2015-05-14
253
Утром я с большой неохотой поднялся с кровати и отправился на работу, с горечью сознавая, что меня ждет очередная порция проблем психологического характера, которые мне предстоит решать. Слушая во многом похожие рассказы пациентов, я в последнее время не испытываю ничего, кроме раздражения. Печально, что сегодняшний рабочий день не стал приятным исключением. Но какое же я испытал облегчение, когда по сырому от недавнего дождя тротуару я шагал по направлению к дому!
Сразу после возвращения с работы, я позвонил миссис Гудвин. Трубку сняла Кассандра и сообщила мне, что сейчас они собираются везти Брайана в другую клинику.
— Ты мог бы успеть к нам, пока мы не уехали, и попрощаться с папой, — говорила она. — Он был бы рад тебя увидеть.
— Прости, Кассандра, — отказался я. — У меня есть одно очень важное дело…
— Опять выясняешь подробности своего прошлого?
— Да, и мне…
— Но, Том, неужели ты не можешь отложить дела, чтобы повидаться со старым другом?
— Может быть, в другой раз повидаюсь.
— Может быть, другого раза не будет! — возмутилась она.
— Мне очень жаль, Кэсс, но я просто должен все разузнать. Ты знаешь, где мне найти археолога Альберта?
— Понятия не имею, — раздался обиженный голос в трубке, сменившийся короткими гудками.
Удрученный я попытался перезвонить несколькими минутами позже. Готовясь принести Кассандре глубочайшие извинения и, возможно, даже согласиться навестить Брайана перед отъездом, а посещение Альберта перенести на другой день, я услышал в трубке другой голос:
— Здравствуй, Том. Что ты хотел?
— Здравствуйте, миссис Гудвин. Вы случайно не знаете, где живет археолог Альберт, друг Брайана?
— Альберт Кляйн? Его дом где-то в Германии, но он там почти не бывает, потому что много путешествует… А зачем тебе?
— Мне нужно с ним поговорить.
— Ну, тогда ты сможешь найти его. Он сейчас в городе, остановился в одной гостинице, но, насколько мне известно, он собирается уезжать через несколько дней.
Я попросил продиктовать адрес, записал его на листочек, выразил благодарность и, недолго думая, отправился к Альберту. Мне обязательно нужно расспросить его о той книге, которую Брайан давал ему переводить. Очень вероятно, что эта загадочная книга появилась тогда же, когда и Анкора. Они определенно имеют некоторую связь. Может быть, разузнав о книге, я смогу больше узнать об Анкоре. Умом я понимал, что почти нет смысла искать ее, но в глубине души я все же питал слабую, иссохшую надежду на встречу с ней. Скорее всего, я ее не найду, но навязчивая мысль об Анкоре все более явно превращалась в сверхценную идею, от которой нельзя избавиться, которая преследовала меня всюду. Если это будет продолжаться, я сменю роль психотерапевта на роль пациента. Однако чем дольше занимали меня мысли о моей одержимости, тем меньше я беспокоился о том, что мне может грозить комната с мягкими стенами. Главным для меня стало одно — Анкора.
Мне повезло, что археолог Альберт Кляйн еще не покинул город, но чтобы добраться до дешевой гостиницы, мне пришлось ехать через весь город общественным транспортом и немало пройти пешком. Надеюсь, я не напрасно трачу время, деньги и силы…
Я прибыл в гостиницу, в которой остановился Альберт, выяснил, в каком номере он проживает и направился к нему. Я долго стучался в дверь, но открывать мне никто не спешил. Неужели в номере никого нет? Неужели я проделал такой путь зря? Когда я совершенно отчаялся и собрался уходить, дверь открылась, и передо мной предстал высокий, крепкий человек с широкими плечами. Я его сразу узнал по странному костюму, в котором видел его на юбилее Брайана.
— Добрый день, мистер Кляйн, — поприветствовал я археолога.
— Добрый день, — сиплым голосом проговорил он, изучающе разглядывая меня. — Извините, что заставил ждать. Что вам угодно, мистер…
— Меня зовут Томас Ферон. Мы недавно виделись с вами на юбилее у Брайана Гудвина.
— А, вы тот славный парень, который первым заметил, что Брайан лежит в своей комнате без сознания. Если бы не вы, то вызывать скорую могло быть уже поздно, и не курить бы Брайану свои трубки. Как, кстати, его здоровье?
— Не очень хорошо. Он сейчас в тяжелом состоянии…
— Ох, как жаль. Надо бы навестить его завтра.
— Боюсь, у вас не получится: его сегодня везут в другую клинику.
— Что ж. Пусть поправляется. Так зачем вы ко мне пожаловали, мистер Ферон?
— Я хотел бы поговорить с вами о той загадочной книге, которую вы переводили для Брайана.
— Переводил? Переводил — это громко сказано, — заявил мистер Кляйн. — Этот манускрипт невозможно перевести. Даже если собрать всех лингвистов мира, они и страницы не смогут перевести. Проходите, мистер Ферон, — он освободил дверной проем и указал жестом на диван. — Присаживайтесь.
Я прошел в комнату и разместился на краю жесткого дивана, приготовившись услышать много интересного.
— Что бы вы хотели знать об этой книге? — спросил археолог, встав передо мной так, словно собирался читать лекцию перед аудиторией.
— Ну, — замялся я. — Что в ней написано, кто ее написал, когда она была написана, что это за язык такой, и как…
— Придержите коней, мистер Ферон, — остановил меня мистер Кляйн. — Скажите для начала, что вы сами-то знаете о книге?
Я помедлил с ответом, не зная, что ему ответить. Вряд ли стоит упоминать, что книга предположительно появилась вместе с загадочной девочкой, которая умеет читать мысли, и что за этой книгой охотятся таинственные убийцы в черных масках.
— Совсем немного, — наконец ответил я. — Можно сказать, мне ничего о ней неизвестно. Может быть, мне лучше вас послушать. Полагаю, вы знаете много больше меня.
— Что ж, хорошо, — согласился археолог. — Начнем, пожалуй, с вопроса о том, когда была написана книга. Возраст ее нам определить так и не удалось. Мы проводили радиоуглеродный анализ, однако ценных результатов это не дало. Похоже, она была изрядно облучена радиацией, что, по всей видимости, и послужило виной неудачной датировки. А по содержанию книги определить дату нельзя. Очень уж она необычна и не похожа ни на что, виденное мной прежде. В моей многолетней практике такого не встречалось.
Альберт Кляйн замолчал и задумался. Но затем достал из внутреннего кармана походную фляжку, сделал глоток и продолжил:
— Мы хотели исследовать место, где была найдена книга, однако Брайан не знал точно, откуда она взялась. Он сообщил, что книгу ему дал один его хороший друг. Не помню, как его звали. К сожалению, у нас не было возможности с ним сотрудничать. Он умер от сердечного приступа незадолго до того, как книга попала к нам. Как же Брайан тогда расстроился. Он был сам не свой. Но от него я все-таки узнал, что его друг нашел книгу в каком-то забытом Богом уголке. В довольно узких кругах это место зовется Ипсвитом. Очень сомневаюсь, что вы слышали о таком…
— Напротив. Мне хорошо знаком Ипсвит. Мы с отцом нередко там бывали. Это он тот друг Брайана, что нашел книгу. Его звали Джеймс Ферон. Его интересовала эта книга, и мне хотелось бы знать, почему.
— В самом деле? — археолог воодушевился. — Может быть, вы знаете, где конкретно он ее нашел?
— Кажется, там, в Ипсвите, под старым дубом…
— Под дубом? — воскликнул он. — Если мы думаем об одном и том же дубе, то, наверное, и правда книгу нашли там, потому что видели мы там один дуб, в районе которого был обнаружен наиболее высокий радиационный фон, по сравнению со всем остальным Ипсвитом. Но несколько лет назад, он однозначно был больше. Уж не знаю, что там произошло, но явно ничего хорошего.
Мистер Кляйн сделал еще глоток из фляги и продолжил:
— В любом случае, книга попала туда откуда-то еще. Мы осмотрели территорию Ипсвита, на что ушел не один год, однако каких-либо значимых результатов это не принесло. Мы лишь уверились в том, что книга не оттуда.
— Тогда откуда она?
— Хороший вопрос! У меня есть несколько догадок, но я очень сомневаюсь в их целесообразности. Если бы я знал, откуда книга, если бы можно было проследить ее историю, то это пролило бы свет на многие вещи. Зная, где и когда она была написана, можно было бы сделать много полезных выводов. Но, увы…
Археолог прошел мне за спину и стал что-то искать за диваном. Я обернулся к нему: тот поднял верх руку, демонстрируя мне толстую пачку каких-то листов.
— Вот она, копия книги. Можете посмотреть. Вряд ли вы что-то там поймете, но хотя бы посмотрите картинки. Некоторые очень забавные.
С этими словами он бросил листы на диван рядом со мной и продолжил лекцию:
— Что касается языка, то однозначно можно сказать, что на Земле такого языка никогда не было и нет. Более того, есть мнение, что это вообще не язык.
— Тогда что это? — спросил я, разглядывая причудливые символы, ровно следующие друг за другом страница за страницей.
— Или бессмысленный набор символов, или какой-то шифр. Однако не исключено, что это все-таки искусственно созданный язык. Не смотря на то, что язык книги не похож ни на один существующий язык, все же трудно однозначно сказать, что текст является бессмысленным нагромождением символов. Написанное в книге имеет определенную логику и структуру, и, похоже, согласуется некоторыми орфографическими и, вероятно, фонетическими правилами. Правда, прямых доказательств этому нет. Статистический анализ показал, что структура языка книги сходна со структурой естественных языков. Повторяемость слов подчиняется закону Ципфа. Пусть это и спорный закон, но все же он говорит в пользу осмысленности содержания книги. Некоторые слова повторяются часто, другие же встречаются один или два раза во всей книге. Реже всего повторяются слова, являющиеся подписями к иллюстрациям. Видимо, это названия. Слова разделены пробелами разной длины. Встречаются как совсем короткие слова, так и длинные, видимо, составленные из нескольких. Самое длинное слово в книге состоит из… двадцати семи символов, если не путаю. А сами же символы не имеют визуальной схожести ни с одной существующей системой письма. Алфавит, используемый в книге, состоит из тридцати девяти букв… или, — он задумался. — Да, из тридцати девяти, но семь из них крайне редко используются. Почти во всех словах присутствуют определенные буквы, подобные гласным в каком-либо другом языке, определенные знаки никогда не следуют за другими, а некоторые символы удваиваются. Есть мнение, что этот язык синтетический, поскольку наблюдается большое количество похожих элементов, которые сильно напоминают флексии. Особенно часто встречаются такие флексии в начале слов. Согласно этому была предпринята попытка выделить корни слов. Пунктуация в тексте вообще не наблюдается.
Мистер Кляйн замолчал и снова пригубил флягу.
— В целом книга представляет собой рукопись почти на тысячу страниц, — он выудил из кармана очки, надел их, что придало ему еще более нелепый вид, и, тяжело облокотившись мне на плечо, склонился над копией книги. — Почерк четкий, ровный, устойчивый, — говорил он, тыча пальцем в страницы. — Тот, кто писал, явно хорошо владел этим алфавитом и понимал, что пишет. Но почерк не везде одинаковый, словно писал книгу не один человек. Замечено как минимум три разных почерка. Они поочередно сменяют друг друга.
Археолог листал страницы, что-то показывая.
— Вот видите, мистер Ферон, — говорил он. — Видите…
Затем он поднялся, снял очки и продолжил:
— Но большинство доводов в пользу того, что рукопись написана на неизвестном языке, совершенно не опровергают версию о том, что написанное в книге представляет собой шифр. Возможно, этот текст написан на одном из существующих синтетических языков, скорее всего, на одном из европейских, но, видимо, намеренно был переведен в нечитаемый вид в целях скрыть информацию. Криптоаналитики пытались дешифровать книгу, но успеха в этом не добились. Знаете ли, очень трудно что-то расшифровать, когда даже не знаешь, с чем имеешь дело.
Мистер Кляйн вновь отхлебнул из фляги, после чего потряс ее и, убедившись, что она опустела, убрал ее обратно в карман.
— Есть еще теория, что книга является мистификацией. На самом деле в ней нет никакого смысла. Просто набор знаков, но расставленных так, чтобы создавать впечатление, что тексту присуща некоторая структура и осмысленность. Но кому это нужно и зачем?
Археолог замолчал и задумчиво посмотрел на листы, которые я с величайшим интересом рассматривал.
— В общем и целом, зацепок крайне мало, — заверил он. — По многочисленным иллюстрациям трудно что-то определить, поскольку все изображения явно вымышлены. Вот если бы у нас было больше объектов для изучения, содержащих подобные письмена…
— У меня есть один странный медальон с очень похожими символами, — вспомнил я. — Наверное, это тот же язык…
— Правда? — в его глазах появился явный интерес. — Вы уверены в этом?
— Ну, — я схватил первую попавшуюся страницу и ткнул в нее пальцем. — Вот эта буква, например, точно такая же, как на том медальоне. И эта буква там есть, и эту я видел…
— Не окажите ли вы мне любезность? Мне хотелось бы взглянуть на этот ваш медальон.
— Конечно, конечно, — проговорил я, принявшись рыться в карманах.
— Вы не одолжите мне его на какое-то время для изучения?
Услышав это, я помедлил. Если я отдам мистеру Кляйну исследовать медальон, то он несколько лет будет изучать его, как он это делал с книгой, а я лишусь единственной ниточки, которая может привести меня к Анкоре. Да, скорее всего, Альберт сильно помог бы мне распутать этот клубок загадок и не дающих покоя вопросов, но… Но как же не хочется мне расставаться с медальоном, который возрождает в памяти столько приятных воспоминаний!
— Вы знаете, кажется, я оставил его дома, — сказал я, решив пока оставить медальон у себя.
— Тогда завтра же я заеду к вам… Где вы работаете?
— В психиатрической больнице…
— Ах, да. Я знаю, где она. Приходилось как-то иметь дела с душевнобольными. Причем как раз по поводу этой книги. Однако мне не удалось поговорить с одним пациентом: он откусил себе язык. Хотя я даже точно не знаю, имеет ли он отношение к книге. В общем, завтра утром я зайду к вам на работу. Вы сможете передать мне ваш медальон?
— Да, — ответил я, подумав, что другого способа найти Анкору у меня не будет, — я передам вам его. Возьмите мою визитку на всякий случай, — я протянул ему карточку.
— А откуда у вас этот медальон? — спросил он, внимательно разглядывая мою визитку.
— Это долгая, странная и запутанная история. И, боюсь, если я вам ее расскажу, вы мне не поверите.
— Как знаете, но мне бы очень пригодилось знать, откуда взялся медальон, чтобы я смог выяснить о нем и о книге как можно больше. Если вы завтра не расскажите мне, откуда у вас медальон или откажитесь дать мне его по-хорошему, то после работы вас будут ждать мои ребята с бейсбольными битами. Да не бойтесь вы, я шучу.
От Альберта Кляйна я ушел, не получив никаких ответов. Он столько мне рассказал, но все равно толком я ничего не узнал. И зачем я к нему только ездил в такую даль? Я подозревал, что эта встреча принесет мало полезного, и подозрения оправдались. Хотя все не так плохо. Возможно, медальон чем-то поможет разгадать тайну книги, а если повезет, то и подскажет, где искать Анкору. Так я возложил надежды на медальон, собираясь завтра отдать его в руки Альберта на изучение.
Когда я добрался до дома, солнечный свет медленно терял силу, поддаваясь вечернему сумраку. Утомленный долгой дорогой, я тяжело опустился на диван и включил телевизор. Бесцельно переключив несколько каналов, я остановился на программе новостей и рассчитывал узнать, что происходит в современном мире, от которого, кажется, я все больше отрешался. Но сосредоточиться на голосе диктора оказалось не так просто, и меня вновь затягивало в мир собственных мыслей и воспоминаний. Противиться им нет сил и желания. Веки медленно отделяли меня от голубоватого свечения телевизора. Мыслями я уносился в прошлое, в далекий лес, где кроме меня и Анкоры нет никого. Утопая в безнадежных грезах о ней, в мысленном пространстве я видел ее прекрасное лицо, ее голубые глаза, бесконечно глубокие, словно океан небес, в котором хочется растворится…
Кода я покинул призрачный мир, собранный из обрывков памяти, телевизор ничего не показывал, а часы возвещали о том, что сейчас далеко за полночь. Проклятье! Приступы ментизма к добру не приведут. В таких опасных состояниях задумчивости и отстраненности нет ничего хорошего. Надо что-то с этим делать, но сейчас уже поздно. Пора спать, ведь завтра вставать на работу. Я выключил телевизор и отправился в спальню.
Сон не заставил себя долго ждать: круговорот мыслей, образов и воспоминаний вновь унес меня. Передо мной возник огромный дуб, голые черные ветви, извиваясь, точно змеи, тянулись к темному небу. У дуба стоял высокий крепкий человек, внимательно осматривая все вокруг. Опустившись на колени, он разобрал груду камней у могучих корней гигантского дерева и с видимым недовольством поднялся. Человек обернулся, и я узнал в нем Альберта. Он подошел ко мне и сказал:
— Я вижу, вы нашли то, что мне нужно.
Я опустил недоумевающий взгляд: в руках я вертел медальон. От него исходило слабое свечение и тепло, согревающее озябшие пальцы.
— Отдайте медальон мне, — археолог подошел ближе. — Так будет лучше для вас, мистер Ферон.
Я попытался отстраниться от него, но Альберт подскочил ко мне и вцепился в медальон, намереваясь вырвать его. Я изо всех сил старался не разжимать пальцы, но моя хватка неизбежно слабела. Некогда теплый и светящийся медальон вдруг стал холодным и черным. Внезапно он раскололся, и темные осколки упали мне под ноги. Я опустился наземь собирать их.
— Посмотрите, что вы наделали! — раздался надо мной грозный нечеловеческий голос.
Я глянул вверх: надо мной возвышался жуткий человек в черной маске и темном плаще, развевающимся на ветру. Я оцепенел от страха. Сильно сдавив мне шею, убийца поднял меня над колышущейся травой и нанес удар. Все скрылось во мраке.
Оглушительно прозвенел будильник, вновь напоминая о мучительной необходимости явиться на работу. Как же меня раздражают эти психотерапевтические заботы! Я со злостью швырнул будильник на пол и поднялся с кровати. Небрежно оттолкнув его ногой, я стал собираться и через несколько минут вышел за порог, прихватив с собой медальон, который решился дать на изучение Альберту Кляйну. По дороге в психиатрическую больницу, я обратил внимание, как зверский кашель раздирает бедное горло. Проклятье! Только заболеть еще не хватало! Хотя как же не заболеть, когда осень не радует погодой, беспощадно льет бесконечными дождями и дует холодными ветрами, срывая невинные листья с ветвей?! Как не заболеть, когда в такую погоду я, точно одержимый, гоняюсь за прошлым?!
Подходя к воротам, я приметил мистера Стретча, — знакомого охранника, которого не видел на посту чуть больше недели. В любой другой день, я бы остановился с ним поболтать, но сегодня мне хотелось пройти мимо, даже несмотря на то, что наши занимательные разговоры долго не возобновлялись. Однако проскользнуть незамеченным или неузнанным мне не удалось.
— Мистер Ферон, — окликнул меня охранник. — Спасибо вам за ваш шарф.
Он протягивал мне мой любимый красный шарф, который я одолжил ему несколько дней назад. Я угрюмо посмотрел на мистера Стретча:
— Не за что, — пробубнил я, забирая шарф.
— Что-то вы плохо выглядите. У вас все в порядке?
— В полном, — сказал я и закашлялся, невольно опровергнув собственные слова.
— Как вам погодка сегодня? По мне, так очень неплохая.
— А, по-моему, премерзкая, — отозвался я. — Холодно, ветер гнусно дует в спину, небо все время серое и угрожает пролить на нас дождь.
— Что с вами, мистер Ферон? Вы чем-то расстроены? Может, с работой у вас что-то не так?
— Ну, что вы? — язвительно отозвался я. — С работой у меня полный порядок. Сейчас придут клиенты и будут жаловаться, как им плохо живется, как у них разваливаются отношения в семье, как они не ладят с друзьями или страдают от одиночества. Как же меня все это достало!
— Вам надо отдохнуть, съездить куда-нибудь подальше от всей этой суеты. Временно смените род своей деятельности на что-то другое. Я вижу, вы устали, вам нужен отдых. Вам ведь и самому хорошо это известно.
— Да, так было бы правильно, — поспешно согласился я. — Постараюсь так и сделать. До скорого.
Я оставил позади мистера Стретча, который так самонадеянно думает, что хорошо знает решение моих проблем. Вскоре я оказался в своем кабинете. Повесив верхнюю одежду на вешалку, я обмотал шею шарфом и принялся рыться в залежах бумаги на столе. Я нашел нужные листочки, но бумажные горы обрушились, заставив меня вновь выстраивать на столе ненадежные башни. Едва строительство завершилось, в кабинет вошла женщина с вьющимися рыжими волосами и неспокойным взглядом, едва ли задерживающимся на чем-то более двух секунд.
— Устраивайтесь, как вам будет удобно, — сказал я, указав карандашом на кушетку, и сел в кресло неподалеку. — Вы прошли тесты?
— Да, — сказала она и протянула мне несколько листов, сев на кушетку, — вот результаты.
Я изучающе поглядел на них и отложил на стол и без того преисполненный подобными бумажками.
— Что ж, миссис Мелтон, расскажите, что вас тревожит. Я вас послушаю, возможно, задам несколько вопросов, при необходимости мы уточним некоторые детали, а дальше наметим план действий.
— Хорошо, — быстро проговорила она и завела неугомонно торопливые речи о своих недугах. — В последнее время у меня случаются беспричинные приступы тревоги и страха. Когда это случается, у меня внутри все сжимается в комок, сердце бешено колотится в груди и готово разорваться на куски, дрожат и немеют руки и ноги, я начинаю задыхаться, не хватает воздуха… Все это сопровождается невыносимым чувством ужаса. Хочется убежать, спрятаться, забиться в угол…
— Как давно у вас эти приступы?
— Первые приступы начались около месяца назад. Сначала они были не так выражены, но однажды в автобусе меня вдруг охватила волна ужаса и страха, я думала, я схожу с ума, руки задрожали, сердце забилось, как кролик в когтях хищника, все закружилось, я готова была упасть в обморок. Мне было жутко, казалось, что я вот-вот умру. С того раза это повторялось довольно часто. В основном приступы случались в транспорте, из-за чего я стала избегать его, но пару дней назад я испытала невыразимый страх в коридоре поликлиники. Я обращалась по поводу этих приступов к различным врачам, сдавала анализы, проверялась, но врачи говорили, что я здорова. Кто-то из них посоветовал обратиться к психотерапевту. Я не могу так жить. Я не знаю, когда мне ожидать следующего приступа. Он может случиться когда угодно и где угодно. Это сводит меня с ума. Теперь я живу в страхе и тревоге, все время боюсь … боюсь самого приступа, мне страшно, что он случится, что я упаду в обморок и мне никто не поможет…
Я слушал миссис Мелтон, пытаясь делать заметки в блокноте, но моего сосредоточения хватало ненадолго. Панические атаки — довольно распространенный симптомокомплекс, с которым приходят ко мне люди. Сегодня редко кому удается полностью оградить жизнь от стресса, который зачастую и является причиной панических расстройств. Рассказ миссис Мелтон быстро лишился единственного слушателя в моем лице. Я не мог сосредоточить внимание на ее словах, и в блокноте начинали появляться символы свободы с медальона Анкоры. Мне не хотелось расставаться с этой вещью, и я даже подумывал о том, как наиболее тактично и вежливо отказать археологу, когда он прибудет за медальоном. Но снова и снова я приходил к выводу, что таким образом у меня будет шанс выяснить что-то еще, ведь сейчас я зашел в тупик в поисках, а это единственная лазейка.
Вдруг резкая боль пронзила виски. Я схватился за голову, сжимая ее, чтобы она не развалилась на части! Боль! Острая, непрерывная боль, заставляющая забыть обо всем… В ушах засвистело. Я услышал голос в голове:
— Помоги мне…
Этот голос, столь знакомый голос, зовущий на помощь! Не отпуская голову, я наклонился, несколько капель крови из носа дополнили рисунки в блокноте, и он упал с трясущихся колен. Свист в ушах превратился в завывание ветра. Лишившись способности перемещаться в пространстве, я заметил, как все вокруг начало расплываться, пошло волнами и медленно становилось прозрачным. Кушетка, миссис Мелтон, пол, потолок и стены кабинета — ничто не обошло стороной это непонятное явление. Все видимое теряло непроницаемость и сливалось воедино, а ветер завыл сильнее, едва ли не разрывая барабанные перепонки. Из носа упало еще несколько кровавых капель, но их поглотила неизвестная прозрачная субстанция, которая охватила окружающие предметы, словно вода, затвердевающая смола или стекло. Мир, поглощаемый самим собой, начал пропадать, уступая место чему-то иному. Я вновь обрел способность шевелиться, но все, что когда-то было кабинетом, растворилось в воздухе, сменившись лесным полем, знакомым мне с детства. Я почувствовал, как меня обдувает прохладный ветер, приминая к земле желтеющую траву. Его страшный вой перестал казаться оглушающим. Головная боль, оставила о себе лишь дурные воспоминания. Недалеко возвышалось огромное дерево, тянущееся ветвями с редкой листвой к затянутому облаками ночному небу. Знакомая фигура сидела на качелях спиной ко мне. Неужели это она?! Я сделал несколько шагов по направлению к дереву, но они дались мне с большим трудом, словно меня окружал не воздух, а прозрачная жидкость, и чем ближе я был к цели, тем более вязкой она становилась. Когда я оказался в нескольких шагах от качелей, я неизбежно замер, занеся ногу над землей в незавершенном шаге. Как будто погруженный в прозрачную смолянистую жидкость, быстро затвердевшую со мной внутри, я не мог двигаться. Я глядел на нее, убеждаясь, что это она. Короткие темные волосы, развевающиеся на ветру, мешковатая одежда с причудливыми узорами, идущими от ворота, босые ноги, едва касающиеся травы, — все в ее внешности осталось таким же, как и много лет назад. Анкора опустилась с качелей и направилась в мою сторону, но ее медленные шаги явно требовали больших усилий. Когда она оказалась подле меня, ее движения сильно замедлились, и она застыла так же, как и я. Ее протянутая рука замерла в метре от меня, но оставалась недосягаемой. Я изо всех сил попытался преодолеть сдерживающую меня силу. Ценой титанических усилий мне удалось завершить шаг и протянуть руку к Анкоре. Наши руки застыли в дюйме друг от друга. Я хорошо воспринимал, как на небе сияла луна, выглянувшая из-за туч, как ветер холодным дыханием бережно касался листвы и трав, шепчущих в ответ на его ласки, как цикады печально стрекотали в осеннем сумраке, как журчала вода в реке текущей неподалеку, но не мог ничего сделать. Мне так хотелось коснуться Анкоры, но я не мог совершить ни малейшего движения. Мы были так близко и так далеко.
— Помоги мне, Том, — с большим трудом прошептала она.
— Анкора… Но как?
— Вспомни те слова. Они помогут тебе найти меня.
— Но какие? Последние слова, сказанные тобой? «Свобода отмыкает пути»? Но что они значат? Я не понимаю…
— Ответ рядом с тобой. Прости Том, тебе пора…
Я глядел в голубые глаза Анкоры, в которых застыла тревога. Как я не пытался, я не мог даже коснуться ее руки.
— Мистер Ферон, что с вами? — услышал я встревоженный голос миссис Мелтон.
Все пропало. Поле с вековым дубом, одинокие качели, ипсвитская речушка, беззаботно протекающая неподалеку, шелестящая трава, опавшая листва, с шуршаньем гонимая ветром, Анкора, до которой я не мог дотянуться, — все испарилось, бесследно и безвозвратно. Я вновь в своем кабинете, лежу на полу, не в силах поверить сумасшедшим ощущениям, овладевшим мной.
Надо мной склонилась побледневшая миссис Мелтон.
— У вас пошла кровь. Вы упали, а потом что-то шептали себе под нос.
Я поднялся, вернулся в кресло, схватился за голову. Что со мной происходит?
— С вами все в порядке? — дрожащим голосом спросила миссис Мелтон.
— Думаю, нет, — дал я неутешительный ответ. — Что-то я плохо себя чувствую. Давайте сегодняшний прием перенесем на другой день. Вот, — я протянул ей визитную карточку, — здесь есть контактная информация. Вы можете связаться со мной по Интернету, я вас проконсультирую. А позднее мы с вами установим, когда состоится следующий прием. Простите за доставленные неудобства. До свидания.
Я выпроводил клиентку и захлопнул за ней дверь. Тяжело опустившись на кушетку, я ослабил удушающий шарф, совершил глубокий вдох и глубокий выдох. Я заметил, что рубашка сильно заляпана кровью. Попытка вытереть ее платком не увенчалась успехом. Надо бы переодеться, но для этого у меня нет никакой возможности, пока я не буду дома. Хотя плащ вполне мог скрыть от чужих глаз кровавые пятна. Я снял его с напольной вешалки и надел.
До чего же реальным казалось мне содержание этого видения! Мне определенно необходимо начать активные действия по устранению появляющихся расстройств. В противном случае все это кончится очень и очень плохо. В скором времени мне обязательно надо пройти сеансы личной психотерапии. Пусть я психотерапевт, но сам решить собственные психические проблемы я не могу, как парикмахер не может сам себя хорошо постричь. Однако стоит быть аккуратнее с мистическими компонентами прошлого, если придется кому-то рассказывать. Может быть, правы были Брайан и Кассандра, когда говорили, что некоторые вещи лучше не вспоминать. Если бы я ничего не вспомнил, то жизнь моя осталась бы относительно спокойной и стабильной. Конечно, надо мной довлело бы чувство, что в памяти не хватает важного элемента, однако в этом нет ничего страшного. Оставив воспоминания за гранью своего сознания, я бы избежал их разрушительного воздействия, и проблема близости психических расстройств не стояла бы так остро. Но я не хочу выбрасывать Анкору за борт корабля моей памяти в черные воды океана забвения.
Внезапно раздался телефонный звонок, заставив меня вздрогнуть. Я подошел к столу, снял трубку, случайно обрушив одну из стопок различных бумаг, и услышал знакомый голос:
— Мистер Ферон.
— Да.
— Вы принесли медальон? — спросил Альберт.
— Да, — ответил я, извлекая медальон из кармана. — Я отдам его вам, когда вы приедете.
— Хорошо. Ждите, я буду через десять минут.
Я хотел ответить, но в трубке раздавались короткие гудки, и я с силой кинул ее на стол. Какой же беспорядок на моем рабочем месте! Как же меня раздражает эта проклятая работа!
Я беспощадно смахнул со стола руины бумажных башен, похоронив под макулатурой кейс, невинно стоящий под столом. На освободившееся место я возложил медальон и принялся разглядывать его. Чем он способен помочь мистеру Кляйну в переводе книги? Сильно сомневаюсь, что он будет полезен археологу. Анкору по этой безделушке тоже едва ли удастся отыскать. Вспоминая недавнее видение, я задумался над ее загадочными словами. Меня не покидало стойкое впечатление, что это не проделки бессознательного, а действительные попытки Анкоры связаться со мной. Она говорила: «Свобода отмыкает пути», и сказала, что ответ рядом. Я знаю, изображенный на медальоне символ обозначает свободу. Но что мне это дает? Я взял медальон в руки и в очередной раз внимательно осмотрел его. Темная эмблема заметно выступала над серебристой поверхностью, у самых ее краев по контурам виднелась едва заметная щель, словно символ помещался в предназначенный для него паз. Я замечал это и раньше, но не придавал большого значения. Изо всех сил я нажал на центр выступающей эмблемы. Словно кнопка, символ продавился и ушел неглубоко внутрь, поравнявшись с поверхностью медальона и замер в странном ожидании неведомых чудес.
И что? Где его волшебная сила? Я отбросил медальон на стол и повернулся к окну. За бирюзовыми шторами и грязным стеклом в небесных просторах безмятежно плыли серые облака, а под ними царила повседневная уличная суета и хаос человеческих жизней. Меня больше привлекал невозмутимый покой неба, нежели неиссякаемый поток людской неугомонности. Некоторое время я провел в задумчивом наблюдении за спокойствием облаков, но вскоре оторвал взгляд и, вновь повернувшись к столу, взял медальон. Форма выступающего символа вернулась в привычное положение. Я заметил, как края медальона с непонятными иероглифами начали медленное вращение, сопровождаясь слабым скрипом. Символы вращались все быстрее, и мне пришлось выпустить медальон из рук. Он упал на пол, совершенно беззвучно встретившись с ним, и начал испускать яркое свечение. Неестественный свет неторопливо заполнял скромные просторы кабинета, ослепляя меня. Я отступил от обезумевшего медальона, заметив, что руки становятся прозрачными. Что со мной происходит? Я растворяюсь в загадочном свете.
— Не может быть… — шептал я, продолжая изумленно глядеть то на источающий яркое свечение медальон, то на себя рассеивающегося в воздухе.
Мысли в голове путались, сталкиваясь друг с другом и вылетая за пределы черепной коробки. Прозрачные веки медленно опускались. Обволакивающий меня свет медальона, неспешно терял интенсивность, и мир погружался во мрак. Мысли останавливались и бесследно испарялись, пока голова окончательно не опустела…
