2015-04-20
304
- Ну что, ты принёс мороженое? – я повернул голову к двери, отодвигая от себя коробку с дисками. – Я тебя заждался. Почему так долго?
- Ну, найти мороженое почти ночью в отеле – не самое простое, как оказалось, - Фрэнк быстро подошёл к дивану и пнул ногой коробку, которую я, сидя у дивана, старательно перебирал. Он плюхнулся на диван и закинул ногу на ногу. – Ты фисташковое любишь?
- Люблю, - я принял у него ведёрко с ложкой и сел рядом. Ведёрко, видимо, было только из морозилки, так как холодок, исходящий от него, неприятно обжигал руки. Я поставил мороженое между коленями и стал держать его ногами, потирая руки, стараясь вернуть им былое тепло. – И кстати, я не знаю, что будем смотреть. Ты пнул коробку, с которой я минут двадцать возился, так что сам выбирай фильм.
Он нагнулся к коробке и вытащил из неё пару дисков. Рассмотрев их, прочитав сюжеты на обратной стороне упаковки и перекидав половину из них обратно в коробку, он протянул мне один диск со словами:
- Вот, предлагаю посмотреть его. Отличный фильм, кстати, - он побарабанил пальцами по упаковке и перекинул диск мне в руки. – Я не смотрел, но все говорят, что хороший. Ну так что?
Я оглядел коробку и обложку фильма. Вроде, ничего примечательного, обычные ужасы. Правда, немного жуткая обложка – грязно-коричневые цвета, посреди обложки четыре кадра с чёрно-белым изображением, а наверху красуется красная надпись «Уродцы». Читать сюжет я не стал, так как в большинстве случаев там пишут, чем кончается фильм, а я не очень люблю спойлеры. Меня как-то притягивает это название, «Уродцы», оно завораживает.
- Фрэнк? – я тихо позвал друга, сидящего справа от меня, поедающего мороженое. – Это фильм тридцать второго года. Ты действительно хочешь его посмотреть?
Он кивнул, и я, вздохнув, поплёлся к телевизору, на полке ниже которого стоял DVD-проигрыватель. Кое-как я разобрался, как его включить, включил, вставил диск и вдруг свет в помещении потух. Я быстро обернулся и сдвинул брови, надеясь, что лицо выглядит сурово:
- Ты что творишь? – я буквально шептал это, так как сейчас уже довольно-таки поздно, и не стоит сейчас будить соседей. – Смотреть ужасы в темноте? Я лучше рожать буду, чем так издеваться над психикой. Тем более, старые фильмы куда страшнее нынешних.
- Да брось ты, - он уже садился на диван, подминая под себя ноги. Я заметил, что это его привычка. – Неужели тебе страшно?
Я отрицательно покачал головой и всё-таки включил фильм и, взяв пульты от телевизора и проигрывателя, уселся рядом, взяв в руки ведёрко своего мороженого. Фрэнк что-то пощёлкал пультом, потом другим, и появились начальные титры.
Весь фильм мы сидели очень близко друг к другу, так как нам было ужасно страшно, а до включателя идти было лень. И страшно немного. Поэтому мы просто сидели, прижавшись друг к другу, и безотрывно смотрели в экран. Фильм представлял из себя ужасы с элементами драмы, или наоборот, не знаю точно. Сюжет о цирке уродов, предательстве и издевательствах. Мне было не столько страшно, сколько интересно. Мне интересны эти люди, эти карлик и карлица, те страшные девушки, тот мужик, похожий на техасского педофила-мексиканца с причёской парня из фильма «Голова-ластик». Единственное, что мы делали - мы говорили иногда во время просмотра. Либо мы комментировали происходящее, либо говорили о мороженом.
- Какое у тебя мороженое? – я тихо спросил, чтобы не отрывать его от фильма.
- Шоколадное. Хочешь? – я кивнул головой, и он зачерпнул своей ложкой мороженого и отправил её мне в рот. – Я буду твоё, - он кивнул на моё ведро мороженого, и я своей ложкой набрал мороженого и накормил его.
Так мы, в принципе, и провели весь фильм – кормили друг друга мороженым со своих ложек и изредка говорили, что Клеопатра – истинная сука, мразь, что так ей и надо, скотине бесчувственной. Досмотрев фильм, мы пожелали друг другу спокойной ночи и отправились по кроватям. Кажется, так и должен проходить идеальный вечер.
Я проснулся раньше Фрэнка. Он, наверное, вчера был более вымотан, чем я, и крепко мирно спал, и мне не очень хотелось будить его. Решив дать ему ещё поспать, я тихо вышел в холл и достал блокнот. Нет, я не забыл о нём. Добавив какие-то штрихи, наметив линию глаз, носа и контуры губ, я прервал рисование, быстро захлопнув блокнот.
- Джерард? – Фрэнк тихо толкнул меня в плечо, и я вздрогнул. Развернувшись в кресле, я широко ему улыбнулся и поприветствовал.
- Как спалось? Что-то ты неважно выглядишь. Кофе принести? – он посмотрел на меня так, будто он слепой, и я попытался дать ему пять. О, этот взгляд, полный презрения и непонимания.
Он схватился за щеку и зажмурился, издав какой-то измученный стон. Я уже не улыбался, как идиот, а беспокоился за него. Что за хрень с ним происходит?
- Фрэнк, ты как? – он замотал головой, после чего снова простонал.
Я поднялся с кресла, быстро забежал в спальню, схватил свои одеяло с подушкой и снова вернулся в холл, куда быстро бросил их на диван. Схватив Айеро за предплечье, я смог уложить его и накрыть, подал ему стакан воды и сел на пол перед ним. Он отпил воды и заскулил – я налил ему минералки из холодильника, конечно. Быстро извинившись, я схватил стакан, выплеснул воду в стоящий на окне горшок с бегонией и налил воды из чайника, тёплой. Я снова подал Фрэнку воду, и тогда он, поднявшись на локтях, указал пальцем куда-то в сторону своей сумки.
- Тебе что-то нужно достать? – он слабо кивнул. – Таблетки какие-нибудь? – Фрэнк снова подтвердил мои слова, и я быстро принёс ему сумку. Порывшись в ней, он достал из неё пачку бело-зелёных таблеток, вытащил две и быстро проглотил, запив водой. Снова произнеся что-то нечленораздельное, он медленно опустился на подушку, крепко закрыв глаза.
- У тебя болит зуб? – он еле заметно кивнул, я сел рядом с ним, в ногах, одобрительно похлопав ему по руке. – Всё будет хорошо, ладно? Я вызову врача, - я стал собираться за телефоном, но Фрэнк быстро схватил меня за руку и усадил обратно.
- Страшно, - всё, что он смог сказать. Я понимаю его, у меня у самого часто бывали зубные боли, и я до ужаса боюсь врачей и их инструменты, особенно шприцы и бормашины. Но как бы ему плохо сейчас ни было, ему необходим стоматолог, так как зубная боль – это та вещь, которую терпеть нельзя. Да её невозможно терпеть, чёрт возьми, лучше себе руку отгрызть, чем терпеть этот ужас.
- Я понимаю, что тебе страшно и всё такое, но мы должны узнать у доктора, что у тебя случилось, что с зубом и как это лечится, понял? – он покачал головой, и я сделал глубокий вдох. – Он только посмотрит.
- Все так говорят, а в итоге тебя напополам разрезают! – он буквально прокричал это, поднявшись с подушки, а потом, схватившись за щеку, снова опустился на неё. – Больно.
- Поэтому нужно узнать, что это, - он закрыл глаза и стал глубоко редко дышать. – Фрэнк, это не флюс, успокойся, - он снова выжидающе посмотрел на меня, ожидая объяснений. Я не стоматолог, Фрэнк, я не могу объяснить тебе всё. – Ну, у тебя бы уже щёку раздуло, а вроде ничего нет, так что давай без истерик?
Он покраснел, на лбу выступили капельки пота. Вытерев лоб, он скинул с лица чёлку и попросил телефон. Когда я всё же подал ему его, Фрэнк быстро набрал что-то в заметках и передал телефон мне.
«Джерард, я боюсь стоматологов. Пожалуйста, просто дай мне таблетку».
- А пиздюлей тебе не дать? – я вернул ему телефон, и он снова стал что-то строчить. Так дольше и нуднее, но ему хотя бы не приходится говорить, что приносит ему ужасную боль. Знаете, я врагу не пожелаю зубной боли. Серьёзно, это слишком жестоко. Он протянул мне телефон, и на экране я увидел следующее:
«Наверное, это из-за мороженого, я же ещё и половину твоего съел»
Я отдал ему телефон обратно, ожидая ответа в текстовом виде, при этом спросив.
- Как ощущения? – он посмотрел на меня удивлённо и зло одновременно, кажется, стараясь поджечь мне волосы одним лишь взглядом. И только сейчас до меня дошло, что я сказал. – Ой, прости, я просто не так выразился. Как себя чувствуешь? Опиши свою боль.
Он долго что-то строчил в телефоне, а я в это время внимательно осматривал его лицо. Откинутые волосы открывали весь овал лица, и я мог изучить его с точностью до миллиметра. Слегка кругловатое лицо, идеальная ровная кожа, без разных сосудистых звёздочек, прыщей, угрей, чёрных точек и всего того, что может быть у людей нашего возраста. Большие красивые ореховые глаза. Да, именно красивые, они действительно прекрасные. Тонкий аккуратный нос и чуть поджатые губы. На лбу снова выступили маленькие капельки пота, и он наскоро вытер их, скинув пальцем пару прядей волос, некогда откинутых назад. Я уже говорил, что мне безумно нравятся его волосы, такие здоровые, аккуратные, тёмные. От разглядывания друга меня оторвал сам друг, настойчиво тыкая телефоном в плечо. Я принял телефон и прочитал:
«Это левый нижний моляр, будто кто-то наматывает нервы зуба на кулак и дёргает. Обильно выделяется слюна, слезятся глаза, возможно, подскочила температура, но я не уверен до конца. Там разрушен зуб, видимо, может немного, но я уверен, что это из-за мороженого».
Я посмотрел на него, у него на глазах застыли слёзы боли. Что-то под рёбрами ужасно кольнуло в этот момент. Может, это жалость? Или понимание, сочувствие, надежда на выздоровление? Или это что-то вроде материнского инстинкта, что ты должен оберегать это маленькое беззащитное животное? Думаю, это чувство называется по-другому.
- Джи, - тихо позвал Фрэнк, и я нагнулся чуть ближе к нему, чтобы всё хорошо расслышать. Голос Фрэнка был хриплым, он срывался. – Звони врачу, я больше не могу так.
Врач приехал скоро. В номере сейчас находились пятеро – я, сидящий в кресле, Фрэнк, лежащий на диване, укрытый одеялом с градусником во рту, Мистер Холдер, опирающийся на дверной косяк и наблюдающий за доктором, который копался в своём сундуке в поисках чего-то, и его помощница. Доктор быстро вынул изо рта Айеро градусник и бросил его мне, и я едва успел его поймать. Мне не нравится этот стоматолог, уж слишком он весёлый. Да он даже не похож на высококвалифицированного специалиста: невысокий, круглый мужчина лет пятидесяти, с козлиной бородкой и лохматыми седыми волосами, торчащими в разные стороны. Он то и дело поправлял свои густые седые усы, круглые маленькие очки, съезжающие с переносицы, и травил анекдоты, хоть и не выговаривал букву «р», в то время как осматривал рот Фрэнка. После тщательного осмотра он вскинул руками и хлопнул в ладоши, заставив помощницу вздрогнуть и подпрыгнуть на месте. Холдер тоже немного испугался, что было заметно по его лицу, приобретающему бледно-зеленоватый оттенок.
- Конечно! – он вскрикнул, и Фрэнк поморщился. – У вас, голубчик, Периодонтит. Эй, второй голубчик, ты чего? – на этот раз странный стоматолог обращался ко мне. – Хочешь взглянуть на Периодонтит своего друга? – я отрицательно покачал головой, и он спросил у помощницы то же, что и у меня.
- Вы странный, - Фрэнк никогда не отличался скромностью. Только он это сказал, как врач быстро сменился в лице и уже серьёзно смотрел на Фрэнка.
- Я, да будет Вам известно, голубчик, один из престижнейших стоматологов страны. Знаете, кто у меня лечил зубы? Первая леди Америки, - он вскинул палец вверх, ожидая оваций, которых он так и не дождался, - У неё был кариес, и я лечил её зубы. А потом и её детям ставил коронки и лечил пульпит, да будет вам известно. Мой отец работал хирургом, а мать стоматологом, и я пошёл по её следам! У меня была идея бросить учёбу на дантиста и пойти на юриста, но…
- Мистер Браун, может, вы продолжите лечение? – хвала святому Холдеру, ибо тогда в тот момент доктор замолчал и достал из сундучка какой-то баллончик с чем-то прозрачным, помыл руки и натягивал перчатки, пока помощница устанавливала лампу и какую-то стойку с проводками. Холдер помогал ей, возился и перетаскивал что-то, а в это время тот самый Браун подозвал меня к себе, и мне пришлось послушаться.
- Будешь подавать мне инструменты, красноволосый голубчик, - он указал пальцем на мешочек с иголками в сундучке, и я за край пакетика подал их ему, стараясь не уколоться. – А теперь держи, сначала мы этим дерьмом сбрызнем полость рта, - он встряхнул баллон и залил содержимое в рот Фрэнку, туда, где находился его больной зуб. Фрэнк издал какой-то писк, но Брайн быстро зашипел на него, как на маленького ребёнка, которого няня пытается успокоить.
- А что это? – мне действительно было интересно, что это такое.
- О, эта фигня замораживающая и дезинфицирующая. Думаю, ты знаком с таким. Подай мне иглу, - он раскрыл мне ладонь, всё ещё пристально смотря в рот Айеро. – Кэтрин, лампу ниже, - сказал он девушке, та чуть опустила лампу, и рот Фрэнка стал буквально светиться. – Ах, голубчик, вы же без перчаток!
Браун сам быстро достал иглу из мешочка и, сбрызнув её каким-то другим раствором, затащил куда-то в рот Фрэнка, и тот через мгновение пискнул.
- Не надо врать, я тебе тут всё заморозил, - Браун двигал иглой в зубе вверх и вниз, и я поинтересовался о его действиях. – О, тут нужно прочистить каналы, а потом запломбировать. Ничего сложного, дело десяти минут.
За десять минут он и управился, если я правильно засёк время. Он сверлил Фрэнку зуб, и в холле появился неприятный, жгущий нос запах, какой обычно появляется при сверлении зуба. Он попросил Фрэнка сплюнуть, что тот и сделал, а потом осторожно запломбировал зуб. Когда он снял перчатки и вытер пот со лба, Фрэнк лежал в постели с совершенно белым лицом. Бедняга.
- Спасибо вам огромное, - Холдер с улыбкой пожал дантисту руку, и тот ответил широченной ухмылкой чеширского кота.
- А это тебе, - Браун протянул Фрэнку огромный леденец, улыбнувшись, и Фрэнк принял конфету, - не болей, голубчик. А ты, второй голубчик, - он обратился ко мне, протянув какую-то баночку, - дай первому голубчику это перед сном, и не оставляй его ни на минуту одного, хотя бы до завтра, так как боль может вернуться, и он не успеет тебе сказать. Если эта сука вернётся, сразу звоните мне, и я примчусь, ибо живу близко. Доброй ночи, - он накинул пальто на плечи, помощница надела куртку, и они, попрощавшись с Холдером, скрылись за дверью.
- Ты как? – спросил наконец Холдер, когда эти двое ушли. – Тебе лучше?
- Да, всё в порядке. Спасибо.
Холдер тоже ушёл из номера, и мы остались вдвоём.
За окном темнело быстро, так как зимой так происходит всегда. Время на часах показывало уже около десяти вечера, а Фрэнк так никуда и не вставал с дивана – просто лежал и смотрел в потолок. Мне очень хотелось с ним поговорить, о чём угодно, просто избавиться от тишины. Будто прочитав мои мысли, Фрэнк, не отводя взгляда от белоснежного потолка, спросил:
- Джерард, а тебе фильм-то вчерашний понравился?
- Да, очень. Я уловил в нем смысл, что самое главное, - только я начал говорить, как он перебил меня:
- Это очень болезненный фильм о жестокости других. Создатели продемонстрировали, что уродство духа гораздо безобразнее физического. На самом же деле считаю, что те, кого тут выставляли уродами – вовсе не уроды как таковые. Под каким названием ещё фильм выходил, «Все мы люди»?
Я кивнул и перебил его:
- Мне совершенно не понравилась концовка фильма. Вот честно. Те, кто изначально были моральными уродами стали физическими, а те, кто был физическими – ещё и моральными. Это несправедливо.
- Обидел одного – обидел всех, Джи, как ты не понимаешь? Им было тяжело, они все стояли друг за друга, - он смотрел мне в глаза, почти не моргая, и я машинально стал делать то же самое. – Я не говорил, что то, что они сделали с Клеопатрой и Геркулесом – справедливо, они лишь просто хотели показать им, каково это – быть уродом.
- Грубо говоря, этот час даёт пищу для размышлений. Я был бы очень рад, если бы его посмотрел каждый, - я поднялся с пола и направился в сторону мини-холодильника, чтобы достать Фрэнку воды. Вернувшись, я протянул ему влажную от мороза баночку газировки, и он принял её. – Ты жестоко оцениваешь их поступок.
- Я просто хочу, чтобы люди были добрее друг к другу.
Я кивнул головой, быстро взял полотенце и нижнее бельё из спальни и направился в душ, так как чувствовал себя грязно и неуютно. По дороге до ванной меня окрикнул Фрэнк:
- Джерард, а что ты бормотал ночью? Вроде «я выбрал, хоть это и больно». Что ты выбрал?
- Ничего. Ты таблетку выпил? – он кивнул головой, и я слегка улыбнулся, - ну вот, теперь тебе нужно отдыхать. Спокойной ночи.
Я быстро принял душ. Я позволял ледяной воде, которую я настроил специально, пронизывать меня холодом, каплям скатываться по моим спине, шее и животу, мочить волосы и доводить меня до дрожи. Быстро выдавив на руку шампуня, я намылил голову и поспешно смыл её. Насухо вытеревшись, я одел бельё, замотал полотенце на бёдра и выключил воду. Откинув мокрые пряди с лица, я вышел с холл в надежде ещё поговорить с Фрэнком, но тот уже мирно сопел.
Я взял банку колы из холодильника и сел на пол рядом с диваном. Я не хочу молчать, мне хочется поговорить с кем-нибудь, и я буду говорить с Фрэнком, и мне всё равно, что он спит и, скорее всего, не слышит меня.
- Знаешь, я просто не хочу держать это в себе, - я постарался как можно тише открыть банку, но она громко щёлкнула, и Фрэнк во сне перевернулся на другой бок, теперь он лежал лицом ко мне, и я смотрел на него в упор. – Просто хочу кому-нибудь это рассказать. Вся та химия, которая между нами происходила, не может быть незамеченной, да? Я имею в виду, что я поцеловал тебя у Рэя и Боба тогда, ты вчера меня в лифте поцеловал. Слушай, мне нравится Лин, она милая, но я понимаю, что если выбрать кого-то одного, кто для меня будет важнее, я потеряю другого. Мы скоро уезжаем отсюда, и всё то, что здесь было, останется здесь. Кажется, я знаю, с кем мне придётся остаться, а кто от меня отдалится. Мне тяжело, Фрэнки, понимаешь? – я глубоко вздохнул, набрал воздуха в лёгкие и перевёл дыхание, после чего поднялся на колени и осторожно провёл рукой по его волосам, едва коснувшись пальцами его щеки, - Ты… Ты мне не безразличен, как друг и отличный товарищ, ты знаешь это? Ты мне очень важен. Как друг. Я не хочу тебя терять, и её я тоже терять не хочу, понимаешь? - я провёл рукой по его щеке и погладил большим пальцем линию скул, - Это было тяжело сказать. Фрэнки, прости, но возможно, ты не захочешь со мной общаться, - я убедился, что он спит, и неуверенно приблизился к его лицу. Аккуратно коснувшись губами его щеки и уголка губ, я отстранился и поднялся на ноги. – Завтра я скажу Лин, что она мне нравится. Прости, я не хотел.
Я не хотел, чтобы всё так получалось. Не в силах добавить что-то ещё я просто сел у дивана и уронил голову на колени. Мне никогда не было так плохо.
