В логике военного времени

Еще раз попробуем представить себя на месте руководителей СССР в 1939 году. Начинается война, большая и страшная. Наша страна к ней готова меньше, чем другие. Одно хорошо — подготовка идет намного быстрее, чем у других. У руководства СССР уже только поэтому есть причины считать социализм успешным и передовым строем[40].

Великие державы опять принялись делить мир, — Чехословакию уже вон разделили. Стратегическую важность Прибалтики, надеюсь, нет необходимости разъяснять. Если СССР не займет этого важнейшего плацдарма, его займет неприятель.

Причем СССР уже в «географическом» проигрыше: Германия (Восточная Пруссия), начинается сразу к западу от Литвы. У нацистов уже есть свой плацдарм в Прибалтике, и они оттуда позвякивают оружием.

Отказаться от «раздела мира вместе с Гитлером»? Изобразить брезгливую гримасу? А смысл? Скорее, просто глупо. И даже больше — отказ от этого граничит с предательством национальных интересов, потому что платить за чистоплюйство неизбежно будут солдаты и офицеры Красной Армии. Своими жизнями.

Логика СССР 1939 года — это не логика выдуманной сатанинской «империи зла». Это просто логика воюющего государства.

Хочу тут еще раз процитировать заклятого друга СССР У. Черчилля, некогда в 1918-м — главного организатора британской интервенции против Советской России. Вот что писал он по поводу пакта Молотова — Риббентропа:

«В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизацию. Теперь их границы были значительно восточнее, чем во время Первой мировой. Им нужно оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут».

Предельный реалист был этот сэр Уинстон.

А если?!

Давайте представим себе на мгновение, что Сталин отказался «делить мир с Гитлером». Не будем даже о реакции Запада, который мгновенно начал бы выяснять через все агентурные каналы, в своем ли уме глава Советского государства, не падал ли он с высокой кремлевской башни и не кушал ли салат из подмосковных поганок.

Но представим себе: Прибалтику заняли не мы, а нацисты. От Восточной Пруссии до Ленинграда — около тысячи километров. Нацисты появились под Ленинградом 6 сентября: через 77 дней после начала наступления.

Но от границ Эстонии до Ленинграда — лишь 120 километров. За первые 18 дней наступления 4-я танковая группа вермахта с боями прошла более 600 километров (с темпом 30–35 км в сутки). Если бы враг ударил с этой позиции, тогда он мог бы оказаться под Ленинградом не в сентябре, а в конце июня, причем враг свежий, с полными бензобаками танков и еще нерасстрелянным боезапасом.

Бравые дивизии вермахта, которые наваливаются на Ленинград на 10-й, если не 5-й день войны, — вот цена, которую мы заплатили бы за игры в «независимость Прибалтики». Нет-нет! Представьте себе это поярче, поподробнее: танки с крестами на броне катят по Невскому проспекту… Веселые ребята в форме с орлом и в характерных касках танцуют на набережной Невы, повесив на шеи готовые к употреблению «маузер-гевер»…

Много «веселого» можно представить. Хочется верить, что и в этом случае город удалось бы отстоять. Но я лично — не верю. Равно как не верю, что тогда бы нам удалось остановить немцев у Москвы. Может, у Куйбышева, а может — и у Урала.

Конечно, мы бы все равно победили. Победили не потому, что мудрый Сталин вел нас в бой, а потому — что очень быстро эта, как зовут ее сегодня некоторые горе-историки «нацистко-советская война» превратилась в Великую Отечественную.

Гитлер полагал, что он будет воевать со сталинским режимом? Глупец! Наивный глупец, повторивший ошибку куда более талантливого человека — Наполеона. Воевать ему пришлось не с режимом, а с НАРОДОМ. Народом, который защищал не государство, а Родину, Отечество. А когда наш народ защищает Отечество, победить его можно, только уничтожив в принципе. Поголовно. В этом, наверное, самая большая наша тайная сила. Такая Россия странная страна. Ей можно нанести ряд поражений, можно даже выиграть у нее военную кампанию, а может, — и целую войну. Но только до той поры, пока эту войну ведет государство. Пока она, как сказал бы Ленин, «не перерастает»… только не из империалистической в гражданскую, а из обычной войны — в Отечественную.

Вот такую войну у России выиграть нельзя. Никакой ценой.

Так что Победа все равно была бы, даже если бы мы не взяли тогда Прибалтику, не отодвинули границу по итогам финской войны от Ленинграда.

Только цена той победы — была бы еще страшнее.

Цена, которую заплатил бы наш народ за придурочную политику своего правительства: мол, мы такие либералы, руководствуемся общечеловеческими ценностями, и Прибалтику — не возьмем.