2015-05-12
298
Закончил же Берия свою речь так:
— Сталин, так же как и Ленин, оставил нашей партии и стране великое наследие, которое надо беречь как зеницу ока и неустанно его умножать. Великий Сталин воспитал и сплотил вокруг себя когорту испытанных в боях руководителей, на плечи которых пала историческая ответственность довести до победного конца дело, начатое Лениным и успешно продолженное Сталиным.
Народы нашей страны могут быть уверены в том, что Коммунистическая партия и Правительство Советского Союза не пощадят своих сил и своей жизни для того, чтобы сохранять стальное единство рядов партии и ее руководства, крепить нерушимую дружбу народов Советского Союза, крепить могущество Советского государства, неизменно хранить верность идеям марксизма-ленинизма и, следуя заветам Ленина и Сталина, привести страну социализма к коммунизму.
Вечная слава нашему любимому, дорогому вождю и учителю — великому Сталину.
ТАК закончил свою речь Берия, и ее последняя фраза была ярче и человечнее любых слов скорби... Берия не прощался со Сталиным, а напоминал всем, что Сталин бессмертен!
Молотов в завершение своей речи провозгласил — думаю, не случайно, здравицу в честь не Сталина, а КПСС.
Маленков — без задней, конечно, мысли сказал Сталину «прощай».
А Берия — не в противопоставление словам выступавшего перед ним Маленкова, конечно, а в силу движения души показал, что Сталин остается для него живым уже по-
тому, что живо его дело, которое надо всем сообща продолжать и довести до победного конца.
Сталин над гробом Ленина произнес яркую речь и дал вдохновенную клятву. Это было время ранней молодости страны, время, когда в ее будущее не верили очень многие как в России, так и — еще больше — за ее пределами. Произнося любые слова, Сталин отвечал за них прежде всего перед тем народом, руководить которым теперь предстояло ему, и международное значение клятвы Сталина, говоря по совести, было тогда не первостепенным. Слишком многие тогда были уверены, что имеют право зубоскалить — мол, мало ли что там этот большевичок в своей Совдепии наговорит...
Каждое же слово, прозвучавшее в речах над гробом Сталина — главы второй державы мира, уверенно идущей к роли первой державы мира, внимательнейшим образом должны были изучать во всем мире. Это понимали все, понимал и Берия. Поэтому даже самый искренний пафос в траурных речах вряд ли был бы уместен... Страна уже вступила в пору зрелости, и речи ее лидеров могли быть и должны были быть сдержанными и весомыми во всех случаях, а на похоронах Сталина — тем более!
Возможно, и поэтому речь Берии внешне не была насыщена эмоциями. Однако это была — в отличие от речей Маленкова и Молотова — серьезная программная речь, не только уместная на таких похоронах, как сталинские, но даже на них необходимая!
Ведь в те дни вся страна спрашивала себя: «Как жить без Сталина?» И речь Берии отвечала на этот вопрос в свойственной Берии манере четко и конкретно: жить, работая и видя впереди ясную и вдохновляющую на дела цель!
И это тоже была клятва ученика над гробом Учителя.
ПОСЛЕ Берии выступил Молотов, а затем Хрущев траурный митинг закрыл. Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович и Микоян спустились с трибуны к гробу Сталина и внесли его в Мавзолей.
Затем они возвратились на трибуну. Куранты отбили полдень. И в это время раздались первые залпы тридцати-
кратного артиллерийского салюта и послышались гудки заводов, длившиеся три минуты.
День был холодный и хмурый — под стать настроению собравшихся. Одни стояли на Мавзолее, другие — на брусчатке Красной площади, но думали в тот момент все об одном: «Что же там — впереди?»
Отгремел салют, отгудели гудки. По Красной площади чеканным парадным шагом прошли воинские подразделения, а в небе над ней пролетел строй самолетов. Похороны Сталина закончились. Опустела трибуна Мавзолея, теперь уже Ленина—Сталина. С площади медленно расходились люди.
Жизнь продолжалась.
Но что же было там, впереди, в перспективе ближней, средне- и долгосрочной?
И что же все-таки произошло в Москве со Сталиным в дни с 28 февраля по 5 марта?
Глава девятнадцатая
«ЗВЁЗДНЫЕ» МАРШРУТЫ ЗАГОВОРА ВЕКА...
И темными силами храма
Он отдан подонкам на суд,
И с пылкостью тою же самой,
Как славили прежде, клянут...
Борис Пастернак
Самые интересные страницы книги Николая Добрюхи «Как убивали Сталина» — с 348-й по 369-ю, где приведены выписки из журнала врачей, лечивших Сталина со 2 по 5 марта 1953 года, данные анализа крови, сделанные в эти дни, и упоминается акт о вскрытии тела.
Доброюха уведомляет читателей, что он-де старался выбрать самые важные места из той кипы секретных бумаг, в которую, как он пишет, «по указанию властвовавшего тогда министра МВД (вообще-то, если уж министра, то ВД. — С.К.) Берии было свалено все, что писалось в те страшные часы»...
Николай НАД написал об этом так, как будто обвинил Берию в чем-то... А ведь этим свидетельством он его невольно обеляет, убедительно доказывая непричастность Берии к убийству Сталина!
Ведь преступник, напротив, сделал бы все, чтобы эта кипа документов была как можно более тонкой, а то и вообще как-нибудь затерялась. Берия же приказал сохранять все, включая черновики — благодаря чему Добрюха и смог установить факт многочисленного переписывания медицинских документов и несоответствия окончательных вариантов черновикам.
Что же до самих документов, то я не буду приводить здесь из них ни одной строчки, лишь сообщив читателю,
что они — по моему убеждению — подлинные, и в качестве таковых действительно переводят версию о намеренном отравлении Сталина в разряд исторического факта.
Цитировать документы я не буду — это мало что прибавит к пониманию тех дней читателями, если не считать, что среди них могут оказаться профессиональные медицинские эксперты. К тому же Н. Добрюха приводит осторожные, но не отвергающие факт отравления, мнения главного токсиколога Москвы Ю.Н. Остапенко и главного судебно-медицинского эксперта Москвы В. Жарова.
Итак, Сталин был убит.
Отравлен.
И убит не Берией, хотя книга Абдурахмана Авторханова «Загадка смерти Сталина» и имеет подзаголовок: «Заговор Берии».
Берии не нужна была смерть Сталина, но первые сто с небольшим дней жизни СССР без Сталина прошли под знаком все более расширяющихся и углубляющихся инициатив Берии в самых разных сферах деятельности советского общества.
Авторханов провокаторски передергивает — к заговору против Сталина Берия никакого отношения, конечно же, не имел. Кроме вполне очевидных соображений, это доказывает и логический анализ, предпринимать который мне приходится уже не в первый раз, но — что делать!
Итак...
Допустим, убийство Сталина организовал все же Берия, использовав свои старые связи в МГБ Игнатьева.
Вообще-то уже это маловероятно! Если даже предположить, что надежных связей, причем не «вообще», а именно в Управлении охраны игнатьевского ведомства у Берии, через семь лет после его ухода из «органов», хватало, очень уж деликатным был вопрос, по которому ему пришлось бы к бывшим коллегам обращаться.
Такие дела имеют какой-то шанс на успех тогда, когда ими занимается полноправный глава спецслужбы. Уж он-то может обстряпать все в лучшем виде: исподволь подобрать нужных будущих исполнителей с соответствующими личными, биографическими и служебными данными, а затем проверить их и расставить во всех необходимых клю-
чевых точках, заменив ими кадры, преданные Сталину и его делу.
Так что министр госбезопасности и начальник Управления охраны МГБ Игнатьев в этом смысле имел по сравнению с Берией возможности неограниченные. Причем даже такой на каждом шагу, как и любой «демократ», передергивающий факты и дух эпохи автор, как Леонид Млечин, признает, что Берия тогда не имел в МГБ власти и не мог влиять на подбор кадров сталинской охраны.
Но, как сказано, допустим... Кадры, прямо подчиняющиеся Игнатьеву, выполнили «заказ» Берии. Сталин мертв, и Берия получает в свои руки объединенное Министерство внутренних дел, поглотившее Министерство государственной безопасности. Теперь кадры Игнатьева, устранившие Сталина по «заказу» Берии, — это уже кадры Берии.
Берия нацелен на захват власти, причем уже легально имеет в своем распоряжении изменившие Сталину кадры охранников, замаранные в прямом убийстве вождя. Так почему бы их не «перебросить» теперь на «охрану», скажем, Хрущева или Маленкова? Ведь Берия — преступник, он убил Сталина, и убил безнаказанно! А что лучше, чем безнаказанность, поощряет и распаляет преступника? Сделав один успешный шаг, Берия должен был весьма быстро сделать и другой шаг — железо надо ковать, пока оно горячо! При этом Берии надо было вести себя очень осмотрительно, то есть — ничем не раздражать коллег, а особенно не предпринимать никаких инициатив, будоражащих их.
Берия же ведет себя прямо противоположно тому, как должен был бы вести заговорщик. Он просто брызжет идеями, предложениями, он действует — но действует открыто и напористо.
Он готовит в МВД и направляет в Президиум ЦК записку за запиской. Он активно и конструктивно вмешивается в экономику, во внешнюю политику, во внутреннюю национальную политику. И каждый раз его предложения так обоснованны, что их приходится принимать!
Хорош «заговорщик»! Ему надо заботиться об организации серии новых «смертельных болезней» — хотя бы парочки, а он ликвидирует ГУЛАГ и паспортные ограничения для сотен тысяч людей, хлопочет о проектах республиканских орденов для деятелей культуры союзных республик, вызы-
вает недовольство партийного руководства Украины) Белоруссии, Литвы своими убийственными записками о положении с национальными кадрами в этих республиках! И в довершение всего добивается принятия решения об отказе от украшения зданий по праздничным дням и колони демонстрантов портретами руководства...
ИНЫМ оказывается поведение Хрущева. Если посмотреть на его линию в первые четыре года после смерти Сталина, то вот она-то полностью укладывается в схему заговора.
Первый шаг — физически убран Сталин. Его можно убрать лишь физически — политически он непоколебим.
Второй шаг — физически убран и политически дискредитирован Берия. Его тоже непросто было бы уничтожить политически, если бы речь шла об открытом политическом противостоянии. Но, внезапно арестовав его, лишив его возможности защитить себя публично, в присутствии всех членов ЦК, удалось обеспечить вначале политическое, а затем и физическое убийство Берии. При этом удалось замарать в соучастии и почти всю партийно-государственную верхушку СССР.
Третий шаг — XX съезд с его политической дискредитацией Сталина. Этот шаг кладет начало дискредитации уже дела Сталина, то есть — дела построения в России социалистического и затем — во многом — коммунистического общества новых, всесторонне образованных, развитых и потому свободных людей.
Четвертый шаг — политическое устранение всего остального «сталинского» ядра» высшего руководства — Молотова, Маленкова и Кагановича.
Пятый и последний шаг, предпринятый непосредственно Хрущевым, — нейтрализация наиболее непоследовательных остатков этого «ядра» — Булганина, Ворошилова, Первухина, Сабурова и окончательное «приручение» Микояна...
Сегодня можно увидеть, что «цепь», позднее дополненная рядом новых «звеньев», приведших нас к Беловежским «соглашениям» 1992 года, — была встроена безупречно и эффективно. Она еще не полна, ибо последнее «звено» — окончательный распад и гибель России еще куется в трижды президентской «Россиянин». Но выстраивается эта «цепь», начиная с марта 1953 года, очень умно.
Однако первое звено всей этой умно и точно продуманной цепи — убийство Сталина, замаскированное под естественную смерть.
Мог ли продумать весь этот дальновидный алгоритм сам Хрущев — человек не умный, а всего лишь хитрый, и при этом злобный, мстительный, эмоциональный, самоуверенный, недалекий и не умеющий видеть перспективу? Человек, который впоследствии стал олицетворением мутного понятия «волюнтаризм».
Вряд ли вся эта умная последовательность железно взаимосвязанных шагов могла прийти в голову Никиты Сергеевича — даже до последнего, предпринятого им самим пятого шага.
Хрущев не был ни сознательным, ни подсознательным врагом социализма. Он был — если иметь в виду его личные симпатии и антипатии — даже вполне советским патриотом. И системным могильщиком социализма Хрущев оказался не в силу затаенной его злобы против Советской власти, не в силу нравственного перерождения, а в силу того, что могильщиком дела Ленина, Сталина и миллионов сознательных граждан СССР Хрущева сделали без ведома самого «дорогого Никиты Сергеевича» — «втемную»...
А он всего лишь хотел удержаться на вершине власти, отомстить Сталину за сына, а потом затмить Сталина...
Не вышло...
Зато все вышло у тех, кто был сознательным врагом и ненавистником Сталина, социализма, Советской власти и России.
А их у России, у Советской власти, у социализма и у Сталина было более чем достаточно. И только ли Хрущеву нужна была в начале 1953 года скорая смерть Сталина?
ЗАГОВОР против Сталина с какого-то момента представился мне в виде своего рода «звездного» пробега или похода... Об этой когда-то популярной форме массовых спортивных мероприятий, описанной даже во 2-м издании Большой Советской Энциклопедии (т. 16, стр. 553) сегодня прочно забыли. Суть такого похода в том, что его участники выходят из разных исходных пунктов на периферии и по заранее разработанным маршрутам собираются в одной точке.
Так вот, и к Сталину, а точнее — к идее его убийства, с какого-то момента потянулись «маршруты» системного «звездного» заговора. Нет, я не хочу сказать, что вокруг Сталина как некий чудовищный спрут сплелась зловещая, могущественная тайная организация, щупальца которой раскинулись на весь мир. Я имею в виду всего лишь системный характер его наличия и разветвленности, определяемый тем принципом, который был вынесен в эпиграф главы нулевой этой книги.
Соответственно, далеко не все «маршруты» этого «заговора» были прямо или даже косвенно скоординированы. Не каждый из участников знал или хотя бы подозревал о существовании других «маршрутов». Не каждый шел по «маршруту» реально — было немало таких, кто лишь предавался желаниям сродни маниловским: вот, мол, как было хорошо, если бы Сталин исчез. И не каждый из реально вышедших в путь достиг конечной точки — Москвы на рубеже февраля и марта 1953 года.
Кто-то разрабатывал свой «маршрут», сидя в Лондоне или Вашингтоне... Кто-то — в Москве или Жмеринке... Кто-то имел огромные материальные возможности для организации заговора, но не имел надежных подходов к Сталину и его окружению. Кто-то имел подходы, давние личные знакомства, но не имел средств для подкупа, запугивания, запутывания...
Кто-то, повторяю, лишь мечтал о том, чтобы Сталин умер так же «своевременно», как весной 1945 года «умер» — полностью выполнив роль «мавра» Золотого Интернационала — президент США Рузвельт. Кто-то зондировал почву для заговора по линии сохранившихся антисоветских, троцкистских или эсеровских связей.
Кто-то из врагов Сталина носил цилиндр, кто-то — ермолку или бейсболку, а кто-то — интеллигентскую шляпу или псевдодемократическую кепку.
Для кого-то смерть Сталина была всего лишь желательной в принципе, так что вопрос сроков не был критическим. А для кого-то смерть Сталина была нужна в реальном масштабе времени — вот прямо сейчас, в ближайшие дни. Кто-то мог подождать, а для кого-то промедление было смерти подобно.
Поэт Виктор Боков уже в наши дни, накануне своего 85-летия, повинился перед Сталиным, заявив:
«В 26 лет я был арестован. Оклеветали. 5 лет отсидел... Я ненавидел Сталина, мечтал убить. А сейчас, после того что пережил вместе со страной в последние годы, изменил отношение к нему»...
А что, если бы такого вот Бокова реально нацелили на Сталина тогда, когда Бокову исполнилось не восемьдесят пять, а тридцать лет? Или чуть позднее — в 1953 году, когда Бокову было лет этак сорок с гаком?
Причем о Бокове я упомянул лишь для примера... Недовольных Сталиным в «низах» хватало и без Бокова...
А вот поэтическое свидетельство уже поэта Пастернака, вынесенное в эпиграф этой главы. Его строки о смерти Сталина, ранее мне неизвестные, я узнал из книги Н. Добрюхи и должен признаться, что не ожидал от внешне аполитичного Пастернака такого смелого политического обвинения! Ведь «темные силы храма» — это прямое указание на причастность к смерти Сталина «рыцарей Храма», «строителей Храма», «детей Вдовы», «наследников Хирама», «вольных каменщиков», а попросту — масонов!
Нет, нет, увольте меня сейчас от любых дискуссий! Это Борис Пастернак написал, а Николай Добрюха его строки привел.
Так что все претензии — к ним.
Разными, очень разными были антисталинские силы, сформировавшиеся в мире к весне 1953 года. Они были разными по гражданству, по мировоззрению, по материальному и общественному положению, по происхождению, по уровню идейности и даже по уровню личной ненависти к Сталину.
Но важно, что все эти силы вместе хотели одного — смерти Сталина.
Кто-то, повторяю, лишь ее желал...
Кто-то — действовал...
Кто-то при этом оказывался в тупике или шел ложным «маршрутом», который никогда не привел бы к конечной точке — Сталину, лежащему в Мавзолее. Кто-то шел потенциально успешным «маршрутом», но недостаточно энергично и недостаточно последовательно.
А кто-то дошел до реально успешного конца.
Но успех его был обусловлен общей атмосферой, сложившейся в интернациональной антисталинской среде, общим ее желанием уничтожить Сталина не мытьем, так катаньем, не пулей, так ядом, не сегодня, так завтра...
23 июля 1934 года Сталин принял в Кремле английского писателя-фантаста Герберта Уэллса. Запись этой беседы была опубликована в №17 журнала ЦК ВКП(б) «Большевик» за 1934 год. Уэллс уже приезжал в Россию в 1920 году, встречался с Лениным. По возвращении домой он написал тогда знаменитую свою книгу «Россия во мгле», где назвал Ленина «кремлёвским мечтателем». Теперь он вновь беседовал уже с другим руководителем Советской России и признавал свою давнюю неправоту. Много интересного можно было извлечь из записи их разговора, по сейчас мне вспоминается то место, когда Уэллс задал Сталину вопрос: «Вы, мистер Сталин, лучше, чем кто-либо иной, знаете, что такое революция, и притом на практике. Восстают ли когда-либо массы сами? Не считаете ли Вы установленной истиной тот факт, что все революции делаются меньшинством?»
Сталин тогда ответил: «Для революции требуется ведущее... меньшинство, но самое талантливое, преданное и энергичное меньшинство будет беспомощно, если не будет опираться на хотя бы пассивную поддержку миллионов людей».
Уэллс переспросил: «Хотя бы пассивную? Может быть, подсознательную?» И Сталин уточнил: «Частично и на полуинстинктивную, и на полусознательную поддержку, но без поддержки миллионов самое лучшее меньшинство бессильно».
Говоря о «меньшинстве», Сталин имел в виду, как он и сам отметил, революционное, служащее идеям социализма меньшинство. Говоря о «миллионах», он имел в виду миллионы простых людей, живущих жизнью неактивной, несознательной, полурастительной, но — живущих.
Однако в мире имелось и другое меньшинство, системной верхушкой которого была избранная Золотая Элита мира, которая опиралась на силу золотых же миллионов — долларов, фунтов, франков, песет...
Впрочем, этот Золотой Интернационал мог опираться на поддержку и миллионов людей, но тут уж — лишь до тех пор, пока в мире существовал тот безграничный океан массовой человеческой глупости, в котором извечно плавает
скорлупа беззакония. Однако даже при наличии этого океана Золотая Элита не могла рассчитывать на хотя бы пассивную массовую поддержку в деле убийства Сталина.
В этом деле она могла рассчитывать лишь на поддержку себе подобных элитарных слоев. А также — и на поддержку тех, кто всеми силами стремился из категории тех, кого — по определению Талейрана — стригут, перейти в категорию тех, кто стрижет.
Впрочем, были еще и те, кому Сталин и его дело не давали жить жизнью мелкой, но сытой и собственнической... Те, кто хотел не быть, и даже не казаться, а просто обывать.
Не забудем еще об одной категории — весьма специфической, но реально существующей и нередко, увы, пользующейся определенным влиянием на общество. Это люди, обладающие неким «геном демократии», который определяет их особое общественное, а точнее - антиобщественное, поведение. Им плохо, когда миру хорошо. Эти отличные от людей «люди» нормальных людей не-на-ви-дят. На генетическом уровне. Они запускают в оборот выражения типа: «Лучше быть мертвым, чем красным»... Они под вспышки фотокамер пожирают со своими — надо полагать, тоже обладающими «геном демократии» — отпрысками огромный торт в виде лежащего в гробу Ленина... И их генетические собратья, жившие в эпоху Сталина по обе стороны государственной границы СССР, не могли не ненавидеть именно Сталина.
И ненавидели.
А еще были люди, просто внутренне недисциплинированные, жадные до денег, удовольствий, карьеры... Такие тоже могли стать — не организаторами, нет, но — исполнителями чужой воли, желающей убить Сталина...
Много, много накопилось в мире к весне 1953 года антисталинских сил. И они не могли добиться успеха в деле «звездного» заговора против Сталина без поддержки друг друга — пусть нередко пассивной, подсознательной, полуинстинктивной и полусознательной.
Кто-то лишь желал.
Кто-то прикидывал шансы...
Кто-то действовал.
А кто-то добился успеха.
Так ли уж важно — кто конкретно?
Важно — зачем?
Глава двадцатая
СТАЛИН УМЕР?
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХРУЩЁВ!
Весь его облик был таков, что вызывал уважение к государству
Перо Попиволда,
народный герой Югославии о Сталине
«Что вы всё о Сталине да о Сталине!
Да все мы вместе не стоим сталинского г...»
Заключительные слова Никиты Хрущева на июньском Пленуме ЦК 1957 года (по свидетельству Д. Шепилова)
После похорон Сталина прошло всего лишь чуть больше недели, а 18 марта 1953 года в ЦК КПСС получили письмо, написанное на бланке одного из органов Военного Министерства СССР — газеты Военно-Воздушных Сил «Сталинский сокол»:
«Секретарю Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Тов. Поспелову П.Н.
В редакцию газеты «Сталинский сокол» поступило письмо от группы военнослужащих войсковой части 13638. В нем воины-авиаторы обращаются в Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза с просьбой создать серию кинофильмов, отображающих жизнь и деятельность великих вождей Советского Союза и трудящихся всего мира Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина.
«Эти фильмы, — пишут военнослужащие, — будут являться огромным вкладом советского киноискусства, будут иметь огромное воспитательное значение для советской молодежи, а также для всех трудящихся нашей Родины и мира. Фильмы эти будут воспитывать миллионы стойких борцов за счастье человечества». Направляем это письмо на Ваше рассмотрение.
Редактор газеты С. Устинов».
Письмо подписали четыре сержанта и четыре рядовых срочной службы, и оно было, безусловно, искренним, а не «подсказанным» замполитом — в последнем случае подписей было бы раз в десять больше...
Искренним это письмо было еще и потому, что ребята написали его после смерти Сталина.
25 марта Поспелов передал письмо на рассмотрение в Отдел художественной литературы и искусства ЦК, и 30 марта получил такой ответ:
«... Тов. Устинову и авторам письма сообщено, что советской кинематографией выпущен ряд фильмов, отражающих отдельные этапы жизни и деятельности В.И. Ленина и И.В. Сталина (можно подумать, что об этих, не раз виденных в стране каждым фильмах авторы письма не знали. — С.К.). Выпуск такого рода фильмов будет осуществляться и в дальнейшем».
Это была отписка и по форме, и по сути. И фильма о Сталине ни в хрущевские, ни в более поздние времена так снято и не было.
Ни одного!
Впрочем, и о Ленине в эти времена почти ничего стоящего тоже снято не было.
В чем дело? В преодолении «культа личности» Сталина? Но идея «культа личности» была в СССР не раз осуждена задолго до того, как ее ввел в широкий оборот на XX съезде КПСС Никита Хрущёв.
Скажем, 16 февраля 1938 года в Детгиз при ЦК ВЛКСМ поступило письмо:
«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».
Книжка изобилует массой... преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны... Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу. Советую сжечь книжку».
Под этим письмом стояла подпись «И. Сталин». Причем это не было позой — о том, что Сталин расценивал попытки создать культ его личности как происки эсеров, говорил уже после смерти Сталина на «антибериевском» Пленуме ЦК в июле 1953 года Микоян.
А поскольку это письмо Сталина было опубликовано в ноябрьском номере журнала «Вопросы истории» за 1953 год, нельзя говорить, что с такими взглядами Сталина на вопрос хрущевцы знакомы не были.
Собственно, Хрущев и компания могли бы вспомнить — среди многих подобных сталинских документов — и его, например, письмо К.Ф. Старостину, написанное 4 февраля 1935 года с такими словами:
«До ЦК партии дошли слухи, что коллектив метро имеет желание присвоить метро имя т. Сталина. Ввиду решительного несогласия т. Сталина с таким предложением и ввиду того, что т. Сталин столь же решительно настаивает на том, чтобы метро было присвоено имя т. Л. Кагановича...ЦК ВКП(б) просит коллектив метро не принимать во внимание протестов т. Л. Кагановича
и вынести решение о присвоении метро имени т. Л. Кагановича.
Секретарь ЦК И. Сталин».
Могли бы хрущевцы взять в руки и старый номер журнала «Большевик» — номер 17-й за 1934 год и перечесть запись беседы Сталина с писателем Гербертом Уэллсом, то место, где в ответ на замечание Уэллса: «Для большого плавания требуются капитан и навигатор», Сталин возразил: «Верно, но для большого плавания требуется прежде всего большой корабль. Что такое навигатор без корабля? Человек без дела»...
СКАЗАНО точно... И у «навигатора» Сталина такой «корабль» был... Теперь же все изменилось. «Корабль» оставался на плаву. Но кто же мог быть на нем «навигатором»?
В дни болезни Сталина прошел ряд заседаний Бюро Президиума ЦК и 5 марта — то 40-минутное совместное заседание пленума ЦК, Совмина и Президиума Верховного Совета СССР, на котором была сформирована «вахта» группы «навигаторов».
Председатель Совета Министров СССР — Маленков.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР — Ворошилов.
Наиболее сосредоточенный на «работе в Центральном Комитете КПСС» — Хрущев.
Берия, наряду с Молотовым, Булганиным и Кагановичем, назначался первым заместителем Маленкова и министром вновь объединенного Министерства внутренних дел, включившего в себя бывшее Министерство государственной безопасности.
Наступала эпоха вроде бы «коллективного руководства», но уже скоро стало ясно, что подлинным «навигатором» Советского Союза может быть лишь Берия. Не имея высших властных полномочий, он был не просто наиболее активен и деятелен. Он-то и был деятелен и инициативен!
В Президиум ЦК хлынула волна его докладных: о резком смягчении паспортного режима для освобождаемых из заключения; о сворачивании ряда дорогостоящих, но не первоочередных строек типа Большого Туркменского канала или подводного тоннеля на Сахалин; о выводе из
МВД и передаче в отраслевые министерства всех производственных мощностей ГУЛАГа; о передаче самого ГУЛАГа в ведение Министерства юстиции — за исключением лагерей и тюрем для особо опасных государственных преступников; о резком ограничении прав репрессивного Особого Совещания; о необходимости опираться в прибалтийских республиках и западных областях Украины и Белоруссии на национальные кадры (в Литве, например, при 11-тысячной партийной организации из 85 начальников райотделов милиции было всего 10 литовцев); о необходимости реалистичной политики но отношению к ситуации в ГДР...
Деталь, но немаловажная: Берия предложил, а ЦК и Совмин были вынуждены согласиться с его предложением об отказе «от оформления портретами колонн демонстрантов, а также зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников» и об отмене «провозглашения с правительственной трибуны призывов, обращенных к демонстрантам». Берия точно уловил, что народная масса изменяется, становится образованнее, развитее, тоньше... И если ответное «Ура!» на Красной площади демонстрантов 30-х годов было искренним и немного наивным порывом, то теперь это «Ура!» в ответ.на все более казенно звучащие призывы, произносимые бодрым и звучным голосом диктора, выглядело уже иначе...
Берия даже о новых национальных орденах задумывался — Низами, Навои, Шевченко, для поощрения прежде всего деятелей культуры национальных республик.
