Стюард Стивен. Операция «Раскол»

При поверхностном рассмотрении операция, направленная к смещению со своих постов всех либерально настроенных коммунистических деятелей Восточной Европы с тем, чтобы подвести население к пониманию сущности коммунистического строя (воспитание - через страдание), может показаться достойной положительной оценки. Но даже если было бы желательно вме­шаться во внутренние дела суверенного государства подобным образом, то такой сценарий, как операция «Раскол», не выдерживает даже слабой крити­ки.

Безусловно, правильно, что «события 1956 года» в Польше (так называют обстановку, в результате которой Гомулка возвратился к власти) и венгерской революции в какой-то степени подтверждают идею о том, что народ страны, лишенной своих естественных лидеров, может, в конце концов, восстать, что­бы добиться своих политических целей. Однако нельзя игнорировать два мо­мента. Во-первых, в Польше и Венгрии произошли волнения после того, как процесс либерализации уже начался; факт, который сам по себе отрицает даллесовскую теорию о том, что народ восстанет лишь после того, как будет доведен до полного отчаяния.

Однако правда в обратном. Только надежда может породить надежду. Сталинизм и сталинская террористическая машина породили состояние поли­тической апатии. Народы Восточной Европы вновь возвратились к жизни лишь после того, как Хрущев начал процесс десталинизации. Уже тогда перед русскими встала дилемма, перед которой они, возможно, в еще большей сте­пени стоят сегодня: надо ввести некоторые свободы, и народ потребует еще больших; удовлетвори его требования, и он опять потребует еще больше. Операция «Раскол» смогла задержать этот процесс на много лет. И это, по-видимому, самое большое обвинение, которое можно выдвинуть против нее.

И, во-вторых (обстоятельство, которое, очевидно, не было первоначально понято авторами операции «Раскол»), русское правительство не рассматрива­ло свои восточноевропейские владения лишь как часть недвижимого имуще­ства: эти владения играли важную роль для оборонительных планов русских и для их концепции безопасности.

Президент Рузвельт понял навязчивую идею Сталина о необходимости обеспечить навсегда неприкосновенность русских границ. Возможно, если бы Сталин был жив, то он удовлетворился бы тем, что такие страны, как Чехо­словакия и Венгрия, могут быть его союзниками, а не колониями. Но дело не в этом. Раз сателлиты стали составной частью военного механизма Варшав­ского пакта, то Россия при необходимости готова воевать или вмешаться для того, чтобы удержать их в системе. Вместо того чтобы поощрять такую воз­можность, творцы западной политики должны были бы & первую очередь поддерживать возникновение прокоммунистических, прорусских, но незави­симых суверенных правительств во всех странах Восточной Европы (можно [47] привести в пример коалиционное правительство, пришедшее к власти в Венг­рии после сравнительно свободных выборов в ноябре 1945 года, в котором доминировали коммунисты). Но они не должны, как это делал Аллен Даллес, оказывать помощь в их уничтожении. Русское вторжение в Венгрию в 1956 году и в Чехословакию в 1968 году - таковы два самых трагических события в послевоенной истории Европы. Но в каждом из этих случаев Россия стояла перед лицом не только потери империи, что имело бы достаточно серьезное значение, но и перед лицом полного подрыва ее стратегических позиций на военно-геополитической карте Европы.

И в этом, больше чем в факте вторжения, состояла действительная траге­дия. Именно скорее по военным, чем по политическим причинам контррево­люция в этих двух странах была обречена на подавление: потому что, когда в них поднялись восстания, они перестали быть государствами, а вместо этого превратились просто в военные фланги.

Ответственность за такое положение вещей, обусловившее неизбежность жестокого русского вмешательства, лежит не только на советском правитель­стве. Ее должны разделить также авторы операции «Раскол». Эта операция привела к усилению, а не к уменьшению советского господства в этих стра­нах; она усилила страх советского руководства и его подозрительность по отношению к западным союзникам, из-за всего этого она содействовала ут­верждению в странах Восточной Европы колониального статуса, чего вполне можно было избежать.

Таким образом, Сталин, слепо попавшийся в ловушку операции «Раскол», превратил Восточную Европу в простое приложение к Советскому Союзу, управляемое при помощи неограниченной власти тайной полиции. Возмож­ность преодоления «железного занавеса» и диалога была сведена к нулю, и два могущественных блока стали готовиться к тому, чтобы однажды уничто­жить друг друга.

Было бы нелепым считать, что операция «Раскол» вызвала «холодную войну». Но она, бесспорно, придала ей особо дикий, зверский оттенок, став­ший характерной особенностью той эпохи. Она чуть было не превратила «хо­лодную войну» в «горячую», разрушила надежды целого поколения и превра­тила мир в раздолье для тайной полиции.

Операция «Раскол» на многие годы уничтожила надежду на подлинный политический диалог между правителем и управляемым в Восточной Европе. Она отравила отношения восточноевропейских стран с Россией и между со­бой.

Что касается Запада, от имени которого все это было затеяно Даллесом, то он был заведен в глухой тупик, из которого лишь теперь начинает выби­раться. Мы тоже, хотя многие из нас не понимали этого, стали жертвами лов­кой пропагандистской машины, затормозившей наше политическое развитие и приведшей нас к недавним трагедиям вроде вьетнамской войны.

[48]

Понадобился Вьетнам, чтобы американцы поняли, что они не обладают данным богом правом вмешиваться во внутренние дела другой страны, что не уполномочены исправлять социальные системы, отличающиеся от их собст­венной.

Это не означает, что Запад имел дело с легким противником или что Ста­лин был непонятным добрым малым периода послевоенных международных отношений. Но что так удивительно в американской политике, это страх и неуверенность, лежавшие в ее основе. Перед нами была самая богатая нация, которую когда-либо знал мир, нация, обладавшая всеми, талантами и досто­инствами, вышедшая из войны сильной и авторитетной. И тем не менее, не­смотря на все это, она среагировала на вызов своего конкурента в борьбе за руководство миром, подобно испуганному мальчику, только что пришедшему в школу. Америка вела себя так, будто подверглась атаке столь мощного про­тивника и под угрозу поставлено ее существование.

«Холодная война» началась и так долго продолжалась потому, что два мощных государства вступили во вторую половину XX века, отяго­щенные огромным комплексом неполноценности. Русские имели для этого определенные основания, но США не имели никаких. Политически бесплодная, неоправданно жестокая и безусловно провалившаяся операция «Раскол» была частью той черной эпохи. Она легла уродливым пятном на честь и достоинство США и, несомненно, представляет собой одну из самых темных глав во всей истории американской дипломатии и шпионажа.

Источник: Стивен С. Операция «Раскол». М: Изд-во Эксмо, 2003.

С. 327-332)