Философия как концептуальный анализ жизненных проблем

В связи с растущим недоверием к философии как системе абстрактного знания необходимо раскрыть прикладное значение сложного, кажущегося непонятным, оторванным от реальности концептуального аппарата философии. Ее проблемы часто считаются в лучшем случае отвлеченными, если не бессмысленными. Действительно, философы часто пренебрегают реальностью и слишком прямолинейно объявляют свои вопросы самыми важными и существенными, считая остальные прагматическими. На самом деле философские проблемы проистекают из вполне конкретных затруднений в процессе принятия тех или иных решений. Нередко они возникают в результате применения специальных теорий, за пределами упорядоченных, но ограниченных сфер жизнедеятельности, для описания которых они первоначально создавались. Но и естественный язык, приспособленный для описания гибкой и изменяющейся реальности, наталкивается на пределы применимости. Для описания нестандартных ситуаций требуются новые языки. Часто они не стыкуются со старыми, порождая противоречия при попытках их обоснования. Философия нередко занимается именно тем, что «сталкивает лбами» различные концепции. Возникающие в результате этого парадоксы заставляют задуматься либо о границах применения того или иного языка, либо о необходимости его радикального изменения и даже отказа от него.

Язык выполняет в культуре, по меньшей мере, три функции: во-первых, воспроизводства культуры, актуализации предания (на эту сторону дела обращает внимание герменевтика); во-вторых, функцию социальной интеграции, координации социальных агентов (теория коммуникативного действия); в-третьих, функцию социализации (проект социальной психологии Дж. Мида). Должны ли мы отсюда сделать вывод о том, что нынешние социальные науки должны быть, в конце концов, заменены чем-то иным? Одни считают, что это должна быть герменевтика, а другие ― нейрофизиология и генетика. Одни предлагают вернуться к старой романтической теории «вчувствования» Дильтея, другие вообще отказываются от объяснения и считают, что различные подходы и интерпретации отражают лишь разные ценностные ориентации, третьи готовы отбросить веберовский тезис о ценностной нейтральности номологической науки, но в то же время ищут пути согласования герменевтической и объективирующей установок.

Сегодня различие науки и философии касается уже не содержания, а формы самого дискурса. Дело не в том, что ресурсов науки пока недостаточно для решения вопросов философии и религии. Трудность в том, что предметы, о которых они говорят, вообще не могут быть объектами нашего опыта, а, стало быть, их утверждения в принципе не проверяемы. Есть ли смысл говорить о том, чего нельзя доказать? Наверное, запретить такие вопросы нельзя. Человек отличается от животных именно тем, что задумывается об основах мироздания и о смысле собственного существования. Но ответы на такие вопросы имеют частный характер и являются, скорее, верованиями, чем доказательными утверждениями. С точки зрения критериев, которыми руководствуются ученые, философы неправильно говорят: они рассуждают о непостижимых предметах так, как будто они реально существуют, и в принципе могут быть исследованы, если не нашим конечным и ограниченным, то каким-то божественным или метафизическим умом.

О чем же идет речь, когда вопрошают о первооснове мира, о бытии, о сущности числа, о совести и о бессмертии души? Конечно, все эти вопросы разные и разбираться с тем, как на них отвечать, надо конкретно. Но сначала стоит задуматься, а правильно ли они поставлены, можно ли на них ответить и хоть как-то проверить? Прежде чем тратить время и средства на поиски сущности числа, следует обдумать, что такое «сущность», применимо ли это понятие к числу? Вряд ли можно отказать философским понятиям и концептам в праве на существование. Эффективность употребления понятия сущности подтверждается в самых разных сферах жизнедеятельности. Вряд ли можно запретить применение этого понятия на том основании, что оно означает нечто ненаблюдаемое. Но вопрос о сферах его применимости, о том, как использовать это понятие в конкретных случаях, должен обязательно ставиться. «Сущность» применительно не только к числу, но и даже к человеку либо сомнительна, либо используется специфически. Можно спрашивать о сущности конкретного объекта, а не абстрактного, который в каком-то смысле сам является сущностью. Но и об этом нельзя судить безапелляционно. Даже если бы мы могли встретиться с Аристотелем, то нам вряд ли удалось его убедить отказаться от допущения о реальном существовании сущностей. Дело в том, что это убеждение вписывалось в контекст его мировоззрения и, более того, соответствовало интенциям греческого языка. Во многом наши проблемы, вызванные неопределенностью статуса сущностей, вызваны тем, что мы пытаемся встроить в свой язык чужой концептуальный аппарат.

Накал предвыборной борьбы свидетельствует о том, что политические речи вовсе не сводятся к рациональным, верифицируемым утверждениям. Поскольку политики апеллируют к чувствам народа, для анализа такого рода речей требуется сложная техника анализа символического, ценностного, эмоционально-экспрессивного содержания языка.

Можно ли доверять чувствам, даже когда речь идет об обиде и несправедливости, свободе и принуждении? Чувства реактивны и поэтому есть большой соблазн рассматривать их появление по аналогии с отношениями причин и следствий. Чувствам мы доверяем именно потому, что они возникают как естественная реакция на ситуацию. Когда некто взял что-то и не вернул, то чувство несправедливости не может быть заблуждением. Собственно, этим и подогревалась революция: рабочие, крестьяне, интеллигенция были недовольны тем, что их обирают, эксплуатируют, обманывают и угнетают. Однако эти чувства имеют довольно сложный состав. Им присущи значение и смысл, а также установка и оценка. По сути дела, то, что называют чувствами, это сложное семиотическое образование, формирование которого происходит не как попало, а по определенным кодам и правилам, зная которые можно управлять чувствами в отрыве от объективных потребностей. Отсюда семиотический анализ чувств, настроений, намерений, оценок оказывается весьма перспективным проектом, реализация которого внесет существенный вклад в наше понимание социальных и политических процессов, в том числе и в современной России.

Сегодня многие политики и интеллектуалы озабочены восстановлением органических связей людей и борются за сохранение нации, государства, семьи, общества. Все это нуждается в культивировании, и без надлежащей воспитательной работы придет в запустение. Основой органического государства является семья, а забота о подрастающих поколениях, воспитание детей и образование юношества ложатся на плечи старшего поколения. Конечно, этносы, государства, нации, народы, их характеры Ї все это, так сказать, дорефлексивные данности, сложившиеся естественноисторическим путем. Но не замечать их конструктивный характер тоже неправильно. Поэтому критика понятий социальных наук остается одной из важных задач философии.