Ингрупповой фаворитизм и его детерминанта

Постулируемые выше связи между когнитивной сферой и характеристиками взаимодействия проще всего изучать, во-первых, на уровне малых контактных групп, во-вторых, в лабораторных условиях. Возможность прямого и достаточно полного контроля используемых переменных, легкость их комбинирования при разработке экспериментальных планов — все это, конечно, очень привлекает исследователей. Не случайно поэтому именно лабораторная малая группа на долгие годы стала основным объектом для изучения и процессов межгруппового взаимодействия. Но проще — не всегда значит лучше. Выигрывая в плане внутренней валидности, лабораторные исследования проигрывают в валидно-сти внешней. Это серьезная трудность, объективно стоящая перед любым исследователем. Каждый раз он оказывается перед дилеммой: на каком соотношении внутренней и внешней валидности, находящихся в обратно пропорциональном соотношении между собой, остановить свой выбор.

В дальнейшем мы попытаемся выйти за пределы лабораторного эксперимента, с одной стороны, и за границы малой группы— с другой. Большинство последующих глав посвящено как раз тем исследованиям, в которых мы стремились расширить социальный контекст изучаемых явлений, приблизить топику нашей работы к социальной психологии больших социальных групп. Но в этой главе именно малая группа — в лабораторных и естественных условиях — будет оставаться главным полигоном для изучения интересующих нас эффектов и закономерностей межгруппового взаимодействия.

Среди последних наибольшего внимания заслуживает эффект ингруппового фаворитизма, о котором мы уже упоминали в связи с анализом когнитивного подхода к межгрупповым отношениям. Эффект ингруппового фаворитизма — наиболее частый предмет психологических исследований в этой области. Суть этого эффекта, который часто упоминался в предыдущих главах, заключается в тенденции каким-либо образом благоприятствовать членам собственной группы в противовес членам другой группы. Они могут проявляться как во внешне наблюдаемом поведении, так и в процессах социального восприятия, например при формировании мнений, суждений, оценок и т. п., относящихся к,членам собственной и других групп. Эти эффекты могут действовать в самых различных ситуациях и на различных уровнях социального взаимодействия, как бы устанавливая в любом случае «демаркационную линию» между теми людьми, которые по каким-либо критериям

интерпретируются как «свои», и теми, кто по данным критериям интерпретируются как «чужие». В определенных условиях этот эффект, приобретая большую выраженность и достигая массовых масштабов, может стать источником возникновения (или усиления) напряженности и даже враждебности между различными социальными группами, вплоть до открытых столкновений и конфликтов между ними. Не случайно поэтому описываемый феномен достаточно широко исследовался на Западе, причем в одних случаях он трактовался как следствие объективных противоречий между группами, а в других — как их причина.

Таким образом, частота его распространения, формы проявлений, а также его социальные и психологические последствия, несомненно, достойны самого пристального внимания исследователей. Однако, несмотря на довольно большой массив специальных работ и разнообразие теоретических трактовок, многие принципиальные проблемы, связанные с этим феноменом, остаются нерешенными. В этой главе мы суммируем результаты отечественных и зарубежных исследований, а также данные собственных экспериментов для того, чтобы прояснить три круга вопросов, представляющихся нам наиболее важными. Речь будет идти, во-первых, о детерминантах ингруппового фаворитизма, во-вторых, о его оценке как социального явления и, наконец, в-третьих, о тех альтернативных феноменах в области межгрупповых отношений, которые представляют не меньший, а, возможно, больший интерес, но которые до сих пор не привлекли специального внимания исследователей.

Эффекты ингруппового фаворитизма — как в стратегиях непосредственно наблюдаемого взаимодействия, естественного и моделируемого в лаборатории, так и в представлениях, суждениях и оценках — наблюдались и фиксировались целым рядом исследователей. Убежденность в спонтанном возникновении этих эффектов, их универсальности, вездесущности, как уже отмечалось, послужила основой для пересмотра Г. Тэджфелом важнейших постулатов реалистической теории межгрупповых конфликтов (1970). Видимую беспричинность, бесполезность этих эффектов Г. Тэджфел интерпретировал как ярчайшее доказательство приоритета когнитивных факторов и прежде всего процессов социальной категоризации и социальной идентификации в детерминации поведения индивида. Следуя логике этого автора, можно было бы сформулировать следующее фундаментальное утверждение: зная наиболее важное для индивида групповое членство (или «категориальное членство», как предпочитают выражаться сторонники этого направления, поскольку для них группы — это прежде всего когнитивная реальность) или совокупность таких членств, можно легко предсказать какие-то очень важные характеристики его социального поведения.

В дальнейшем последователи Тэджфела предпринимали специальные усилия для выяснения зависимости эффектов ингруппового фаворитизма от тех или иных ситуативных факторов. Так,

в экспериментах Дж. Тэрнера было показано, что ингрупповой фаворитизм тем выше, во-первых, чем, важнее для группы критерии межгруппового сравнения и, во-вторых, чем более соотноси-мымИ, сравнимыми между собой являются ингруппа и аутгруппз (1978).

В другом эксперименте, проведенном Тэрнером и Брауном (1978), варьировалась такая переменная, как соотносительный статус группы. Статусные отношения между группами задавались инструкцией. Испытуемым, студентам-естественникам и студентам-гуманитариям, говорилось, что в целом гуманитарии превосходят естественников в умении говорить, свободно излагать свои мысли (а именно это, то есть коллективное обсуждение проблем, и составляло суть экспериментального задания). Ингрупповой фаворитизм оказался выше в гомогенных условиях, когда экспериментальные условия сталкивали между собой только гуманитариев или только естественников. В гетерогенных условиях ингрупповой фаворитизм оказался значительно ниже, причем с обеих сторон: и со стороны гуманитариев, которым нет необходимости отстаивать свой приоритет, поскольку экспериментатор и так дал им, по сути, «фору», и со стороны естественников, для которых признать превосходство «аутгруппы» оказывается более простым и безболезненным.

Напротив, когда в начале эксперимента в инструкции ничего не говорилось о сравнительных способностях гуманитариев и естественников, то есть когда статусы взаимодействующих групп по этому критерию не определены, или, по выражению авторов, «нестабильны», то ингрупповой фаворитизм выше в смешанных группах, причем более пристрастны именно студенты-гуманитарии. Таким образом, как полагают Тэрнер и Браун, в «нестабильной»'' ситуации, когда соотносительные статусы не ясны, более высокую степень ингруппового фаворитизма демонстрируют члены групп, претендующих на более высокий статус.

В дальнейших экспериментах Тэрнер и Браун (1978) обратили внимание на другой аспект статуса — его законность или незаконность. Когда статусные различия между группами признаются законными, справедливыми обеими сторонами, то есть и высокостатусной и низкостатусной группами, эффекты ингруппового фаворитизма выражены незначительно. Но как только возникает сомнение в законности и справедливости существования статусных различий, ингрупповой фаворитизм резко возрастает, при этом в большей степени у членов группы, обладающих более высоким статусом. (Заметим, что речь идет опять-таки о лабораторных, экспериментально манипулируемых «законности» и «незаконности» статусных различий между группами.) Авторы полагают, что сомнения в существующих статусных отношениях, их законности и стабильности создают «когнитивные альтернативы». Осознание незаконности (или нестабильности) статусных отношений порож- дает стремление их изменить, увеличивает ингрупповую пристрастность и межгрупповое соперничество.

Используя экспериментальную парадигму Г. Тэджфела, Аллен и Уилдер (1975) попытались сопоставить силу влияния таких факторов, как групповое членство и сходство взглядов. Авторы манипулировали сходством и различиями между взглядами испытуемого и анонимных членов ингруппы и аутгруппы (и в ту и в другую входили люди как с совпадающими, так и отличающимися взглядами). Групповое членство оказалось в их эксперименте более важной детерминантой стратегии взаимодействия, чем совпадение взглядов: испытуемые отдавали предпочтение даже тем членам ингруппы, с которыми были несогласны, и, напротив, отказывали в таковой тем членам аутгруппы, с которыми их объединяло сходство точек зрения. Данные этого эксперимента особенно показательны, так как противоречат ряду работ, в которых обосновывается и доказывается исключительно важное значение межличностного сходства как детерминанты социального поведения и отношений между людьми, например влияние сходства на помогающее поведение (Горнстейн и сотр., 1975), на внутригрупповую сплоченность (Донцов, 1978), на аттракцию (Гозман, 1987) и т. д. Такой фактор, как групповое членство, оказывается более важным, чем межличностное сходство. Испытуемые фаворитизируют непохожим на них «своим» и отказывают в предпочтении близким и сходным к ним по взглядам «чужим».

В русле тэджфеловских экспериментов выполнено также и исследование Пэшле и Дармона (1977, 1978). Авторы ввели новую независимую переменную — принадлежность к большинству или меньшинству, которая задавалась инструкцией после выполнения экспериментального задания: испытуемым просто сообщалось, к какой группе — большинству или меньшинству — они принадлежат согласно высказанным ими эстетическим суждениям. Авторы полагали, что принадлежность к большинству в большей мере будет способствовать проявлению стратегии ингруппового фаворитизма, чем принадлежность к меньшинству. Данные эксперимента не подтвердили это предположение, но общая тенденция оказалась сходной: группы большинства не проявили особенно выраженного ингруппового фаворитизма, однако группы меньшинства демонстрировали отчетливый дефаворитизм, ущемление интересов членов ингруппы при распределении очков после выполнения экспериментального задания. Экстраполируя данные экспериментов не естественную сеть социальных отношений, Пэшле и Дармон полагают, что «чувство безопасности через осознание себя членом «большинства» ведет к ингрупповому фаворитизму: дискриминация и фаворитизм со стороны большинства являются средством удержания превосходства» (1977. С. 172).

Эффекты ингруппового фаворитизма рассматривались и в ряде работ советских авторов. Так, в исследовании И. Р. Сушкова (1984) изучались эффекты ингруппового фаворитизма и роль приверженности собственной группе в формировании межгрупповых отношений на производстве. Ингрупповой фаворитизм в оценках и представлениях был зарегистрирован во всех исследуемых

автором производственных коллективах. При этом собственная группа, по данным автора, переоценивается именно по тем качествам, которые наиболее значимы с точки зрения совместной производственной деятельности. Своих же партнеров исследуемые группы если и оценивают выше по некоторым качествам, то эти качества оказываются малозначимыми.

В исследовании А.Н. Кузнецова (1976) изучалась связь ингруппового фаворитизма с формой организации совместной деятельности. В качестве независимой переменной автор использовал две формы межгруппового взаимодействия: взаимозависимое и независимое. Результаты показали, что межгрупповая сплоченность (параметр, введенный автором) и информированность групп друг о друге выше во взаимозависимых условиях межгруппового взаимодействия, а ингрупповой фаворитизм — в независимых. Аналогичные данные были получены в ГДР Г. Эрхардт '. Ингрупповой фаворитизм оказался более выраженным тогда, когда бригады в производственных условиях работают в последовательном режиме по сравнению с тем, что имеет место при их одновременной работе.