Сцена пятая. Леонида. Я же тысячу раз просил не кричать

Леонида. Я же тысячу раз просил не кричать. Что случилось?

Валерия. Антонио говорит, что за весь товар дают только три тысячи четыреста лир.

Леонида (спускается вниз). Сколько?

Антонио. Три тысячи четыреста лир, синьор Леонида. Не больше. Я обошел все, что мог.

Леонида. Не будем задерживаться на том, что вы внушаете мне глубокую антипатию, поскольку слишком часто возникаете в моем доме. Если я замечу, что вы смотрите на мою дочь, получите в морду.

Леонида. Послушайте, молодой человек, только смотрите мне прямо в глаза. Сколько вы кладете в свой карман?

Антонио. Ни гроша! Я с вами честен и делаю это исключительно из-за привязанности к вашей семье. Синьор Леонида, вам бы следовало благодарить меня. Все-таки три тысячи лир на дороге не валяются.

Леонида. Так вы еще и оскорбляете меня? Три тысячи четыреста лир! Да простой перечень этих продуктов убедит каждого в смехотворности такой цены. И это наглядно подтверждает, что, по-вашему, все это я украл.

Антонио. Ну, синьор Леонида... не будем об этом...

Леонида. Как это не будем?! Нет, давайте разберемся! Я зарабатываю потом, который выступает на лбу. А продукты - случайная награда за мою профессию синьора из общества.

Антонио (с сомнением). Профессию...

Леонида. Профессию! Да! Профессию! Вы думаете, мне легко! Надо быть настоящим профессионалом, чтобы суметь пристроиться к брачному кортежу, среди незнакомых, чужих людей, заставить гостей жениха считать себя гостем невесты, убедить гостей невесты, что тебя пригласил жених, вести любезные беседы со знатными сеньорами и при этом наполнять снедью внутренние карманы. Я должен держаться на равных с деятелями искусства, политики, науки. И не подумайте что так просто вести дискуссию о проблемах мировой политики или рассуждать о существовании положительного нейтрона, рассовывая по карманам бутерброды с икрой и пряча в подкладке пиджака бутылки коньяка.

Антонио. И вы считаете, что это не воровство?

Леонида. Воровство? А кого я обокрал?

Антонио. Тех, кто вас принимает...

Леонида. Нет, синьор. Все эти бутерброды и бутылки выставлены как раз для гостей, и они просто обязаны не обижать хозяев.

Антонио. По-моему, не совсем прилично пользоваться гостеприимством, чтобы уносить что-либо с собой.

Леонида. Совершенно с вами согласен. Когда приглашают - да! Но меня никто не приглашает. Так, что обвинять в бесчестии надо не меня, а этого троглодита, который дает какие-то три тысячи четыреста лир за два сеанса безупречной работы: на свадьбе и на крестинах

Антонио. Так что же будем делать, синьор Леонида?

Леонида. О! Сейчас же несите эти несчастные три тысячи лир!

Антонио. Слушаюсь, синьор Леонида.

Леонида. Ну, я пошел на работу. Фьорелла, трость и перчатки!

Фьорелла. Перчатки белые?

Леонида. Естественно. Иду на свадьбу.Вернусь к одиннадцати.

Антонио. Да, но, синьор Леонида, вы знаете, который час теперь? Одиннадцать будет до того, как вы наденете перчатки!

Леонида (ошеломленный). Как?! Уже одиннадцать? (Смотрит на Матильду.) Бракосочетание состоялось в десять.

Матильда. Что ты на меня смотришь! Что ты на меня смотришь! Можно подумать, будильник спустила я!

Леонида (с горечью). Свадьба, по меньшей мере, на три кило! Ладно... Несомненно, боги хотели избавить меня от беспокойства в этот решающий день!

Валерия. Вы только послушайте. Сегодня - решающий день! Его избавили боги!

Леонида. Молчи, мещанка! Ты все узнаешь в должное время.