Надор. Ракана (б. Оллария)

400 год К.С. Ночь с 11-го на 12-й день Зимних Ветров

Ночь выдалась ясной и звездной. Столько звезд, и таких ярких, Дикон видел только в Сагранне. Привычные созвездия мешались с незнакомыми, золотая россыпь тревожно мерцала, а лун было целых четыре; они восходили сразу с четырех сторон, стремясь к нестерпимо яркой желтой звезде, которой Ричард раньше не видел. Не было ее и на звездных картах, юноша прекрасно помнил, что в полночь в середине месяца Зимних Ветров в зените стоит голубая Адденара, не могла же она поменять цвет, и еще эти луны… Они не должны быть полными, хотя на самом деле это маски. Золотые маски с черными каменными глазами… Так вот куда делся карас – его украл барон, вставил в свою маску, и теперь она смотрит. Камень смотрит, он ищет хозяина, а Капуль-Гизайль его не отдает, потому маска и упала… Она хотела, чтоб ее узнали…

– Где мой камень? – сухо спросил Ричард. – Он принадлежит мне. Он меня узнал!

– Он тебя узнал, – сказала Премудрая Гарра. К вырезу ее платья была приколота оранжевая роза, в руке старуха держала кожаное, размалеванное лунами ведро. – Он твой, пойди и возьми его. Он в башне, он тебя ждет, тебя все ждут…

– Спасибо тебе, Премудрая, – поблагодарил Дик. Старая бакранка расхохоталась и выплеснула свое ведро на черный, плоский камень. Прозрачные струйки, на глазах наливаясь алым, торопливо побежали вниз, побагровела и поверхность глыбы, только в самой ее середине осталась тьма! Башня! Та самая, из Варасты!..

– Он в башне! – повторила Гарра, и кто-то с силой толкнул юношу в спину. Дикон не удержался на ногах, мокрая глыба понеслась навстречу и растаяла, а башня осталась. Гербовая башня Надора, она была совсем близко, над выкрошившимися зубцами кружил одинокий ворон, а сам Дикон стоял на заметенных пеплом плитах – королевские чиновники жгли отцовские бумаги…

– Он в башне, – сказала матушка, перебирая четки из черных каменных глаз, – пойди и возьми его.

– Но сначала посмотри на наши платья, – потребовала Дейдри. – На наши свадебные платья. Тебе нравятся?

– Они такие красивые, – подхватила Эдит. – У нас никогда не было таких платьев. Спасибо тебе, что мы выходим замуж в один день.

– Ваш брат посмотрит ваши платья, когда вернется, – отрезала матушка. – Ступайте, Ричард. Мы вас ждем.

– Мы все тебя ждем, – подтвердил Наль. На нем была багряная котта с золотой каймой и черный плащ с вепрем. – Знаешь, это ведь я женюсь. Спасибо тебе! Если бы не ты… Эрэа Мирабелла, своим счастьем я обязан Ричарду, своим величайшим счастьем, на которое не смел рассчитывать…

– Прекрати! – прикрикнул Ричард. Не хватало, чтобы расчувствовавшийся кузен рассказал матери про выходки Айрис. – Прости, у меня дела…

– Да, у тебя дела, – подтвердил Наль, – но мы будем ждать.

– Мы будем ждать, – закивали Эдит и Дейдри. – Ты должен вернуться к нашей свадьбе…

– Идите, сын мой, – велела матушка, – да пребудут с вами мои молитвы.

– Он в башне! – закричала маленькая ювелирша, прыгая по замшелому крыльцу. – Пойди и возьми его!

– Мы вас ждем, – матушка даже не взглянула на резвившуюся нахалку, – поторопитесь.

– Я быстро, – пообещал Дикон. Реджинальд виновато улыбнулся, мать опустила вуаль, сестры отвернулись, Эйвон старомодно поклонился, подал руку своей супруге и повел ее к Полночному крыльцу. Дикон поднял голову: пепел больше не падал, падал снег.

Из тошнотворного марева стремительно вырвалось звездное небо. Верх снова был верхом, низ – низом, а тело – телом. Луиза, не слишком-то соображая, что делает, сдвинула капюшон, подставив лицо чистому, звонкому холоду. Рядом дрожала Селина и старым могучим буфетом возвышалась Зоя Гастаки. Надорские дворы, запертая кузница, ржавая подкова пропали, но место, куда их занесло, казалось знакомым. Очень знакомым. Звездно-снежное мерцание позволяло разглядеть серебристые руины, припавшие к земле валуны, украшенную ледяными наплывами скалу… Надорский утес, от которого никуда не деться!.. А она-то вообразила, что они вылезут в каком-нибудь склепе среди гнилых черепов!

Женщина выпустила руку дочери и медленно, пробуя ногой каждый камень, пошла к мертвому источнику. Ледяная корка, не выдержав собственной тяжести, треснула и провалилась внутрь заиндевевшей чаши. Острые ледяные зубцы нависали над черной пустотой.

– Здесь один живой бросился на меч, – коротко пояснила Зоя. – Внизу другой живой убил в спину брата и сам был убит. От смерти подлеца к смерти глупца – это хорошая дорога. Для меня хорошая, а вы – со мной.

– Тут страшно, – сказала Селина и замолчала, кутаясь в слишком длинный для нее плащ. Луиза наклонилась над бывшим родником. Из дыры веяло древней жутью, казалось, ведьма-великанша прикрыла свой котел осколками зеркала. Уж лучше бы кладбище! Капитанша поежилась и трусливо повернулась к страшному камню спиной.

– Где Жюль и Амалия? – Нет, она все-таки сумасшедшая! Притащиться с выходцем на дурацкий утес, приволочь с собой Селину и шарахнуться от высохшего родничка.

– Еще не полночь, – Зоя кивком указала на глазастое небо, – но уже скоро… Очень скоро. Сейчас они проснутся. Нужно идти. Здесь только одна дорога, для всех одна.

– Ну так пошли. – Страх требовал хоть какого-то выхода, а гордость не желала его выпускать. Луиза подхватила дрожащую Селину под локоть и обернулась к покойнице: – Выходит, Арнольд удрал к вам? Кобель бесхвостый!..

– Нет! – Капитан Гастаки затрясла головой не хуже пойманной на горячем кухарки. – Все было не так! Ты не понимаешь… У меня был галеас, мой галеас! Это я потопила адмиральскую галеру, пока Пасадакис с Ватрахосом считали креветок… Как они меня ненавидели! Еще бы, ведь я делала их дело лучше… Я, женщина, сестра дожа! Я была им не по зубам, но они меня не слушали!

Я видела, к чему идет, меня не слушали. Эти мужчины… Капрас… С ним мы еще встретимся… А вот Пасадакис удрал…

– Он же утонул! – припомнила Луиза письмо Герарда. – Если это тот Пасадакис…

– Тот! – Ненависть делала широкое бледное лицо еще страшнее. – Все загубил и ушел, а нас взяли на абордаж. Подло, грязно, глупо… Меня все предали, мою «Пантеру» захватили… Тебе не понять, что такое поражение и одиночество! Я не хотела жить, но самоубийство – это для трусов!

Я не спала ночами, мечтая о смерти. О смерти, достойной капитана, и тут пришел он. Это было как удар молнии! Он мчался по своим делам, но, услышав мое отчаянье, все бросил и повернул коня… Мы взглянули в глаза друг другу и поняли – это судьба! Мы должны быть вместе, он и я! Я, а не ты! Ты была женой Арнольда, но ты его никогда не любила и не понимала! И он тебя не любил… Он никого не любил до меня!

Это она об Арнольде? Об Арнольде с его храпом, кухарками и тинтой?! Нашла рыцаря на коне, ничего не скажешь! Отворотясь не наплюешься, но не спорить же с выходцем.

– Да, мы друг друга не любили, – спокойно сказала Луиза. – Наш брак устроил мой отец. Арнольду нужна была должность, мне – муж, но что сделано, то сделано…

– Мы должны быть вместе! – зарычала Зоя. – Я и Арнольд! Ты меня слышишь, живая?!

Ответить Луиза не успела, Селина с писком бросилась между матерью и страхолюдиной без тени.

– Ты нас обманула! – Упрек в голосе дочери мешался с удивлением. – Ты хотела… Ты хочешь нас убить?!

– Замолкни, козявка! – Гастаки странно дернула головой. – Дурища, вы ж не мои! Вы совсем не мои… Ты когда-нибудь просто уйдешь, а твоя мать… Она встанет между мной и Арнольдом! Она нас разлучит, и этому не будет конца, совсем не будет! Луиза, если ты умрешь, всему конец, понимаешь, всему?!

– Понимаю, – не стала спорить капитанша. – Но я умирать не собираюсь и еще меньше собираюсь возвращаться к Арнольду. Он мне и на этом-то свете опротивел.

– Ты должна его освободить! – потребовала Гастаки. – Выйти замуж или еще что-нибудь такое сделать… Святое по-вашему… А для этого тебе надо жить, поняла?! Да я узлом завяжусь, чтоб ты жила!

– Где Жюль и Амалия? – Ничего себе, «вечный покой». Покойница, а орет, как лавочница, хотя любовь – она такая… И Арамону полюбишь. – Где мои дети, Зоя? Куда их дел Арнольд? Я должна знать!

– Он их не трогал, – Зоя опустила глаза, разглядывая промерзшие камни, – я соврала… Я тебя увела, чтобы быть с Арнольдом, потому что он мой! Мой!..

– Твой, – торопливо заверила Луиза, замирая от предчувствия чего-то неотвратимого. – Зачем ты нас сюда притащила?

– Козявка твоя увязалась за нами, и хорошо. – Гастаки не слышала вопроса или не желала слышать. – У меня на «Пантере» похожая была… Дунешь – переломится, и смелая – куда там мужикам! Красивая девчушка была, очень красивая! Олененок олененком, так ее все и звали, а я еще злилась… Корова бешеная! Ведь все понимала, знала им, подлым, цену, а туда же! А малявка меня любила, одна из всех… Любила, и все! Не утяни я ее в море, до сих пор бы жила… На нее все мужики глаз клали, на твою небось тоже?! Нечего таким уходить до срока. Это мне жизнь поперек горла была, а красота пусть цветет, сколько ей отпущено. Все равно облетать…

– Ваш заказ давно готов, сударь, – мастер Бартолемью с поклоном открыл футляр, на багряном бархате лежал браслет невесты, – вы задержались… Вы очень задержались, но я не сомневался, что вы придете и расплатитесь, как подобает.

– Сколько я вам должен? – Браслет с кэналлийским узором, кому он сейчас нужен?! – И где мое кольцо и те перстни, что я заказывал?

– Здесь. Все здесь. – Мастер открыл бюро и принялся один за другим выдвигать ящики. – Желаете забрать?

– Разумеется. Назовите цену.

– Вы и впрямь желаете ее знать, юноша? – удивился ювелир. На его лице была золотая маска с карасами вместо глаз. – Как странно.

– Верните камень! – Дик протянул руку, и на раскрытую ладонь равнодушно упала холодная черная капля.

– Бери! – Разбросанные драгоценности, стол, бюро, мастер, где они? Золотое одноглазое лицо висит в пустоте, медленно поднимаясь все выше и выше и словно выворачиваясь наизнанку. Золото неотвратимо наливается угольной тьмой, а единственный глаз желтеет, обретая сходство с лучшим из янтарей, но янтарь не светит. И не смотрит.

– Дикон? – Сюзерен стоит на вершине утеса, а над ним восходит желтая звезда. – Где ты был?

– У ювелира, – юноша торопливо разжал кулак, – это карас Раканов. Он выпал из меча, и я его нашел. Его украл Капуль-Гизайль, чтобы вставить в маску. Он принадлежит тебе.

– Мне принадлежит все, – улыбается сюзерен. – Нам принадлежит все. Этот камень займет свое место. Свое место должно занять все.

Черная капля покорно перетекает в ладонь Альдо, на мгновение замирает и срывается в пропасть.

– Мне принадлежит все! – кричит камень. Он растет, набирает ход, он торопится, он разгневан, он и есть Альдо Ракан, и место Ричарда рядом с государем. Юноша, отшвырнув плащ, мчится по склону, нет, не мчится – катится, ведь он сам камень и повелитель камней. Они пойдут за ним, как сам он идет за сюзереном. Таков их долг, их предназначение, их счастье! Только вперед, не споря, не медля, не сомневаясь. Вниз, скорее вниз! Там, где склон переходит в равнину, затаился враг. Сильный, неукротимый и вероломный. Пока он жив, камням не знать покоя, но кто остановит стремительный, яростный бег?! Скалы сильней и ветра, и волн, и молний, не говоря уж о жалких деревьях… Скалы терпеливы, они веками ждут своего часа, и горе тем, кто стронет их с места…

Высеребренная зимой кабанья рожа злобно щерилась на желтую звезду, запутавшуюся в ветвях давным-давно высохшего дерева с облезшей напрочь корой. Это место и днем-то не внушало доверия, а уж в полночь…

– Сейчас они пойдут, – Зоя остановилась, словно налетев на невидимый забор, – идите к нему.

– К кому «к нему»? – хмуро осведомилась Луиза, косясь на треклятую каменюку. – К кабану?

– Нет! – Зоя ткнула пальцем в сторону скрюченного ствола. – Туда. Там тень, там будет спокойно…

Тень? В новолуние? Бред, хотя дерево лучше булыжника. Капитанша с подозрением глянула на Зою, не отрывавшую взгляда от зависшей над камнем звезды:

– Иди первая, мы за тобой.

– Тупица. – Капитан уперла руки в боки не хуже самой Луизы. – Там тень. Их тень. Они ушли, тень осталась. Мне нельзя, а вы – горячие. Вы войдете, вас не увидят.

– Святая Октавия, – помянула заступницу Кошоне Луиза, не сообразив, что Зое это может не понравиться. – Да кто нас здесь увидит, кроме этой свиньищи каменной?!

– Туда! – рявкнула Гастаки. – Живо, если к Арнольду не хочешь!

– Хорошо. – Луиза решилась и шагнула. Ничего не случилось, разве что звезда стала не такой яркой. – Селина, иди ко мне. И что дальше?

В ответ Зоя повернулась спиной, широко расставив ножищи. Она чего-то ждала. Луиза завертела головой, пытаясь хоть что-то понять, и тут снизу ударило. Женщина потеряла равновесие и едва не свалилась на сжавшуюся в комок Селину. Зоя тоже устояла, хоть и пошатнулась. Вокруг грохотало и гудело, а в небе стояли четыре луны. Луиза ударила себя по щеке, отгоняя морок, хотя могла бы этого и не делать – утес трясло, как в лихорадке, кусты и ветки мертвого дерева мотались, как в хорошую бурю, но ветра не было.

– Мама! – Других слов у Селины не было. – Мамочка!

– Пошли. – Зоя, пьяно шатаясь, отступила назад, к самому краю мечущихся скрюченных теней, загородив полнеба. – Теперь все…

Удары продолжались, утес корчился и стонал, а у каменной чаши творилось что-то ужасное. Удержаться на ногах было трудно, и Луиза опустилась наземь рядом с Селиной. Зоя осталась стоять, только пошире расставила ноги.

– Зачем ты нас сюда затащила?! – Только б заболтать, закричать, перебить хоть чем-то этот гул! – За какими…

Новый удар был сильнее всех предыдущих. Капитан Гастаки, выкрикнув что-то непонятное, соизволила наконец присесть. Стала видна тропа, по которой они с Эйвоном поднимались к роднику, то есть не тропа, а тащившееся по ней каменное стадо. Окружавшие источник валуны сдвинулись с места и, подставив круглые спины лунным лучам, лениво ползли вниз. Не катились, а именно ползли, как черепахи из книжки Герарда. У свинокамня тропа круто поворачивала, огибая осыпь, и похожий на измятую серую грушу валун, ползший первым, неторопливо повернул, минуя опасное место. Маневр «груши» повторила глыба, несшая на себе растрепанный куст. Раньше она лежала в промоине справа от источника, как бы не трясло, ей было оттуда не выкатиться…

– Это стража, – Зоя все-таки обернулась, – стража Дома. Она уходит. Так надо.

– Кому? – выкрикнула Луиза сквозь шипящий скрежет. – Кому надо?!

– Поставившим. – Зоя, шатаясь, поднялась, вытащила из ножен клинок и подняла над головой. – Вечный покой вольноотпущенным! Они свободны… Навсегда.

Свободны… Как же это жутко! Кабанья скала тоже зашевелилась, освобождаясь от древних пут. Мелкие, жавшиеся к глыбе камни торопливо поползли в стороны, обнажив бока и брюхо гиганта. А тот раскачивался все сильнее, пока не опрокинулся навзничь, но не успокоился, а принялся тереться об уступ, словно свинья о дерево. И Луиза вдруг поняла, зачем: камень избавлялся от бронзовых морд…

– Сударыня! – Селина, судорожно сжав руки, смотрела на Зою. – Сударыня, что теперь будет?!

– Утро, – обрадовала капитан. – Вы тепло одеты, вас двое. Вы увидите утро и пойдете в другой дом. Этого больше не будет…

– Надор? – выдохнула Луиза, уже все поняв. – Они идут в Надор?!

– Нет, они просто уходят. Зачем стеречь то, чего к утру не станет?

– Айри! Там же Айри! – Селина рванулась вперед, но Луиза, изловчившись, ухватила дочку за рукав.

– Там не только Айрис. – Святая Октавия, Создатель, кто-нибудь, разбудите или прибейте! – Зоя, почему?! Почему ты не сказала?

– Так было проще. – У нее нет тени, только и всего. У Зои Гастаки нет тени, на небе четыре луны, а камни окончили стражу. – Проще всем. Те, внизу, должны платить, вы – нет. Я должна быть с Арнольдом, ты должна остаться горячей. Так и будет.

– Ты должна была сказать! – Селина снова дернулась, и Луиза обхватила дочь обеими руками. – Мы могли бы… Могли бы спасти всех!

– Они платят, – женщина без тени покачала головой, – чашу разбили, вода ушла, ничего нельзя изменить. Звезда взыщет долг и упадет, а луны зайдут. Останется зола, но вас это не затронет. На вас вины нет.

Не тронет… Эйвон, Айри, Реджинальд, девчонки, Джоанна, которой она обещала столичную жизнь, даже Мирабелла… Святая Октавия, за что?!

– Как же так?! – прошептала Селина. – Как же так?

– Так вышло, – отрезала капитанша, – мы все равно ничего бы не смогли…

– Это из-за меня! – Руки дочки бессильно упали на плащ, она больше не хотела бежать. Жить она тоже не хотела. – Если бы не я, Айри ушла… Она боялась, что я не выдержу… Дороги не выдержу! Мама, она вернулась из-за меня!

– Прекрати! – жестко сказала Луиза. – Айрис вернулась из-за метели, лошадей и приступа. Это она не могла идти, не ты…

– Те, кто платит, никуда не уйдут, – хмуро бросила Зоя. – Снег заодно с камнем. Снег караулил.

– Ты поняла? – Луиза ухватила дочь за плечи и как следует тряханула. – Никто ничего не мог сделать!

– Поняла, – голос Селины был мертвым, – но лучше б мы ушли… Вместе. Или остались…

Что лучше: замерзнуть, задохнуться в снежной замяти или угодить во сне под обвал? Если повезет, можно ничего не понять, как не поняла малышка Николь, когда случайный камень пробил ей висок, только спят ли сейчас в замке?

– Айри знала, что умрет, – из глаз Селины катились слезы, она их не вытирала, – она не верила, что придет завтра… Но ее никто не понял… Никто…

Айри что-то чувствовала, иначе она бы не рвалась из Надора на ночь глядя, и Эйвон тоже. Граф не сошел с ума, решившись все бросить и бежать, его что-то гнало прочь из замка. Это они с Селиной ничего не слышали и боялись метели и волков. Умом боялись, но ум на Изломе плохой советчик…

– Не говори ерунды! – прикрикнула Луиза, но это не было ерундой. Не было…

– Айри, все хорошо… Лошади знают, что делают. Там волки, обвалы, а может, и что похуже. Собаки зря выть не станут…

– Кузина! – Наль словно бы вырос на глазах. – Кузина… Клянусь, она больше никогда не посмеет… Если она скажет что-то оскорбительное, я…

– Не надо, – Айрис слабо улыбнулась, – спасибо, но… уже ничего не надо.

– Вот и хорошо. Теперь выпьем чего-нибудь горячего и спать. А собираться – завтра.

– Зачем? – Айрис устало бросила перчатки и хлыст на пол. – Пусть будет, как есть…

– «Пусть будет, как есть», – повторила Луиза. Зоя не поняла, пришлось объяснить: – Это сказала Айрис, когда я уходила к себе. А Эйвон вообще ничего не сказал… Рыцарь, раздери его кошки! Он ведь тоже знал… Не понимал, но знал…

– Ты его любишь, этого Эйвона? – подалась вперед Зоя. – Любишь?!

– Люблю. – Это все, что она может сделать для нелепого старого рыцаря. Солгать, и пусть эти проклятые булыжники слышат! Может, услышит и Эйвон, хотя, когда рушится дом, не до любви.

– Почему ты молчала?! – Глаза Зои полыхнули болотными огнями. – Дура!..

Сзади напирал гул и скрежет – камни все ползли и ползли. Луиза провела рукой по лицу и поняла, что плачет. И когда успела?! Зоя что-то хрюкнула, вскочила на ноги и, тяжело топая, побежала к каменному потоку. Судорожно вздохнула Селина.

– Куда ты? – завопила вслед Зое Луиза. – Осторожней!

– Якорь вам в глотку, – проревела на бегу капитан Гастаки. – Обеим! Я уже сдохла! Я холодная… Я их вытащу! И девчонку, и мужика!..

Темная плотная тень вспрыгнула на двугорбый валун, перебралась на другой, ползущий рядом, покачнулась, нелепо плеснув руками, и снова прыгнула, теперь на плоскую плиту. Та накренилась, но Зоя успела вскочить на соседнюю глыбу. Грузный силуэт отчетливо виднелся на фоне звездного неба. Капитан придержала шляпу и завертела головой, примеряясь к очередному броску. Она двигалась на первый взгляд неуклюже, но ни разу не ошиблась, уверенно пробираясь к извергавшей холод чаше. К своей тропе…

– Она их приведет? – Селина, закусив губу, смотрела на странную женщину без тени, женщину, полюбившую Арнольда. – Ведь приведет?!

– Конечно, – сказала Луиза то, что только и могла сказать. – Она – молодец… Ну и повезло же этому борову, твоему папаше!