Идея человека

Философия отвечает на вызовы времени на своем языке, который имеет автономную логику развития. Его трансформация осуществляется в процессе обоснования теоретических понятий и оценки их применимости для описания опыта. М. Шелер различал пять типов самопонимания человека, которые опираются на соответствующие «основополагающие идеи»[1].

1. Иудео-христианский монотеизм, развивающий представления о творении и грехопадении, свободе и бессмертии, истории мира и человека.

2. Концепция Логоса, божественного разума, и человека как существа разумного, homo sapiens.

3. Научная модель homo faber, построенная на основе принципов натурализма, позитивизма и прагматизма. Согласно ей, человек есть природное существо, отличающееся от животных только количественно, по степени развития мозга, но не по сущности.

4. Пессимистический образ человека, согласно которому человек ― это тупик эволюции, ибо отрицает волю к жизни вообще. Его разум с биологической точки зрения не преимущество, а болезнь, он не утверждает, а разрушает жизнь.

5. Ницшеанский проект сверхчеловека, который отказывается от помощи Бога и полагается на волю к власти.

В этой связи возникает вопрос о специфике философской концептуализации проблемы человека. То, во что верят или не верят люди (Бог, материя, дух, человек), для философии становится предметом анализа. Когда прежние «коллективные представления» устаревают и не соответствуют новым условиям жизни, философия должна заняться расчисткой сложившихся символических полей и тем самым подготовить пространства для дискуссии о том, новом, которое еще не возникло.

В богословии Бог конструировался как трансцендентная сущность, которая недоступна разуму человека. С точки зрения традиционной теологии, Бога и человека отделяет непроходимая грань. Однако живой опыт веры нивелирует это различие. Вассальные отношения здесь преодолеваются и восстанавливается со-субъектность Бога и человека, который достигает абсолютного Другого и так оказывается равным ему. Тот, кто воспринимает Бога как чистую субъективность, преодолевает овеществление и достигает зоны чистой духовности.

Христианство предложило людям новый союз, основанный на любви и вере. Например, изображение Святой Троицы обладало «магнетическими» свойствами, эманировало любовь «святого семейства» на всех страждущих, защищало от зла. Любовь, чудо, спасение ― извечная мечта бедных и обездоленных. Первые отцы церкви строили модель общения Бога и души на основе исповеди. Августин был родоначальником этой модели. Поиск защитника в технологии исповеди привел к инфляции страха перед ужасным. В связи с этим церковь боролась с изобретаемыми человеком средствами самосохранения.

Не без усилий теологов Создатель постепенно превращался в метафизическую абстракцию. Определение Н. Кузанского, согласно которому Бог больше всякой конечной величины, мало отвечает чаяниям живых верующих. Следствием отрыва схоластики от «субъективной религии» стала сакрализация земных учреждений и онтологизация фантазий о загробном мире. Например, интенсификация образа ада как места наказания для тех, кто предал заветы Бога, вызвана распадом экклезиального единства, объединявшего ранних христиан, для которых Бог ― это любовь. По мере феодализации общества пропасть между человеком и Богом расширялась и стала поистине непреодолимой в эпоху Просвещения. Однако выброшенный наукой в пустой холодный универсум человек нуждается в защите, которую раньше ему давала мифология. Сегодня истории о прародителе, ангеле-хранителе, Боге-заступнике считаются предрассудками и люди предпочитают иные способы страховки.

В целом религиозно-антропологическое объяснение происхождения человека столь же уязвимо, как и естественнонаучное, ибо в нем скрыто предполагается, что Бог, сотворивший Адама по своему подобию, гуманизировался на определенной стадии своего развития. Это вызвано тем, что человек оказался настолько превознесенным, что иначе, чем через резонанс с тем, кого по традиции называют Богом, невозможно вывести его происхождения. Результат, приписываемый божественному протектору, по сути, сам должен быть объяснен на основе механизма, благодаря которому произошла деанимация животного.

В науке отказ от божественного протектора, творца первой пары людей в пользу обезьяньего предка датируется 1860 г., когда Гексли ― верный последователь Дарвина ― активно включился в дискуссию, начатую теологами. Он полагал, что развитие человека шло по линии обезьяна — черные — белые. Его противник ― Уейтли считал, что раз дикари не могут сами себя цивилизовать, то это доказывает работу божественного наставника. В ходе затянувшихся споров теология окончательно сдала позиции биологии, и обезьяна победила Бога. За это одни прославляют, а другие проклинают Дарвина. Между тем, факты говорят о том, что у той или иной новой фундаментальной теории, производящей парадигмальный сдвиг в науке, может быть множество отцов. Например, то, что нам кажется революционным в теории Дарвина, борьба за существование и естественный отбор, не удивляло его современников, так как теория Мальтуса была общепризнанной, и ее влияние признавал сам Дарвин.

Предположение о возможности появления сверхчеловека также опирается на логику дарвинизма: если развитие направлено от животного к человеку, то почему оно на нем должно остановиться? Хотя у Дарвина не встречается термина «сверхчеловек», биологический футуризм не был ему чужд. Но, скорее всего, он оставался скептиком и не считал возможным продолжение эволюции от человека к сверхчеловеку. Зато Д. Ф. Штраус и Е. Дюринг, указывая на деградацию некоторых биологических видов, предрекали человеку светлое биологическое будущее. Поскольку в популярной литературе сверхчеловек понимался как новый биологический тип, следует напомнить, что Ницше противопоставлял этому свое оригинальное культурно-историческое понимание человека. По Ницше, круг, в который следует вступить философии, не герменевтический, а антропотехнический. В результате становление человека должно быть описано как история формирования культурного пространства существования.

Позиция эволюционизма в культурологии была сформулирована Э. Тейлором: феномены культуры могут быть классифицированы и ранжированы по стадиям в соответствии с вероятным порядком эволюции. В основе его концепции лежит допущение о наличии высокого интеллекта у дикарей, которые должны были изобрести первые орудия труда. Отсюда крен антропологии от культуры к социальным наукам. Речь идет о согласовании развития социальных и биологических структур. В результате возникло множество сепаратных антропологий для экономики, педагогики, политологии и т. п.

Проблема в том, что нельзя отрицать ни соседства, ни пропасти, отделяющей нас от животных. Человек ощущает свою близость богам, противопоставляя себя животным. Поэтому хайдеггеровское определение человека как просвета бытия кажется хорошим дополнением естественнонаучного подхода: «Способ, каким человек в своем подлинном бытии пребывает при бытии, есть экстатическое стояние в истине бытия»[2]. Онтологическая установка не отвергает ни естественнонаучной, ни гуманистической позиции. Но они не раскрывают достоинства человека. Явится сущее как сущее, будут ли присутствовать Бог, история и природа, зависит не от человека. Но от него зависит, осуществится ли его существо так, чтобы отвечать этим событиям.

Открытость человека миру ― это не открытие Бога в Иисусе Христе. Поэтому философия дистанцируется от теологической трактовки человека.

Пока ответ на вопрос о происхождении человека давался с точки зрения сотворения мира Богом, философский вопрос о том, как и зачем возник и существует человек, не мог быть поставлен. Снятие теологической блокады обусловило обращение к реальным условиям формирования и существования человека. Человек стал мыслиться как продукт сил, обусловивших онтологические условия[k1] возможности его развития. Важным фактором нового подхода к человеку является синхронизация антропологических открытий в области морфологии, палеонтологии, в исторической лингвистике, структурной антропологии и науках о поведении с экзистенциальной аналитикой.