История зарубежной литературы 3 страница

Частный случай гротеска Рабле — исполинские размеры Гаргантюа и всего его рода в первых двух книгах (начиная с третьей Пантагрюэль приобретает обычное человеческое обличье). Черту эту Рабле перенял из народной книги, но опять-таки она получила у него новое и притом сложное осмысление. Прежде всего это гиперболизированное выражение природных, стихийных влечений человеческой натуры, освобожденных от гнета средневековых аскетических норм, напоминающее тот разгул плоти, который несколько позже появится на картинах фламандских мастеров. Но в то же время здесь проступает замысел показать постепенное приобщение к культуре первобытных существ, не отравленных никакими предрассудками,— этих природных сил в человеческом образе, какими являются великаны Рабле.

М.Бахтин в своем труде «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» пишет, что «Преувеличение, гиперболизм, чрезмерность, избыток являются, по общему признанию, одним из самых основных признаков гротескного стиля».

«Через весь роман проходит могучий поток гротескной телесной стихии - разъятое на части тело, обособленные гротескные органы (например, в Панурговых стенах), кишки и внутренности, разинутые рты, пожирание, проглатывание, еда и питье, акты испражнения, моча и кал, смерти, родовые акты, младенчество и старость и т.п. Тела смешаны между собою, с вещами (например, в образе Каремпренана) и с миром. Повсюду сквозит тенденция к двутелости. Повсюду подчеркнут родовой и космический момент тела» (М.Бахтин).

Рабле задумал и написал «Пантагрюэля» во время жары и засухи 1532 года. Люди тогда в буквальном смысле ходили «с разинутыми ртами». Абель Лефран полагает, что имя дьяволенка Пантагрюэля и его предательская роль пробуждать жажду неоднократно поминались в окружении Рабле и вызывали немало шутливых замечаний или проклятий. Жара и засуха сделали этот образ особенно популярным. Возможно, что отчасти поэтому Рабле и воспользовался им для своего романа.

Рабле разворачивает ряд типично гротескных образов отдельных чудовищно преувеличенных членов тела, совершенно заслоняющих остального человека. Дается, картина разъятого на части тела, но только отдельные части эти изображены в грандиозных размерах. Прежде всего изображаются люди с чудовищными животами (типичное гротескное преувеличение); к этой веселой расе пузатых принадлежат святой Пансар и Жирный Вторник. Святой Пансар (т.е. св. Пузан) – шуточное имя святого, которого обычно связывали с карнавалом. Характерно, что к расе пузатых отнесен и сам карнавал. Затем Рабле изображает невероятной величины горбы, чудовищные носы, исключительно длинные ноги, громадные уши. В результате перед нами образ грандиозного гротескного тела и одновременно целая серия карнавальных фигур (ведь в основу оформления таких фигур кладутся обычно те же гротескные мотивы).

Непосредственно перед этой галереей гротескных членов тела Рабле изображает космические пертурбации на небе такого же карнавального характера: например, «Сноп» из созвездия «Девы» переместился в созвездие «Весов». Но и эти космические образы Рабле непосредственно сплетает с телесным гротеском: звездные пертурбации эти были так трудны для понимания, что «астрологи обломали об них все зубы, а зубы-то у них, должно полагать, были ох какие длинные, коли могли они так далеко доставать!». Гротескный образ длинных до звезд зубов родился в результате реализации метафоры – «разгрызть» трудный астрологический вопрос».

Рабле дает длинное перечисление гигантов, предков Пантагрюэля. Здесь названо большое количество имен библейских, античных, средневековых и вымышленных гигантов. Рабле был отлично знаком с громадным материалом образов и легенд о гигантах. Образы гигантов и легенды о них тесно связаны с гротескной концепцией тела. «Большинство местных легенд о гигантах связывает различные явления природы и местного рельефа (горы, реки, скалы, острова) с телом гиганта и с его отдельными органами. Тело гиганта, таким образом, не отграничено от мира, от явлений природы, от географического рельефа. <…> великаны принадлежали к обязательному репертуару народно-праздничных карнавальных образов. <…> Таким образом, в первой главе гротескные образы тела сплетаются с космическими явлениями» (М.Бахтин).

При изображении человеческого тела в гротескно-фантастическом аспекте в телесный ряд вовлекается масса разнородных вещей и явлений. Здесь они погружаются в атмосферу тела и телесной жизни, вступают в новое и неожиданное соседство с телесными органами и процессами, снижаются и материализуются в этом телесном ряду. Например, для очистки желудка Пантагрюэль глотает, как пилюли, большие медные шары, «как те, что на памятнике Вергилия в Риме». В шарах заключены рабочие с орудиями и корзинами, производящие очистку желудка. По окончании очистки желудка Пантагрюэля вырвало — шары выскочили наружу. Когда рабочие вышли из этих пилюль на волю, Рабле вспоминает, как греки вышли из троянского коня. «Одну из этих пилюль можно видеть в Орлеане, на колокольне церкви св. Креста».

Еще более обширный круг вещей и явлений введен в гротескный анатомический ряд путешествия автора во рту Пантагрюэля. Во рту оказывается целый новый мир: высокие горы (зубы), луга, леса, укрепленные города. В одном из городов чума, вследствие тяжелых испарений, поднимающихся из желудка Пантагрюэля. Во рту более двадцати пяти населенных королевств; различаются жители «по ту» и «по сю» сторону зубов, как и в человеческом мире «по ту» и «по сю» сторону гор, и т. д. Описание обнаруженного во рту Пантагрюэля мира занимает около двух страниц. Этот гротескный образ имеет фольклорную основу.

Если в эпизоде путешествия во рту Пантагрюэля в телесный ряд был вовлечен географический и экономический мир, то в эпизоде с великаном Бренгнариллем в телесный ряд вовлекается бытовой и сельскохозяйственный мир. «Бренгнарилль, страшный гигант, за недостатком ветряных мельниц, которыми он обыкновенно питался, поглотил все сковороды, котлы, кастрюли, горшки и даже печи и печурки на острове. Вследствие этого под утро, в час пищеварения, он тяжело заболел несварением желудка, вызванным тем, что (как говорили врачи) пищеварительная сила его желудка, естественно приспособленная к перевариванию ветряных мельниц, не могла переварить вполне печей и жаровен; котлы и горшки переваривались довольно хорошо, о чем свидетельствовали мочевые осадки в четырех бочках его мочи, дважды выпущенной им в это утро». Бренгнарилль пользовался курортным лечением на «Острове Ветров». Здесь он глотал ветряные мельницы. Пробовали по совету местных специалистов по желудочным болезням подкладывать ему в мельницы петухов и кур. Они пели в его животе и летали, отчего у него сделались колики и судороги. Кроме того, лисицы острова вскочили ему в горло в погоне за птицами. Тогда, чтобы очистить желудок, ему пришлось поставить клизму из хлебных зерен и проса. Куры устремились за зернами, а за ними лисицы. Внутрь через рот он принял еще пилюли из гончих и борзых собак. Здесь характерна свойственная Рабле логика построения этого ряда. Процессы пищеварения, лечебные манипуляции, вещи домашнего обихода, явления природы, сельскохозяйственной жизни, охоты объединены здесь в динамический и живой гротескный образ. Создано новое и неожиданное соседство вещей и явлений. В основе этой гротескной логики Рабле лежит логика фольклорной реалистической фантастики. Так же в эпизоде с Бренгнариллем телесный ряд пересекается с рядом испражнений, с рядом еды и с рядом смерти.

Гротескная фантастика в изображении человеческого тела и совершающихся в нем процессов проявляется при изображении болезни Пантагрюэля, при лечении которой в его желудок спускают рабочих с заступами, крестьян с кирками и семь человек с корзинами для очистки желудка от нечистот.

В романе Рабле очень много чисел. И все они носят карнавальный и гротескный характер. «Достигается это разными средствами. Иногда Рабле дает прямое пародийное снижение священных чисел: например, девять вертелов для дичи по числу девяти муз, три триумфальных столба с карнавальными аксессуарами (в эпизоде с уничтожением шестисот шестидесяти рыцарей, причем и самое число рыцарей пародийно-апокалипсическое). Но таких чисел сравнительно немного. Большинство чисел поражает и вызывает смеховой эффект своим гротескным гиперболизмом (количеством выпитого вина, съеденной пищи и т.п.). Вообще у Рабле все количественные определения, выраженные числами, безмерно преувеличены и раздуты, хватают через край, нарушают всякое правдоподобие. В них нарочито нет меры. Далее, комический эффект вызывает претензия на точность (притом чрезмерную) при таких ситуациях, когда сколько-нибудь точный подсчет вообще невозможен: например, указывается, что Гаргантюа потопил в своей моче «двести шестьдесят тысяч четыреста восемнадцать человек». Но самое главное – в самой гротескной структуре раблезианских чисел (например, отрывок из рассказа Панурга о его турецких похождениях). Здесь есть и гротескное преувеличение, да еще с резким скачком (от шестисот сразу до тысячи трехсот), и снижающий объект подсчета (псы), и совершенная ненужность и чрезмерность точности, и невозможность самого подсчета, и развенчивающее точность слово «более».

Гротеск в произведении Рабле выполняет следующие функции:

1. Гротеск в романе Рабле выполняет важную эстетическую функцию: он помогает воспроизведению универсальной картины мира, создавая для этого высокую степень образного обобщения.

2. Стихия гротеска имеет народно-средневековый характер. Но эти моменты получают у Рабле новый смысл и новое назначение. Хаотическая форма его повествования отражает как бы выход человека Ренессанса на исследование действительности, предстающей перед ним во множестве аспектов, раскрывающейся с самых различных сторон, в зависимости от случайных, не подлежащих учету обстоятельств.

3. Благодаря гротеску автор создает более насыщенную систему образов произведения, повествование приобретает интересные и неожиданные повороты, в язык героев вносит сатирический оттенок, описание местности приобретает неповторимые черты, что, с литературной точки, зрения больше привлекает читателей.

4. Гротеск помогает автору «замаскировать» свои взгляды на политическую ситуацию в стране, на проблемы воспитания, на политику церкви, изложенные им в произведении в завуалированном виде, защитить себя и свое произведение от цензуры.

5. Гротескное описание внутренностей человеческого организма, физиологических процессов, происходящих в организме, точные анатомические описания наносимых человеческому телу повреждений и ран, отражают начало скачка развития медицины во время написания книги и профессиональные знания автора.

6. У Рабле гротескные образы тела связываются с космическими, с социально-утопическими и историческими мотивами, с мотивом смены эпох и исторического обновления культуры.

В разделе о Пушистых котах автор разоблачил алчных и жестоких чиновников-судей, деятельность которых основана на отрицательных человеческих чертах: «У нас здесь учат тому, чего сами никогда не учили!.. У нас здесь бьют и учат тому, чего сами никогда не учили!.. У нас здесь бьют и приказывают при этом смеяться!.. У нас здесь признаются в том, чего никогда не совершали, не творили и совершать-творить не думали!». Одним из наилучших разоблачительных эпизодов книги, направленных против схоластики, является эпизод со звонами, в центре которого стоит гротескная фигура немощного, старого схоласта, магистра Сорбонны Янотуса Брагмардо.

Речь старца к Гаргантюа относительно возвращения звонов - блестящая пародия на красноречие сорбонистов. Рабле в гротескной форме проводит мысль, что основой всего существующего является плоть, материя, что высочайшим критерием в оценке мира является близость к природе. То, что противостоит этому суждению,- отвратительное и безобразное. Важным эпизодом произведения является рассказ о пребывании путешественников на острове царицы Квинтэссенции, которая употребляла в пищу лишь абстракции, категории, мечты, шарады, антитезы и провеивала свое время через большое, красивое решето.

Франсуа Рабле высмеял лжезнания и полнейшую оторванность от реального мира. В борьбе со средневековой реакцией Франсуа Рабле использовал все возможные формы комического, среди которых - сатирический гротеск. Писатель всегда смеется, так как это - его испытанное оружие. Очень большим было влияние гениального французского сатирика на мировую литературу. У Рабле было чему учиться, ведь эрудиция писателя поражала современников. Он был одним из величайших гуманистов прошлого. Ценнейшими для нас являются его суждения о свободном обществе, в котором будет возможным существование гармонично-развитой личности, так как эта мечта была, есть и будет актуальной для представителей всех времен и народов.

Билет № 6

1. Мифы об Орфее, Геракле, Пигмалионе, Икаре, их философско-антропологический смысл.

2. М.М. Бахтин о смеховой стихии произведения Рабле.

1. 1) Какова история любви Орфея и Эвридики. Сын речного бога Эагра и музы песнопений Каллиопы (согласно другим версиям, сын Аполлона и музы серьезной поэзии Полигимнии), во всяком случае внук Зевса, считался одареннейшим певцом, создателем музыки. Искусство Орфея, его пение и игра на кифаре не только захватывало людей, но и зачаровывало растения и животных. Даже камни приходили в движение, чтобы лучше слышать певца. Был Орфей и среди участников похода аргонавтов. Когда жена Орфея Эвридика погибла от укуса змеи, боги, благосклонные к певцу, разрешили ему спуститься в подземное царство. Он растрогал хозяина его, Аида, своей музыкой, и тот отпустил умершую Эвридику на землю. Но, нарушив запрет, Орфей оглянулся на следующую за ним Эвридику, и за это та обречена была уже навсегда возвратиться в царство усопших. Это сделало Орфея женоненавистником.Согласно одной из версий, он был растерзан фракиянками или вакханками, которых наслал на него Дионис, ибо Орфей с не оказал ему долинного почтением. Музы собрали и похоронили разорванные части тела Орфея, а голова его приплыла на остров Лесбос. Этот миф был очень популярен в античности, а образы Орфея и Эвридики запечатлены на барельефах. Фигура легендарного певца оставила след в истории мирового искусства.Мотивы этого мифа отозвались на полотнах Тинторетто, Рубенса; сам Орфей, воплощавший могущество пения и музыки, побеждающий смерть, стал героем ряда опер и балетов. Своеобразно преломился миф в пьесе американского драматурга Теннесси Уильямса «Орфей спускается в ад».

6.2) ГЕРАКЛ И ЕГО ПОДВИГИ. Геракл самый знаменитый из потомков Зевса. Он — фигура общегреческого масштаба. Это подчеркивается и тем обстоятельством, что свои подвиги он совершает в разных частях Эллады. Зевс словно накапливал силы для рождения своего могучего сына, до него было 12 поколений, а он принадлежал к тринадцатому. У истоков этих поколений находится та самая нимфа Ио, которую преследовала Гера.Геракл родился от смертной женщины Алкмены, отличавшейся необыкновенной красотой. Увидев Алкмену, Зевс страстно возжелал ее. Все трое суток, пока Зевс находился в доме Амфитриона в объятиях Алкмены, солнце не поднималось над землей. Когда Алкмена собралась рожать, Зевс заявил, что тот, кто родится, будет царствовать над всеми людьми. Об этом он сообщил и Гере, что вызвало у нее приступ ревности. Она сделала все чтобы задержать роды. Он получил как жертва преследований Геры имя Геракл, что означает «совершающий подвиги из-за гонений Геры». Настоящее же его имя Алкид, т. е. сильный. Когда Гера замыслила умертвить младенца Геракла, натравив на него двух змей, Геракл задушил их. Во Флоренции, в галерее Уффици, помещено скульптурное изображение Геракла, душащего змей.Геракл вырос в лесах Киферона, сделался могучим юношей.Он сразил грозного кифернского льва и снял с него шкуру, которую набросил себе на плечи наподобие плаща. Меч Гераклу подарил Гермес, лук и стрелы — Аполлон, панцирь — Гефест, а одежду ему выткала сама Афина.После целого ряда бурных событий, Геракл, наказанный за ряд тяжких проступков из-за посланного ему Герой безумия, совершил по указанию Аполлона двенадцать знаменитых подвигов. Каждый из них составил сюжет одной из красочных новелл. В их числе было убийство чудовищного немейского льва, опустошавшего окрестности города Немея; уничтожение Лернейской гидры, чудовища с телом змеи и девятью головами дракона; поимка керинейской лаки; истребление стимфалийских птиц, обитавших вблизи города Стимфала, которые опустошали местность, преследовали животных и людей, разрывая их медными клювами; очистки от навоза скотного двора Авгия, владельца неисчислимых стад быков; укрощение критского быка, охваченного бешенством, и другие. Последний двенадцатый подвиг состоял в том, что он проник в подземный мир, одолел адского пса Кербера и привел его живым на поверхность.Совершил он и другие подвиги: победил великана Антея, оторвав его от земли, дававшей ему силы; отвоевал у смерти Алкестиду, жену фессальского царя Адмета (что послужило сюжетом трагедии Еврипида «Алкестида»); поразил насмерть орла, терзавшего печень Прометея. Завершающим деянием Геракла стал поход против гиганта Эврита, из которого он вернулся с прекрасной пленницей, дочерью Эврита Иолой. В своих подвигах Геракл — союзник богов. Смерть Геракла:Геракл становится мужем красавицы Деяниры. Однажды Геракл убивает кентавра Несса, который подарил Деянире смертельный яд, назвав его любовным зельем. Между тем Деянира ревнует мужа к красивой девушке Иоле,и просит надеть его хитон, пропитанный этим ядом,надев его,хитон с жгучей болью врастает ему в тело,Деянира понимает,что она натворила и накладывает на себя руки,Гера же пожалев его,женит его на своей дочери Гебе.

6.3)Смысл данного мифа в том, что истинная любовь может смягчать сердца богинь)Афродита, оживила статую Пигмалиона,он был искусным скульптуром и создал статую, такую красивую,ч то одевал её,дарил ей чветы, украшения, а на праздник Афродиты попросил, чтоб богиня даровала ему такую же жену, просить,чтоб статую оживили он не осмелился)но богиня,оживили статую, е назвали Галатея.

6.4) Дедал был искусным скульптором афин,величайшим художником,но у него подрастал племянник, в котором он видел будущего соперника, и действительно мальчик был очень талантлив, даже больше,чем Дедал и Д. скинул его со скалы, о преступлении узнали и он вынужден был бежать на о. Крит, где и построил знаменитый лабиринт Миносу,на о. был его сын Икар,когда он хотел уйти с острова Минос его не отпускал, и тогда он задумал другой план побега:он сделал крылья, облепив их воском, и наказал сыну,чтоб он не опускался низко и не поднимался слишком высоко, а то растает воск.Но Дедал поднялся слишком высоко и умер. Смысл:Миф о Дедале и Икаре указывает на то, что уже в глубокой древности люди стали думать о том, как овладеть способом передвигаться не только по земле и по воде, но и по воздуху. Характерно, что величайшим достижением мифического художника Дедала считались не его статуи и воздвигнутые им здания, а именно сделанные им крылья. Миф о Дедале создался в Афинах - важнейшем центре торговли, промышленности, искусства и науки древней Греции. А море,куда упал Икар, стали наз. Икарийским-Часть Эгейского моря между островами Самосом, Паросом и берегом Малой Азии.

2. «ТВОРЧЕСТВО ФРАНСУА РАБЛЕ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И РЕНЕССАНСА» (М., 1965) – монография M.M.Бахтина. Существовало несколько авторских редакций – 1940, 1949/50 (вскоре после защиты в 1946 диссертации «Рабле в истории реализма») и текст, изданный в 1965. К монографии примыкают статьи «Рабле и Гоголь (Искусство слова и народная смеховая культура)» (1940, 1970) и «Дополнения и изменения к «Рабле»» (1944). Теоретические положения книги тесно связаны с идеями Бахтина 1930-х гг., посвященными романному многоголосию, пародированию, хронотопу (статью «Формы времени и хронотопа в романе», 1937–38, автор намеревался включить в монографию). Бахтин говорил также о «раблезианском цикле», в который должны были войти статьи «К вопросам теории стиха», «К философским основам гуманитарных наук» и др., а также статья «Сатира», написанная для 10-го тома «Литературной энциклопедии».

Роман Рабле рассматривается Бахтиным в контексте не только предшествующей тысячелетней и древней культуры, но и последующей европейской культуры Нового времени. Выделяются три формы народной смеховой культуры, к которым восходит роман: а) обрядово-зрелищные, б) словесно-смеховые, устные и письменные, в) жанры фамильярно-площадной речи. Смех, по Бахтину, миросозерцателен, он стремится объять бытийное целое и выступает в трех ипостасях: 1) праздничный, 2) универсальный, при котором смеющийся находится не вне осмеиваемого мира, как это станет характерным для сатиры Нового времени, а внутри него, 3) амбивалентный: в нем слиты ликование, приятие неминуемой смены (рождение – смерть) и насмешка, издевка, похвала и брань; карнавальная стихия подобного смеха ломает все социальные перегородки, снижает и возвышает одновременно. Научный резонанс получила концепция карнавала, гротескного родового тела, взаимосвязи и взаимопереходы «верха» и «низа», противопоставление эстетики классического канона и гротескного, «неканонического канона», готового и незавершенного бытия, а также смеха в его утверждающем, возрождающем и эвристическом смысле (в противоположность концепции А.Бергсона). Для Бахтина смех – это зона контакта, общения.

Карнавальной смеховой стихии, по Бахтину, противостоит, с одной стороны, официально-серьезная культура, с другой – критико-отрицающее начало сатиры последних четырех веков европейской культуры, в которых гротеск, образы страшилищ, маски, мотивы безумия и т.п. утрачивают амбивалентный характер, претерпевая крен от солнечного бесстрашия к ночной, мрачной тональности. Из текста монографии ясно, что смех противопоставляется не всякой серьезности, а лишь угрожающей, авторитарной, догматической. Подлинная же, открытая серьезность очищается, восполняется посредством смеха, не боясь ни пародии, ни иронии, а почтительность в ней может соседствовать с веселостью.

М.М.Бахтин

ТВОРЧЕСТВО ФРАНСУА РАБЛЕ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И РЕНЕССАНСА

(конспект статьи)

- Рабле труден. Но зато его произведение, правильно раскрытое, проливает обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры, величайшим выразителем которой в области литературы он является. Освещающее значение Рабле громадно; его роман должен стать ключом к мало изученным и почти вовсе не понятым грандиозным сокровищницам народного смехового творчества

- Величайшим носителем и завершителем народно-карнавального смеха в мировой литературе был Рабле. Его творчество позволит нам проникнуть в сложную и глубокую природу этого смеха.

- В произведении Рабле обычно отмечают исключительное преобладание материально-телесного начала жизни: образов самого тела, еды, питья, испражнений, половой жизни. Образы эти даны к тому же в чрезмерно преувеличенном, гиперболизованном виде. Рабле провозглашали величайшим поэтом «плоти» и «чрева» (например, Виктор Гюго). Другие обвиняли его в «грубом физиологизме», в «биологизме», «натурализме» и т.п. Аналогичные явления, но в менее резком выражении, находили и у других представителей литературы Возрождения (у Боккаччо, Шекспира, Сервантеса). Объясняли это как характерную именно для Возрождения «реабилитацию плоти», как реакцию на аскетизм средневековья. Иногда усматривали в этом типическое проявление буржуазного начала в Возрождении, то есть материального интереса «экономического человека» в его частной, эгоистической форме. Между тем образы материально-телесного начала у Рабле являются наследием народной смеховой культуры, того особого типа образности которая характерна для этой культуры и которая резко отличается от эстетических концепций последующих веков (начиная с классицизма). Эту эстетическую концепцию мы будем называть – пока условно – гротескным реализмом. Ведущею особенностью гротескного реализма является снижение, то есть перевод всего высокого, духовного, идеального отвлеченного в материально-телесный план, в план земли и тела в их неразрывном единстве

- Ренессансная гротескная образность, непосредственно связанная с народной карнавальной культурой – у Рабле, Сервантеса, Шекспира, – оказала определяющее влияние на всю большую реалистическую литературу последующих веков.

Глава первая. РАБЛЕ В ИСТОРИИ СМЕХА

- Современники Рабле (да и почти весь XVI век), жившие в кругу тех же народных, литературных и общеидеологических традиций, в тех же условиях и событиях эпохи, как-то понимали нашего автора и сумели его оценить. успех и признание пришли к Рабле сразу – в течение первых же месяцев по выходе в свет «Пантагрюэля»

- В романе Рабле средневековый смех нашел свое высшее выражение. Он стал здесь формой для нового свободного и критического исторического сознания.

- Влияние Рабле сочетается здесь с еще живыми непосредственными традициями народно-праздничного смеха. Поэтому и Рабле не казался еще чем-то исключительным и ни на что не похожим. В дальнейшем этот живой контекст, в котором воспринимался и которым освещался Рабле, почти совсем отпадает. Рабле становится одиноким и странным писателем, нуждающимся в особых истолкованиях и комментариях.

- Произведение Рабле чрезвычайно сложно. В нем есть множество аллюзий, часто понятных только ближайшим современникам, а иногда только узкому кругу близких к Рабле людей. Произведение необычайно энциклопедично, в нем множество специальных терминов из различнейших отраслей знания и техники. Наконец, в нем множество новых и необычных слов, впервые введенных в язык. Вполне понятно, что Рабле нуждается в комментариях и интерпретации. Сам Рабле положил им начало, приложив к четвертой книге своего романа «Краткое пояснение»

- В произведении Рабле, безусловно, имеется много аллюзий на исторических лиц и события, но ни в коем случае нельзя допустить существования строгой и выдержанной на протяжении всего романа системы определенных аллюзий

- В эпоху французской революции Рабле пользуется среди ее деятелей громадным авторитетом. Из него делают даже пророка революции. Эпоха верно почувствовала глубокую революционность Рабле, но нового и правильного истолкования его она дать не сумела.

- Длинные перечисления имен, названий или нагромождение глаголов, эпитетов, перечисления, занимающие иногда по нескольку страниц, были обычны в литературе XV и XVI веков. Их чрезвычайно много и у Рабле;

- кровь превращается у Рабле в вино, а жестокое побоище и страстная смерть – в веселый пир, жертвенный костер – в кухонный очаг. Кровавые битвы, растерзания, сожжения, смерти, избиения, удары, проклятия, ругань погружены в «веселое время», которое, умерщвляя, рождает, которое не дает увековечиться ничему старому и не перестает рождать новое и молодое. Это понимание времени – не отвлеченная мысль Рабле, оно, так сказать, «имманентно» самой унаследованной им традиционной народно-праздничной системе образов. Рабле не создал этой системы, но в его лице она поднялась на новую и высшую ступень исторического развития

Глава пятая. ГРОТЕСКНЫЙ ОБРАЗ ТЕЛА У РАБЛЕ И ЕГО ИСТОЧНИКИ

- В разобранной нами группе пиршественных образов мы встретились с резко выраженными преувеличениями, гиперболами. Такие же резкие преувеличения свойственны и образам тела и телесной жизни у Рабле. Свойственны они и другим образам романа. Но ярче всего они все же выражены в образах тела и в образах еды. Преувеличение, гиперболизм, чрезмерность, избыток являются, по общему признанию, одним из самых основных признаков гротескного стиля.

- Как примеры гротеска приводятся такие образы из Рабле: утверждение брата Жана о том, что «даже тень от монастырской колокольни плодоносна»; его же утверждение, что монашеская ряса возвращает кобелю утраченную производительную силу; проект Панурга построить парижские стены из производительных органов.

- Гротеск, как мы сказали, игнорирует ту глухую поверхность, которая замыкает и отграничивает тело, как отдельное и завершенное явление. Поэтому гротескный образ показывает не только внешний, но и внутренний облик тела: кровь, кишки, сердце и другие внутренние органы. Часто внутренний и внешний облик смешиваются в одном образе.

- Роман Рабле завершает гротескную концепцию тела, унаследованную им от народной смеховой культуры, от гротескного реализма и от фамильярной речевой стихии. Во всех разобранных нами эпизодах и отдельных образах романа мы видели только гротескное тело. Через весь роман проходит могучий поток гротескной телесной стихии разъятое на части тело, обособленные гротескные органы (например, в Панурговых стенах), кишки и внутренности, разинутые рты, пожирание, проглатывание, еда и питье, акты испражнения, моча и кал, смерти, родовые акты, младенчество и старость и т.п. Тела смешаны между собою, с вещами (например, в образе Каремпренана) и с миром. Повсюду сквозит тенденция к двутелости. Повсюду подчеркнут родовой и космический момент тела.

- Таким образом, тема родового тела сливается у Рабле с темой и с живым ощущением исторического бессмертия народа. Мы видели, что это живое ощущение народом своего коллективного исторического бессмертия составляет самое ядро всей системы народно-праздничных образов. Гротескная концепция тела является, таким образом, неотрывною составною частью этой системы. Поэтому и в образах Рабле гротескное тело сплетается не только с космическими, но и с социально-утопическими и историческими мотивами и прежде всего с мотивом смены эпох и исторического обновления культуры.

- В системе образов Рабле отрицание в пространственно-временном выражении, в формах обратности, зада, низа, изнанки, шиворот-навыворот и т.п. играет грандиозную роль

- В этой игре отрицанием очевидна направленность против официального мира со всеми его запретами и ограничениями. В ней находит свое выражение рекреативная праздничная отмена этих запретов и ограничений. Это – карнавальная игра с отрицанием. И эта игра может становиться и на службу утопическим тенденциям (она дает им, правда, несколько формалистичное выражение).