Заключение. Завершая разговор о библейском сюжете и его становлении в литературном процессе Средних веков и Возрождения

Завершая разговор о библейском сюжете и его становлении в литературном процессе Средних веков и Возрождения, подведем итоги.

1. Нам пришлось проследить за сложным взаимодействием религиозной словесности и художественной литературы, которые в пределах изучаемого периода создают единый контекст. Авторы Ветхого и Нового Заветов, аскетических писаний, житий и молитвенных стихов видят себя посредниками между Богом и человеком, проповедниками, духовными историками и биографами, сообщающими о путях спасения. В рыцарском романе, поэзии Данте и трагедиях Шекспира возрастает значение вымысла, эстетический фактор становится важнее дидактического. Нельзя забывать, что для евангелистов Христос – высшая религиозно-историческая реальность. Но вряд ли можно не обращать внимания на стремление писателей и поэтов дать образу Иисуса литературную жизнь, представить новые формы его присутствия в духовном мире. Словесность и литература неизбежно встречаются, роль «поэтической религии» постоянно возрастает.

2. Рассматривая литературу Средневековья и Возрождения, мы нашли общий сюжет, компромиссно объединяющий тексты Библии с разными произведениями последующих эпох. Сюжет – сфера духовно-эстетической свободы, требующей от читателя творческого самоопределения. Он отличается как от фабулы (событийное выражение текста), так и от сюжетной идеи (неизбежное упрощение слова о тексте). Пользуясь апофатичеcким методом, можно сказать, что сюжет – высшая форма отсутствия, поэтому он по-настоящему есть, позволяя нам быть своеобразными соавторами в художественном процессе. Источник сюжетной сложности – многозначность слова; непростые отношения автора, повествователя и героя; исторические «коды восприятия» текста, дающие читателю новые ракурсы изучения. Следствие сюжетной сложности – вечная жизнь литературы, относительность каждого суждения о ней и неизбежность ее нового переживания.

3. В подвижном библейском сюжете образу Иисуса Христа принадлежит ключевая роль: в Ветхом Завете он присутствует в системе прообразов и предваряющих идей, в Новом Завете становится главным героем, предлагая путь избавления от зла. Смысловая определенность образа («Спаситель!») сочетается с подвижным содержанием: евангельские имена, конфликты и учительные речи лишают читателя возможности внешнего, магического поклонения, призывая к «вере в слово» – к сложному процессу сотворчества, а не «заучивания» моральных приказов. Цель процесса – обретение «внутреннего Христа», т.е. рождение души.

4. Уровни присутствия образа Христа в евангельском тексте: «событие» (рождение и проповедь, страдание, смерть, воскресение и вознесение), «конфликт» (противостояние с фарисеями и сатаной, учениками и Пилатом), «имя» (Сын Божий и Сын Человеческий, Агнец и Пастырь), «речь» (сочетание заповедей, притч, бесед). Они - основа принципа «подражания Иисусу», отличающего многие средневековые произведения. В житиях развивается монашеский потенциал слов Христа, образ его мученической смерти и высокого юродства. В героическом эпосе без фигуры Спасителя не обходится битва с врагами христиан, менее очевидно его присутствие в рыцарском романе. Общеевропейское стремление к евангельскому идеалу способствует аллегорической позиции Христа в мире Данте и многоаспектным контактам новозаветных текстов с произведениями Шекспира и Сервантеса.

5. За конфликтами, отличающими как древние библейские книги, так и произведения позднего Возрождения, появляются очертания единого противостояния. Его классическая форма – евангельский конфликт Христа и фарисеев, которые лицемерно используют Закон для осуждения и убийства мешающего праведника, призывающего «быть», а не «казаться». Прообраз ситуации – обличение Иова его «друзьями», развитие – нарастание борьбы с «фарисейством» в героическом эпосе и рыцарском романе, в стихах Вийона, драматургии Шекспира и прозе Сервантеса. Можно говорить о сюжетной модели, сближающей библейские тексты с литературой Средних веков и Возрождения: для того, чтобы стать спасенной душой, удостоиться бессмертия и вечной памяти от Бога и повествователя, необходимо выйти на бой с сатаной (”князем мира сего”), предлагающим пройти «широкими вратами», разобраться с его слугами – «фарисеями», требующими бездушного подчинения правилам, а потом – взойти на «Голгофу». На ней Христос встречается с Роландом, Тристаном, Гамлетом и Дон Кихотом. Здесь – герои житийной литературы, здесь же – Ромео и Джульетта.

6. Основные этапы становления библейского сюжета в литературном процессе Средних веков и Возрождения: а) раннесредневековая словесность: тексты Ветхого и Нового Заветов – опора религиозного буквализма, веры в абсолютную реальность библейских событий, активно влияющих на формирование духовных жанров (богословие, аскетика, жития, молитвенная поэзия); б) литература позднего Средневековья: тексты Ветхого и Нового Заветов участвуют в создании идейно-художественного мира героического эпоса, рыцарского романа, поэзии вагантов, Данте и Франсуа Вийона; в) литература эпохи Возрождения: усиливается символический аспект присутствия христианских идей; формальной верности Священному Писанию, ссылок на него становится меньше, глубинных контактов (включающих и полемику) - больше.

7. В Библии взаимодействуют две духовно-эстетические системы: Ветхий и Новый Заветы. Переход от древнеизраильского сознания к христианству (при сохранении ветхозаветных текстов) - это движение от «внешнего эпоса» к лирической напряженности, от моральной однозначности – к сложным уровням заповедей, от «человека-поступка» – к «человеку-мысли». Мир насыщается духовными смыслами. Чтобы спастись, теперь необходимо «второе рождение»: не безотчетная верность системе правил, а искренний поиск правильного решения. Постепенное вытеснение Средневековья эпохой Возрождения типологически напоминает смену Ветхого Завета Новым в пределах одной Библии. «Пришел не отменить, но исполнить»: слова Христа из Нагорной проповеди свидетельствуют об универсальном принципе, находящимся в основе контактов и конфликтов эпох. В большинстве средневековых текстов авторы, следуя религиозно-эстетическому этикету, стремятся к прямой дидактике, к соответствию идеальным «знакам», к той «правде», которую часто представляют однозначно. В литературе эпохи Возрождения нет бунта против христианского благородства и моральной стойкости человека. Исчезают слишком простые суждения о человеке, теперь больше доверяют мыслительному процессу, внутреннему монологу, а не пафосным признаниям перед Богом, автором и героями.

8. И – последнее. Будем помнить о потенциальной безграничности литературоведческой беседы, о несводимости ее к эффектным формулам и личным концепциям. Очевидно присутствие христианских идей в разных произведениях Средневековья и Возрождения, не обойтись без библейского подтекста при обсуждении житийной литературы и героического эпоса. Но трагедия «Гамлет» прекрасна и сама по себе. Красота «Божественной Комедии» несводима к религиозному аллегоризму. Живое ощущение произведения терять нельзя. Его необходимо сохранить, чтобы любая идея была всего лишь важной частностью в продолжающемся переживании совершенных творений.