Сто пятьдесят шестая ночь

Когда же настала сто пятьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу‑альХасан простился с Али ибн Беккаром, и тог сказал ему: „О брат мой, не оставляй меня без вестей“. И Абуаль‑Хасан отвечал: „Слушаю и повинуюсь!“

А затем Абу‑аль‑Хасан ушёл, и, придя в свою лавку, открыл её и стал поджидать вестей от Шамс‑ан‑Нахар, но никто не принёс ему ничего. И он провёл эту ночь в своём доме, а когда настало утро, он встал и отправился к дому Али ибн Беккара и, придя к нему, нашёл его на постели. Его окружали друзья, и врачи были подле него, и каждый из них прописывал ему что‑нибудь и щупал ему руку.

Когда же Абу‑аль‑Хасан вошёл и Али увидал его, и улыбнулся, и Абу‑аль‑Хасан поздоровался с ним и спросил, как он поживает. Он просидел у него, пока люди не вышли, и потом спросил его: «Что все это значит?» И Али ибн Беккар отвечал: «Распространился слух, что я болея, и мои друзья прослышали об этом, и у меня нет силы, которая помогла бы мне встать и ходить, чтобы уличить во лжи тех, кто считает меня больным. Я все время лежу здесь, как ты меня видишь, и мои друзья пришли посетить меня. Но видел ли ты девушку, о брат мой, и слышал ли от неё какие‑нибудь вести?»

«Я не видел её с того дня, как расстался с ней на берегу Тигра», – ответил Абу‑альХасан. И потом он сказал: «О брат мой, берегись позора и оставь этот плач».

«О брат мой, я не владею собою», – ответил Али ибн Беккар, а затем он произнёс:

На кисти её есть то, чего я достичь не мог, –

Рисунок на коже рук – он стойкость сломил мою.

Стрелы своих глаз она страшилась для рук своих

И вот облачила их в кольчугу сплетённую.

И руку мою взял врач, не зная, и молвил я:

«Поистине, в сердце боль – пусти ж мою руку ты».

Кричит она призраку, что был и ушёл от нас:

«Аллах, каково ему? Прибавить иль скрыть не смей».

Сказал он: «Он был таков, что если бы жаждал он.

И крикнула б ты: «Не пей!» – не стал бы он пить тогда».

И тут пролила она с нарциссов жемчужины[208]

На розы, и в пурпур рук вонзила градинок ряд»

А окончив свои стихи, он сказал: «О Абу‑аль‑Хасан, мне послана беда, от которой я был в безопасности, и пет мне отдыха лучше смерти». И Абу‑аль‑Хасан ответил ему: «Потерпи, может быть Аллах тебя вылечит».

А затем Абу‑аль‑Хасан ушёл от него и отправился к себе в лавку и открыл её, и, просидев лишь немного, он увидел, что та невольница подходит к нему и приветствует его. И он ответил на её приветствие и, взглянув на неё, увидел, что она идёт с трепещущим сердцем, озабоченная, и на ней видны следы горести. «Приют‑уют тебе! Как поживает Шамс‑ан‑Нахар?» – спросил он, и невольница ответила: «Я расскажу тебе, что с ней, но в каком состоянии Али ибн Беккар?» И Абу‑аль‑Хасан рассказал ей обо всем, что было и чем завершилось его дело. И невольница опечалилась и огорчилась и завздыхала, удивляясь этим делам.

А затем она сказала: «Моя госпожа в ещё более удивительном состоянии. Когда вы отправились и ушли, я вернулась, и моё сердце трепетало за вас, и мне не верилось, что вы спасётесь. А вернувшись, я нашла мою госпожу лежащей в беседке, и она не говорила и не отвечала никому, а повелитель правоверных сидел у её изголовья и не мог никого найти, кто бы ему рассказал о ней, и он не знал, что с ней случилось. А она пролежала без памяти до полуночи, и потом очнулась, и повелитель правоверных спросил её: „Что случилось с тобой, о Шамс‑ан‑Нахар, и что тебя постигло сегодня ночью?“ И, услышав слова халифа, Шамс‑ан‑Нахар поцеловала ему ноги и воскликнула: „О повелитель правоверных, да сделает меня Аллах выкупом за тебя! Меня охватило нездоровье, и огонь вспыхнул у меня в теле, и я лишилась чувств из‑за моих страданий, и не знаю я, что со мной было“. – „Что ты ела сегодня днём?“ – спросил халиф. И она сказала: „Я позавтракала чем‑то, чего никогда не ела“. А затем она сделала вид, что стала сильнее, и приказала подать чего‑нибудь выпить и выпила и после того попросила царя вернуться к веселью. И царь сел на своё ложе в беседке, и помещение было приведено в порядок, и когда я пришла к ней, она спросила меня про вас, и я рассказала ей, что я с вами сделала, и повторила ей стихи, которые сказал на прощанье Али ибн Беккар, и она заплакала, украдкой, и приумолкла. А потом халиф сел и приказал одной из невольниц петь, и она произнесла:

«Клянусь, не сладка мне жизнь, когда удалились вы,

О, если бы знать я мог, как вам без меня жилось!

И слезы мои теперь могли бы из крови быть,

Коль плакали вы по мне слезами обычными».

И, услышав эти стихи, моя госпожа упала на скамью без памяти…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.