Глава 4. Ракана (Б. Оллария). У любой наглости должен быть предел

400 год К. С. 16-й день Зимних Скал

У любой наглости должен быть предел. У любой! Сюзерен пытался говорить с Алвой на языке древней славы, а тот все обернул шутовством, но отступать нельзя. Наглость не зачеркнет преступлений.

— Ваше Величество, Высокие Судьи, — а вот венки действительно нелепы, — мы выслушали напутствие Его Величества и прониклись важностью легшего на наши плечи дела. После перерыва граф Феншо предъявит первые доказательства, сейчас же прошу всех встать. Его Величество покидает Гербовый зал.

Альдо поднялся, не глядя на подсудимого, за королем синими тенями скользнули рассветные гимнеты. Четыре судебных пристава ударили о пол жезлами, оплетенными позолоченными гальтарскими медяницами:[18]

— Государь удаляется. Слава государю!

— Высокий Суд удаляется!

Первым уходит Повелитель Круга. Ричард досчитал до шестнадцати и, придерживая шпагу, направился к двери, противоположной той, из которой вышел сюзерен. Юноша старался не торопиться, но спину царапал тяжелый, холодный взгляд. Это не мог быть Ворон, значит, это был Спрут или… Суза-Муза. Если он пробирался во дворец, то может оказаться и здесь. Ричард рывком обернулся: гимнеты, судейские, ординары, клирики замерли там, где их застал уход короля. Все было в порядке, никто не толкался, не шумел, не спорил.

— Господин цивильный комендант, к подъезду Эридани прибыл кардинал Левий.

— К подъезду Эридани? Кто его туда пустил?

— Монсеньор, Его Высокопреосвященство просили свернуть к подъезду Алана, но он отказался. Теньент Родстер не счел возможным настаивать.

Закатные твари, опять Левий лезет, куда его не просят. Мало того что кардинал встрял в дело Удо, он еще и сюда явился.

— Иду. — С Левием нужно быть вежливым, Альдо от него зависит. От него и от иноземцев, с которыми приходится быть любезными, особенно с урготами. Посол все еще болеет, но граф Жанду здесь.

— Мой друг! — Кругленькая, увитая лентами фигурка выкатилась из-за здоровенных гимнетов. — Мой друг, я счастлив лично поблагодарить вас за приглашение на это действо!

— Ваш покорный слуга, — заверил маленького барона Робер, — и четырежды слуга вашей прекрасной супруги.

— О, Марианна неустанно молится о вашем здравии, — всплеснул руками Капуль-Гизайль. — Так досадно, что женщины не могут присутствовать на суде, это такое изумительное зрелище. Вы не знаете, кто кроил одеяния судей и как это называется? Герцог Алва спросил, но ему не ответили, Кракл стал таким невежливым…

— Судей одели в тоги. — Робер скосил глаз, Карваль только отступил на шаг, но не ушел. И не уйдет, пока не закончит с докладом. — При Эрнани Святом в них ходили судьи. По крайней мере, мне так сказали.

— Тоги?! — Барон молитвенно сплел розовые пальчики. — Вы сказали тоги?! Но, мой друг, их же не шьют!

— Да? — глупейшим образом переспросил Робер, чьи познания в гальтарской моде сводились к тому, что до знакомства с агмами древние не носили штанов и сапог.

— У меня есть прелестные миниатюры, — защебетал Капуль-Гизайль, — прелестнейшие. Я просто обязан вам их показать, там можно во всех подробностях рассмотреть одеяния анакса, эпиарха и эориев. Кроме того, у меня есть подлинные гальтарские диадемы! Если б ко мне обратились, я бы с радостью помог тем несчастным, кто пытался изготовить тоги, а получил холтийские женские халаты… Причем, вы меня извините, холтийские дамы носят зеленый цвет, цвет плодородия, находясь, м-м-м-м, в деликатном положении. Вы меня понимаете?

— Какое счастье, что на суде не присутствует холтийский посланник, — не выдержал Робер. — Барон, я хотел бы засвидетельствовать свое восхищение прекрасной Марианне. Когда она согласится меня принять?

— Сегодня, — восхитился Капуль-Гизайль, — умоляю вас, герцог, сделайте это сегодня. Нам не дано знать, что ждет нас завтра, но к обеду подадут седло барашка. Это такая редкость в наше беспокойное время, не правда ли? Я с таким трудом достал для моих красавиц льняное семя, пришлось перебираться через Данар… И вот там-то я нашел не только семена, но и животную пищу, ведь люди, говоря по чести, немного хищники. Вы не находите?

— Нахожу. — Встреча с Марианной необходима, а повод лучше не придумаешь. — Что ж, барон, я готов послушать морискилл.

— А вы? — Счастливый Капуль-Гизайль повернулся к Карвалю. — Вы, генерал? Вы составите нам компанию?

— Прошу меня простить, — один коротышка церемонно поклонился второму, — но я должен проверить дорогу из Багерлее в Гальтарский дворец. Я не уверен, что цивильная стража приняла все необходимые меры предосторожности. Герцог Окделл еще не имеет надлежащего опыта, а у подсудимого могут найтись тайные сторонники.

— Увы, военный комендант столицы собой не располагает. — Вот только Карваля у Марианны и не хватало. — Барон, вечером я в вашем распоряжении, а сейчас прошу меня извинить. Дела.

Дик промчался обходной галереей, на ходу отвечая на приветствия. Знакомых хватало, незнакомых, набивавшихся в друзья, было еще больше, а год назад желающих протянуть руку сыну Эгмонта не набралось бы и десятка. Струсили даже Ариго и Килеан-ур-Ломбах, а вот Савиньяки — нет. Их обязательно нужно вернуть, обязательно…

— Герцог Окделл, — Левий слегка приподнял брови, — вы слишком торопитесь, на лестнице это чревато падением.

— Ваше Высокопреосвященство, я вырос в горах. — Какой же кардинал мелкий, даже ниже Карваля. — Счастлив вас видеть.

— Этому можно верить? — Кардинал улыбнулся и поправил эмалевого голубя. — Признаться, я вам не верю. Преосвященный Оноре полагал, что герцог Окделл не умеет скрывать своих чувств, в этом он не ошибался.

Преосвященный Оноре?! Но ведь он умер, не добравшись до Агариса? Как он мог говорить с Левием?!

— Вы удивлены? — Кардинальская макушка приходилась Дикону под подбородок, но поднимать глаза на собеседника Левий считал излишним. — Мы с епископом принадлежали к одному ордену. Я был против его талигойского визита, но преосвященный вполне мог позаимствовать девиз Окделлов, он поехал и погиб. К счастью, один из спутников Его Преосвященства уцелел, и я его расспросил. Молодой человек не очень умен, но память у него хорошая.

— Ваше Высокопреосвященство, — разговор был странным и неприятным, как и все, что исходило от эсператиста, — мы вынуждены просить прощения. Мы не ожидали вас сегодня и не подготовили соответствующего места.

— А я и не собирался приезжать, — отмахнулся Левий. — Герцог Алва — олларианец, и не мне судить его, но до меня дошло, что здесь прозвучит правда об Октавианской ночи и гибели Оноре. Мой долг — при сем присутствовать, а о месте не тревожьтесь. Я сяду среди ординаров, ведь по меркам Эрнани Святого я и есть агарийский ординар.

— Как скажете, — разговор становился все неприятней и непонятней, — но почему бы вам не сесть в посольском ряду? Там есть свободные места.

— Я не посол, — покачал головой Левий. — Приняв сан кардинала Талигойского и Бергмаркского, я обрел новое отечество. Послы думают о выгоде своих держав, а не о бедах и радостях талигойской. Мне среди них не место, но вас ищет ваш офицер…

— Прошу меня простить, — с невольным облегчением произнес Дикон, — я должен проследить за порядком.

— Надеюсь, вам удастся его сохранить, — наклонил седую голову Левий. — Когда люди становятся толпой, они преступают заветы Создателя, заповедовавшего милосердие и сострадание.

Левий улыбался, но в улыбке проступало что-то недоброе. Оноре смотрел и говорил иначе. Святой Алан, ну почему кардиналом стал не он, а этот седой человечек?

— Второй Доры не будет, — отрезал Ричард, — и второй Октавианской ночи тоже. Ваше Высокопреосвященство может не беспокоиться.

— Ваше Величество? — Альдо был не один и был откровенно зол. — Я нужен?

— Входи. — Альдо говорил «ты» друзьям либо наедине, либо злясь на кого-то другого. — Похоже, наши законники не в ладах с законом. Все это, господа, следовало учесть до суда. До, а не во время.

— Ваше Величество, — Кракл, несмотря на пышные одежды, словно бы усох, — я предполагал, что защита станет давить на разницу кодекса Эодани, кодекса Доминика, кодекса Лорио и законов, действующих в Золотых землях ныне. Утром я поделился своей озабоченностью с герцогом Эпинэ…

— Герцог Эпинэ не чиновник, а Первый маршал, — чего-чего, а обрывать прихвостней Альдо научился, — и поделились опасениями вы, когда фитиль уже горел. Ладно, ступайте, нам надо подумать. Вускерд, отправляйтесь к послам, объявите, что мы начнем несколько позже.

— Как мне объяснить задержку? — растерялся экстерриор. — Дипломаты могут не понять…

— А вы скажите так, чтобы поняли. — Альдо сдерживался из последних сил. — Вы экстерриор или конюх? Мне начинает казаться, что последнее. Робер, на столе адвокатская писанина, возьми и прочти. Мэтр-как-его-там расстарался, накатал всем судьям.

— Я прочитаю. — Лист с обращением к Повелителю Молний лежал сверху, под ним оказался такой же, но на имя Тристрама.

«Монсеньор, я обращаюсь к вам как к члену Высокого Суда…» — почерк у адвоката был уверенным и четким, буквы честно складывались в знакомые слова, но письмо казалось написанным по-бакрански. Из пестрящего цитатами и цифрами документа Иноходец более или менее уразумел, что мэтр Инголс настаивает на замене членов суда, являющихся кровными врагами подсудимого, к каковым, по его мнению, относится и Робер Эпинэ. Адвокат витиевато указывал на упразднение императором Лорио Вторым сословия эориев и настаивал на приведении обвинения к протоколам Золотого Договора и каким-то «высочайше не отмененным к началу текущего судебного процесса кодексам», после чего начиналось нечто вовсе неудобочитаемое.

— Все ясно? — Голос сюзерена выудил Робера из словесного студня. — Принесенной вами клятвы, по мнению защиты, мало, мэтр требует нашего личного вмешательства, новых судей и нового следствия с участием представителей всех стран Золотого Договора и кардинала Талигойского и Бергмаркского. Толково требует, надо отдать ему справедливость. Упрекнуть его не в чем, мы велели ему защищать Алву на совесть, но мы исходили из того, что обвинение знает, что делает.

— Ваше Величество, — запротестовал Феншо. — Инголс ничего не оспаривает по существу, он пытается затянуть процесс. Увы, опровергнуть его доводы непросто — обвиняемый и в самом деле повинен в смерти родственников судей.

— Мы это уже слышали. — Сюзерен был готов кого-нибудь укусить. — Робер, что скажешь?

А что говорить? Только то, что мэтру Инголсу нет цены.

— «… поскольку непосредственными свидетелями деяний, вменяемых в вину герцогу Рокэ Алва, являются герцог Окделл и герцог Эпинэ, защита настаивает на том, чтобы они были приведены к присяге, ибо их показания являются основополагающими для прояснения имевших место событий», — зачел вслух Иноходец. — Что ж, если нужно, чтобы я дал показания, я согласен. Судья я и впрямь никакой. Я кодексов этих и в глаза не видел…

— Тебе и не нужно, — хмуро бросил сюзерен. — Законы — дело судейских, а они сели в лужу. С плеском.

— Суд можно перенести, — быстро сказал Робер. — Послы должны понять.

— Что понять? — не выдержал Альдо. — Что мы за свои слова не отвечаем?! И ведь как исхитрился! Обвинение до последнего держали в тайне, а он с другой стороны зашел.

— Как же так? — Робер оперся рукой о стол и поморщился от боли. — Ведь защите нужно подготовиться.

— В Гальтаре обвинение оглашалось в день суда, — уныло пояснил Кракл, — обвиняемый знал свою вину.

— Выйдите, Кракл, — лицо Альдо брезгливо сморщилось, — и вы, Феншо, тоже. Робер, адвокатов в дела эориев впутала мать Лорио Второго. Ричард, ты прочел?

— Да. — Дикон махнул письмом. — Я должен давать показания?

— Ты никому ничего не должен, — нахмурился Альдо, — и меньше всего этому бумагомараке, но, да будет вам известно, он завалил своей писаниной Посольскую палату.

— Перенеси процесс. — Письмо адвоката — последний рубеж, за него надо драться. — Я могу переговорить с этим мэтром…

— Чтобы он тебя вконец запутал? — рявкнул Альдо. — Если ты разогнал дюжину разбойников, не думай, что управишься с одним крючкотвором. Закатные твари, я не могу отказаться от суда эориев, не могу! В Талигойе должны понять: эории не чета остальным. Что бы они ни натворили, судить их могут лишь равные.

— Можно сказать, что открылись новые обстоятельства, — нужно тянуть время, изо всех сил тянуть, — мы ведь не должны ни перед кем отчитываться. В конце концов, месяц ничего не изменит.

Иноходец может так говорить, он не знает об исповеди. Что сделал бы Робер, открой он шкатулку? Бросил бумаги в огонь, чтобы скрыть позор Шарля, или показал Альдо?

— Повелитель Волн герцог Придд, — возвестил гимнет-теньент.

Этого еще не хватало.

— Пусть войдет. — Радости на лице сюзерена не было. — Робер, отложить процесс нельзя, и хватит об этом. Валентин, вы знаете о выходке адвоката?

— Да, я только что получил прошение. — Валентин Придд поклонился и поправил воротник. Спрут был верен себе — траурный серый бархат и фамильный меч, примиривший сюзерена с отсутствием лиловой мантии. Ледяная тварь умела говорить «нет», впрочем, сегодня траур Придда был к месту, напоминая о погибших Людях Чести, а значит, о преступлениях Алвы.

— И что вы об этом думаете?

— От Инголса следовало ждать чего-либо подобного, — равнодушно сообщил Придд. — Признаться, я был удивлен, узнав о его назначении, но Кракл объяснил, что у обвиняемого должен быть шанс. Что ж, мэтр свою репутацию оправдал.

— Вы знаете Инголса? — Эпинэ повернулся, в темных волосах мелькнула седая прядь. — Откуда?

— Мой покойный отец длительное время был супремом. — Вежливость Спрута сама по себе была оскорблением. — Он говорил, что Инголс берет самые безнадежные дела и самую высокую плату. Два года назад по настоянию отца у мэтра отобрали мантию, но тот с помощью Манриков ее вернул. Нашей семье ссора обошлась очень дорого.

— Почему вы молчали? — Альдо еще больше помрачнел. — Мы должны были это знать.

— Я признал свою неправоту в отношении прокурора, — пожал серыми плечами Спрут, — и не стал повторять ту же ошибку в отношении защитника. К тому же я опасался услышать о том, что Повелитель Волн сводит счеты с адвокатом.

— Вы были не правы, умолчав об Инголсе, — отрезал Альдо, — а мы ошиблись, не задумавшись над вашими словам. Феншо не оправдал нашего доверия.

— Это весьма прискорбно. — Когда речь идет о судейских, к Придду нужно прислушиваться, как бы ни было противно. Альдо хочет, чтоб они прекратили ссору, что ж, сейчас самое время.

— Герцог Придд, — Ричард старался говорить спокойно, — вы можете что-нибудь посоветовать?

— Боюсь, мэтр Инголс обвинит меня в сведении личных счетов не только с ним, но и с Домом Ветра. — Спрут улыбнулся одними губами. — Но я бы спросил Алву, нуждается ли он в защитнике и желает ли переноса суда.