Господство и понятийное познание

Как бы сильно искусство ни было отмечено всеобщим отчужде­нием, увеличивающим его потенциал, в наименьшей степени его от­чужденность выразилась в том, что все в искусстве прошло через сферу духа и все в нем очеловечено без насилия. Искусство колеб­лется между идеологией и тем, что Гегель относит к автономному царству духа, истиной сознания самого себя. Пусть дух и впредь владычествует над ней, в своей объективации он освобождается от своих целей, предусматривающих обладание властью. По мере того как эстетические творения создают континуум, целиком являющий­ся духом, они становятся видимостью заторможенного в-себе, в ре­альности которого исполняются устремления субъекта, которые в результате этого ослабевали бы. Искусство исправляет понятийное познание, ибо оно, отколотое от процесса понятийного познания, осуществляет то, что это познание тщетно ожидает от бесплотного, лишенного жизненной конкретности отношения субъект — объект, — то, что в субъективном деянии раскрывается объективное. И дея­ние это искусство не откладывает на неопределенный срок, не пере­носит в область бесконечного. Оно вытребует его у своей собствен­ной конечности ценой своей иллюзорности. Посредством одухотво­рения, радикального покорения природы, покорения самого себя, ис­кусство представляет покорение природы как покорение другого. То, что утверждается в произведении искусства вопреки субъекту, как нечто постоянное, прочное, как чуждый ему рудиментарный фетиш, отстаивает неотчужденное; но то, что происходит в мире, что выжи­вает в нем в качестве неидентичной природы, становится материа­лом покорения природы и орудием общественного господства — и вот это-то и отчуждается. Выражение, с которым природа наиболее глубоко просачивается в искусство, не является простым букваль­ным отражением природы, это — напоминание о том, чем выраже­ние само по себе не является и что, однако, не конкретизировалось иначе, как посредством его «Как?».