Кто не верит, пусть полюбопытствует в Российском

Кстати говоря, о необходимости именно такой дислокации советских войск говорил Тухачевскому генерал Рундштедт, когда встречался с ним в Лондоне на похоронах английского короля Георга V в начале 1936 года.

А вот возможность сильного удара они видели именно на Белорусском (Западном) направлении (во взаимодействии с ударом на Северо-Западном, то есть Прибалтийском направлении).

Почему, на каком основании, но, опять-таки, в точном соответствии с этим же «Планом поражения» Тухачевского, Жуков и Тимошенко переакцентировали центр тяжести всех усилий на Юго-Западное направление?! Ведь вопреки всем их байкам Сталин такого приказа им не давал. Нет ни малейшей ни документальной, ни иной зацепки для того, чтобы приписывать ему такое. Первым, кто стал настаивать на переносе центра тяжести всех усилий на Юго-Западное направление, был сам

*РГВА. Ф.32. Оп. 1.Д. 16.Л.19. ** РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 59. Л.87. *** РГАСПИ (ранее ЦГАОР СССР). Ф. 9501. Оп. 5. Ед. хр. 7. Л. 22. Источник: «Независимое военное обозрение», № 22, 2000. Примечания жирным курсивом — автора книги.

нарком обороны маршал С.К. Тимошенко. Причем он начал это делать еще до того, как проект будущего официального плана обороны был доложен правительству. Далее его поддержал в этом вопросе непосредственно Жуков, еще в бытность командующим КОВО.

Почему даже послевоенные объяснения Жукова откровенно повторяли наущения Тухачевского из «Плана поражения», где он талдычил об особом приоритете Украинского направления для Гитлера?! Между тем, понимая, что центр тяжести трагедии в дебюте войны имел место на Белорусском направлении, но не зная, как за это оправдаться, после войны Жуков оскорбил ГРУ упреком в том, что-де военная разведка, видите ли, чего-то не досмотрела в Польше!? А это как объяснить?! Тем же «фантастическим» для планов Гитлера замыслом главного удара на Белорусском направлении, как пытался убедить еще Тухачевский?! Но почему в таком случае, когда ГРУ уже буквально кричало об угрозе нашим войскам именно с польского плацдарма, Жуков и Тимошенко игнорировали любые разведданные на этот счет?! ГРУ кричало об этом даже в тех документах, излагавшаяся информация в которых формально и не относилась к ситуации в Польше!

Поразительно, однако же, что Жуков письменно подтвердил, что ему достоверно было известно об особой концентрации германских войск на польском плацдарме¹, но тем не менее тогда он ничего не предпринял для укрепления обороноспособности Западного округа! Более того, ему прекрасно было известно, что особо массированная концентрация германских войск именно в Польше вызывала чрезвычайное беспокойство у Сталина. После войны Жуков и это подтвердил. Более того. По состоянию на май 1941 года гитлеровцы абсолютно точно знали, что лично Жуков считал возможным удар Германии именно по трем направлениям: из Восточной Пруссии на Ленинград, из района

¹ Речь идет о «гениальном плане» от 15 мая 1941 года, из преамбулы которого и прилагавшихся карт к которому видно, что Жукову было известно о небывалой концентрации войск вермахта на польском плацдарме.

Варшавы — через Брест, Минск и Смоленск на Москву и из района Люблина (Южная Польша) и с территории Румынии — на Киев!? И тем не менее полное игнорирование в 1941 г. колоссальнейшего значения Белорусского направления!? Почему это должно было так точно совпасть с «Планом поражения»?!

Почему они никак не реагировали на документально подтвержденное сообщение разведки о том, что, как и за пять лет до этого, гитлеровцы вновь планируют взять Минск на пятый день агрессии?! А ведь именно так все и произошло. Кто рискнет расценить подобное как случайность?! Особенно, если учесть, что перед войной советская разведка вторично вышла на эту же информацию! И к тому же представила сверхсекретные документальные доказательства ее достоверности! И никакой реакции со стороны Генштаба, за исключением иронического хмыкания...

Почему они никак не реагировали на прямые предупреждения разведки о грядущем «варианте Канн»?! Ведь это же магический пароль-предупреждение в военном деле! Оно же прямо означает, что готовятся «котлы»! Почему и это должно было совпасть с «Планом поражения»?! Там есть прямое описание именно такой ситуации.

Почему, на каком основании в качестве главного метода обороны страны Тимошенко — Жуков избрали вариант немедленного встречно-лобового контрблицкрига или, если строго военным я з ы к о м, вариант о т р а ж е н и я агрессии стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями?! Ведь это же не было предусмотрено официальным планом обороны! Но именно на этом настаивали еще Тухачевский и Уборевич, даже сидя на Лубянке. На том и был построен их «План поражения». Потому что войска, изготовившиеся отвечать на внезапную агрессию именно таким способом, находятся в состоянии крайней неустойчивости с точки зрения именно обороны! У гитлеровцев, к слову сказать, ситуация была идентичная! И они, в отличие от нашего командования, получавшего соответствующие предупреждения от разведки о стратегической ущербности избранной им дис-

локации войск на границе, сильно тревожились из-за этого. Потому что прекрасно понимали, что в такой ситуации все зависит от того, кто первым ударит.

А Тухачевский и Уборевич прекрасно это понимали еще в 1934 г., сознательно и по требованию Троцкого навязывая военному командованию СССР концепцию пограничных сражений, в которой главный приоритет отдавался именно же немедленному встречно-лобовому контрблицкригу, то есть якобы отражению агрессии стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, в том числе и в превентивном варианте. Кстати говоря, именно поэтому-то они и настаивали на превентивном варианте. Потому как концепция пограничных сражений предусматривала приоритет удара фланговыми группировками с переносом центра тяжести на удары с воздуха и танковыми (механизированными) частями. Между тем сухопутные войска в таком случае выставляются статическим фронтом «узкой лентой» с минимальной линейной (оперативной) плотностью, к тому же с большими разрывами между оперативными и стратегическими эшелонами. И их обороноспособность, прежде всего устойчивость в обороне при внезапном ударе, минимальная. Прорвать их оборону не представляет особого труда. Об ущербности такой «стратегии» отражения агрессии некоторые из советских генералов не только говорили еще тогда, в 30-х гг., но аргументированно доказывали свою позицию. Тем более что и все маневры и учения того периода четко доказывали то же самое. Прежде всего то, что применение такой концепции в дебюте войны чревато катастрофическим разгромом. И это хорошо было известно в генеральских кругах. Почему же в 1941 году это было повторено практически под копирку?!

Почему принцип «активной обороны», на котором был построен официальный план обороны, оказался негласно подменен на принцип «жесткой обороны» (на языке Жукова — Тимошенко — на принцип «упорной обороны») на линии границы?! Это ведь даже по документам видно (см. таблицу). После войны бывший начальник генерального штаба сухопутных сил вермахта генерал Франц Гальдер поставит жирную точку в этом вопросе:

«Русское военное руководство потерпело крушение со своим принципом жесткой обороны»! Но как гитлеровцы радовались тому, что с приходом Жукова на пост гла-

вы Генштаба ими был з а ф и к с и р о в а н перенос центра т я -жести в обороне с принципа «активной обороны» на принцип «жесткой (упорной) обороны» прямо на линии государственной границы!? К моменту, когда они это зафиксировали, Жуков пребывал на посту начальника генштаба всего два месяца. Как же надо было «трудиться», чтобы всего-то за два месяца так лихо убедить гитлеровцев в одном из наиважнейших вопросов обороны?!

На каком основании негласно и незаконно был подменен и сам официальный план обороны?! Ведь алгоритм разработанных мудрым асом Генштаба маршалом Советского Союза Б.М. Шапошниковым «Соображений об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 гг.» от 18 сентября 1940 г. (утверждены 14 октября того же года) был сугубо оборонительный. Во главу угла была поставлена задача отражения и сдерживания противника, особенно его первого удара, а в случае вклинивания противника в нашу оборону — выбивание его совместными контрударами мехкорпусов и стрелковых войск. При этом в качестве главного принципа обороны на этом, самом что ни на есть начальном этапе войны предусматривался принцип «активной обороны», в том числе и в сочетании с «активными действиями по сковыванию противника». И только затем, когда будут созданы благоприятствующие этому условия, а под ними однозначно подразумевалось и рассматривалось сосредоточение основных сил западной группировки войск РККА, переход наших войск в решительное контрнаступление всеми силами.

Здравая логика абсолютно нормального Генерального штаба. Она тем более здрава, если учесть географическую особенность основного театра военных действий: ведь речь-то шла об обороне России от нашествия с Запада, а в условиях господствующей на этом направлении Русской равнины по-другому просто невозможно. Наши пращуры веками отрабатывали именно такую методику обороны: активной обороной сначала сдержать и отразить первый удар, и только затем, собрав все силы в кулак, контрудар, контрнаступление. В ре-

альности же практически все мобильные войска имели задачу немедленно нестись за бугор наказывать супостатов!? То есть выполнять задачи, предусмотренные стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, проще говоря, исполнять немедленный встречно-лобовой контрблицкриг!? И в итоге сами были разгромлены, как о том и предупреждали наиболее дальновидные военачальники еще в 30-х гг.

Наконец, почему имели место мельчайшие совпадения даже в нюансах между «Планом поражения» и трагической реальностью 22 июня?! Причем в таком количестве и такого, не приведи Господь, «качества», что ни о какой случайности невозможно говорить даже гипотетически!

Суть подставы войск Первого стратегического эшелона западной группировки советских войск под катастрофический разгром состояла из двух составляющих:

— «принципиальной», выразившейся в негласно и незаконно протащенной идее немедленного встречно-лобового контрблицкрига, ориентированного на захват сразу трех мощнейших группировок отмобилизованного, прекрасно оснащенного, маневренного, обладавшего хорошим боевым опытом и нацелившегося на блицкриг вермахта в гигантские клещи по сходящимся направлениям мощными группировками, сосредоточенными на флангах советско-германской границы;

— «технологической», выразившейся в ничем и никак не оправдываемой, негласно и незаконно осуществленной Тимошенко и Жуковым ставке на статический фронт, выстроенный ими «узкой лентой», к тому же в виде дырок от бубликов.

На практике это выглядело следующим образом. Согласно Полевому Уставу РККА (1941 г.), ширина фронта обороны армии не должна была превышать 80— 100 км. На деле же вышло по 170 — 176 км (где-то чуть больше, где-то — чуть меньше). Только из-за этого устойчивость армии в обороне оказалась пониженной против нормативной в 1,7 — 2,2 раз! В реальности же ситуация была куда хуже. Д е л о, во-первых, в том, что ширина

участка прорыва для армий вермахта определялась всего в 25—30 км! Если считать только по нормативам, то у вермахта уже получалось превосходство в 3—4 раза! Во-вторых, исходя из вдвое против собственного же норматива пониженной устойчивости в обороне одной нашей армии, получалось, что она должна была испытать на себе мощь 5—7 вражеских армий! Уже на этой стадии подсчета выходит, что превосходство ударной силы армий вермахта над устойчивостью наших в обороне находилось в диапазоне от 7,3 до 9,3 раза! Но это, если действовать сугубо арифметически. На самом же деле, повинуясь «логике кровавой алгебры» боя, придется не складывать, а умножать, потому как во сколько раз слабее устойчивость нашей армии в обороне, во столько р а з в ы ш е и превосходство ударной силы противника на поле боя. Так оно и было в действительности — подлинное превосходство находилось в диапазоне от 9,5 до 15 раз!

Еще хуже обстояли дела у стрелковых корпусов (СК). По уставу им была положена ширина фронта обороны 20—25 км, а в действительности вышло по 84— 92 км. Следовательно, его устойчивость в обороне уже была понижена в среднем в 3,5 — 4,6 раз! И это тоже не просто заведомо проигрышная ситуация — это такая же подстава под истребление противником, как и в случае с армией. Потому что ширина фронта прорыва для армий вермахта была 25 —30 км! Если даже по нормативу, то один СК против целой армии?! И это будет еще мягко сказано, особенно если учесть боевой состав армий вторжения. Но и это еще далеко не все. При сравнении с установленной в вермахте для одной армии 25—30-километровой шириной фронта п р о р ы в а выходит, что один наш СК должен был противостоять как минимум трем (максимум четырем) армиям вермахта. Превосходство уже получается в три раза больше — от 10 до 14 раз! Однако подлинная реальность была еще трагичней, потому как в вермахте нижний предел ширины фронта для группы армий в прорыве составлял

100 км (верхний предел — 150 км)! То есть 84—92-километровая ширина фронта обороны одного нашего СК практически была равна ширине фронта прорыва

группы армий вермахта! Мыслимое ли это дело, даже гипотетически надеяться, что стрелковый корпус удержится более часа — максимум двух в единоборстве с группой армий, нацеленных на прорыв?!

Сравните с боевым составом каждой из трех группировок вермахта при вторжении:

— группа армий «Север» — 20 пехотных, 3 танковых, 3 моторизированных, 3 охранных дивизий и авиация 1 - г о воздушного флота люфтваффе;

— группа армий «Центр» — 31 пехотная, 9 танковых, 6 моторизированных, 1 кавалерийская, 3 охранных дивизий, 2 моторизированных бригады и авиация 2-го воздушного флота люфтваффе;

— группа армий «Юг» — 32 пехотных, 5 танковых, 4 моторизированных, 3 охранных и авиация 4-го воздушного флота люфтваффе!!!

Однако и это тоже еще не все. Стрелковый корпус РККА образца 1941 г. — это три дивизии, в 85% которых, по признанию самого Жукова, в среднем насчитывалось по 8 тыс. человек, вместо положенных 14 с лишним тысяч человек. В среднем в одном СК насчитывалось 24 тыс. человек. При указанной выше ширине фронта обороны в 84— 92 км это означает, что на один метр линии обороны оперативная плотность в живой силе была от 0,26 до 0,29 бойца на 1 метр! Гитлеровцы же в прорыв шли, как правило, с плотностью не менее 4,2 пехотинца на 1 метр, что означает превосходство на поле боя — н а д нашими-то 0,26 — 0,29 бойца на 1 м обороны — в диапазоне от 14,5 до 16 раз! Однако поскольку устойчивость СК в обороне изначально была понижена в 3,5 — 4,6 раза, то фактическое же превосходство на поле боя — подчеркиваю, что именно же над нашими 0,26 — 0,29 бойца на 1 м обороны — выходило в диапазон от 51 до 73,6 раза! И это еще без пересчета превосходства на реального бойца из крови и плоти и без какого-либо учета огневой^ющи противника и основных особенностей стратегии и тактики таранно-штур-мового пролома нашей обороны.