близ Газы, собралось несколько тысяч любителей пустынножительства. Южнее Иерусалима в Иудейской пустыне начинал свой путь уже известный нам Епифаний, впоследствии епископ Кипрский. Излюбленным местом монахов стала также гора Синай, где позже был основан монастырь св. Екатерины. Следует отметить и международный характер палестинского монашества, где было много общин - как греческих и сирийских, так и армянских и латинских, а чуть позже и грузинских.
К северу от Ливана и до Армении распространены были пустынножители - подвижники-одиночки, прибегавшие к самым крайним формам аскетизма. Они носили вериги, питались только травами, приковывали себя цепями к скалам. Чуть позже там развилось столпничество. Самым известным столпником стал преп. Симеон (356-459). Столпники пользовались крайним почитанием как простого народа, так и интеллектуалов. К св. Симеону Столпнику, например, за советом ходили даже императоры.
И св. Иоанн Златоуст, и блж. Иероним в свое время ходили к этим отшельникам на выучку, чтобы узнать на опыте их формы аскезы. Иоанн Златоуст нажил так себе тяжелый гастрит, от которого потом страдал всю жизнь.
Конечно, в раннем монашеском движении наметились и определенные проблемы, главная из которых - некоторый "индивидуалистический" характер движения и его неуправляемость. Насколько монахи вписывались в церковную организацию? Насколько они зависели от епископов? Св. Афанасий в своем "Житии св. Антония" многократно подчеркивал приверженность святого Православию и то, что он постоянно находился в евхаристическом общении со своим законным епископом.
Другие возникающие вопросы носили более экзистенциальный характер. Добивался ли монах лишь своего собственного спасения? Были ли у монашеского движения социальные цели? Ударение на преобладание социальных целей аскетического движения было главной чертой организационной деятельности св. Василия Великого.
4. Если преп. Антоний дал пример, то настоящую организацию и внешнюю форму монашеству дал свт. Василий Великий. Его правила основаны на организованности, дисциплине и социальном служении.
Свт. Василий видел монашеское призвание не только в личном стремлении к спасению, но и в неотрывном от него евангельском требовании любви к ближнему и служении ему.
Св. Василий первый оформил институт послушничества и разработал обряд пострижения в монашество. Особое ударение он сделал на послушании. Говорят, что до св. Василия монахи понимали больше бедность и чистоту, чем послушание. Василий предписал строгие епитимьи для тех, кто будет предпринимать аскетические подвиги без благословения духовника.
Правила св. Василия способствовали упорядочению жизни монахов и собиранию их в стены монастырей из первоначального рассеянного и недисциплинированного состояния. В таком уставном порядке были очень заинтересованы и церковные, и государственные власти. Монахи вольные, весьма почитавшиеся простым народом за их пророческий обличительный тон, начинали бродить по городам. Их впутывали в суждения о поведении административных и судебных властей. Часто, не разбираясь в сути дела, монахи порывались защищать тех, кого, по их мнению, обижали или притесняли. Отсюда даже возникали народные бунты.
С другой стороны, в середине IV в. из Месопотамии в Малую Азию начали проникать члены секты мессалиан - дуалистической ереси, приверженцы которой считали, что в каждом человеке обитает дьявол, которого можно изгнать не церковными таинствами, а личными аскетическими подвигами. К сожалению, мессалиане начали проникать и в монашескую среду и соблазнять слабых.
Чтобы избежать всех этих отклонений, св. Василий и ввел строгий епископский контроль над монашескими общинами. Однако этот контроль оказывался добром лишь в том случае, если сам епископ был достойным человеком. В противном случае могло случиться иначе: через тридцать лет после смерти Василия епископ Кесарийский использовал монахов для запугивания городской милиции, оказывавшей защиту направлявшемуся в ссылку св. Иоанну Златоусту, а еще через несколько десятилетий монофизитские епископы приводили в города толпы своих сторонников-монахов, терроризировавших всех и сметавших все на своем пути.
Уже в третьем-четвертом поколении монашеского движения выявились основные его проблемы. В монастыри часто приходили люди, пытавшиеся уклониться от своих гражданских обязанностей, скрывавшиеся от кредиторов или от сборщиков податей, иногда беглые преступники, иногда гомосексуалисты, и нередко просто люди, руководимые искренними намерениями, но не представлявшие себе монашеской жизни и стремившиеся совершить хотя бы один яркий поступок в жизни. Благодаря большому количеству случайных людей, неизбежно попадавших в монастыри, монашеское движение, даже в самых своих лучших и самых чистых формах, всегда зависело от харизматических лидеров и ярких личностей. Необходимо было выработать эффективные механизмы для контроля.
Итак, напряжение между иерархическим порядком и харизматическим служением неизбежно присутствовало и в монастырях.
5. Уже в IV в. получила также развитие "теория аскетизма". Она прежде всего связана с именем константинопольского архидиакона Евагрия Понтийского, близкого друга Григория Назианзина. Богословски Евагрий был убежденным оригенистом, придерживавшимся многих заблуждений своего учителя. Из-за любовной истории в ранней юности Евагрий бежал из Константинополя в Иерусалим и наконец в Египетскую пустыню, где стал одним из наиболее влиятельных духовных писателей своего времени. Евагрий классифицировал восемь главных грехов и затем связал их с различными частями души, описанными Платоном. Он первым описал своего рода "методы" аскетической духовной брани, созерцания, молитвы и т.д. Высшей формой молитвы была бессловесная и безобразная молитва ума. Евагрий любил использовать в своих духовных писаниях острые глубокомысленные и многозначные афоризмы. Нужно сказать, что в них Евагрий оставался на вполне православных позициях. После его осуждения V Вселенским Собором (553 г.) многие любимые монахами аскетические писания Евагрия переписывались под другими именами и таким образом сохранились. Часть их под его собственным именем, наряду с другой классикой духовной, аскетической литературы, вошла в "Добротолюбие".
Учеником Евагрия был отец западного монашества - преп. Иоанн Кассиан - монах скифского происхождения (Малой Скифией тогда называлась территория, на которой сегодня находится румынская Добруджа). Около 400 г. он уехал из Египта, где начались гонения на оригенистов, в Константинополь. Тогдашний архиепископ столичного града свт. Иоанн Златоуст рукоположил его в диаконы. После ссылки св. Иоанна в 404 г. Кассиан уехал в Рим, откуда вскоре перебрался в Массилию (Марсель), где основал несколько мужских и женских монашеских общин по восточному образцу.
В своих сочинениях Иоанн Кассиан научил латинских читателей лучшему, что уже существовало в восточной аскетической традиции. К несчастью для Кассиана, он высказал ряд критических замечаний в адрес блж. Августина, который пользовался таким авторитетом на Западе, что богословская репутация Кассиана была сильно подорвана. Тем не менее трудно переоценить его роль в развитии западного монашества: когда более чем через сто лет преп. Венедикт (Бенедикт) создавал свой устав, в его основу легли правила св. Иоанна Кассиана.
Преп. Иоанн Кассиан прибыл на Запад в критический момент. Западные христиане, уже прочитавшие в латинском переводе афанасьевское житие св. Антония и повествование Руфина о египетских отцах-пустынниках, захотели иметь собственных святых. Аквитанский публицист Сульпиций Севир написал приобретшее широкую популярность житие епископа-аскета св. Мартина Турского. Большая часть его была фантазией самого Сульпиция, который хотел доказать, что Галлия способна произвести на свет подвижника, превосходящего даже египетских отцов. Мартину приписывались бесчисленные чудеса, и благодаря историческому роману Сульпиция Севира он стал одним из самых популярных святых варварского Запада, главным образом как военный святой, покровитель воинских добродетелей. Однако св. Иоанн Кассиан относился к такому ажиотажу вокруг различных чудес с большим недоверием. Достойная цель подлинной аскетической традиции, по его глубочайшему убеждению, не поиски чудес, но достижение молитвы от чистого сердца.
Благодаря своим умеренности и трезвости св. Иоанн Кассиан проделал на христианском Западе приблизительно ту же работу, что и св. Василий Великий на Востоке, хотя, в отличие от Василия, он был убежден в абсолютном преимуществе отшельнического образа жизни перед киновией. Влияние Иоанна Кассиана ясно видно в Уставе преп. Венедикта Нурсийского. Преп. Венедикт даже распорядился, чтобы "Собеседования" (Collationes) Кассиана читались в монастыре перед повечерием. Позже во время чтения монахам стали подавать легкую трапезу. Отсюда происходит итальянское слово collazione, что значит "второй завтрак" (lunch).
Для человека, знакомого с западной историей Церкви, слово "бенедиктинец" ассоциируется с суровым аскетизмом и ученостью. Сам преп. Венедикт, основавший свой монастырь в 529 г. на Монте Кассино, не уделял в своем Уставе особого места ни тому, ни другому. Главными чертами правила св. Венедикта были простота и самодисциплина, а не суровость епитимий и умерщвление плоти. Устав св. Венедикта не рассчитан на поиски монахов среди тех, кто был неудачником в этом мире, или тех, кто, сильно согрешив, пришел в монастырь для исправления содеянного. Св. Венедикт также не планировал создать особое новое служение для пользы Церкви или общества. Его монахи были простыми людьми, не клириками - итальянскими крестьянами и готскими ремесленниками. Они должны были научиться грамоте для чтения душеспасительной литературы (в уставе ничего не говорится о богословских изысканиях) и для участия в богослужениях - для "работы Божией" (opus Dei), которую Венедикт считал главным в жизни общины.
Община должна была быть семьей, с отцом-игуменом, одинаково заботящимся о каждом ее члене, а те прежде всего должны были оставаться в своем монастыре и не переходить в другую общину. Хотя Устав предназначался не только для одного монастыря, очевидно, что преп. Венедикт не намеревался создавать религиозный орден. Когда он предписывал ежедневно посвящать значительное количество часов работе, он не мог предвидеть громадные достижения средневековых ученых-бенедиктинцев в областях образования и научных исследований. Он лишь хотел предохранить своих монахов от личных проблем, которые влечет за собой бездеятельность, и стремился к тому, чтобы его монахи жили в присутствии Бога и достигли спасения.
6. Еще одно имя, лежащее у основания западного монашества, - это имя блж. Иеронима Стридонского (331-419/20), хотя дело своего целожизненного подвига он связал с Востоком. Его полное имя Евсевиус Иеронимус.
Иероним получил блестящее образование, его можно назвать одним из самых образованных людей своего времени. Родом он был из окрестностей города Аквилея в Паннонии, в молодости учился в Риме, где поначалу вел весьма вольную жизнь, за что каялся во все последующие годы. В Риме же Иероним обратился в христианство и крестился, некоторое время он провел в небольшом монастыре близ имения своего друга Руфина в Аквилее, где они предавались аскетическим упражнениям и изучению христианской литературы. Окончательное решение стать монахом Иероним принял в Антиохии, после тяжелой болезни; оттуда он удалился в Халкийскую пустыню, где жил отшельником, практикуя самые крайние формы аскетизма. Именно этот период его жизни вдохновлял многих художников эпохи Возрождения.
Блж. Иероним предстает перед нами как необычайно цельная, последовательная натура, как очень симпатичный, хотя и причудливый человек, к тому же чрезвычайно трудолюбивый. Он был одним из немногих людей западной культуры того времени, выучивших греческий и еврейский языки. Но эта образованность сочеталась в нем с повышенной ранимостью: Иероним не выносил критики, и чем ближе был к нему какой-либо человек, тем больше была вероятность, что в конце концов он станет его злейшим врагом. Он был человеком искренним, пылким, а оттого - и вспыльчивым, и весьма колючим. О его невоздержанности на язык много судачили современники. Например, своего бывшего лучшего друга Руфина, с которым он поссорился из-за отношения к Оригену, Иероним называл хрюкающей свиньей и скорпионом, а когда тот умер, написал: "Наконец-то скорпион залег в земле Тринакрийской (Тринакрия - Сицилия. - А.Д.), а стоглавая гидра перестала шипеть на меня". Оппонента блж. Августина - британца Пелагия он называл "жирным псом, чье брюхо набито шотландской овсянкой". Но несмотря на брань, его полемические писания были так блестящи и остроумны, а его библейские комментарии - настолько эрудированны, что его хотели читать все.
Иероним много путешествовал, пока не стал монахом в Палестине. Хотя он провел почти половину своей жизни на Востоке и знал греческий и древнееврейский языки, он остался сугубо западным человеком. В то время в Св. Земле существовали отдельные западные (т.е. латинские) монашеские общины. В одной из них Иероним в конце концов и поселился. Он весьма критически относился к восточным традициям, и его отношения с иерусалимскими греками не всегда складывались наилучшим образом. Иероним не считал иерусалимские литургические обычаи тем непреложным образцом, каким они были для многих западных паломников. В одной из его проповедей, обращенных к латинским монахам в Вифлееме, содержится жесткая критика греческого обычая отмечать Рождество Христово 6 января, а не 25 декабря. Вообще нужно отметить, что западные общины в Святой Земле жили в своеобразных гетто, почти не поддерживая контактов с местным христианским населением.
Блж. Иероним существовал в латинском интеллектуальном мире. Все противники и оппоненты, против которых были направлены его хлесткие и беспощадные писания, также принадлежали латинскому миру. Иероним обличал Гельвидия, утверждавшего, что братья Господа были сыновьями Марии и Иосифа; Вигиланта, утверждавшего, что длинные богослужения и почитание святых - языческие нововведения, контрабандой проникшие в Церковь; Иовиниана, отрицавшего духовное превосходство безбрачия над браком; Пелагия, поставившего под вопрос нужду человека в благодати; своего бывшего друга Руфина, посмевшего перевести Оригена. Хотя блж. Иероним в совершенстве знал греческий и иврит, он не был чрезмерно начитан в греческой литературе. Зато Цицерона, Саллюстия, Лукреция, Вергилия, Теренция, Горация и Ювенала он знал очень глубоко и любил до такой степени, что все его писания были наполнены аллюзиями и ссылками на них. Он не мог найти для себя ответа на вопрос, позволительна ли такая любовь для монаха. Когда, около 374 г., будучи в Антиохии и размышляя об окончательном принятии монашеского пути, Иероним тяжело заболел во время Великого поста, ему было видение, в котором он был поставлен перед Страшным судом Господним. "Ты цицеронианин, а не христианин", - сказал ему Господь. Иероним дал обет впредь никогда не раскрывать языческих поэтов и ораторов. Его дальнейшие писания показывают, что обет свой он, по всей видимости, не сдержал. Наверное, все-таки он зря терзался совестью, ибо его ученость и высокое качество его писаний придали западным христианам чувство собственного достоинства: ведь самый ученый и эрудированный человек своего времени был не греком, а одним из них.
Перу блж. Иеронима также принадлежит житие преп. Павла Фивейского (мы знаем об этом подвижнике очень мало - лишь то, что поведал свт. Афанасий Великий в своем житии преп. Антония), значительная часть которого, по всей видимости, была плодом его собственной фантазии, созданным для того, чтобы доказать, что западное монашество древнее восточного.
Блж. Иероним придерживался крайнего варианта никейского православия, которое в последние десятилетия IV в. поддерживалось и римской Церковью. В пресвитеры Иероним был рукоположен Павлином Антиохийским - староникейцем. В 381 г. на II Вселенском Соборе он поддерживал Максима Циника и обвинял св. Григория Богослова в недостаточном православии; хотя в его оправдание нужно сказать, что он очень мало понимал все эти восточные тринитарные проблемы и не особенно хотел в них вникать.
Большую часть своей жизни Иероним оставался верным последователем Оригена и, даже отвергнув его и став его убежденным противником (из-за этого он и поссорился с Руфином, оставшимся верным Оригену), до самой смерти своей продолжал придерживаться оригеновского экзегетического метода.
С 386 г. Иероним жил в Вифлееме в окружении преданных ему вдов и девиц, с которыми он проделал грандиозную по объему библеистическую работу. За свою жизнь блж. Иероним сделал невероятное количество переводов - это был воистину величайший подвиг его жизни. Он перевел на латынь многие экзегетические труды Оригена и Хронику Евсевия Кесарийского, дополнив ее до царствования Валента. Ему принадлежит ставший классическим перевод Писания на латынь (так называемая Вульгата) и обширные библейские комментарии. И поэтому он по праву считается святым - покровителем переводчиков. Его перу принадлежит также несколько книг об аскезе. Его полемические письма - драгоценный (хотя и не всегда достоверный) источник информации о жизни ранней Церкви.
Латинский мир был готов для рождения собственного независимого богословия. Блж. Иероним был видным лингвистом и экзегетом, но, при всей своей учености, не был настоящим мыслителем и богословом. Эта задача была исполнена уже в следующем поколении молодым африканцем по имени Августин.
7. Конец IV и начало V в. также ознаменованы оригенистскими спорами. Около 375 г. атаку на Оригена начал свт. Епифаний Кипрский. В его глазах Ориген осквернил чистоту правой веры ядом языческой культуры.
В своих обвинениях св. Епифаний упоминает влияние Оригена на "некоторых египетских монахов". Имелась в виду местность Целлия (Келлия) в Нитрийской пустыне, где жили многие последователи Оригена, возглавляемые неким Аммонием и его тремя братьями. Из-за своего высокого роста они получили прозвание "длинные братья".
Братья пострадали от ариан и были в прекрасных отношениях с епископом Александрийским Тимофеем - племянником и преемником младшего брата св. Афанасия, Петра. Когда Евагрий прибыл в Египет, он стал духовным сыном Аммония.
Оригенистские споры распространились на Палестину, где они разделили двух неразлучных друзей - Руфина и Иеронима. Иероним, который раньше переводил Оригена и называл его величайшим учителем Церкви со времени апостолов, сделался яростным антиоригенистом. Его резкие письма во многом способствовали разрастанию полемики.
Вначале новый епископ Александрийский Феофил (племянник Тимофея) поддержал "длинных братьев" и даже сделал одного из них, Диоскора, епископом. Интересна история попытки рукоположить самого Аммония, решившего, по местной монашеской традиции, не сдаваться в епископское послушание и не уловляться в священство. Когда к нему пришли посланцы от Феофила Александрийского, чтобы увести его в город к архиепископу на хиротонию, Аммоний схватил остро отточенный нож, отсек себе ухо и заявил: "Вот теперь я корноухий и по закону еще Моисееву не могу священствовать". Посланцы с унынием вернулись к Феофилу, который в гневе закричал: "Я посвящу его даже и без носа". Пошли к Аммонию новые посланцы, но он обещал, что, если они подойдут к нему на шаг ближе, он вырежет себе язык и тогда уже точно никак не сможет стать священником.
В 399 г. в окружном пасхальном письме Феофила, объявляющем дату Пасхи на будущий год, содержались нападки на "антропоморфистов" (так оригенисты называли своих противников - нужно сказать, иногда и не безосновательно).
В ответ монахи-антиоригенисты в громадном количестве прибыли в Александрию и провели такую демонстрацию, что Феофил перепугался и резко повернул на 180 градусов. Выйдя к беснующейся с дубинами в руках толпе монахов, он сказал: "Отцы, я смотрю на вас, как на образ Божий". Те сразу же восприняли епископа как своего и, получив его благословение, удалились с миром.
Феофилу пришлось круто изменить свою политику: он изгнал оригенистов из Египта и добился от римского папы Анастасия запрета доктрин, приписываемых Оригену, - в особенности появляющихся в писаниях Евагрия.
Евагрий, к счастью для него, успел умереть в 399 г., но Кассиан и "длинные братья" в 400 г. принуждены были бежать из Египта. Они направились в Константинополь, чтобы добиваться справедливости при императорском дворе и у новоназначенного епископа Иоанна (с VI в. он стал известен как "Златоуст").
