Аристократ минувших лет

В философском плане Гэлбрейта оценивали по раз­ному. И как крупнейшего представителя американского институционализма — течения мысли, у истоков кото­рого стоял Торнстейн Веблен. И как левого радикала, реформатора, одного из основных сторонников кейнси­анства в США. И как буржуазного апологета, стремяще­гося затушевать кардинальные различия между капита­лизмом с его эксплуататорской природой и социализ­мом — обществом свободных производителей. Послед­няя точка зрения, правда, сегодня стала непопулярна.

Но наибольшую известность, пожалуй, приобрела оцен­ка, данная его извечным противником — либеральным про­фессором, теоретиком монетаризма Милтоном Фридманом. Он считал Гэлбрейта — современным вариантом англий­ского радикала-тори начала XIX столетия. Этот тип людей испытывал глубокую веру в природных аристократов и в их патерналистскую власть над обществом.

Такого рода людей много и в наши дни, хотя внешне они могут быть не похожи на аристократов давно минув­ших лет. Патерналисты отрицают способность свобод­ного рынка к саморегулированию, отрицают способ­ность людей самостоятельно осуществлять свободный выбор, в том числе выбор моделей потребления. Они по­лагают, что все должно определяться не самим челове­ком, а некими «высокими умами».

В случае с Гэлбрейтом такого рода «высокими умами» должны стать представители госаппарата, находящиеся под давлением еще более «высоких умов» — представи­телей науки и высшей школы. Это, кстати, если продол­жать строить аналогии вслед за Фридманом, похоже уже то ли на платонизм, то ли на конфуцианство.

Критика Гэлбрейта со стороны либеральной мысли в основном верна. Он был человеком своего поколения и впитал все идеи радикальных 30-х гг.— эпохи Рузвельта и Кейнса. Как-то в молодости, находясь в Лондоне, он побывал на семинаре у Фридриха фон Хайека, но авст­рийский профессор остался для него всего лишь скром­ным человеком с архаичными взглядами. А ведь сегодня взгляды Хайека признаются уж никак не менее совре­менными, чем, скажем, идеи Кейнса.

Но этим идеям Гэлбрейт оставался верен всю жизнь, хотя по сути дела в своих исследованиях переходил уже к анализу совершенно иного круга проблем. Проблем, име­ющих гораздо большее философское значение, чем мето­дология регулирования хозяйственной деятельности.

Скорее всего, как человек умный, эрудированный и ироничный, Гэлбрейт понимал ограниченность возмож­ностей государства. «Государство — это такой тип орга­низации,— отмечал он — который хотя и плохо справ­ляется с большими задачами, с задачами малыми справ­ляется столь же плохо». Иронизировал он и по поводу особых возможностей социалистического государства:

«При капитализме человек эксплуатирует человека. При коммунизме — все наоборот».

В искусстве меткой фразы Гэлбрейт бесподобен и на удивление точен. Создается ощущение, что здесь про­рывается бессознательное. (Не могу удержаться от еще одной «чисто профессиональной» цитаты: «Экономиче­ская наука — замечательная вещь. Это есть способ тру­доустройства экономистов».) Но многословные рассуж­дения о необходимых обществу реформах оставляют иное ощущение: устами ученого говорит не столько сам Гэлбрейт, сколько его поколение.

Истинное значение философии Гэлбрейта совсем не в патернализме. Это — некоторая «частность». Гораздо важнее то, что он был одним из первых мыслителей, на­чавших описывать принципиально новое состояние об­щества, достигнутое в США в середине ХХ века, а затем «перенесенное» в большинство европейских стран, в не­которые азиатские и латиноамериканские государства.

Если исходить из того, что мир модернизируется, что цивилизации не изолированы друг от друга и не на­ходятся в непримиримой вражде, то роль философии Гэлбрейта существенным образом возрастает. Написан­ное им в 50-60-х гг. было важно для США, но сегодня это важно и для российского общества, где на смену партократии и номенклатуре приходит техноструктура со своими взглядами и своими стандартами поведения.

Если в 1969 г., когда Гэлбрейта первый раз издали в СССР, актуальность книги (как, наверное, виделось из­дателям) относилась к области конвергенции двух сис­тем, то сегодня мы склонны обратить внимание на те главы, в которых содержатся наиболее важные для са­мого автора положения. Ведь сегодняшняя Россия все больше становится похожа на США 30-50-х гг. со все­ми плюсами и минусами той эпохи.

Дмитрий Травин, кандидат экономических наук