Глава 4. Наследники маршала Тухачевского 44 страница

Как, например, охарактеризовать атаку при штурме Зееловских высот в ночное время под Берлином в 1945-ом, да еще при свете прожекторов, когда погибло огромное количество советских солдат? На что списать? На конструктивный просчет или безмозглость при планировании командующего 1-м Белорусским фронтом? Можно ли данное побоище, назвать «ошибкой в работе»? «Соловьи-демократы» поют, что если бы «вовремя» не взяли Берлин, то жертв было бы еще больше. Дескать, хорошо, что Жуков вовремя оказался на этом месте, а то, говорят, не видать бы нам Берлина, «как своих ушей». За Берлинскую операцию Жукову полагалось бы оторвать причинное место, да обстоятельства не позволили. А жаль! Неужели, апологеты Жукова, всерьез думают, что кличка «мясник», данная Жукову, возникла после войны и вследствие, вот такой его разборки, на Высшем военном совете? И у Рокоссовского были большие потери, война без жертв не бывает, но, солдатская молва, не наградила же, Константина Константиновича, подобной кличкой?

Кроме того, как прикажите понимать фразу, якобы, произнесенную маршалом Рыбалко: «Я не верю, что маршал Жуков — заговорщик». Значит, на Совете все же затрагивался вопрос о заговорщицкой сущности Георгия Константиновича? Интересно другое. Почему эту фразу оставили в воспоминаниях Жукова? Видимо решили, что мол, такая нелепица, как заговорщик, будет более сильно воздействовать на читателя, чем простое умолчание. Кому это может прийти на ум, подозревать маршала Победы в заговоре против Советской власти? Его! — в апреле 1945 года штурмом взявшего столицу поверженного врага! Быть такого не может!

Это я, уважаемый читатель, написал, что Жуков обвинялся в заговоре против Советской власти. Советско-партийный официоз благоразумно перевел стрелки лично на Сталина. Дескать, Жуков, якобы, посягал на приоритет Сталина, как Верховного Главнокомандующего. Ну, и прочая подобная чепуха. Уж не для весомости ли аргументов, Георгий Константинович, пригласил с собой в компанию 74 генерала. Впрочем, почитайте подборку, где сам Жуков поясняет ситуацию по обвинению его, как заговорщика.

Упомянутый ранее историк В.Д.Соколов, приводит вот какую зарисовку из воспоминаний самого Жукова.

Дескать, «Сталин прямо однажды сказал (ему, Жукову), что они (Берия и Абакумов) хотели меня арестовать. Берия нашептывал Сталину, но последний ему прямо сказал: «Не верю. Мужественный полководец, патриот и — предатель. Не верю. Кончайте с этой грязной затеей».

Вообще, такое о себе сказать: «мужественный полководец, патриот» — ни каждый военный решится! Тем более написать! А здесь водопад скромности. Кто же, действительно, в таком случае поверит, что Жуков предатель? За такие «правдивые» слова о себе — еще одного ордена «Победы» не жалко!

У Константина Симонова тоже упомянуто о Жукове, как о заговорщике. Снова Георгий Константинович взвивается на дыбы, упоминая своих недоброжелателей.

«Берия с Абакумовым дошли до такой нелепости и подлости, что пытались изобразить меня человеком, который во главе этих арестованных офицеров готовил военный заговорпротив Сталина. Но, как мне потом говорили присутствующие при этом разговоре люди, Сталин, выслушав предложение Берии о моем аресте, сказал:

— Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя.

Так мне передали этот разговор, после которого попытка Берии покончить со мной провалилась».

Как и у Соколова, здесь Жуков тоже вовсю расхваливает самого себя. Выясняется, что Сталин, оказывается, не в полном объеме был знаком с самим собою, особенно в период войны. Жаль, что бумага терпит все, что ни напишешь на ней.

Сталину «охотники» докладывают, что Жуков, лично, во главе заговора против него, а тот руками машет: «Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Он мне часто очень вкусные горячие пирожки приносил в Кремль, которые ему бабушка пекла. Не может он быть серым волком? Он самая настоящая Красная Шапочка, только в мундире маршала!». Так и не дал «охотникам» стрельнуть по «лесному разбойнику». А то бы, кремлевская история могла бы иметь совершенно другое окончание.

Сталину, в описании Симоновым, все это простительно, тем более что сказано со слов Жукова. Но серьезному читателю, думается не надо объяснять, что Кремль — это не домик в лесу из сказки Шарля Перро.

И в данном сюжете, как видите, снова присутствуют Берия с Абакумовым. Серьезные люди из серьезных ведомств. Вроде бы, послевоенные события. Однако наш герой лукавит по поводу офицеров. Речь шла о генералах, а это, как понимаете, не одно и то же. Но, видно писателя Симонова в 50-х годах, чуток подредактировали, чтоб не здорово резало глаза о генеральском сословии. Тем более что ни так давно был совершен государственный переворот с убийством Берии, так что о генералах лучше было бы помолкивать.

Заканчивается же приведенный отрывок, как видите, только упоминанием об одном Берии. Уж, не начальный ли период войны припомнил сей страдалец, когда был в должности Главкома Юго-Западного направления? Тогда Сталин с заговором против него, был более, чем к месту.

Что интересно во всем этом, так это то, как Жуков ловко увиливает от прямого ответа, что он не заговорщик. Что-то не взорвался относительно выдвинутых обвинений в свой адрес. Мог же обратиться напрямую к читателю с негодованием честного человека, дескать, понапрасну оболгали? Я, дескать, кристально честный человек. Однако — нет! — прикрылся умершими, то самим Сталиным, то Рыбалко.

По данному заседанию Высшего военного совета хочу вот на что обратить внимание: нет в архивах стенограммы данного заседания, это — раз, и списка присутствующих и выступающих, это — два. К чему я клоню? Как читатель воспримет вот такой кусочек из работы Юрия Краснощока (http://www.zn.ua/3000/3150/11907)

«Маршал бронетанковых войск Я.Федоренко умрет неожиданно в кремлевской больнице 26 марта 1947 года, когда Жуков будет в ссылке в Одессе. После смерти Федоренко командующим бронетанковыми и механизированными войсками станет его заместитель маршал Рыбалко, но он тоже неожиданно умрет при непонятных обстоятельствах в кремлевской больнице через год, 28 августа 1948-го. Эти неожиданные смерти вызывают большое подозрение. Маршалу Федоренко тогда был всего 51 год. Маршалу Рыбалко, дважды Герою — 52. На следующий день после смерти Рыбалко газета «Правда» опубликовала на своих страницах некролог, подписанный 69 руководителями партии, правительства и выдающимися военачальниками. Список возглавлял сам Сталин. Похороны были торжественные и помпезные. Интересные материалы дает по этому поводу член военного совета 3-й гвардейской танковой армии, где Рыбалко был командующим, С.Мельников. В мае 1947 года С.Мельников встречается с Рыбалко в Москве. Недавно похоронили маршала Федоренко.

По словам Мельникова, маршал Рыбалко чувствовал себя хорошо и вот что ему сказал:

— Работаю много, дня не хватает, приходится одалживать время у ночи…

Но уже через год при их встрече генерала Мельникова поражает состояние здоровья Рыбалко. Когда навестил его в Кремлевской больнице, вот что по этому поводу засвидетельствовал: «Я приехал проведать Павла Семеновича незадолго до того, как врачи запретили его навещать. Состояние Павла Семеновича не обещало ничего хорошего: он очень похудел, кожа на лице пожелтела. Я еле удержался, как бы не показать своего волнения, которое охватило меня. А он, борясь с болью, держался бодро и все говорил про танки, самоходки, про их усовершенствование… Мне на прощание он сказал: «Только б вырваться из этой белостенной тюрьмы…» Что имел в виду маршал Рыбалко, называя кремлевскую больницу — белостенной тюрьмой?»

Понятно, что на человека умершего давно, можно ссылаться безбоязненно, приписывая ему слова, которые он, вряд ли продумал, не то, что произносил? Кроме того, с чего бы это «пламенный защитник Жукова», так быстро занемог и покинут этот мир? Может, спешил, на том свете, разнести эту, радостную для Жукова, новость? Кроме того, Рыбалко умер 28 августа, а Жданов, заметьте — 30 августа. Неужели, за компанию?

Подходим к завершению этого нелегкого, для нашего понимания, Высшего военного совета.

«Сталин никого не перебивал. Предложил прекратить обсуждения по этому вопросу. Затем он подошел ко мне, спросил: «А что вы, товарищ Жуков, можете нам сказать?» Я посмотрел удивленно и твердым голосом ответил: «Мне, товарищ Сталин, не в чем оправдываться, я всегда честно служил партии и нашей Родине. Ни к какому заговору не причастен. Очень прошу вас разобраться в том, при каких обстоятельствах были получены показания от Телегина и Новикова. Я хорошо знаю этих людей, мне приходилось с ними работать в суровых условиях войны, а поэтому глубоко убежден в том, что кто-то их принудил написать неправду».

Если читатель, сделав «удивленное» лицо, сможет после этого, что-либо произнести «твердым голосом», то путь в артисты драматического театра ему открыт. К тому же, вряд ли Жуков, в той ситуации, был так многословен? Кроме того, он, по обыкновению, обманывает читателя. Давно, не новость, что Берия с конца 1945-го не возглавлял силовые структуры, так что, не зачем возводить напраслину на человека? А вот присутствие Абакумова, в данном деле, Жуков почему-то, не указал? И на то, есть причины. О них подробнее, чуть позже.

Все же о показаниях Телегина Жуков молчит, «как рыба об лед», тем не менее, яростно защитил своего «боевого» товарища.

Кроме того, хотелось бы отметить то обстоятельство, что когда товарищ Жуков принимал военную присягу, в ней не было ни слова о том, чтобы служить партии. Так что в этом случае, перед Сталиным, явно перестарался сверх меры.

«Сталин спокойно выслушал, внимательно посмотрел мне в глаза и затем сказал: «А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву». Я ответил, что готов выполнить свой солдатский долг там, где прикажут партия и правительство…»

Что-то не очень похож этот Сталин на того, который описан у Соколова и Симонова. Не рискнул в этот раз Жуков сильно приукрашивать события, поэтому Сталин и получился более сдержанным в эмоциях. А мужественного полководца, патриота, попросили покинуть Москву, вместе с бабушкиными пирожками (последнее, шутка).

Кроме того, честному человеку незачем прикрываться своим отношение к чему-либо, достаточно, просто, сказать, что он — честный человек. И безо всякого натужного пафоса о Родине, партии и прочем.

К тому же, выясняется какой Жуков, лицемер. В феврале 1947 года в письме Сталину он писал, как раз упоминая данное заседание (как бумага не покраснела от стыда?):

«Товарищ Сталин, я еще раз со всей чистосердечностью докладываю Вам о своих ошибках…

Все допущенные ошибки я глубоко осознал, товарищ Сталин, и даю Вам твердое слово большевика, что ошибки у меня больше не повторятся. На заседании Высшего военного совета я дал Вам слово в кратчайший срок устранить допущенные мною ошибки…».

Его снимают с высокой должности, чуть ли не отдают под суд, а он «заливает», что готов выполнить «свой солдатский долг». Да, разве же ему было дано благое пожелание на выполнение ответственного дела? Как нашкодившего щенка, отправили подальше от центра, чтоб не мешал следствию. Под суд, такую фигуру, как Жуков, конечно же, никак нельзя было отдавать! И он знал об этом. Во-первых, он, только что год назад подписал капитуляцию Германии, а здесь, вдруг, заговорщик: в пользу этой самой Германии! Как обрадовались бы его «друзья-товарищи» сидящие в это время на скамейке подсудимых в Нюрнберге, и особенно, их коллеги с Запада. Во-вторых, как раз из-за этого-то проходящего процесса, тоже нельзя было наказывать Жукова. Недаром, видимо, существует поговорка: «Как с гуся, вода». Это как раз про нашего героя.

Читатель может подумать, что автор пылает особой ненавистью к Георгию Константиновичу и его друзьям. Отнюдь! Я просто констатирую тот факт, что Жуков, как многие другие причастные к заговору люди, нарушили военную присягу и поэтому по существующим в то время законам подлежали уголовному наказанию. Кстати, чтобы не быть голословным, давайте ознакомимся с текстом той самой военной присяги принятой в Красной Армии в 1939 году. Ведь и Жуков должен был подписать подобный документ. Разве об этом он когда-нибудь и где-нибудь упомянул? Он эту присягу боялся как черт ладана. Этот текст отстегал бы его по мягкому месту не хуже казацкой плетки.

Военная присяга.

Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому правительству.

Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.

Подпись (Ворошилов)

Звание Маршал Советского Союза

Имя, отчество и фамилия Климент Ефремович Ворошилов

Наименование части, управления, учреждения Народный Комиссариат Обороны СССР

23 февраля 1939 года.

Есть фотокопия текста военной присяги и с подписью Сталина, входящего на тот момент в состав Главного Военного Совета РККА. Но, ни один из военачальников в своих мемуарах не привел текста подобной военной присяги со своей подписью. Текст-то уж больно колкий.

Уже за одни свои лживые мемуары Жуков должен был понести наказание Суда Чести, как нарушение данной присяги, где прямо сказано, что лицо, подписавшее данный документ, обязуется быть честным человеком. А сколько их маршалов можно было выстроить в длинную шеренгу нарушивших данную клятву о честности? И это только морально-этическая сторона дела!

А профессиональная — как военного человека? Да при Петре Первом Жукова давно бы четвертовали бы на колесе на Лобном месте для острастки любителей легкой поживы на казенной службе. И никакой бы светлейший Меньшиков не защитил бы, хотя и сам имел слабость к трофеям и прочим халявным слабостям из казны.

А наш Георгий Константинович еще имел наглость в своих «Воспоминаниях» беззастенчиво врать о, якобы, своей неустанной заботе об охране Родине от врагов. Жуков нарушил Военную присягу во всем, что там написано. От первого до последнего слова. И он знал об этом. Поэтому и вся его послевоенная деятельность сводилась к одному: как ускользнуть от ответственности. Или думаете, что Георгий батькович не знал, что

«если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».

Только Хрущев от лица партии мог спасти своего подельника от строгости закона страны по отношению к клятвопреступникам. И он сделал это, так сама партия, какой бы хорошей она не была на тот момент, выпадала из действующего законодательства. Поэтому Жуков и промурлыкал в ее адрес нужные слова: «я всегда честно служил партии». Так и ускользнул по жизни от наказания.

Но вернемся к тому, с чего начали. Значит, на основании приказа Сталина, действительно, Жукова сняли с должности Главкома сухопутных войск.

В Докладной записке (Секретно) И.В. Сталину от 4 июня 1946 года Жуков сообщает о сдаче обязанностей И.С. Коневу

«

В соответствии с постановлением Совета Министров Союза ССР № 1157—476с от 3-го июня 1946 года, должность главнокомандующего сухопутными войсками Вооруженных Сил Союза ССР и обязанности заместителя министра Вооруженных Сил Союза ССР по сухопутным войскам — 4 июня 1946 года сдал маршалу Советского Союза тов. Коневу Ивану Степановичу.

Маршал Советского Союза Г.Жуков

АПРФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 11. Л. 93. Подлинник. Машинопись».

После того, как он сдал дела Коневу, его этим же приказом от 9 июня 1946 года освобождают от всех должностей и обязанностей.

«Совет Министров Союза ССР постановлением от 3 июня с. г. утвердил предложение Высшего военного совета от 1 июня об освобождении маршала Советского Союза Жукова от должности главнокомандующего сухопутными войсками и этим же постановлением освободил маршала Жукова от обязанностей заместителя министра Вооруженных Сил».

Я, почему акцентирую внимание на должностях и обязанностях Жукова. Дело в том, что ввиду реорганизации структуры Вооруженных сил Георгию Константиновичу была определена должность Главкома Сухопутных войск, но с него не были сняты обязанности, как заместителя министра Вооруженных Сил. Иначе, с чего бы в данном приказе этот факт особо подчеркивать. Так вот, вполне возможно, что, несмотря на назначение на должность Главкома, Жуков вполне мог, оставаясь заместителем министра, выполнять и функции командующего советскими войсками, находящимися в Германии. Не спорю, что это только мои предположения. Но давайте посмотрим Личный листок по учету кадров Жукова Георгия Константиновича. На форзаце книги «Маршал Жуков. Каким мы его помним» как раз и приведена данная фотокопия, где, вполне возможно, собственноручно Жуковым, внесены соответствующие записи:

(Строка). «Время прохождения службы. Ноябрь 42 г. по май 46 г. Должность. Координировал действия фронтами и командовал 1 Укр. фронтом и 1 Белорус. фронтом и Командовал оккупационными войсками в Германии. Место прохождения службы. Действующая армия».

(Следующая строка). «Время прохождения службы. Май 46 г. по июнь 46 г. Должность. Главком сух. Войск В.С. Место прохождения службы. Москва». (Следующая строка). Время прохождения службы. Июнь 46 г. по февраль 47 г. Должность. Командующий ОдВО. Место прохождения службы. Одесса.

По-моему, ясно читается, что Жуков «Командовал оккупационными войсками в Германии» по «май 46 года». А с мая 46 г. по июнь 46 г. Главком Сух. Войск В.С. Ведь сам же написал!

Мне представляется это дело таким образом. Еще раньше, для издания его книги «Воспоминания и размышления» хотели, видимо, на форзаце именно этого издания поместить его послужной список. Георгий Константинович бодро начертал на чистом бланке «Личного листка по учету кадров» свои похождения по служебным ступеням (разумеется, без указания дней) но, дело почему-то не пошло. Почему на чистом бланке? Потому что, в подлиннике «Личного листа» обязательно должны были бы стоять полностью даты, и проставлены номера приказов, на основании которых происходило перемещение по службе. Разве, Жуков их мог запомнить? Что-то редакторам показалось не приемлемым, и сочли, видимо, за лучшее не печатать, дабы не привлекать внимание к его карьере. Мало ли, что может всплыть? А за давностью лет забылись тревоги, ушли в мир иной люди, которые давали замечание и таким образом в годы перестройки в 1988 году решили выпустить книгу о Жукове с этими данными. Сказано — сделано. Подсуетились и вставили в форзац, не используемый ранее «Личный листок». Вот, собственно, и все. Что же касается приведенных данных, то, как видите, Жуков в мае, все же находился в Германии, а не как нас уверяют энциклопедии — убыл из Германии в марте. А то, что не приведены числа дней, то это нам знакомо по делу генерала армии Тюленева. Так что и здесь, не совсем, «все чисто».

А как сам Жуков рассказывает об этом эпизоде со службой в Германии? Снова возвращаемся к очерку полковника Светлишина «Крутые ступени». Автор поясняет:

«Сначала попросил рассказать, как и почему он уехал из Германии и почему так непонятно складывалась его послевоенная судьба. Думается, Георгий Константинович понял мою хитрость. Твердые губы его едва тронула усмешка. Заговорил:

— В конце марта 1946 года мне передали, чтобы я позвонил Сталину… Через несколько дней Сталин позвонил сам, спросил, какую бы должность я хотел бы занять. Пояснил, что в связи с реорганизацией управления должность первого заместителя Наркома обороны ликвидируется. Заместителем Наркома обороны, то есть его, Сталина, по общим вопросам будет Булганин. Василевский назначен начальником Генерального штаба, Кузнецов — Главнокомандующим Военно-Морскими Силами. А мне было предложено возглавить Сухопутные войска…»

Только приготовились узнать из уст самого Жукова обстоятельства данного дела, — как же, сам Сталин спрашивал: «Чего изволите?», как вдруг появились многоточия. Далее, увы! — следует текст самого автора.

Тем не менее, хотя и с иронией, но улыбнуться от прочитанного, все же, можно. Жукову сообщили, чтобы позвонил главе государства. Но у него же, всё кабинет, кабинет. Так и не нашлось свободного времени на ответный звонок. Однако Сталин, хотя и сам с Кавказа, не гордым оказался. Как же не предложить «мужественному полководцу, патриоту» новую должность, тем более что «его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя».

«В апреле 1946 года Г.К.Жуков вступил в новую должность. За дело взялся, по его словам, горячо. Но успел сделать мало, потому что через полтора месяца, то есть в июне этого же года, убыл из Москвы к новому месту службы».

Видите, уже не март, а апрель значится в данном рассказе. А появление многоточий, лишний раз подчеркивает нежелание определенных лиц появлению правдивых данных о Жукове. Кроме того обратите внимание на путаницу с должностями. Кто же вносит лживую информацию? Жуков или фонд А.Н.Яковлева подготовивший данные документы к публикации.

Мы, ведь, всего-то, хотели просто напросто узнать, когда точно убыл Жуков из Германии? А смотрите, «как воду замутили»? Видимо, неспроста!

Тут, косвенно, И.С.Конев, тоже, на удивление, но вносит свою положительную лепту в нестыковку с Жуковским назначением.

«Я присутствовал на заседании Главного Военного Совета летом 1946 года, оно было посвящено разбору дела маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Незадолго до этогоя был назначен первым заместителем Главнокомандующего сухопутными войсками. Сдав должность главкома Центральной группы войск и верховного комиссара по Австрии генералу В.В. Курасову, я получил разрешение на полуторамесячный отпуск и решил провести его в Карловых Варах. Вскоре туда мне позвонил Н. А. Булганин и попросил срочно выехать в Москву. На второй день после моего приезда состоялось заседание Главного Военного Совета в Кремле».

«Отматываем» назад по времени, указанного Коневым. Значит, приехал в Москву 31 мая. До этого был в Карловых Варах на отдыхе. Даже, если бы весь отпуск провел там, и то речь бы шла опять же об апреле, а никак не о марте. Но, как пишет сам маршал Конев, по убытию в Чехословакию, ему «вскоре туда… позвонил Н. А. Булганин». Не через месяц же? Даже неделя, большой срок для военного человека. Кроме того, «прохлаждаться» полтора месяца в Карловых Варах на водах, в такое-то сложное время?! Отдыхать-то можно, да кто ж ему так долго позволит? Значит, вполне допустимо, что Булганин звонил Коневу в 20-х числах мая. А это говорит о том, что данная реконструкция Вооруженных Сил не была скоропалительной акцией, если и Конев, только в мае, сдал свою должность Главкома Центральной группы войск.

Но и это еще не все. Помните, я обратил внимание на дату «1 июня»? Если Высший военный совет проходил 1-го июня, и, как следует из Постановления Совета Министров Союза ССР № 1157—476с от 3-го июня 1946 года, Жукова сняли с должности главкома сухопутных сил, а 4 июня, он свои дела уже сдал Коневу, (обратите внимание на скорость решения этих дел), то почему Сталин, затянул с подписанием приказа? Утвержден, аж, 9 июня. Не было ли тайного умысла наших «архивистов» растянуть это дело с 9 до 1 июня, чтобы «сгладить» временной отрезок Жуковского нахождения на посту главкома? Ведь, Конев пишет, «я присутствовал на заседании Главного Военного Совета летом 1946 года». Знаете, как-то трудно, считать 1 июня — летом. Вот, если бы через недельку, то еще можно было бы говорить об этом времени года. Согласитесь?

Кроме того, абсолютно точно известно, что как только Жуков с Хрущевым, сделали свое «черное» дело в 1953-ем году, «Маршал Победы» сразу рванул в архив, поднимать свои послевоенные дела и «вымарывать», в прямом смысле, заливать чернилами компрометирующие факты. Видимо, не гнушался и уничтожением особо «важных» дел, с точки зрения, собственной безопасности.

Есть еще одна «темная» история из его «доблестной» военной службы. При Жукове, когда он командовал советскими войсками в Германии, произошел еще один, трагичный случай. Погиб, 16 июня 1945 года, при весьма странных обстоятельствах первый советский комендант Берлина генерал-полковник Н.Э.Берзарин. Якобы, произошла автодорожная катастрофа, в результате чего, от полученных ранений в ходе аварии, Николай Эрастович скончался на месте происшествия. Если учесть, что генерал Берзарин на следующий день должен был вылететь в Москву на Парад Победы, то согласитесь, что гибель Николая Эрастовича выглядит весьма и весьма неожиданной. Военный писатель Василий Скоробогатов, ветеран 5-й Ударной армии, написал книгу, посвященную славному генералу Берзарину, который, в свое время, командовал этой армией.

В разделе: Примечания — привел любопытный документ. Это телеграмма на имя И.В.Сталина с описанием трагических событий связанных с гибелью Николая Эрастовича.

Суть ДТП такова: якобы, генерал Берзарин находился за рулем мотоцикла с коляской и врезался на полной скорости в грузовик. Читаем отчет, приведенный в телеграмме:

«… В результате катастрофы БЕРЗАРИН получил пролом черепа, перелом правой руки и правой ноги, разрушение грудной клетки с мгновенным смертельным исходом. С ним вместе погиб находившийся в коляске его ординарец красноармеец Поляков…»

Телеграмму подписали Командующий войсками 1-го Белорусского фронта маршал Г.К.Жуков и член Военного совета фронта генерал К.Ф.Телегин.

В текст телеграммы (поясняет сам автор. — В.М.) вкралась неточность. Офицер, в спешке готовивший текст телеграммы в Москву, не знал, что в тот трагический день ординареца Полякова, вне графика, сменил Петр Лахов. В автокатастрофе вместе с командармом погиб сержант Лахов».

Крайне трудно оценивать приведенные факты. А насчет того, что точно погиб, именно Берзарин, сомнений у командования фронта, видимо, не вызвало? А то, может по ошибке, разбился какой-нибудь другой генерал, а сказали, что Берзарин? Что хотелось бы добавить к написанному? Генерал-майор Н.Э.Берзарин встретил войну 22 июня 1941 года командующим 27-й армией в Прибалтийском особом военном округе и, думается, не понаслышке знал о присланных Директивах из Москвы и подписанных, между прочим, Георгием Константиновичем, а также о тех безобразиях, творящихся в округе накануне войны. Да, и в Берлинской наступательной операции был не сторонним наблюдателем, а непосредственным участником, воочию убедившимся в «полководческих» талантах звездного маршала.

Кроме того, это, наверное, единственный случай, когда генерал-полковник (!) и, к тому же, комендант Берлина, использовал для своего передвижения мотоцикл с коляской. К тому же у него, в ординарцах был не офицер, а сержант? Если же меня хотят убедить в том, что сержант был водителем у генерал-полковника, тоже непонятно, кто же кого возил? Все же, если бы Берзарин ездил на велосипеде, шансов уцелеть у него, думается, могло быть больше. Хотя, как сказать? Ведь, если подумать, то грузовик, вполне, может врезаться и в велосипед?

Как вы считаете, Сталин, получающий сведения о гибели своих генералов, реагировал на эти сообщения или нет? Мнения конечно разделятся. Для тех, кто нормально воспринимает прочитанное, продолжу цитирование из упомянутого очерка Светлишина:

«Не успели участники конференции разъехаться к местам службы, — продолжал рассказ Георгий Константинович, — как в расположении Группы войск прибыл генерал Абакумов — заместитель Берия. Мне о цели визита не доложил. Развернул бурную деятельность.

Когда стало известно, что Абакумов производит аресты генералов и офицеров, я приказал немедленно вызвать его. Задал два вопроса: почему по прибытию не изволил представиться мне как Главнокомандующему и почему без моего ведома как Главнокомандующего арестовывает моих подчиненных?