Глава 25 здесь лежат двенадцать моих детей и моя возлюбленная жена

Чем дальше на север, тем лучше становилась дорога. В конце концов она расширилась настолько, что по ней беспрепятственно могла проехать карета. Очевидно, Алехандро и Кэт приближались к какому-то поселению. Деревья стали реже, а потом сменились насыпью по обеим сторонам дороги. Солнце уже висело низко, отбрасывая на землю длинные косые лучи.

— В Испании тени казались короче, — заметил Алехандро.

— Хотелось бы и мне когда-нибудь побывать в Испании, père, — откликнулась Кэт.

Он не сразу нашелся что ответить; прошло столько лет с тех пор, как он покинул страну, где родился, и воспоминания о ней отчасти стали расплывчатыми. К тому же они не всегда были радостными. И все же родина есть родина.

— Там всегда тепло, — задумчиво заговорил он. — Не то что в Англии, где треть года приходится дрожать от холода. Временами в течение той зимы, которую я провел здесь, мне казалось, что я никогда больше не согреюсь, так глубоко холод проникал в кости.

— Если бы ты пожил здесь подольше, то, наверно, привык бы.

— Вряд ли.

Однако будь Адель жива, он, возможно, действительно все еще жил бы в Англии. Стал бы ее мужем и гордым владельцем собственного поместья. И жили бы они безбедно, учитывая, что она тоже унаследовала немалое имение.

Дорога продолжала расширяться; они увидели свежие колеи там, где недавно проехала телега.

— Всякий раз при виде таких следов на дороге я вспоминаю о смертных повозках, на которых вывозили тела умерших от чумы, — сказал Алехандро.

Кэт перекрестилась.

— Да упокоит Господь их души.

— Аминь.

Они продолжили путь. Впереди к стволу дерева было привязано что-то, показавшееся Алехандро похожим на флаг.

— Посмотри-ка, — сказал он. Кэт выглянула из-за его плеча.

— Опять черный…

Вскоре они поравнялись с потрепанным непогодой флагом, свисающим с умирающего дерева. Вся его кора была ободрана, наверно, какими-нибудь грызунами. На бедном дереве уцелело всего несколько листьев; подходящая опора для символа чумы.

Кэт сильнее вцепилась в спину Алехандро.

— Что будем делать?

Алехандро задумался, замерев рядом с покачивающимся на ветру флагом.

— Думаю, нужно ехать дальше.

— Но…

— Где можно спрятаться лучше, чем там, куда не сунется даже самый отважный воин?

Они поскакали вперед, миновали несколько небольших домов и оказались на площади в центре деревни. Держась на ее краю, в тени деревьев, они некоторое время наблюдали за обычной дневной суетой.

— Не вижу ни плакальщиков, ни смертных повозок, ни черных драпировок на окнах.

— Ага, — согласилась Кэт. — И для места, где царит чума, тут слишком оживленно.

Вскоре люди начали поглядывать в их направлении, но никто не приближался, хотя все провожали их взглядами, когда они проезжали мимо.

— Женщины всегда собираются около колодца, — негромко заметил Алехандро.

— Где еще они должны собираться? Им нужна вода — чтобы готовить еду, красить ткани, стирать, мыть полы. Без этого не обойтись.

— Да уж.

Алехандро спешился и предложил руку Кэт.

— Нужно остановиться здесь и хорошенько перекусить. — Он кивнул в сторону таверны на краю площади. — Может, стоит даже задержаться на день-другой, чтобы восстановить силы.

Кэт спустилась на землю. Алехандро привязал коня к столбу. Они стояли и смотрели на людей, занимающихся повседневными делами.

— Давно я не видел такой оживленной деревни.

— И я тоже, — сказала Кэт. — Она напоминает преуспевающий островок в океане горестей и печалей.

Вскоре к ним подошел совсем юный паренек и неуклюже поклонился, с характерной для мальчиков смущенной улыбкой.

— Добро пожаловать, путешественники. Вижу, вас не остановил наш флаг.

«Двенадцать», — решил Алехандро по виду и писклявому голосу мальчика. В этом возрасте Кэт была просто чудо — исполненная жизни и любопытства, несмотря на все невзгоды.

— Да, юноша, это так. И спасибо за добрые слова, — сказал Алехандро. — Как называется ваша деревня?

— Эйам.

— Эйам, — повторил Алехандро, оглядываясь. — Прекрасное местечко, по-моему. А тебя как зовут?

— Томас Блэкуэлл. — Он поклонился с удивительной для его возраста грацией. — Младший.

Какое-то время Алехандро не говорил ни слова. Имя Томас Блэкуэлл плясало в его сознании, и в конце концов далекое воспоминание ожило.

ЗДЕСЬ ЛЕЖАТ ДВЕНАДЦАТЬ МОИХ ДЕТЕЙ И МОЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ЖЕНА

Он видел это имя на могильной плите, когда вместе с Кэт бежал из Кентербери. Нет, немыслимо, чтобы это был тот же самый человек. Алехандро отогнал мрачный образ и улыбнулся мальчику.

— И сколько же тебе лет, господин Блэкуэлл?

— Двенадцать. — Мальчик горделиво выпятил грудь. — И моего отца тоже зовут Томас, только добавляют «старший».

— Ничего удивительного. Предполагается, что отец всегда старше сына.

Мальчик захихикал.

— Ах, добрый сэр, вы правы. Отец гораздо старше меня.

— А мать?

Мальчик рассмеялся.

— Тоже старше меня, хотя намного моложе отца.

— А-а…

Алехандро окинул мальчика оценивающим взглядом. Кэт стояла рядом, не говоря ни слова.

— Нам нужно где-нибудь остановиться ненадолго. Не подскажешь, можно найти что-нибудь поблизости?

— Есть таверна, но сейчас они не сдают комнат, — ответил Томас. — Миссис Тэнобл снова выгнала своего мужа, и он поселился там. Миссис говорит, что это для него самое подходящее место, потому что он все равно все время торчит в таверне. Так что тут вам не повезло. — Улыбка мальчика стала шире. — Однако мне кажется, отец будет рад постояльцу.

— Это гораздо лучше, — сказал Алехандро. — Я всегда предпочитаю останавливаться в семейном доме. Там обстановка… дружелюбнее.

Мальчик усмехнулся.

— Но это будет стоить вам денег.

— Что же поделаешь, — ответил Алехандро. — Я устал и моя дочь тоже. Стоит заплатить за уют и спокойствие в хорошем доме.

— Тогда идите за мной, — сказал Томас Блэкуэлл-младший.

— Подожди немного. — Алехандро отвел Кэт в сторону. — Знаю, ты была тогда ребенком, но, может, помнишь? Когда мы бежали из Кентербери, то наткнулись на могилу…

— Не может быть, что это тот же человек.

— Дочь, — сказал Алехандро, наслаждаясь звучанием этого слова, — долгий жизненный опыт подсказывает мне, что не существует такой вещи, как случайное совпадение.

Какое-то время она пристально смотрела на него, потом произнесла:

— Может, ты и прав.

Охваченные любопытством, они вслед за мальчиком пересекли заполненную народом площадь. Нигде не наблюдалось никаких признаков тяжкого недуга. Посреди площади, неподалеку от таверны, стоял украшенный искусной резьбой каменный крест со сглаженными временем и непогодой краями. В центре возвышалась каменная церковь, окруженная маленькими домами.

Жители деревни беззастенчиво глазели на незнакомцев; Алехандро ощущал на себе их оценивающие взгляды. Однако — вот странность! — спустя какое-то время выражение лиц смягчалось, как если бы люди приходили к выводу, что с присутствием чужаков можно мириться.

По дороге Томас то и дело встречал знакомых и приветствовал их в такой жизнерадостной манере, которая казалась неуместной с учетом того, какие мрачные наступили времена. Неуместной в деревне, где свирепствовала чума.

Алехандро наклонился к Кэт:

— Поразительно приветливые люди в этой деревне.

— Мне тоже так кажется.

Оба подумали об одном и том же — что им позарез требуется передышка, а сюда не осмелится проникнуть никто из их преследователей.

— Будем надеяться, что нам удастся задержаться здесь и немного передохнуть, — сказал Алехандро и снова вернулся к своим воспоминаниям, связанным с именем Томас Блэкуэлл.

Несомненно, в Англии множество Томасов Блэкуэллов; это достаточно распространенное имя. Но чтобы оказаться в деревне с черным флагом, где чума явно не смогла собрать свою дань, и наткнуться здесь на человека, носящего имя того, кто один раз уже вырвался из ее когтей, — это по меньшей мере поражало.

* * *

— Как это вы не можете снова взять их след? — недовольно спросил Бенуа.

Сэр Джон терпеть не мог этого человека за скрипучий голос, равно как по множеству других причин. Какая наглость — лезть с вопросами в обход своего высокородного кузена; и почему только де Куси терпит это? Сэр Джон искоса взглянул на барона, но не увидел на его лице и следа раздражения.

«Ах, ну да, они же всего лишь французы», — подумал рыцарь и подозвал к себе егермейстера.

— Граф Бенуа желает знать, почему мы не можем взять их след, — сказал он, когда тот подбежал.

— Не знаю, мой лорд. Собаки в замешательстве. Это редко случается, но весенняя земля такая влажная…

Теперь в разговор вмешался де Куси, резким, сердитым тоном заявив:

— Ну, значит, пусть ищут, пока снова не обретут нюх!

Егермейстер торопливо поклонился и метнулся обратно, даже не взглянув на сэра Джона Шандоса. Глядя ему вслед, рыцарь выругался себе под нос, хотя его гнев был направлен скорее на де Куси. Однако не егермейстеру предстояло держать ответ перед королем, если их поиски окончатся неудачей, что вполне возможно; это Шандосу придется объяснять, осторожно подбирая слова, почему его лучшие следопыты не смогли найти какого-то еврея и молодую женщину.

Он знал совершенно точно, что король не понимает, какими умениями обладает его дочь; он никогда не видел, как она стоит перед мишенью, посылая в центр ее стрелу за стрелой, и как тщательно подбирает перья для стрел.

«Гусиные перья, — говорила она со своей прекрасной улыбкой, — лучше всего. Многие предпочитают ястребиные, но только не я…»

Король Эдуард не отдавал себе отчета в подлинной глубине ума этого еврея, поскольку сам большим умом не отличался. Хорошо продуманные объяснения Шандоса прозвучат вполне правдоподобно, хотя и не будут в полной мере отражать истинного положения дел.

Его мысли были прерваны лаем, раздавшимся далеко впереди. По звуку чувствовалось, что гончие сильно возбуждены. Он пришпорил коня и, приблизившись, увидел лишь виляющие из стороны в сторону хвосты, поскольку все собаки уткнулись носами в землю. Выражение лица егермейстера заметно прояснилось.

* * *

Утки и куры расхаживали по двору Блэкуэлла с таким видом, точно они тут хозяева, и, судя по запаху, так оно и было. Идя вслед за мальчиком, Алехандро старательно обходил оставленный птицами помет. Они прошли мимо жилого дома и зашагали в сторону примыкающего к нему сарая с окруженным изгородью загоном, где копошились две отличные жирные свиньи. Возможно, услышав шаги, одна из них приподнялась в своем тесном загоне, и стало ясно, что она должна вот-вот опороситься. Только в процветающем хозяйстве могут позволить себе иметь отдельное помещение для животных.

— Отец! — закричал Томас Блэкуэлл-младший.

Спустя несколько мгновений в дверном проеме показался дородный мужчина средних лет.

— У нас гости! — продолжал паренек. — Постояльцы!

Лицо отца просияло. Он вышел на солнечный свет, вытирая руки об одежду.

— Добро пожаловать! — Он приветливо кивнул Алехандро и Кэт.

— Спасибо, — ответил Алехандро. — Нам с дочерью нужно где-то остановиться.

Томас Блэкуэлл-старший подозрительно разглядывал их. Такое было уже не впервой — когда человек при виде этой пары приходил к выводу, что родственниками они никак быть не могут. Скептическое выражение его лица едва не сменилось усмешкой, но он вовремя сдержался.

— Над домом у нас удобный чердак, если вы не возражаете против шума. У меня четверо маленьких детей.

— Соседство с детьми меня скорее радует. — Алехандро положил руку на плечо Кэт. — Прошло много времени с тех пор, как моя дочь была ребенком.

— А-а… — Блэкуэлл, к неудовольствию Алехандро, оглядел Кэт сверху донизу. — В самом деле.

Он сделал несколько шагов вперед, протянул Алехандро руку, и они обменялись рукопожатием.

— Томас Блэкуэлл, к вашим услугам, сэр. А вас как звать?

— Алехандро.

— Испанец.

Алехандро кивнул.

— А это моя дочь Катарина.

Кэт удивленно взглянула на него, но Блэкуэлл не заметил этого, поскольку его внимание отвлек визг из загона со свиньями.

— Чем больше будете вопить, тем дольше вам придется ждать кормежки, — буркнул он и перевел взгляд на Алехандро. — Такие прожорливые, знаете ли.

— Надо полагать, судя по их величине.

— В ближайшие дни хряка зарежу. Свинины надолго хватит для всего Эйама. Мы, знаете ли, тут сильно неравнодушны к свиному жиру. Это же лекарство от чумы.

Алехандро оторопел и некоторое время просто не знал, что сказать.

— Судя по вашему флагу, чума тут побывала, — произнес он наконец.

Блэкуэлл сплюнул в свиной загон и вытер лицо рукавом.

— Точно, хотя с тех пор минул уже год. Через деревню прошел человек, вот как вы сейчас, но остановился он в таверне. Никому не понравилось, как он выглядел, по правде говоря, — худой, цвет лица землистый. Сначала заболел он, потом жена хозяина таверны. Она умерла быстро, в течение дня. Дочь хозяина тоже заразилась, но поправилась. — Он быстро перекрестился мясистой рукой. — Вот только красоту утратила. Чума оставила на ней свои метки.

— И никто больше не заразился?

— Нет, слава Христу и всем святым. Девушка закрылась у себя на чердаке и пила свиной жир, пока не выздоровела. Это и остановило распространение болезни.

Кэт сделала шаг вперед.

— Примерно две недели назад я встретила бродячего нищего, который рассказывал, что сейчас на севере чума.

— А-а, вы, наверно, наткнулись на старину Уилла. Он повсюду болтает об этом. Пускай себе треплется, мы не возражаем. Время от времени оставляем ему еду, и он как-то перебивается.

— Но это было далеко на юге.

— Этот человек только и делает, что разъезжает.

— Выходит, он сказал неправду.

— Не совсем. — Блэкуэлл сунул руку в мешок, вытащил горсть зерна и бросил свиньям. Они радостно завизжали и тут же принялись тыкаться пятачками в грязь. — Мы хотим, чтобы чума сюда не пришла, и лучший способ добиться этого — рассказывать всем и каждому, что она уже здесь. Тогда ее, по крайней мере, не занесут путешественники. — Он вытер руки о штаны. — Спорю на плату за ночлег, что, идя через деревню, вы ловили на себе заинтересованные взгляды.

Алехандро кивнул.

— Здесь многие горюют из-за того, что нет торговли и вообще общения, в том числе и я. Кое-кто думал, что разумнее было бы сбежать от чумы. Но куда бежать-то, спрашиваю я? Куда ни сбежишь, глянь, а она там. Уж я-то знаю. Я похоронил всех своих детей от первой жены и ее саму тоже. Нет, от чумы не убежишь.

Так, значит, это он, тот самый Томас Блэкуэлл. И теперь у него двенадцатилетний сын. «Господь и впрямь милостив».

— От чумы не убежишь… вы верите в это, мистер Блэкуэлл? — спросил Алехандро.

— Ну, я знаю, что говорю, месье испанец. Я похоронил их в одной могиле, к югу от Кентербери.

Алехандро выдержал приличествующую паузу.

— Пожалуйста, примите мои соболезнования. Однако я должен признаться — много лет назад, путешествуя в тех краях, я видел могилу, в которой вы их похоронили.

Блэкуэлл вперил в него сердитый взгляд, словно не веря ни единому слову.

— Это правда, — продолжал Алехандро. — Там еще было написано: «Здесь лежат двенадцать моих детей и моя возлюбленная жена». Я горько оплакивал их судьбу и — может, даже еще горше — вашу.

Блэкуэлл бросил взгляд на дом, где жил со своей нынешней женой и детьми. На его лице читалась смесь чувств — отчаянной любви и одновременно страстного желания. Алехандро догадывался, чего так страстно хочет этот человек — возвращения ушедших. Мечта, которая никогда не осуществится.

— Мне часто снится, — снова заговорил Санчес, — как вы укладываете всех своих детей в могилу, а сверху — их мать, с раскинутыми в стороны руками, как бы для защиты. Я молюсь за вашу семью. — Под влиянием эмоций он и не вспомнил о совете, который дал ему де Шальяк. — Я лекарь, и на моих глазах слишком многие умерли от чумы.

Мгновение Блэкуэлл просто смотрел на него.

— Спасибо, добрый сэр. Однако должен сказать, все происходило не совсем так.

Алехандро удивленно посмотрел на него.

— Жена умерла первой… Дженет ее звали, да покоится она в мире. Добрая была женщина.

— Можно спросить, как долго это продолжалось?

— По правде говоря, точно не знаю. Как будто что-то мешает мне вспомнить.

— Это Господь защищает вас, сэр, от боли воспоминаний.

— Ах! Наверно. В этом есть смысл. Помню лишь, что Дженет умерла вечером в воскресенье… в то утро мы все ходили в церковь, вкусили крови и тела Христова. Я часто благодарил Бога, что он оказал эту милость моим родным, прежде чем призвал их к себе. Однако потом… Вы не представляете, что это такое — когда за неделю у тебя на глазах умирают все, кого ты любишь.

Алехандро вспомнил тот день, когда умерла Адель. Боль была почти непереносима. Она скончалась у него на руках — как жена и дети Томаса Блэкуэлла, но их было тринадцать душ, а он потерял лишь ее одну. Горе этого человека было безмерно.

— Ваша правда, сэр. Этого я не в состоянии представить.

По щекам бедняги текли слезы, но он, казалось, не осознавал этого. Алехандро молчал; в конце концов Томас Блэкуэлл почувствовал влагу на щеках и вытер их.

— Я положил тело Дженет в самом дальнем конце дома и пошел рыть могилу… — снова заговорил он.

Блэкуэлл продолжал свой печальный рассказ, но Алехандро его почти не слушал. Мысленным взором он видел двенадцать детей, каждый чуть выше своего предшественника, один за другим подбегающих к яме в земле. А потом, спустя совсем немного времени, здоровый розовый цвет их кожи сменялся на пепельно-серый, и они сами оказывались в этой яме, чтобы со временем обратиться в прах.

— …но могила оказалась достаточно глубока, слава богу, а иначе носки их ног торчали бы из земли.

Последнее замечание резануло слух Алехандро, заставив его вернуться к действительности. Он попытался представить себе торчащие из земли носки ног Адели или великана Эрнандеса, который не раз помогал ему.

— Эта неделя стала для меня сущим адом, — закончил Блэкуэлл.

«Всего неделя», — подумал Алехандро. Жуткое дело.

— Я буду молиться за души ваших усопших ближних.

— Еще раз спасибо, добрый сэр. — Блэкуэлл перекрестился, закрыл глаза и, вновь открыв их, поднял взгляд к небесам. — Святой отец, пожалуйста, благослови нас, твоих верных слуг, стоящих без всякой поддержки на этой суровой земле.

Выдержав паузу, Алехандро сказал:

— Пожалуйста, Блэкуэлл, удовлетворите мое любопытство. Кто-нибудь из детей от вашего нового брака стал жертвой болезни?

Блэкуэлл снова перекрестился, рухнул на колени и воздел руки.

— Отец Небесный, благодарю Тебя за то, что все они здесь, со мной. — Он поднялся с колен. — В окрестностях есть семьи, которые чума затронула, но в деревне нет. Бог ответил на наши молитвы.

Алехандро постарался скрыть свой скепсис и сказал просто:

— В мире случается немало чудес. Возможно, это одно из них.

— Чертовски верно, — заявил Блэкуэлл. — Нам здесь очень повезло. Я бы сказал, гораздо больше, чем многим другим. Кроме всего прочего, опасаясь заразы, сюда не заходят люди короля.

Кэт и Алехандро обменялись красноречивыми взглядами. Да, они останутся в Эйаме на несколько дней, чтобы отдохнуть и подумать, что делать дальше.

* * *

Лисица с виду была хилая, однако де Куси стрелой сразил бедную тварь и приказал одному из следопытов подобрать ее, хотя даже самый безрассудный скорняк не взялся бы работать с такой шкурой. Казалось, она сама подставилась под удар и мало сопротивлялась, когда собаки загоняли ее. Следопыт продемонстрировал всем окровавленный труп, но «триумф» де Куси был встречен почти равнодушно.

Следопыт приторочил лисицу к задней луке седла, что, похоже, не слишком понравилось его коню; действительно, воняло от нее гораздо хуже, чем обычно от только что убитого зверя.

Шандос подскакал к де Куси и сдержанно прошептал:

— Никто не подумает о вас плохо, если вы избавитесь от лисицы. Я-то уж определенно.

— Нет, я ее оставлю, — с вызовом ответил де Куси. — Более того, мой кузен получит эту шкуру как часть своего приданого. — Он посмотрел на человека, который принес лисицу. — Сними с нее шкуру, а труп брось.

Шандосу захотелось ударить его, но королю это не понравилось бы; в особенности в сложившихся обстоятельствах. Он приказал своим людям продолжить путь.

Ночью они раскинули лагерь, а утром выяснилось, что труп лисицы исчез.

— Наверно, волк стащил, — высказал предположение следопыт.

Все восприняли это как милость Божью. Де Куси и Бенуа промолчали. Недоразумение было исчерпано — на данный момент.

* * *

Кэт проснулась еще до рассвета, увидела над головой потолок дома Блэкуэлла, и волна счастья захлестнула ее. Повернувшись, она заметила трех крепко спящих на соломе девчушек. Возможно, им снились незамысловатые игры, сладости и тряпичные куклы — все то, что наполняет их дни радостью.

— У вас прекрасная жизнь, — прошептала она.

У них не было богатства, они не имели никаких привилегий, но детей и родителей связывали прочные узы любви. Одна девочка что-то пробормотала во сне и слегка повернулась на соломе. Ее золотистые волосы спутались. Кэт задумалась, будет ли она плакать, если одна из старших сестер станет расчесывать ей волосы.

«Надеюсь, твоя сестра будет с тобой ласковее, чем моя со мной».

Она отбросила легкое покрывало, на цыпочках пересекла чердак, спустилась по лестнице и обнаружила, что жена Томаса Блэкуэлла уже трудится у очага.

— Доброе утро, мадам, — сказала Кэт.

Миссис Блэкуэлл кивнула, улыбнулась и приложила палец к губам.

— Мой муж немного не в себе нынче утром, — прошептала она.

Кэт встревожилась:

— Он не заболел?

— Ох, нет, дорогая, ничего подобного. Просто еще не просох от выпивки. Пройдет несколько часов, и он будет в полном порядке, однако прямо сейчас готов выбросить наружу все, что съел вчера, и даже больше. Я не удивилась бы, увидев на полу приличный кусок его внутренностей.

Кэт с облегчением улыбнулась, вышла из дома и направилась к лохани с водой. Земля под ногами была влажной от росы. Снаружи оказалось удивительно тихо, даже птицы не щебетали — час был еще очень ранний. Смыв остатки сна с глаз и лица, она вернулась в дом.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Нет, мисс, отдыхайте. Я сама доварю кашу.

Это казалось так приятно, так просто — готовить еду; то, чего Кэт была лишена на протяжении всех лет, проведенных в Виндзоре.

— Давайте я перемешаю. Это доставит мне удовольствие.

Миссис Блэкуэлл бросила на Кэт долгий взгляд и повернула ручку кастрюли в ее сторону. Кэт взяла ее, миссис Блэкуэлл вытерла руки о юбку и села в кресло.

— Вот это да, — сказала она. — Я — важная леди, пусть даже всего на момент.

Кэт помешивала содержимое кастрюли. Последний раз она делала это, когда с отцом и мужем жила в доме под Парижем. Она отвернулась от миссис Блэкуэлл, чтобы эта женщина — в сущности, чужая — не увидела ее плачущей. Несколько слезинок упало в горшок. Кэт надеялась, что это не придаст каше горечи.

Спустя какое-то время она снова повернулась к миссис Блэкуэлл и спросила:

— Вы не могли бы, мадам, подарить мне несколько гусиных перьев?

* * *

Шандос скакал во главе отряда, следующего за гончими. Увидев в отдалении черный флаг, он вскинул руку, подавая сигнал остановиться. Когда все прекратили движение, он повернулся к своим людям:

— Дальше в этом направлении мы не поедем.

Собаки лаяли и фыркали вокруг. Де Куси подскакал вплотную к Шандосу.

— Но гончие…

— Я вижу, они рвутся вперед. Тем не менее дальше нам дороги нет. — Шандос кивнул на флаг. — Я не склонен искушать судьбу, в особенности когда с нами будущий зять короля.

Де Куси вперил в Шандоса сердитый взгляд; бывалый воин ответил ему тем же. Это заставило молодого французского рыцаря занервничать и отвести взгляд. Однако потом он собрал все свое мужество и выпалил:

— Но она же сбежит!

— Может, и так, — ответил Шандос. — Это будет не первый раз, когда она ускользает от нас. И, уверен, не последний. Она хитрая, как лиса. — Он успокаивающим жестом положил затянутую в перчатку руку на плечо де Куси. — И полна решимости остаться не пойманной — больше, чем любая лиса.

Де Куси сердито скинул его руку.

— Хитрая она или нет, но я приведу ее обратно.

— Может, да, а может, и нет.

Шандос подскакал к своему помощнику, обсудил с ним проблемы обустройства лагеря и развернул мощного черного коня лицом к отряду.

— Мы обогнем эту деревню. — Он взмахнул рукой в сторону флага. — Увидев это, вряд ли те, кого мы преследуем, решились проникнуть внутрь. Возможно, — добавил он, глядя на де Куси, — гончих сбил с толку запах вчерашней лисицы.

Все взгляды обратились на незадачливого жениха Изабеллы.

— Если нам так и не удастся снова найти их след, мы вернемся в Виндзор и принесем свои извинения королю. Он не станет винить нас за то, что мы уберегли себя и нового члена его семьи от «черной смерти».

Шандос подал знак одному из своих помощников. Тот громко свистнул и сделал знак рукой в направлении от деревни.

Солдаты развернулись и поскакали, куда им было указано. Де Куси и Бенуа задержались у флага, жарко перешептываясь о чем-то, и только потом догнали остальных. Дожидаясь их, Шандос не сводил взгляда с обтрепанного черного флага.

«Я не боюсь чумы», — как-то сказала ему Кэт за партией в шахматы.

Трепет пробежал по спине Шандоса; в глубине души он был уверен, что беглецы здесь.