Алькофрибас

Произведения Франсуа Рабле, бывшего монаха, бывшего юриста и врача, составляют богатейшую кладовую литературного и исторического наследия, какое только может предложить ранний период европейского Нового времени. Однако эксцентричность его творений возбуждала подозрения в ту эпоху нетерпимости, так что Рабле начал публиковаться под псевдонимом Алькофрибас Назье, составленным из букв его имени, произвольно переставленных в виде анаграммы. На сегодня трудами Люсьена Февра и Михаила Бахтина доказано что эти произведения до сих пор представляют широчайший научный интерес.

Февр, один из издателей Анналов, увлекся Рабле, когда узнал, что специалисты склонны видеть в создателе Гаргантюа и Пантагрюэля скрытого воинствующего атеиста. Того, кто придумал коммуну Телем с ее единственным законом Fais ce que voudras [Делай, что хочешь], ник-

то не мог считать традиционалистом в религии. Но, с другой стороны, обвинение его в подрыве христианских взглядов было делом серьезным. В ответ Февр создал один из

величайших обзоров коллективного разума: Le Problème de l'incroyance au XVI e siècle [Проблема неверия в XVI веке] (1942 г.). Тщательно исследовав все обвинения в возбуждении скандалов и все возможные источники нонконформистских верований (в радикальном протестантизме, науке, философии и оккультизме), Февр пришел к выводу, что для Рабле была характерна «глубокая религиозность» того века, «который жаждал веры».

Бахтин, выдающийся русский ученый, исследователь творчества Достоевского, обратился к Рабле в связи со своим интересом к психологии. У Рабле была слава выдающегося мастера вызывать своим грубым юмором безудержный смех [HOC]. Но он также затрагивал и ту глубинную область,

где смех смешивается со слезами. Бахтин начинает с гипотезы, которая основывается на утверждении Рабле, что «смех — признак человечности». «Смеяться — значит быть человеком, быть человеком — значит смеяться». Mieux est de rire que de larmes écrire. Pour ce que rire est le propre de l'homme. [Лучше смеяться, чем писать слезами, потому что смеяться свойственно человеку.]

Но Бахтин считает, что современная цивилизация серьезно повредила это главное из человеческих качеств. Со времен Рабле европейцы стали настолько скованными и заторможенными, что смеются только над пустяками. На деле они больше не знают, что такое священное, чтобы смеяться над ним. Это в высшей степени пессимистическое мнение совпадает с социальными выводами Мишеля Фуко. Поневоле задумаешься, а не был ли Рабле последним по-настоящему человечным европейцем.

национализирован. (На самом деле, они не были ни тем, ни другим.) Когда в сентябре 1494 г. французские войска перешли проход Монженевр, направляясь в Неаполь, они сделали это но соглашению с Империей, которая заранее получила компенсацию в виде Франш-Конте, и Арагоном, от которого откупились подарком Руссийона. Так что конфликт

«интернационализировался» с самого начала. В результате три французских похода каждый раз порождали сильную противодействовавшую им коалицию. Карл VIII в 1494—1495 гг. пронесшийся с триумфом через Милан, Флоренцию и Рим и захвативший Неаполь, с такой же скоростью был отброшен назад. Людовик XII в 1499 — 1515 гг. в том же стиле покорил Милан, причем французы воспользовались конной статуей Леонардо как мишенью для стрельбы; однако этот удачный, казалось, поход вызвал противодействие Священного

союза во главе с папой Юлием II. Поход Франциска I 1515-1526 гг. начался с потрясающей победы при Мариньяно, что, между прочим, обратило швейцарцев к постоянному нейтралитету и убедило папу подписать Конкордат 1516 г. Затем он был прерван из-за несогласий во время выборов императора, превративших Франциска I и Карла V в смертельных врагов. В 1525 г, при Павии Мариньяно было отомщено, а Франциск I взят в плен. Войска Империи не остановились и, пройдя Прованс, дошли до Марселя. После освобождения Франциск убедил пану создать новый Священный союз против обретшего слишком большую силу Императора. Последовало страшное разграбление Рима императорскими войсками в 1527 г., на этот раз был захвачен пана. К тому времени Итальянские войны были, однако, только одним из фронтов общей борьбы Империи с Францией.