ГЛАВА II. ОПЕРАЦИИ
«Господа, нам предстоит изменить ход истории».
Подполковник Кингорн, перед началом операции «Молоковоз»
Наша первая боевая операция, под кодовым названием «Первая кровь», заключалась в уничтожении временной базы СВАПО на территории Замбии. СВАПО являлась организацией, сражавшейся за независимость Юго-Западной Африки (сейчас – Намибия). Собственно база представляла небольшой пересылочный лагерь в 10 км от границы. Ранее дю Тойт со своей группой произвел тщательную разведку в том районе, знал, где и как это лагерь расположен и сколько в нем террористов. По его оценкам выходило, что не более 30. Как и все выдающиеся военные операции, план отличался простотой – вертолеты высадят нас в 5 км от лагеря, далее мы пройдём пешком и уничтожим боевиков. Южноафриканские вертолеты уже несколько недель летали в этом районе, так что шум моторов не должен был вызвать подозрения у обитателей лагеря.
После высадки мы разделялись на штурмовую группу, под командованием дю Тойта, и группу огневой поддержки, которой командовал старший сержант из Дурбана. Штурмовая группа в свою очередь подразделялась на две команды по шесть человек – одной из них командовал я. Кокки и радист находились в центре. Группа огневой поддержки устанавливала цепочку «клейморов» с одной стороны лагеря и после окружала базу с флангов. В их распоряжении находились три пулемета Дегтярева, два миномета и один РПГ. В час «Ч» Кокки выпускал зеленую ракету, по сигналу подрывались мины, а территорию лагеря в течение 30 секунд поливали шквальным огнем. После этого огонь переносился на периметр лагеря. Затем Кокки пускал красную ракету и мы выдвигались в зону поражения – убивая любого, кто рискнёт встать нам на пути и загоняя остальных на пулеметы группы огневой поддержки.
После всех этих месяцев отбора и тренировок мы наконец-то были допущены к настоящей боевой операции. Несмотря на то, что теперь все было взаправду, никакой разницы с учёбой я не почувствовал. Мы всё так же отрабатывали свои действия до мельчайших деталей: погрузку в вертолет, выгрузку из вертолета, походный порядок, боевой порядок, развёртывание засады и собственно штурм. Нам дали время привести снаряжение и оружие в порядок – до осмотра в пять часов вечера. Затем последовал ужин и отдых в приказном порядке до 10 вечера. Перед операциями я никогда не мог заснуть, но сама идея об отдыхе в приказном порядке мне понравилась – это давало возможность расслабиться хотя бы физически, если уж мысленно не получалось. Трое моих сотоварищей, с которыми я делил комнату, провели это время за чтением Библии. Солдаты-африканеры – очень религиозные люди. Они любят упоминать о том, что все войны они ведут с Библией в одной руке и винтовкой в другой. Я скептически отношусь к организованной религии, но понимая, что могу и ошибаться, я всегда перед боем стараюсь примириться с Богом. Я просил Его обратить внимание на всё то хорошее, что я сделал в жизни, а если я о Нем позабыл, то пусть Он помнит обо мне.
Построение назначили на 10 утра следующего дня. Я был вооружён АК с «двойным» магазином (два рожка по 30 патронов, скрепленных вместе). Кроме того, в разгрузочном жилете я нес дополнительно еще пять магазинов. Также при себе я имел 9-мм 15-зарядную «Беретту», две осколочных гранаты, одну зажигательную, две красных дымовых шашки, воду и суточный паёк, карту, компас и прочее снаряжение – всё, что нужно солдату специального назначения вооружённых сил ЮАР. Нас осмотрели еще раз, проверили оружие, мы попрыгали, чтобы убедиться, что ничего не болтается и не звенит и мы, построившись в колонну, пошли на запад от базы – туда, откуда нас должны были забрать вертолеты.
Через некоторое время вертолеты прибыли в расчётную точку и мы вновь ступили на землю. Мы летели кружным путём – на случай если какой-нибудь СВАПОвский агент засек наше отбытие. Мы развернулись в походный порядок: колонна с двумя головными дозорными и двумя бойцами охранения на флангах. Я в сотый раз подивился тому, насколько бесшумно умеют двигаться мои сослуживцы. Большинство из них родились и выросли на фермах – они начали охотиться с того момента, когда могли держать в руках ружье. По бушу они передвигались как призраки.
К цели мы шли долго, то и дело останавливаясь, чтобы вслушаться в окружающую обстановку. Каждые 40 минут мы устраивали 5-минутный привал и меняли дозорных. Все происходило беззвучно. Спустя два с половиной часа мы подошли к границам лагеря. Даже неопытный следопыт мог обнаружить человеческие следы на мягком песке буша. Местность была в основном пустынной с редкими скоплениями невысоких деревьев. Вражеский лагерь как раз и располагался в одном из таких, там же был небольшой ключ.
Дю Тойт разбил отряд на группы, убедившись, что каждый боец знает свою задачу. Кокки держался настолько спокойно и профессионально, что можно было подумать, что он просто вышел погулять. Группа огневой поддержки отправилась на свое место – им предстояло работы на целую ночь: установка длинной цепочки «клейморов». Если бы их засекли, то нам ничего не оставалось бы как немедленно начать атаковать базу в кромешной тьме. Я уточнил время: час ночи, до рассвета еще четыре с половиной часа. Мы лежали на земле, на расстоянии вытянутой руки друг от друга – один из бойцов отдыхал, второй сторожил, через полчаса менялись. Ночь тянулась медленно. Я почувствовал, как меня аккуратно потрясли за плечо – я, наверное, задремал. Я опять проверил часы: 05:30. Рассвет только-только начинался, пели утренние птицы. Глянув налево, я увидел, как Кокки встает на ноги. Час «Ч» наступил. Кокки взял ракетницу и выпустил зеленую ракету. Спустя мгновение оглушительно сработали установленные «клейморы». Не знаю, что там почувствовал противник, но меня эти взрывы просто прибили – на какую-то секунду мне показалось, что из моих легких вышибли весь воздух. Затем заработали пулемёты и воздух расцветился сотнями алых трассеров. В лагере раздались взрывы – по целям начали работать РПГ и минометы. В этом грохоте я расслышал, как Кокки отдал приказ на африкаанс приготовиться к атаке. Мы встали на рубеже, напряжённые до предела, готовые в любую секунду сорваться и лететь вперед.
Внезапно наступила тишина – настолько внезапно, что она застигла меня врасплох. Я услышал глухой кашляющий свист. Я тогда еще не знал, что это такое – но позже этот звук стал привычным фоном на боевых выходах. Такие звуки издает умирающий, когда воздух покидает его тело.
– Вперед!!!
Я был настолько разгорячен, что рванул вперед, вылетев из цепи на пару шагов вперед
– Джок, держи строй! – крикнул Кокки. Я вернулся обратно в цепь; мы подошли к зоне поражения.
Что меня более всего изумило, так это то, что в нас почему-то не стреляли. Мы просто вошли в лагерь. Я заметил несколько бегущих фигур. Я прицелился в одну из них и вот тут я заколебался. После всех командировок в Ольстер, где нам постоянно вдалбливали, что мы не имеем права открывать огонь без предупреждения, я было подумал, что должен окликнуть противника. Но тут мой напарник справа нажал на спусковой крючок и одна из фигур упала. Я увидел еще одного человека: голого по пояс, в руке АКС. Я выстрелил в него и тут же выругался. Я-то намеревался влепить ему «двойной шлепок», как мы это называли (два прицельных выстрела, следующих сразу один за другим), но мой АК, оказывается, стоял на «автомате». Так что я потратил на него целых пять пуль. Когда я подошёл к нему, то услышал стон и увидел, как он зашевелился. Я выстрели еще раз – прицельным и одиночным. Его лицо испарилось. Я пошёл дальше, стреляя по убегающим. Краем глаза я заметил справа в буше какое-то движение, там мелькнуло красное пятно – чему быть никак не полагалось. Я выстрелил, навстречу мне выскочил террорист с автоматом в руке. Он был настолько близко, что я видел ужас, стоявший в его глазах. Я дважды выстрелил, его отбросило обратно в кусты.
Меня остановил звук пулеметов – мы достигли намеченного рубежа. Кокки махнул рукой, мы развернулись и пошли обратно, зачищая зону поражения. Время от времени раздавались одиночные выстрелы – добивали раненых террористов. Южноафриканский спецназ никогда никого в плен не брал – если только на этот счёт не имелось конкретных приказов. Закончив зачистку, мы тщательно обыскали трупы и собрали все вооружение и документы. На территории лагеря мы насчитали 29 убитых и еще 5 – за границами базы. Итого – 34, так что разведданные оказались точны. Несколько тел мы заминировали зажигательными гранатами – на случай если сотоварищи убитых решат вернуться и узнать в чём дело.
Мы рассчитались – все были на месте, никого даже краешком не зацепило. Кокки оглядел результат нашей работы с мрачным удовлетворением. Я был настолько возбужден всем этим, что едва не задыхался от волнение. Кокки заметил это, и улыбнулся с высоты своего роста.
– Знаешь, Джок, это мне напомнило мою самую первую боевую операцию.
– Правда?
– Ага. Вот это была битва – четверо против четырёхсот.
У меня отвисла челюсть. Я ловил каждое его слово. Внезапно его чумазое лицо расплылось в улыбке: – Самая крутая четвёрка врагов, которых я когда-либо видел!
Он шутливо ткнул меня в грудь: – Один-ноль, а?
Я расхохотался во весь голос. Именно такой немудрящей шуточки не хватало, чтобы прийти в чувство. Мы собрали всё оружие, находившееся в рабочем состоянии – а под неисправное заложили противопехотные мины. После этого построились и направились в обратный путь. На этот раз мы двигались быстро и дошли до места эвакуации в два раза быстрее – у нас даже осталось время чтобы согреть себе чай до того, как прилетят вертолеты. В Форт-Доппис мы вернулись спустя каких-то три часа после штурма.
– Ну, что, отлично поработали. Вот теперь вы полноправные члены лучшей части специального назначения на планете – помните об этом! – сказал Кокки. – А теперь – привести себя в порядок. Встречаемся в баре!
Эта традиция – собираться баре – являлась характерной чертой всех операций, в которых я принимал участие. Вне зависимости от результата акции, мы всегда шли в бар и там за выпивкой каждый высказывал свое мнение. Командир операции писал рапорт и каждому раздавал по экземпляру. Любой мог свободно высказать всё, что он думал по итогам – напрямую командиру или пойти к командиру части. Со стороны это, возможно, выглядело как анархия, но на самом деле в этом был смысл – традиция уходила корнями ко временам первых бурских отрядов-коммандо и она в определённой степени гарантировала, что никто не держал при себе недовольства, которое могло в итоге развалить подразделение. Наша первая операция фактически прошла как по учебнику. Мы все были возбуждены до предела и тем вечером хорошенько отметили наш успех. Я тогда не задумывался о том, что успех это вещь непостоянная – а стоило бы подумать.
В нашей части уже давно кружили слухи, что в скором времени по базам СВАПО в Анголе вскоре будет нанесен массированный удар. Вместо того, чтобы вернуться обратно в Дурбан по завершении «Первой крови», мы получили приказ готовиться к новому боевому выходу. Он стал крупнейшей операцией за всю историю южноафриканского спецназа.
Нашей целью был главный лагерь СВАПО в Анголе под названием «Москва». Он располагался в 30 километрах от границы с Юго-Западной Африкой. Операция получила название «Йети». План был прост. Два «Геркулеса» (С-130) доставят практически весь личный состав части (120 человек) к северу от лагеря. Мы десантируемся ночью, пройдём пешком до лагеря, развернемся и начнем атаку с первыми лучами солнца. Лагерь был разбит в форме большой буквы «V», острым концом на юг. Атаковать мы собирались с севера, и это давало нам определённое преимущество – с юга на юге лагерь защищали вкопанные 12,5-мм и 14,5-мм зенитки, и мы выходили им в тыл. Это были очень серьёзные стволы, способные работать против бронетехники. По оценкам разведки, в лагере находилось около 500 террористов. Но мы надеялись, что особой проблемы не возникнет, поскольку на нашей стороне была внезапность.
Тренировались мы две недели. Штурмовое подразделение, численностью около ста человек, было поделено на две группы. Огневую поддержку обеспечивали 10 минометов. В качестве боеприпасов к ним было решено использовать более мощные мины южноафриканского производства, а не «родные» португальские. Как оказалось, этот шаг привёл к роковым последствиям. Кроме того, к нам по воздуху перебросят 32-й батальон – наемническую южноафриканскую часть, состоявшую, в основном из бывших португальских коммандос и парашютистов. Они будут прикрывать наш отход.
Каждый боец нес на себе изрядное количество вооружения и боеприпасов – кроме своего, всем достались пулемётные ленты и дополнительные мины к минометам. Поскольку мы рассчитывали обернуться за шесть часов, то большинство из нас взяли только по паре бутылок с водой.
Штурмовая группа погрузилась на самолёт и взяла курс на север. Почти сразу же план начал трещать по швам. Мы планировали добраться до цели за час, но спустя два часа мы все еще находились в воздухе. Пилот безнадежно заблудился над плоской, как доска южной Анголой. В итоге мы десантировались с отставанием на полтора часа. По счастью никто не пострадал и, собравшись, мы двинулись на юг.
Взошло солнце, а мы все еще продолжали идти. Мы порой останавливались и пытались определиться, где именно мы находимся, но безуспешно. Командир принял решение вызвать самолёт-разведчик, чтобы тот навел нас на цель. Спустя еще два часа он нас обнаружил и мы смогли привязаться к местности. Координаты нас не обрадовали: мало того, что мы находились в 17 километрах от цели, так еще и к югу от нее – с самой укрепленной стороны. Тем не менее, наш командир, майор Блаув, решил продолжить операцию.
Мы пошли на север. Тут начало сказываться отсутствие запасов воды – из-за обезвоживания обжигающая жара вынуждала нас останавливаться все чаще. К середине дня мы стали замечать признаки присутствия противника: шум моторов, отпечатки ботинок и т.д. Мы остановились, майор Блаув связался по радио с командующим операцией, находившимся в ЮЗА. Блаув хотел предпринять штурм с рассветом, как и планировалось изначально. Но приказ генерала был однозначен: атаковать немедленно или уходить.
Блаув принял решение атаковать. (Позже я спросил его – почему он решился на штурм. Блаув объяснил, что среди верховного командования ВС ЮАР противников самой идей частей специального назначения было более чем достаточно. И отказ от штурма лагеря вполне могли использовать как повод для того, чтобы расформировать новое подразделение). Мы развернулись в боевой порядок и направились туда, где по нашим предположениям находился противник. Нас засекли чуть ли не ровно в 16:00. Почти сразу же по нашему правому флангу заработали 14,5-мм пулеметы. Мы развернулись. Плотность огня была чудовищной, наша атака начала захлёбываться и во весь рост встала перспектива разгрома.
Внезапно огонь почему-то прекратился. Именно эта пауза и была нам необходима. С громким рёвом мы рванули в наступление, ведя безостановочный огонь, меняя опустошённые магазины. Каждый боец, казалось повёл свою личную войну. В таких условиях значение имеет только одно – безостановочное движение вперед: скорость, агрессия, смелость, яростное желание настичь противника и убить его. Вот когда пригодилась та интенсивная подготовка, которой нас гоняли на отборочном и тренировочном курсах. Постепенно характер боя начал меняться – теперь инициатива была в наших руках, и на позиции противника неотвратимо двигался грозный огненный шторм: лучшая боевая часть во всей Африке атаковала врага с яростью от которой захватывало дух. Наши минометы работали безостановочно, но поскольку стрелки использовали более тяжёлые мины, то некоторые выстрелы падали в опасной близости от нас, убивая и раня своих.
И тут мы ворвались в лагерь. Противник отступил, спорадически отстреливаясь. На самом деле нам удалось занять только южную часть лагеря, уголок буквы «V», северная часть находилась в руках врага. Они вели по нам неприцельный огонь, но намерения контратаковать не выказывали. Мы перевели дух и собрали тела убитых – 66 боевиков. Но мы дорого заплатили за этот бой – наш левый фланг попал под перекрёстный огонь – итого семь убитых и пятнадцать раненых с нашей стороны. Двое из наших позже были награждены медалями за храбрость – за то, что под огнем противника вытащили с поля боя своих убитых и раненых.
Майор Блаув связался с 32-м батальоном. Пока мы ожидали их прибытия, мы оказали помощь раненым и собрали трофеи. Мы также нашли источник воды и наполнили фляги. Появились вертолеты с бойцами 32-го батальона – они выглядели как сущие пираты, лихие разбойники. Нашей первой задачей было эвакуировать раненых. Пока их грузили, Блаув отвёл командира подразделения «Буффаловцев» и предложил атаковать объединенными силами северную часть лагеря. Ответ был чётким – ни при каких обстоятельствах. «Буффаловец» пояснил, что у него есть недвусмысленный приказ – забрать раненых и уходить. Мы были крепко расстроены таким поворотом событий – задача выполнена едва наполовину и при этом мы потеряли бойцов.
Погрузив убитых, раненых и вооружение терров в вертолеты, мы развернулись и пошли на юг. Этот марш запомнился как невероятно изматывающий – большинство из нас просто спали на ходу. Наконец мы пересекли границу. Из темноты возникла колонна грузовиков – мы погрузились и поехали на ту же самую авиабазу, с которой убыли ранее. Хотя эту операцию нельзя причислить к успешным, но одно сомнению не подвергается: невероятная храбрость, которую бойцы продемонстрировали под огнем. И тогда и сейчас я придерживаюсь мнения, что крайне малое количество подразделений во всем мире смогло бы действовать в тех же условиях так же как и мы – и ни одно из них не смогло бы сделать лучше. Что касается лагеря СВАПО «Москва» то через полгода он был полностью уничтожен массированным парашютным десантом южноафриканцев.
Мы вернулись в Дурбан; приближалось Рождество. Я получил трёхнедельный отпуск – в первый раз с того момента, как я покинул Англию. Отпуск я провёл, занимаясь семейными делами – в частности, обустраивая квартиру. Полк предоставил мне кредит, так что мы смогли приобрести мебель. Дети наслаждались солнцем, но Пат откровенно скучала по Великобритании, по своим друзьям. Положение усугублялось тем, что она меня видела крайне редко. Большую часть времени мы проводили с ней в городе или на залитых солнцем пляжах. Как-то я столкнулся на улице с сослуживцами – естественно, что мы обменялись слухами. Самый упорный гласил, что моя группа под командованием майора Блаува, вскорости отправится на продолжительную операцию. Куда именно, не знал никто, но все полагали, что это будет либо южная Ангола, либо Замбия.
2 января [1978 года] слухи, наконец, подтвердились – нас известили, что мы летим в южную Анголу; командовать подразделением будут майор Блаув, лейтенанты Кокки дю Тойт и Даниэль Штейн. Информация была совершенно секретной – нас строго-настрого предупредили, чтобы никто за пределами части об этом не знал. Естественно, что каждый женатый сообщил о предстоящей командировке под большим секретом своей жене, а каждый холостяк – своей подружке. Через 48 часов о том, что мы куда-то улетаем на долгое время знала половина Дурбана. Убывали мы 17-го и две недели перед этим провели в тренировках. По сравнению с тем, что было раньше, мы, можно сказать, отдыхали: в основном, стреляли, закладывали мины и организовывали засады.
Вечером последнего дня тренировок мы организовали гигантскую вечеринку. Следующий день отводился нам на то, чтобы побыть с семьями, а день спустя, около полудня мы отбывали на операцию. В общем, в какой-то момент в баре остались только мы с Кокки – большинство наших уже разбрелись по койкам, все-таки на часах было 2 ночи. Внезапно Кокки огляделся и спросил: – Джок, куда они все подевались?
Я пожал плечами.
– Не надо было им так делать. Знаешь почему? Потому, Джок, что не все из нас вернутся обратно.
Я рассмеялся: – Главное, что мы оба вернемся.
Мы чокнулись.
17 января в 08:00 прозвучала команда на построение. Весь лагерь был изрядно взбудоражен. Наконец нам приказали к 09:00 получить спецснаряжение. На складе каждому из нас выдали большую коробку. Открыв свою, я обнаружил там четыре пары форменной одежды: две тёмно-зеленых и две – цветов родезийского камуфляжа. Я повернулся к соседу и пробормотал: – Похоже, что не в Анголу нас перебрасывают…
Мы направились в помещение для инструктажа.
Командир часть оглядел нас и выдал следующее: – Так, парни, вы отправляетесь на задание своей мечты. Вы убываете в Родезию, чтобы помочь нашим братьям по оружию, Родезийской САС. Никогда не забывайте, кто вы есть и откуда вы. Мы надеемся на вас и верим, что вы свято сохраните честь нашего подразделения. – Судя по загоревшимся глазам сослуживцев, эта прочувственная речь произвела должный эффект: на лицах читались решимость, целеустремлённость и плохо скрываемое ожидание боевых операций.
Наш начальник разведки вкратце ввёл нас в курс дела (детальную информацию нам предстояло получить уже на месте). В общем, ситуацию в Родезии хорошей я бы не рискнул назвать. Если совсем просто, то родезийцы проигрывали свою войну. Они уничтожали повстанческие отряды один за одним – но на месте ликвидированных тут же появлялись другие. Спецназ Родезии уже долгое время работал на пределе возможностей. В нашу задачу входила помощь родезийцам на самом горячем участке – в мозамбикской провинции Газа. Мы должны были блокировать основные тропы, по которым в Родезию проникали боевики из партии ЗАНУ Роберта Мугабе. Эту территорию активно патрулировали подразделения ФРЕЛИМО (Мозамбикский Фронт Национального Освобождения, основанный в 1962 году и успешно воевавший против португальцев) – хорошо вооружённые и подготовленные северокорейскими инструкторами. Родезийская армия окрестила эту территорию (где нам предстояло работать) «Русский фронт».
2015-05-05
704
