Сто пятьдесят третья ночь

Когда же настала сто пятьдесят третья ночь, Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что в древние времена и минувшие века и годы, в халифате царя Харуна ар‑Рашида, был один человек, купец, у которого был сЫН по имени Абу‑ль‑Хасан Али ибн Тахир.

И человек этот имел много денег и делал обильные дары. А сын его был красив лицом, и поведение его было любезно людям. И сын купца входил во дворец халифа без разрешения, и все наложницы и невольницы халифа любили его. Он был сотрапезником царя, говорил ему стихи и рассказывал диковинные рассказы, однако продолжал продавать и покупать на рынке купцов.

А у лавки его обычно сидел юноша из детей персов, которого звали Али ибн Беккар. И юноша этот был красив станом, изящен видом и совершенен по внешности: с розовыми щеками, сходившимися бровями и нежной речью и улыбающимися устами, и он любил веселье и развлеченья.

И случилось как‑то, что оба они сидели, разговаривая и веселясь, и вдруг появились десять невольниц, точно луны, и каждая из них отличалась красотой и стройностью стана, а среди них была женщина, верхом на муле, осёдланном вышитым седлом с золотыми стременами. И на этой женщине был тонкий изар[206], а стан её охватывал шёлковый пояс с золотой каймой. И была она такова, как сказал о ней поэт:

И кожа её шелкам подобна, а речь её

Нежна и приятна нам, не вздор и не проповедь.

Глазам же её Аллах «Явитесь!» сказал, и вот

Явились они, пьяня сердца, как вино пьянит.

Любовь к ней! Пускай сильней всечасно тоска моя!

В любви утешение – в день судный найду тебя!

И когда невольницы достигли лавки Абу‑ль‑Хасана, та женщина сошла с мула и, сев возле лавки, приветствовала его, и он тоже приветствовал её. И когда Али ибн Беккар её увидел, она похитила его ум. И он хотел уйти, но она сказала ему: «Сиди на месте! Мы приехали к тебе, а ты уходишь! Это несправедливо!» «Клянусь Аллахом, о госпожа, – ответил он, – я бегу от того, что увидел, и язык обстоятельств говорит:

Как солнце она, что на небе живёт,

Утешь же ты душу благим утешеньем!

Подняться не можешь ведь ты до неё,

Спуститься к тебе она тоже не может».

И когда женщина услышала это, она улыбнулась и спросила Абу‑аль‑Хасана: «Как имя этого юноши и откуда он?» И Абу‑ль‑Хасан отвечал: «Он чужеземец». – «Из какой страны?» – спросила она. «Он сын царя персов, и зовут его Али ибн Беккар, – ответил торговец, – а чужеземцу надлежит оказывать уважение». – «Когда моя невольница придёт к тебе, приведи его ко мне», – сказала женщина. И Абу‑аль‑Хасан отвечал: «На голове и на глазах!»[207]– и потом женщина поднялась и отправилась своей дорогой. И вот что было с нею.

Что же касается Али ибн Беккара, то он не знал, что сказать. А через час невольница пришла к Абу‑аль‑Хасану и сказала ему: «Моя госпожа требует тебя вместе с твоим товарищем». И Абу‑аль‑Хасан поднялся и взял с собою Али ибн Беккара, и они пошли во дворец Харуна ар‑Рашида.

И невольница ввела их в комнату и посадила, и они немного побеседовали. И вдруг перед ними поставили столы, и они поели и вымыли руки. А затем невольница принесла им вино, и они опьянели.

И после того она велела им подниматься. И они пошли с нею, и невольница ввела их в другую комнату, построенную на четырех столбах. И эта комната была устлана разными подстилками и украшена всевозможными украшениями, точно палата из палат в раю. Оба юноши оторопели, увидав такие редкости, и, пока они смотрели на эти диковины, вдруг появились десять невольниц, словно луны, которые гордо раскачивались, ошеломляя взоры и смущая умы, и встали в ряд, подобные райским гуриям.

А через короткое время вдруг появились другие десять невольниц и приветствовали их обоих. В руках этих невольниц были лютни и инструменты для забавы и радости. И все невольницы сели и настроили струны, и поднялись перед гостями, и играли на лютнях, и пели, и говорили стихи, и каждая из них была искушением для рабов Аллаха.

И пока это происходило, вдруг появилось ещё десять невольниц, подобных им: высокогрудые ровесницы, черноглазые, с румяными щеками, сходящимися бровями и мягкими членами, – искушение для богомольцев и услада для взирающих. И на них были всякие разноцветные шелка и одежды, ошеломляющие и искушающие разум. И они встали у дверей, а после них пришли другие десять невольниц, прекраснее их, и на них были красивые одежды, не подходящие ни под какое описание. И невольницы тоже встали у дверей. А потом из дверей вышли двадцать невольниц, среди которых была невольница по имени Шамс‑ан‑Нахар, подобная луне среди звёзд. И она качалась от довольства и изнеженности, опоясанная избытком своих волос. На ней была голубая одежда и шёлковый изар с каёмками из золота и драгоценных камней, а стан её охватывал пояс, украшенный всякими драгоценностями.

И она шла, кичливо раскачиваясь, пока не села на ложе. И когда Али ибн Беккар увидал её, он произнёс такие стихи:

«Из‑за этой болезнь моя началась,

И продлилась любовь моя и влюблённость.

Перед нею душа моя, вижу, тает

От любви к ней, и всем видны мои кости».

А окончив эти стихи, он сказал Абу‑аль‑Хасану: «Если бы ты хотел сделать мне добро, то рассказал бы мне об этой красавице. Тогда, прежде чем войти сюда, я укрепил бы свою дуuу и внушил бы ей быть стойкою в том, что её постигнет».

И он стал плакать, стонать и жаловаться, а Абу‑альХасан отвечал: «О брат мой, я хотел тебе только добра, по я боялся, что если я скажу тебе заранее, тебя охватит любовь, которая оттолкнёт тебя от встречи с ней и встанет между ней и тобою. Успокой же душу и прохлади глаза – она обращает лицо к тебе и добивается встречи с тобою». – «Как зовут эту женщину?» – спросил Али ибн Беккар. И Абу‑аль‑Хасаy ответил: «Её имя Шамс‑анНахар, и она из любимиц повелителя правоверных Харуна ар‑Рашида, а это место – дворец халифа».

И Шамс‑ан‑Нахар села и стала рассматривать прелести Али ибн Беккара, и он – тоже рассматривал её красоту, и любовь друг к другу охватила обоих. И Шамс‑ан‑Нахар велела всем невольницам сесть по местам. И каждая из них села напротив окна, и Шамс‑ан‑Нахар велела им петь, и одна из невольниц взяла лютню и произнесла:

«Ты послание второй раз пришли,

И ответ возьми ты открыто свой.

Пред тобой, о царь дивной прелести,

Я стою, на страсть свою жалуясь.

О владыка мой, о душа моя,

О жизнь моя драгоценная,

Пожалуй мне поцелуй один –

Подари его или дай взаймы!

Я верну его, не лишишься ты

Самого его, – каким был, верну.

А захочешь ты прибавления,

Так возьми его, с душой радостной.

О надевший мне платье гордости,

Будь же счастлив ты в платье радости!»

И Али ибн Беккар пришёл в восторг и сказал ей: «Прибавь мне ещё таких стихов!» И невольница пошевелила струны и произнесла такое стихотворение:

«Ты часто далёк, о мой любимый,

И глаз научил мой долго плакать.

О счастье очей моих, о радость –

Желаний предел моих и веры!

О, сжалься над тем, чьи очи тонут

В слезах опечаленного страстью».

А когда она окончила свои стихи, Шамс‑ан‑Нахар сказала другой невольнице: «Дай нам послушать что‑нибудь». И та затянула напев и произнесла такие стихи:

«От взоров хмелею я, не винами я пьяна,

И стана его изгиб с собою мой сон увёл.

Не тешит меня вино – утешусь лишь кудрями;

Вином не взволнована – чертами лица его,

И волю мою сломил кудрей завиток его,

А то, что одето в плащ, похитило разум мой».

И когда Шамс‑ан‑Нахар услышала стихи, произнесённые невольницей, она долго вздыхала, и стихи ей понравились. А потом она велела петь другой невольнице. И та взяла лютню и произнесла:

«Лицо его светилу неба – соперник,

Вода юности на лице его сочится.

И отметил пух на щеках его два ряда письмён,

И весь смысл любви в них изложен до предела,

Закричала прелесть, лишь только он повстречался мне:

«Вот он, расшитый вышивкой Аллаха!»

А когда она окончила свои стихи, Али ибн Беккар сказал невольнице, бывшей близко от него: «Скажи ты, о невольница, и дай нам услышать что‑нибудь!» И она взяла лютню и произнесла:

«Время близости слишком коротко –

Для оттяжек этих и игр твоих,

Разлука часто губит нас –

Прекрасный так не делает,

Ловите же миг счастья вы –

Любви приятен будет час».

А когда она окончила свои стихи, Али ибн Беккар сопроводил их обильными слезами. При виде его плача, жалоб и стонов Шамс‑ан‑Нахар загорелась страстью и любовью, и её погубило увлеченье и безумие любви. И она поднялась с ложа и подошла к дверям покоя, и Али ибн Беккар встал и пошёл ей навстречу, и они обнялись и упали без памяти. И невольницы подошли к ним и подняли их и внесли их в покои и обрызгали розовой водой. А когда они очнулись, то не нашли Абу‑аль‑Хасана, который прятался за краем ложа. «Где же Абу‑аль‑Хасан?» – спросила невольница, и тот показался ей из‑за ложа. Шамс‑ан‑Нахар пожелала ему мира и воскликнула: «Я прошу Аллаха, чтобы он дал мне возможность наградить тебя, о творец милости!»

А потом она обратилась к Али ибн Беккару и сказала: «О господин, любовь я не чувствовала бы вдвойне; но для нас нет ничего иного, кроме стойкости против того, что нас постигло». – «О госпожа, – ответил Али ибн Беккар, – встреча с тобою мне приятна, и взгляд на тебя не потушит во мне пламени, и ничто не устранит любви к тебе, овладевшей моим сердцем, кроме гибели моей души».

И он заплакал» и слезы бежали по его щеке, словно рассыпанные жемчужины, и, увидев, что он плачет, Шамс‑ан‑Нахар заплакала с ним вместе. И тогда Абу‑альХасан воскликнул: «Клянусь Аллахом, я дивлюсь вам и недоумеваю! Поистине, то, что происходит, удивительно и диковинно! Вы так плачете, когда вместе, что же будет, когда вы расстанетесь и разлучитесь? Теперь не время печали и плача, – прибавил он, – нет, теперь время быть вместе и радоваться. Веселитесь же и развлекайтесь, но не плачьте!»

Потом Шамс‑ан‑Нахар сделала знак одной невольнице, и та ушла и вернулась с прислужницами, которые несли столик с серебряными блюдами, где были всякие роскошные кушанья. И они поставили стол перед ними, и Шамсан‑Нахар принялась есть и кормить Али ибн Беккара, и они ели, пока не насытились. А затем столик был убран, и они вымыли руки, и принесли курильницы с разными курениями – алоэ, амброй и неддом, а также принесли кувшины с розовой водой. И они надушились и воскурили благовония, и им принесли подносы из резного золота, где были всевозможные напитки и плоды, свежие и сухие, желательные душе и услаждающие глаз, а после того принесли агатовый таз, полный вина.

И Шамс‑ан‑Нахар выбрала десять невольниц, которым она велела находиться при них, и десять невольниц из числа певиц, а остальным позволила разойтись. И она приказала невольницам играть на лютне. И они сделали так, как она велела, и одна из них произнесла:

«Как дух мой, мне дорог тот, кто мне возвратит привет

Со смехом, и вновь придёт любовь за отчаяньем.

Руками страстей теперь покров с моих тайн уже спят,

Открыли хулителям, что в сердце моем, они.

И слезы из глаз моих меж мною и им стоят,

Как будто бы слезы глаз со мной влюблены в него».

А когда она окончила стихи, Шамс‑ан‑Нахар поднялась и, наполнив кубок, выпила его, а потом она налила кубок и дала его Али ибн Беккару…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.