Двести девяносто третья ночь

Когда же настала двести девяносто третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Мухаммед ювелир говорил: „И раб подошёл ко мне и, оторвав кусок от подола, завязал мне глаза и хотел отрубить мне голову. И тогда поднялись невольницы Ситт‑Дунья, большие и маленькие, и сказали ей: „О госпожа, это не первый, кто ошибся, не зная твоего нрава. Он не совершил греха, требующего убийства!“ – „Клянусь Аллахом, я непременно оставлю на нем след!“ – воскликнула она и затем велела побить меня. И меня били по рёбрам, и то, что вы видели, – следы этих побоев. А после этого она приказала меня вывести, и меня вывели и увели далеко от дворца и бросили. И я потащился и шёл мало‑помалу, пока не дошёл до своего дома, и тогда я позвал лекаря и показал ему следы побоев, и он стал за мной ходить и постарался меня вылечить. И когда я выздоровел, я сходил в баню, и прошли мои боли и недуги. И я пришёл в лавку и взял все, что там было, и продал, и на эти деньги купил себе четыреста невольников, которых не собрал у себя ни один царь, и со мной стали выезжать каждый день двести из них. И я сделал этот челнок, истратив на него пять тысяч золотых динаров, и назвал себя халифом и дал каждому из бывших со мною слуг должность одного из приближённых халифа, и придал ему облик, подобный его облику, и я призывал всякого, кто прогуливался по Тигру, и рубил ему голову без отсрочки. И я живу таким образом целый год и не слышал вести о Ситт‑Дунья и не напал на её след“.

И потом он заплакал и пролил слезы и произнёс такие стихи:

«Аллахом клянусь, всю жизнь её не забуду,

И близок лишь буду к тем, кто близость с ней даст мне!

Как будто она луна по сущности облика,

Преславен творец её, преславен создатель!

Я худ и печален стал, не сплю я из‑за неё,

И сердце смутили мне красавицы свойства».

И когда Харун ар‑Рашид услышал слова юноши и узнал, что тот влюблён, увлечён и охвачен страстью, он смутился от волнения и растерялся от удивления и воскликнул: «Слава Аллаху, который создал для всякой вещи причину!»

И затем они попросили у юноши позволения уйти, и тот позволил, и ар‑Рашид задумал оказать ему справедливость и одарить его до крайней степени. И они удалились от юноши, направляясь в халифский дворец, и уселись, и переменили бывшую на них одежду, и надели одеяние торжеств.

И Масрур, палач мести, встал перед ними, и халиф сказал Джафару: «О везирь, ко мне того юношу».

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.