А.С. Пушкин (1799-1837)

Он был ярким и заметным журналистом. При жизни он опубликовал около пятидесяти фельетонов, памфлетов в периодике, и столько же осталось в рукописях.

Первое выступление Пушкина-журналиста в периодической печати относится к 1824 г. В мае этого года в «Сыне отечества» (№ 18) появилась присланная из Одессы полемическая заметка Пушкина - его «Письмо к издателю «Сына отечества». Этой заметкой Пушкин начал борьбу с реакционной прессой, выступив против журнала Каченовского «Вестник Европы» и его ведущего критика Михаила Дмитриева.Журнал Пушкина «Современник» просуществовал всего только один 1836 год. Все четыре обещанные подписчикам части были выпущены в свет. Пятый том, или первая часть следующего 1837 года, вышла уже после гибели редактора-издателя журнала.

Можно предположить, что большая часть литературного материала этого пятого тома былазаготовлена еще самим Пушкиным. Дата цензурного разрешения на этом томе та же, что и начетвертом, вышедшем при жизни поэта: 11 ноября 1836 года.

Книголюбы, собирающие «прижизненную пушкиниану», всегда ставят рядом на полку комплекты«Современника» 1836 и 1837 годов. Пушкина давно привлекала мысль об издании собственногопечатного периодического органа, который явился бы независимой трибуной для него и еголитературных соратников. Такая трибуна стала необходима ввиду прекращения в 1831 году«Литературной газеты» Дельвига и обострившейся полемики с булгаринской «Северной пчелой».Пушкин считал, что уже один факт появления такого печатного органа лишит Булгарина и Греча тоймонополии, которой они пользовались как издатели «Северной пчелы», единственной в те годычастной газеты. Кроме того, Пушкин надеялся, что издание своего журнала или газеты можетсоздать ему прочную материальную базу, что для него в то время было чрезвычайно важно. Летом1831 года Пушкин начал хлопоты о разрешении издавать политическую и литературную газету. Всвоих письмах к Бенкендорфу и в официальной записке, представленной в Третье отделение, онвыражал готовность подчинить указаниям высшей цензуры «направление политических статей» всвоей газете. Хлопоты, в которых Пушкину помогали В.А. Жуковский и старый «арзамасец» Д.Н.Блудов, бывший тогда министром народного просвещения, затянулись. Только осенью 1832 года поэтполучил согласие Бенкендорфа на издание газеты.

Но ни денежных средств, необходимых на издание, ни соответствующего опыта для ведения газетыу Пушкина не было. Это заставило его обратиться к Н.И. Гречу, как опытному редактору, спредложением быть его соиздателем, с тем, конечно, чтобы он оставил булгаринскую «Севернуюпчелу». Поэт хотел, как говорится, «убить двух зайцев сразу» -- получить делового помощника ивнести раскол во враждебный лагерь. Этот план Пушкину не удался. Греч, сообщивший Булгарину освоих переговорах с поэтом, от участия в газете отказался. Тогда Пушкин обратился к Н.И.Тарасенко-Отрешкову. Литератор, автор статей по экономическим вопросам, делец-предприниматель, близкий к Третьему отделению (о чем Пушкин, конечно, не знал), Тарасенко-Отрешков, обладавший небольшим капиталом, охотно согласился организовать издание газеты ивзять на себя всю редакционную работу. В сентябре 1832 года Пушкин выдал Тарасенко-Отрешковуполную доверенность на редактирование газеты, устройство типографии, закупку бумаги и проч.Было придумано для газеты название: «Дневник. Политическая и литературная газета», и, какобразец, отпечатан пробный номер -- всего одна страница, набранная неряшливо, заполненнаяотрывками, взятыми из современных газет. Образец этот сохранился до наших дней в единственномэкземпляре. Но к этому времени Пушкин стал крайне пессимистически смотреть на свою будущуюгазету. На вопрос М. П. Погодина о программе и направлении газеты поэт не без раздраженияответил ему (в середине сентября 1832 года):

«Какую программу хотите Вы видеть? Часть политическая -- официально ничтожная; частьлитературная -- существенно ничтожная; известие о курсе, о приезжающих: вот вам и вся программа.Я хотел уничтожить монополию [Греча и Булгарина] и успел. Остальное мало меня интересует.Газета моя будет немного похуже Сев[ерной] пчелы. Угождать публике, я не намерен; браниться сжурналами хорошо раз в 5 лет, и то Косичкину, а не мне. Стихотворений помещать не намерен, ибо иХристос запретил метать бисер перед публикой; на то проза -- мякина». Очень верно угадалазатруднения и настроения Пушкина его сестра Ольга Сергеевна Павлищева, которая еще весной1832 года писала своему мужу:

«Мой бедный брат готов осквернить свой поэтический гений и осквернить его единственно для того,чтобы удовлетворить насущным материальным потребностям; но судя по тому, что он мнерассказывал, описывая свое ненадежное положение, Александр иначе и поступить не может. Нокуда ему, с его высокой, созерцательной, идеальной душой окунуться в самую обыденную прозу,возиться с будничным вздором, прочитывать всякий день полицейские известия, кто приехал, ктоуехал, кто на улице невзначай разбил себе нос, кого потащили за уличные беспорядки в часть,сколько публики было в театрах, какая актриса или актер восторгался [возбуждал восторг], болтатьвсякий день о дожде и солнце, а, что всего хуже, печатать да разбирать бесчисленные побасенкииностранных лгунов, претендующих на политические сведения, черт с ними! Гораздо лучшепредоставить все эти пошлости Булгарину и Гречу». Хлопоты Тарасенко-Отрешкова были, по рядупричин, неторопливы, а Пушкин с каждым днем все более охладевал к задуманной газете. Ему сталоясно, что в условиях цензурного гнета, усилившегося после июльской революции и польскоговосстания, он, как редактор «Дневника», обязанный высказывать мысли только угодныеправительству, ничем в сущности не должен отличаться от Булгарина. Газете не будетпредоставлено и тени независимости. А нужна ли Пушкину такая газета? Зимой 1832 года П.А.Плетнев извещал В.А. Жуковского, находившегося в то время в Швейцарии: «Издание газеты, окоторой так хлопотал Пушкин еще при вас, едва ли приведется в исполнение, хотя ему и дано на этоправо». Гоголь в письме к И. И. Дмитриеву 30 ноября 1832 года сообщал о Пушкине: «Газеты он небудет издавать,-- и лучше! В нынешнее время приняться за опозоренное ремесло журналиста неслишком лестно и для неизвестного человека; но гению этим заняться значит помрачить чистоту инепорочность души своей и сделаться обыкновенным человеком».

За две недели до этого Греч со злорадством, но не без чувства облегчения, писал своемукомпаньону Булгарину: «Все обстоит благополучно. Пушкин образумился и ни журнала, ни газетыиздавать не будет». От газеты Пушкин действительно отказался.

Другие мысли в это время завладели поэтом. В письме Плетнева Жуковскому есть такие строки: «Онболее роется теперь по своему главному труду, т. е. по истории, да кажется в его голове и романкопошится». Только весною 1835 года Пушкин решил возобновить хлопоты о собственномпериодическом органе. Сохранился черновик его письма Бенкендорфу такого содержания: «В 1832году его величество соизволил разрешить мне быть издателем политической и литературной газеты.Ремесло это не мое и неприятно мне во многих отношениях, но обстоятельства заставляют меняприбегнуть к средству, без которого я до сего времени надеялся обойтись. Я проживаю вПетербурге, где благодаря его величеству могу предаваться занятиям более важным и болееотвечающим моему вкусу, но жизнь, которую я веду, вызывающая расходы, и дела семьи, крайнерасстроенные, ставят меня в необходимость либо оставить исторические труды, которые стали мнедороги, либо прибегнуть к щедротам государя, на которые я не имею никаких других прав, кроме техблагодеяний, коими он меня уже осыпал. Газета мне дает возможность жить в Петербурге ивыполнять священные обязательства. Итак, я хотел бы быть издателем газеты, во всем сходной с«Северной пчелой»; что же касается статей чисто литературных (как то пространных критик,повестей, рассказов, поэм и т. п.), которые не могут найти место в фельетоне, то я хотел быиздавать их особо (по тому каждые 3 месяца, по образцу английских Кешелуз [обозрений])».

Но черновик этот так и остался черновиком. Беловое письмо Бенкендорфу, посланное 1 июня 1835года, уже не поднимало вопроса об издании газеты и журнала: Пушкин ходатайствовал лишь опредоставлении ему на три-четыре года отпуска в деревню для творческой работы. Как известно,это ему разрешено не было. Но Пушкин не оставлял мысли об издании, если не газеты, то хотя быжурнала, проект которого уже намечался в приведенном выше черновике письма Бенкендорфу.Пушкин решил начать собирать материал, для задуманного издания. Форма его еще не былаокончательно выработана, поэтому весьма любопытно письмо поэта к Плетневу, написанное около11 октября 1835 года:

«Спасибо, великое спасибо Гоголю за его Коляску, в ней альманак далеко может уехать; но моемнение: даром Коляски не брать; а установить ей цену; Гоголю нужны деньги. Ты требуешь именидля альманаха: назовем его Арион или Орион; я люблю имена, не имеющие смысла; шуточкампривязаться не к чему. Лангера заставь также нарисовать виньетку без смысла. Были бы цветочки,да лиры, да чаши, да плющ, как на квартере Александра Ивановича в комедии Гоголя. Это будеточень натурально... Начнем альманак с Путешествия, присылай мне корректуру, а я перешлю тебестихов. Кто будет наш ценсор?»

Пушкин, в обход цензуры, стремился освещать в своемжурнале социально-политические вопросы. Стоявшая настраже цензура, особенно бдительно следившая за«Современником», чинила всяческие препятствия поэту.А.В. Никитенко записал у себя в дневнике (17 января 1836года): «Цензором нового журнала попечитель назначилА.Л. Крылова, самого трусливого, и следовательно, самогострогого из нашей братии. Хотели меня назначить, но яубедительно просил уволить меня от этого: с Пушкинымслишком тяжело иметь дело».

В апреле того же года Никитенко записывает: «Пушкинажестоко жмет цензура. Он жаловался на Крылова и просилсебе другого цензора, в подмогу первому. Ему назначилиРаевского. Пушкин раскаивается, но поздно. Раевский дотого напуган гауптвахтой, на которой просидел восемьдней, что теперь сомневается, можно ли пропустить впечать известие, вроде того, что такой-то корольскончался». Привлеченный Пушкиным к сотрудничеству вжурнале поэт-партизан Денис Давыдов весьмасвоеобразно отвечал ему по поводу своей статьи,изуродованной цензурой: «...эскадрон мой, как тыговоришь, опрокинутый, растрепанный и изрубленныйсаблею ценсуры, прошу тебя привести в порядок: -- убитыхпохоронить, раненых отдать в лазарет, а с остальнымчислом всадников -- ура! и сново в атаку на военно-ценсурный Комитет. Так я делывал в настоящих битвах,--унывать грешно солдату -- унывать грешно солдату -- надоили лопнуть или врубиться в паршивую колонну Ценсуры»

И Пушкин «врубался». Во время «битвы» с цензурой он потерял «убитыми» собственную статью оРадищеве, «Записку о древней и новой России» Карамзина, «Два демона» Тютчева и переводнуюстатью о «Применении системы Галля и Лафатера к изображениям пяти участников покушения нажизнь Луи-Филиппа». «Израненными и изрубленными» он вывел на страницы журнала «Хроникурусского» А.И. Тургенева и «Прогулку по Москве» М. Погодина, «Взятие Дрездена» и «О партизанскойвойне» Дениса Давыдова, «Не то, что мните вы природа» Тютчева. Были, разумеется, у поэта ипобеды в этих «боях». Почти без единой царапины он провел свои произведения: «Капитанскуюдочку», «Пир Петра первого», «Путешествие в Арзрум», «Скупого рыцаря», «Полководца» и многоедругое. С почетом привел к победе гоголевские «Коляску», «Нос», «Утро делового человека». Кроместарых своих соратников -- Вяземского, Жуковского, Давыдова, Языкова, Баратынского -- Пушкинпозвал на помощь молодых поэтов Тютчева и Кольцова, впервые по-настоящему познакомив с нимичитателей. Привлек и героя войны 1812 года -- Надежду Дурову. Главными «неприятельскимисилами», стоявшими против Пушкина, были министр народного просвещения Уваров, ненавидевшийпоэта за только что напечатанную на него сатиру «На выздоровление Лукулла», и «правая рука»министра по цензурному ведомству -- Дондуков-Корсаков -- тот самый «князь Дундук», заседавший попушкинской эпиграмме «в академии наук» отнюдь не по научным своим заслугам. Кроме нихсуществовали еще и Бенкендорф, все Третье отделение, и, наконец, сам Николай I. Пушкин былопытным бойцом и стратегом, но и ему пришлось туго. Он писал Денису Давыдову: «Тяжело, нечегосказать. И с одною ценсурою напляшешься: каково.же зависеть от целых четырех? Не знаю чемпровинились русские писатели... Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче...».Кроме цензурного фронта у Пушкина были еще и другие «фронты», на которых приходилось вестижаркие битвы. Прежде всего «журнальный триумвират» в лице Сенковского, Булгарина, Греча.Журнальное предприятие Пушкина стояло у них поперек горла. Они боялись Пушкина. Мы знаем, чтоСмирдин, издатель журнала «Библиотека для чтения», предлагал поэту пятнадцать тысячотступного, чтобы он отказался от «Современника». Пушкин не согласился. Первый бой пришлосьдать из-за статьи Гоголя, напечатанной в первом же номере «Современника» под названием «Одвижении журнальной литературы в 1834 и 1835 г.г.». Гоголь принял самое ближайшее участие всоставлении первого номера журнала, взяв на себя даже типографские и редакционные хлопоты.Статья его, носящая программный характер, била по булгаринской клике и по Сенковскому и его«Библиотеке для чтения», в особенности. Статья Гоголя была напечатана без подписи. Нет имениГоголя и в оглавлении журнала. Однако в 1954 году литературоведу В.Г. Березиной удалосьобнаружить в Петербургской библиотеке им. Салтыкова-Щедрина уникальный экземпляр первоготома «Современника», в котором последние 24 страницы набраны и сверстаны иначе, чем во всехизвестных, обыкновенных экземплярах. В этом уникальном экземпляре отсутствует очень важнаязаметка, заключающая раздел «Новые книги», а. в оглавлении тома полностью указано имя Гоголякак автора статьи «О движении журнальной литературы». «Современник» должен был появиться насвет почти накануне премьеры гоголевского «Ревизора», и Пушкин понимал, что может сделать сГоголем за эту статью Сенковский, да еще при поддержке Булгарина. Для Пушкина это было темболее ясно, что прослышавший о статье в «Современнике» Сенковский, убежденный, что автором ееявляется Пушкин, уже объявил войну еще не вышедшему журналу на страницах «Библиотеки длячтения». И Пушкин решил этот удар целиком принять на себя. Он задерживает выпуск журнала,перепечатывает последние его 24 страницы с двоякой целью: ему нужно вставить в конец раздела«Новые книги» принципиально важную для него заметку и изъять имя Гоголя из оглавления. Этобыло сделано, и все «громы и молнии» обрушились на голову поэта. Не желая, однако, дальнейшейвойны с «Библиотекой для чтения», Пушкин в третьем томе «Современника» помещает «Письмо киздателю» за подписью «А. Б.», в примечании к которому отмежевывается от авторства статьи «Одвижении журнальной литературы» (не выдавая, разумеется, Гоголя) и говорит, что она «не есть ине могла быть программою Современника». Не понявший всех этих «шахматных ходов» ПушкинаГоголь обиделся на поэта, прекратив свое ближайшее участие в «Современнике». Пушкин понимал,что для издания «Современника» помощи верных его друзей -- Жуковского, Плетнева, Вяземского,Дениса Давыдова -- недостаточно. Он понимал также, что выбранное им направление журнала, посуществу продолжавшего «Литературную газету» Дельвига, рассчитанное на ограниченный кругобразованных читателей, никогда не завоюет ему широкие круги подписчиков, какие имеет«Библиотека для чтения». И Пушкин решает пригласить для ближайшего сотрудничества в«Современнике» молодого В. Г. Белинского. Это приглашение могло бы состояться во времяпоследней поездки Пушкина в Москву, но, по ряду причин, встречи поэта с критиком не произошло.Пушкин вернулся в Петербург, не повидав Белинского. Поэт писал 27 мая 1836 года своему другу П.В.Нащокину: «Я оставил у тебя два порожних экземпляра Современника. Один отдай кн. Гагарину, адругой пошли от меня Белинскому и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успелувидеться».

В конце октября или в начале ноября Нащокин сообщил Пушкину из Москвы: «Белинский получал отНадеждина, чей журнал уже запрещен, 3 тысячи. Наблюдатель предлагал ему 5. Греч тоже его звал.Теперь, коли хочешь, он к твоим услугам, я его не видал, но его друзья, в том числе и Щепкин,говорят, что он будет очень счастлив, если придется ему на тебя работать. Ты мне отпиши -- и я его ктебе пришлю».

Вот, собственно, все документальные данные по этому вопросу. К ним можно добавить, что Пушкин усебя в «Современнике» (в книге третьей) написал о Белинском: «Он обличает талант, подающийбольшую надежду. Если бы с независимостью мнений и с остроумием своим соединял он болееучености, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности,-- словом,более зрелости, то мы бы имели в нем критика весьма замечательного». Эта характеристика быладана очень молодому Белинскому.

Намерение пригласить Белинского в свой журнал Пушкин осуществить не успел. Почтиодновременно с письмом Нащокина, сообщающего о согласии Белинского участвовать в«Современнике», поэту на стол положили подлое анонимное послание, в котором говорилось:«Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего ордена рогоносцев, собравшись ввеликий капитул под председательством высокопочтенного магистра ордена, егопревосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина заместителемвеликого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена».

Так начался последний акт жизненной трагедии великого русского национального поэта. Ровночерез три месяца пуля Дантеса поразит Пушкина.

Весть о гибели Пушкина заставила его друзей и соратников по журналу -- П.А. Вяземского, В.А.Жуковского, А.А. Краевского, В.Ф. Одоевского и П.А. Плетнева -- просить разрешение напродолжение журнала «в пользу семейства покойного».

Выходной заглавный лист пятого тома журнала извещал читателей, что отныне издание это именуется: «Современник, литературный журнал А. С. Пушкина, изданный по смерти его...», и следовал приведенный выше перечень фамилий друзей покойного поэта.

Участники и их публикации в журнале «Современник» П.А. Вяземский (1792-1878)

Поэт, журналист и литературный критик, один из главных участников литературного общества Арзамас. В молодости отличался независимостью взглядов, оппозиционными настроениями, острыми и резкими суждениями.Один из ближайших друзей Пушкина. Знал Пушкина еще ребенком в московском доме его родителей и одним из первых оценил его поэтический талант. Личное их знакомство началось 25 марта 1816, во время посещения П. А. Вяземским, Н. М. Карамзиным, В. А. Жуковским и др. лицами Царскосельского лицея.В годы ссылки Пушкин поддерживал с Вяземским переписку как личного, так и литературного характера. Вяземский выступал в печати с рядом критических статей о Пушкине. Пушкин высоко ценил Вяземского как критика и полемиста, с большим вниманием он относился и к его поэтическому творчеству. В 1836 П. А. Вяземский принимает деятельное участие в "Современнике".Как близкий Пушкину человек, Вяземский был в курсе событий семейной жизни поэта. После дуэли находился неотлучно в квартире умирающего друга. Смерть Пушкина была для Вяземского личным горем.

«Чье сердце любило русскую славу, поэзию, знало Пушкина не поверхностно, как знал егоравнодушный или недоброжелательный свет, но умело оценить все, что было в нем высокого идоброго... кто умеет сострадать несчастию близкого, тот может ли не содрогнуться отучасти, постигнувшей Пушкина, и не оплакивать его горячими сердечными слезами?»

П. А. Вяземский - А. Я. Булгакову, 9 февраля, 1837

Вяземский принимал участие в посмертном издании "Современника" и сочинений поэта и пропагандировал творчество Пушкина за рубежом. Пушкин очень любил Вяземского, считался с его литературными оценками и замечаниями; к нему обращено около 80 писем поэта и множество стихотворных строф: "Судьба свои дары явить желала в нем", "Язвительный поэт, остряк замысловатый", "Сатирик и поэт любовный", "Так море, древний душегубец", "Любезный Вяземский, поэт и камергер", многочисленны упоминания о нем в других произведениях, а также отзывы в критических статьях и письмах.

Вяземскому принадлежат интересные мемуары, хранящие драгоценные свидетельства о годах, проведенных рядом с Пушкиным.

П. А. Плетнев (1792-1865)

Поэт и критик, профессор российской словесности, впоследствии -- ректор Петербургского университета; друг Пушкина и первый помощник его в литературных делах. Познакомились они еще до окончания Пушкиным Лицея; в годы михайловской ссылки поэт постепенно передал ему посредничество в издании своих произведений. Переписка их насыщена делами литературными, издательскими, финансовыми, практическими.

Плетнев был «правой рукой» Пушкина в журнале «Современник», а после гибели поэта продолжил издание, по определению И. С. Тургенева, «унаследовав» журнал от Пушкина.

Плетнев становится постоянным и преданным поверенным во всех литературно-издательских делах Пушкина. Связь с опальным поэтом привела к возникновению секретного следствия о Плетневе. Он принимал участие в издании «Литературной газеты», затем журнала «Современник». Актом признательности со стороны Пушкина явилось посвящение Плетневу IV и V глав «Евгения Онегина» (1828) -- а затем -- и всего романа (в 1833, при его отдельном издании).

После смерти Пушкина Плетнев в числе т. н. литературной «складчины» (Жуковский, П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский, А. А. Краевский) издает «Современник» в пользу семьи поэта. С 1838 по 1846 выпускает журнал уже самостоятельно. Здесь Плетнев пытается продолжить пушкинские принципы: привлекает к изданию писателей, связанных с прежним «Современником», печатает рукописи поэта, материалы о нем. Однако «исключительно литературное» направление журнала, стремление занять нейтралитет в разгоревшейся полемике славянофилов и западников не способствовали популярности. Ближайшим другом и помощником Плетнева в этот период становится Я. К. Грот, обширная переписка с которым имеет большую историко-литературную и мемуарную ценность.

Центральной статьей Плетнева в пору издания «Современника» стал его разбор «Чичиков, или “Мертвые души” Гоголя» (1842). Плетнев, введший Н. В. Гоголя в н. 30-х в литературные круги Петербурга, становится к к. 30-х его помощником в литературно-издательских делах: он помогает цензурному «прохождению» «Мертвых душ», позднее редактирует и издает «Выбранные места из переписки с друзьями». В статье о поэме Гоголя Плетнев подчеркнул погруженность писателя в мир действительной жизни, указал на приоритет жизни над вымыслом («не вымысел важен, а жизнь»). В разборе прозвучала мысль и о том, что первый том поэмы лишь начало, «вступление к великой идее о жизни человека, увлекаемого страстями жалкими»). В пору, когда за Гоголем установилась прочная репутация чисто комического писателя, это акцентирование «серьезности» и глубинной философичности поэмы было весьма актуально. Не случайно статья понравилась Гоголю более всех др. разборов поэмы.

Н.А. Некрасов (28.11.1821 - 27.12.1877)

В 1847 г. вместе с И.И.Панаевым Некрасов стал редактором-издателем журнала "Современник", основанного еще А.С.Пушкиным, но после смерти поэта потерявшего былой блеск.

За годы редактирования Некрасовым журнал приобрел у русских читателей особый авторитет, популярность и к концу 1850-х гг. прочно занимал первое место по числу подписчиков. Умелое и дипломатичное руководство "Современником" позволило редактору привлечь в качестве сотрудников ярких беллетристов (И.С.Тургенева, И.А.Гончарова, Г.И.Успенского и др.) и публицистов (Н.Г.Чернышевского, Н.А.Добролюбова, М.Е.Салтыкова-Щедрина и др.). В журнале во все время его существования публиковались поэтические и прозаические произведения Некрасова, сами по себе часто составлявшие яркие события в русской литературе, литературно-критические статьи, фельетоны. Непосредственное участие Некрасов принял и в создании сатирического приложения к "Современнику" - "Свистка".

В 1862 г. после петербургских пожаров радикальный "Современник" был приостановлен на 8 месяцев (июнь-декабрь). Дипломатизм Некрасова-редактора позволил не только возобновить с 1863 г. издание журнала, но даже добиться официального разрешения на публикацию в "Современнике" романа арестованного в 1862 г. Чернышевского "Что делать?" Однако в июне 1866 г. после выстрела Д.В.Каракозова журнал спасти не удалось и "Современник" был закрыт окончательно.